Текст книги "Штурман"

Автор книги: Жюль Руа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

– Везер! – позвал штурман.

Везер не отвечал. Может быть, он уже отключил микрофон и прыгнул? Штурман решил проверить и без всяких осторожностей поднял шторку штурманской кабины. Теперь предосторожности были уже ни к чему. Везер сидел, склонившись над столиком, и кровь, струившаяся из пробитого черепа, заливала карты. Только ластик, чистый и нетронутый, болтался на шнурке у него над коленями. Штурман открыл люк и потянул за комбинезон бомбардира со светлыми усиками.

– Давай ! – крикнул он, показывая вниз. Он посторонился, пропуская радиста, и подтолкнул его к бомбардиру, который собирался первым выброситься в ночь. Потом вернулся к пилоту. Тот вместе со вторым пилотом пытался удержать вырывавшийся из рук штурвал, точно хватал за морду взбесившееся животное. "Все пропало", – вслух подумал штурман и решительно шагнул к пилоту.

– Прыгай! – заорал он.

Теперь уже вся ночь была озарена пламенем; самолет двигался, точно приплясывая, а за ним тянулся длинный, как у кометы, огненный хвост, и другие бомбардировщики огибали его, поворачивая на север.

Пилот чуть заметно качнул головой, а его полный отчаяния взгляд, казалось, говорил: "Я больше не могу. Прости". Потом он показал на свой парашют и ткнул пальцем в штурмана.

– Вытряхивайся же !

Штурман мягко покачал головой. Нет. Через несколько секунд самолет развалится. Не стоит труда. Ничто и никто больше не стоит труда. Женщина будет ждать его некоторое время, поплачет немного, а потом утешится с intelligenceofficer, который из всей этой истории извлечет мораль. Вместе с пилотами и следом за Везером штурман займет свое место в длинной и печальной веренице героев этой войны. Пилот видел огни. Везер хорошо вел самолет до самого Вюрцбурга, наблюдение было безупречным, и бомбардир сбросил бомбы точно на подшипниковый завод. Просто теперь, вслед за множеством товарищей, которые тоже покружились в таком вот вальсе, перед тем как разбиться, пришла их очередь. Должно быть, больше всех их будет оплакивать Адмирал.

Но гдето в глубине души штурман сохранял какуюто безрассудную надежду. Крыльевые баки опустели, и видно было, как погас огонь над ними. Пока пилот борется, сдаваться нельзя. Теперь самолет заносило вбок и пламя лизало фюзеляж. Штурман ухватился за сиденье пилота; рядом стоял бортмеханик, который тоже не захотел прыгать и, включив ручной огнетушитель, поливал кабину слабой бледной пеной. От резких движений маска пилота отстегнулась и болталась, открыв красивое лицо, искаженное отчаянием; в дико пляшущих отсветах пламени видно было, как по лицу ручьями струился пот. "Какой же я идиот! – подумал штурман. – Ведь в этих балетах всегда ктото пляшет. На сей раз наша очередь..." Но это было варварское представление, и если танцоров, выхваченных из мрака лучами прожекторов, пронзал насквозь длинный королевский меч смерти, они больше не возвращались за кулисы. Для пилота тоже сейчас разрешатся так или иначе все мировые загадки, и самая важная из них; но оттуда, где он находился, он был уже бессилен комулибо помочь: ни штурману, ни жене, которую так любил, что не представлял себе жизни без нее.

– Послушай! – снова закричал пилот. – Это не моя вина.

Штурман кивнул. И вдруг крыло оторвалось, унеслось к звездам и беспомощный самолет опрокинулся.

VIII

Войдя в комнату, где помещался контрольный пост, Адмирал взглянул на большую доску, разграфленную на квадраты, где был написан мелом крупными буквами список экипажей. В эту ночь лейтенант Лебон пилотировал Галифакс модели VI в" – 835, с буквой "V" на фюзеляже. Большие жестяные буквы висели на самом верху доски: их снимали постепенно, по мере того, как снижались самолеты, и вешали в квадрате только после того, как самолет садился.

"V" еще не вернулся.

– "VVictor" объявился? – спросил Адмирал командира эскадры, который стоял у застекленной стены вышки, точно капитан корабля на своем мостике.

