Текст книги "Сто тысяч франков в награду"

Автор книги: Жюль Лермина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

В глазах у Давида блеснул луч гордости, и он прямо посмотрел в лицо следователю.

– Богом клянусь, – проговорил он, – я не виновен.

Следователь сделал жандарму знак, и тот заключил арестанта в кандалы. Давид поклонился и вышел. В ту минуту, когда музыкант входил в смежную комнату, он заметил Сильвена, нервно шагавшего по комнате взад-вперед. Крестьянин был бледен и явно чем-то расстроен. Его одежда местами порвалась и испачкалась.

– Сильвен! – крикнул Давид. – Мое спасение в ваших руках!

– Мужайтесь, друг, – серьезно ответил молодой человек, – мужайтесь и верьте в тех, кто вас любит. – И жандарм вывел Давида из комнаты, тогда как Сильвен вошел в кабинет к следователю.

Каким же образом молодой человек попал к нему?

IX

Вернемся назад, к той минуте, когда в лесу раздался отчаянный крик Аврилетты и Сильвен вместе с Пакомом очутился в подземелье. Стояла кромешная тьма, собака, испуганно взвизгнув, бросилась к ногам хозяина. Все это было весьма странно. Какой-то невидимый враг стал юноше поперек дороги. Крик девушки все еще звучал в ушах молодого человека. Он, затаив дыхание, надеялся услышать его снова. Но тщетно: все было тихо.

Собравшись с духом, Сильвен попытался определить, куда же он попал. В его кармане нашлись спички, и молодой человек, протянув руку наудачу, дотронулся до каменной стены. Вспыхнул огонь, и юноша успел осмотреться в подземелье. Сильвен догадался, что находится в пещере, стены которой были покрыты чем-то вроде извести. С одной стороны была высокая стена, судя по всему, не так давно отстроенная, а с другой стороны – закругленное углубление. Это все, что юноша успел рассмотреть, пока горела спичка.

Юноша погрузился в размышления. Хоть он и не понимал толком, что же произошло, но ни одной минуты не думал, что это Аврилетта закрыла вход в подземелье. Не был ли ее крик лучшим доказательством того, что она находилась в опасности? Юноша предположил, что таинственные ночные носильщики увидели его и Аврилетту как раз в тот момент, когда они открыли лаз в подземелье. Значит, его заживо похоронили, а на Аврилетту напали. Из этого он заключил, что ему оставалось или умереть голодной смертью, или ждать нового нападения и таинственной гибели. Сильвен, однако, достаточно спокойно отнесся к той незавидной ситуации, в которой он оказался. В случае атаки он решил геройски сопротивляться.

Теперь было важно не терять ни минуты. Соскользнув в подземелье, Сильвен убедился, что верно определил его глубину. Прежде всего следовало подняться наверх и постараться приподнять камень. Но как подняться без веревки и посторонней помощи? Сильвен измерил ширину пещеры, она составляла примерно два метра. Тогда юноша улегся на пол и увидел, что, упираясь ногами в одну стену, он плечами касается другой. Кому приходилось наблюдать за тем, как выкапываются колодцы, тот знает, что спускаются в него и поднимаются наверх весьма оригинальным способом. Повернувшись лицом вниз, ко дну колодца, надо упереться в одну стенку ногами, а в другую – руками и, согнувшись, начать переставлять их все выше и выше.

Сильвен решился прибегнуть к этому средству. Он был силен, ловок, а небольшое расстояние между стенами колодца должно было облегчить ему подъем. Но оставалось разрешить главное затруднение: добравшись до верха, что делать с камнем, закрывающим лаз? Пытаться сдвинуть его руками нельзя, потому что можно потерять точку опоры и упасть. Решив, однако, не останавливаться на этом вопросе, Сильвен, полагаясь на случай, провидение, внезапное озарение, приступил к исполнению плана.

К величайшей радости, юноша убедился в том, что не зря понадеялся на свои силы. Через несколько минут, показавшихся ему целой вечностью, он уже касался головой камня. Осталось придумать, как поднять камень. Он попробовал сделать это головой и одной рукой, но ничего не вышло. Приложив нечеловеческие усилия для того, чтобы сдвинуть глыбу, Сильвен понял, что ему не справиться с этим препятствием. Он заживо был похоронен в ублиетте.

Спустившись тем же способом вниз, юноша весь покрылся потом и дрожал как в лихорадке. Но это длилось недолго: мужество победило усталость. Первый опыт не удался, однако стал искать другой выход. На миг неожиданное нападение показалось ему лучшим исходом. Он по крайней мере попытался бы пробраться через ряды осаждающих и выскользнуть тем путем, который они показали бы. Но тишину ничто не нарушало.

«Почему же Паком так злобно ворчал и лаял? Не потому ли, что в подземелье были другие люди? Но как они сюда пробрались?» – размышлял юноша. Снова прибегнув к спичкам, Сильвен внимательно осмотрел стены темницы, но никакого другого выхода не обнаружил. После нескольких часов бесплодных усилий им стало овладевать отчаяние. Бедный Паком вертелся у ног хозяина и жалобно повизгивал, будто умоляя освободить его поскорее.