Сидя в полумраке за столиками, два радиста по очереди отвечали экипажам: "SSugar" from "Scarfacetwo", prepare to land... "LLove" stand by..." ' Из громкоговорителей раздавались голоса пилотов: "Scarfacetwo" from "DDog", may I land, over?.." 2 – преувеличенно громкие, резкие и торжественные; радисты отвечали в микрофон тихо, почти шепотом, с какойто странной безмятежностью, невозмутимые, точно рыбы в аквариуме. Их и взяли радистами изза этих почти бесполых бесстрастных голосов, которым никто не осмеливался возражать; голоса эти возвращали пилотов из небесных глубин.

– Нет еще, – ответил командир эскадры, повернувшись к доске. – Он во втором эшелоне. Услышишь его через пару минут.

Всякий раз самолеты первого эшелона устраивали настоящие гонки. Каждый хотел добраться раньше

' "ССахар", я "Шрамдва", готовьтесь к посадке... "ЛЛюбовь", вы следующий... (англ.)

2 "Шрамдва", я "ППес", разрешите садиться?.. (англ.)

других, чтобы не пришлось подолгу кружить над полем. Второй эшелон должен был запастись терпением. Пять самолетов из восемнадцати уже вернулись на базу: "В", "Т", "A", "J" и "С". "SSugar" с зажженными огнями на концах крыльев вышел к посадочной полосе, почти касаясь желтых ламп, пронесся над дорожкой, его колеса коснулись земли, и хвостовой огонь промелькнул среди звездочек посадочных фонарей.

– Зачем ты выбрал для нас такие позывные? – спросил Адмирал. – Это я, что ли, Scarface? Шрам... ну кто же еще. если не я? – добавил он, потирая лоб.

– Да нет, – ответил командир эскадры, – тут имелись в виду ребята со шрамами из полицейских фильмов. К тому же, сам знаешь, позывные выбираю не я. Какие дают, такие и беру.

– Все равно, будь я в воздухе, я бы передавал "Scarfacetwo" from "Scarfaceone" '. Человек со шрамом – это я. Патент за мной.

Адмиралу казалось, что именно он вызывает штурмана, упорно посылая эти мрачные позывные в волны эфира, точно рыбак, закидывающий невод.

– Ну, если тебе хочется... – сказал командир эскадры. – Ты наш собственный Scarface.

– Лебону повезло, – заметил Адмирал. – Сегодня ясное небо. Если он не видит огней...

– Рипо ему поможет. И все же, – продолжал командир эскадры, – мне показалось, что у Лебона были трудности при взлете. "V" долго стоял не двигаясь, точно не мог решиться. Нам пришлось посигналить ему зеленым огнем, чтобы он поторапливался.

– Вот как, – сказал Адмирал. – А что у него случилось?

– Откуда я могу знать?

Действительно, при взлете самолеты никогда не переговаривались с вышкой, чтобы вражеские перехватчики не узнали о вылете. Если чтото оказывалось не в порядке, они возвращались в ангар и к ним посылали инженерамеханика.

"Щрамдва", я "Щрамодин" (англ.).

– "V" долго стоял, и я решил, что он собирается вернуться. А потом...

Он замолчал: еще один самолет в грохоте моторов зашел на посадку – слишком высоко, пожалуй. Командир эскадры следил, как на повышенной скорости он коснулся земли, подскочил, пронесся по дорожке и исчез во мраке.

– ...а потом пошел на взлет, – продолжал командир эскадры.

– Может, Лебон не видел огней? – сказал Адмирал.

– Насколько я помню, это у него бывает при приземлении. При взлете он обычно их видит. Иначе я просто не представляю, как он мог подняться.

Над башней ревели самолеты эскадры; бомбардировщики с других, более отдаленных баз неосторожно обгоняли их, не уклоняясь в сторону от этой карусели и не обращая внимания на предостерегающее кольцо аэродромных огней. "...KKing" from ...Scarfacetwo", you may land" 1. Самолеты один за другим, каждый под своей буквой, снижались с ярусов, где их заставлял кружиться контрольный пост; они уходили на небольшой высоте и возвращались снова с выпущенными щитками и винтами на малом шаге; держа направление на входные огни. На уровне вышки снижали обороты, и слышно было, как чихают и давятся моторы;

свистели крылья, самолет терял скорость, хвостовой огонь под задней турелью подпрыгивал как мячик, перед тем как остановиться. Тогда начальник поста снимал очередную букву и вешал ее пониже – против фамилии командира самолета.

– Ну, что же ты, "Victor", думаешь возвращаться? – в нетерпении крикнул Адмирал.

Пока еще наверху висело четыре буквы, но три самолета из не вернувшихся уже дали о себе знать. Командир эскадры подошел к начальнику поста.

– Как "VVictor"?

– Попрежнему ничего не слышно. Я и сам уж подумываю...

' "ККороль", я "Шрамдва", можете садиться (англ.).

– Ладно, – сказал командир эскадры. – Позвоните в дивизию. Доложите мне.

– Ну, что? – спросил Адмирал.

– Не волнуйся пока. Может, у них неполадки и они гдето приземлились.

– Я б не отпустил Рипо с Лебоном, – сказал Адмирал. – Риск был слишком велик. Если бы ты мне сказал...

– Я не успел. Рипо сам выпросил у меня разрешение лететь с Лебоном. А раз мы с тобой решили, что не стоит отстранять Лебона от полетов...

– Лебона – да, – согласился Адмирал. – Я его не знал. Пусть бы он сломал себе шею. Но Рипо на твоей совести, Люсьен, – с горечью добавил он.

– Почему это?

– Ты его наказал изза Ромера. Он этого не заслуживал.

И о штурмане, и о пилоте, который не видел огней, Адмирал говорил уже в прошедшем времени, ведь и в самом деле, если экипаж долго не возвращался, сомнений в его участи быть не могло. Адмирал вышел на галерею, огибавшую контрольный пост, и стал напряженно вслушиваться, надеясь уловить вдали гул "VVictor", Но малопомалу бесновавшиеся небесные валы улеглись и затихли, точно обессилевшие морские волны. Из громкоговорителей время от времени раздавались голоса последних пилотов, но между ними тянулись бесконечные паузы, нарушаемые только треском радиопомех.

– Не будем об этом, – сказал командир эскадры, закуривая сигарету. Если я виноват в том, что наказал его, ты виноват, что втянул его в эту историю с Лебоном.

– Я тут ни при чем! – яростно возразил Адмирал. – О Лебоне я с ним говорил, но даже не назвал имени. Просто рассказал, что один пилот не видит огней, и Рипо пошел к нему. Если бы я знал...

– А где ты был позавчера, когда все решилось?

– В городе. У меня было свидание.

– С девочкой? – попытался пошутить командир эскадры

– Не с тобой, конечно. Я тебя и здесь вижу достаточно.

Командир эскадры стряхнул пепел за перила галереи.

– Не будем нервничать, – сказал он. – Может, Лебону пришлось выключить мотор. Он просто запаздывает, вот и все.

За стеклянной перегородкой начальник контрольного поста положил трубку и вышел к ним.

– "VVictor" не вернулся, – сказал он. – Ни одна база не имеет о нем сведений.

– Ясно, – сказал командир эскадры. – Позовите меня, как только чтонибудь узнаете.

Командир эскадры потянул Адмирала в комнату разведки, где летчики, попивая чай, отвечали на обычные вопросы intelligenceofficers. Фамилию Лебона и букву его самолета еще не стерли с доски. Выяснилось, что пять или шесть самолетов загорелись над Вюрцбургом, и, возможно, "VVictor" был среди них. Общая цифра ночных потерь тоже была известна: всего девятнадцать тяжелых бомбардировщиков, из которых восемь – во время налета на Вюрцбург, шесть – над Кельном и пять сбито истребителями. Хотя потерпевших аварии сюда не включали, для RAF цифра была небольшая. Меньше двух процентов потерь. Вполне терпимо.

– Столкновений не было? – спросил Адмирал.

– Нет.

Адмирал подумал, что, возможно, такого рода катастрофа произошла с Лебоном; в конце концов, мало ли что может стрястись при ихто ремесле. Ловушек было более чем достаточно, и сам он, хоть и старая лиса, тоже в один прекрасный день может преспокойно угодить в одну из них. Привычным движением он потрогал шрам, пересекавший лоб и скрытый пилоткой, и вздрогнул – в первый раз. В тот вечер, когда Адмирал смеялся над Лебоном, штурман был прав. Ведь и он тоже отмечен каленым железом, точно оставленное на убой животное или дерево, в которое ударила молния.

– ...не видел огней! – прорычал он.

– Что? – спросил командир эскадры.

– Ничего. А у тебя тоже ничего нового о "VVictor"?

– Ничего.

– Тогда крышка.

Он потащил командира в угол комнаты.

– Ты должен порвать приказ о взыскании, – сказал он. – Нельзя, чтобы его нашли в деле Рипо.

– Я обещаю тебе. Когда Рипо вернется, все будет улажено.

– Улажено? – заорал Адмирал. – Ты еще на это надеешься? Все и так уладилось. Для тебя, а главное – для него.

Ворча себе под нос, Адмирал вернулся к домикам. Он вошел в свою комнату, швырнул пилотку на стол, шумно передвинул стул и включил приемник на полную громкость, как всегда не считаясь с тем, что соседи отдыхают. Охваченная войной Европа безмолвствовала, но какието неизвестные станции Америки или, может, Испании передавали джазовую музыку. Не в силах ни за что приняться, Адмирал стал кружить по комнате. Потом закурил сигарету, но с отвращением отбросил ее после первой затяжки. Он не чувствовал больше медового аромата английского табака, и временами ему становилось больно дышать. Он задыхался теперь от малейшего напряжения. "Я слишком много курю", – сказал он себе. И тут же пожал плечами. У него по крайней мере была хоть эта радость в жизни, а вот штурман, который курил немного...

Адмирал вдруг ощутил себя какимто беззащитным. Мир становился для него слишком сложным. Почему штурман уцелел в ночь, когда случилась катастрофа? "Он тоже должен был там остаться", – подумал Адмирал. Но тут же спохватился. Штурман хоть несколько дней был счастлив с этой женщиной. Адмирал попытался представить, какая она, и ему захотелось познакомиться с ней, чтобы спросить, действительно ли штурман страдал изза своего ареста, и чтобы узнать истинную цену этой отсрочки. "Если бы я не ушел в

ту ночь, когда он отправился к Лебону, – проворчал Адмирал, – он не полетел бы с этим типом..."

Да, в этот день дружба его оказалась не на высоте. Он недостаточно серьезно отнесся к конфликту между штурманом и Люсьеном, он не уследил за единственным товарищем, которого любил, и все же он никак не мог понять, почему, отказавшись лететь с Ромером, штурман выбрал пилота, который не видел огней. И он снова упрекнул себя за то, что не вмешался. В ночь, когда все решилось, он вернулся поздно, и о происшедшем узнал на следующее утро, но штурман уже значился в приказе и должен был лететь с экипажем Лебона. Иначе он забрал бы штурмана к себе, все бы устроилось, и, главное, штурман был бы теперь жив.

Адмирал разделся, но, почувствовав укор совести, снова натянул куртку. Через шесть часов после объявления о том, что штурман пропал без вести, вольнонаемные упакуют его вещи и отнесут на специальный склад. Его велосипед повесят за колесо на крюке, вбитом в потолок. Там уже висело столько велосипедов, что этот барак гражданского персонала напоминал склад велосипедного завода. Короче говоря, все быстро исчезало, а освободившиеся комнаты и кровати передавались новым экипажам или тем, кто на них зарился. Гражданский персонал должен был кончить свою зловещую работу еще до полудня.

Дверь в комнату штурмана была не заперта. Адмирал щелкнул выключателем, и резкий свет залил маленькую комнату со стенами из гофрированного железа. Наверно, перед вылетом штурман лежал на постели: на подушке и на одеяле остались вмятины.

Адмирал робко стал открывать ящики комода. Нужно было забрать разные личные бумаги, которые семьям лучше не получать; оставшиеся товарищи всегда так поступали. Адмирал приподнял стопку нижнего белья и красивую летную форму с двумя золотыми нашивками, которую штурман надевал, когда получал увольнение. Больше ничего тут не было. Комната была. совсем голой. И такой скромной, такой бедной, что у Адмирала сжалось сердце. Печка догорела. Только на столе около умывальника рядом с книгами валялись письмо и небольшая бандероль, которые оставил здесь дневальный, разнося вечернюю почту. На том и другом адрес был написан одинаковым женским почерком и стоял штемпель: Саусфилд, Йоркшир.

Адмирал нахмурился, кровь отлила у него от лица, и шрам стал совершенно белым. Он положил книги на место, потом разорвал тонкий шпагат и вскрыл бандероль. В ней лежал гладкий серебряный портсигар с монограммой АР, который он часто видел в руках у штурмана; угол портсигара был помят.

Адмирал положил его на стол, взял письмо и в нерешительности повертел в руках. Потом медленно разорвал его и вместе с оберткой бандероли сунул клочки в карман. Он потушил свет и вышел. Вольнонаемным не составит большого труда вычеркнуть штурмана из списка живых.

Задержавшись на пороге барака, Адмирал взглянул на небо, которое внезапно нахмурилось. Потом вернулся к себе.

1953