Не раз юноше казалось, что он слышит шум. Тогда Сильвен сжимал в руках нож и ждал нападения, но все тщетно. Что было делать? Какой еще способ испробовать? Сколько времени прошло с тех пор, как он попал в подземелье? Мало-помалу усталость взяла верх, и Сильвен почувствовал, что его клонит ко сну. Юноша пробовал противостоять усталости, но природа взяла свое. Вскоре ему стали грезиться какие-то призраки, его окружали враги, он защищался. Потом ему явилась Аврилетта. Она была веселой, улыбалась и шептала ему: «Друг мой, я отошла теперь в мир духов и жду тебя после смерти».

Глаза Сильвена наконец закрылись, голова свесилась на грудь, и он крепко заснул. Это был сон или агония? Вдруг юноша открыл глаза, но потом снова закрыл их, думая, что все еще находится во власти сна. Но что это? Дневной свет? Неужели он на свободе?! Нет, это была не иллюзия. Пещеры будто и не существовало. Ночь прошла. Сильвен, весь в грязи и песке, лежал на дороге между Рамбуйе и Клер-Фонтеном. Нет, это был не сон! Юноша действительно был спасен! Молодой человек быстро поднялся и всей грудью вдохнул свежий воздух. По высоте солнца он определил, что стояло раннее утро. Но какой был день? Сколько времени он провел в подземелье? А где же Паком? Сильвен тщетно искал и звал его. Бедное животное!

Юноша тотчас решился действовать. Как бы странно это все ни было, ему следовало сообщить о случившемся властям. В одиночку он бороться не мог, но жандармы сумеют отыскать Аврилетту и нападут на след тех таинственных людей, которых она видела ночью в лесу. Без промедления Сильвен направился в Рамбуйе, к судебному следователю, и попросил, чтобы о нем доложили. Юноша очень обрадовался, когда увидел Давида, и, приободренный, вошел в кабинет чиновника.

– Вы хотите мне о чем-то сообщить? – поинтересовался господин Люссер. – Я слушаю вас, говорите по существу.

Сильвен, в грязной и рваной одежде, произвел на следователя неприятное впечатление.

– В Трамбле было совершено убийство, в котором теперь обвиняют Давида. Так вот, я пришел к вам, чтобы доказать, что убийца не он. Это сделали другие люди, и я вам их назову.

Следователь вздрогнул и жестом пригласил молодого человека присесть.

– Вы и правда полагаете, – спросил господин Люссер, – что знаете, кто убил графиню Керу?

Сильвен не обратил внимания на иронию в голосе следователя и ясно и кратко изложил все то, что читателям уже известно. Юноша не упустил ни одной подробности, начиная с того, как Аврилетта спустилась в колодец за венком, и заканчивая ночным приключением в лесу. Следователь с каменным лицом, не выражавшим ни единой эмоции, молча выслушал Сильвена.

Юноша был достаточно наблюдателен для того, чтобы заметить неестественность поведения следователя. Однако, несмотря на внутреннее убеждение в своей правоте, Сильвен все яснее сознавал, что его повествование не очень правдоподобно и едва ли следователь поверит во все это.

– Итак, – уточнил господин Люссер, – вы говорите, что были заперты в подземелье?

– Точно так.

– Вы знаете, сколько времени длилось ваше заключение?

– Думаю, что да. Два дня тому назад было совершено убийство в Трамбле, следовательно, я пробыл в подземелье более тридцати часов.

– И захватили вас люди, приметы которых вы не можете описать?

– Это верно…

– Хорошо. Эта маленькая Аврилетта, которой, как мне кажется, вы очень интересуетесь…

Сильвен покраснел.

– Она в здравом рассудке?

– Откровенно признаться, господин следователь, услышав ее рассказ, я сильно усомнился в этом…

– Но потом?..

– Потом я убедился, что она говорила правду.

– Убедились! Мне это слово кажется довольно сильным. Вы говорите, что сами видели следы ног у креста егермейстера?

– На том самом месте, куда указывала Аврилетта.

Следователь улыбнулся:

– Да, но после того, как вы там походили, кто-то мог бы сказать то же самое, однако это не доказывает присутствия мошенников.

– Аврилетта не ребенок, и клянусь вам…

– Не клянитесь, вы сами, в сущности, ничего не видели. Поверьте, у девушки всего лишь разыгралось воображение. При слабых нервах это, знаете ли, часто бывает…

Сильвен ничего не ответил, и следователь беспрепятственно продолжал:

– Все гораздо проще, чем вы думаете. Волнение крестьянки, понятное дело, объясняется тем, что произошло: свадебный пир, торжество, затем неожиданный выстрел, убийство, невеста, обагренная кровью… Этого всего было более чем достаточно, чтобы взволновать девушку, принявшую сон за реальность.

– Я забыл вам сказать вам, господин Люссер, что Аврилетта не знала о преступлении. Я сам поведал ей о нем.

Следователь замолчал: настойчивость Сильвена начинала его злить.

– Пусть так, – сухо проговорил он. – Нужно, однако, согласиться, что в замке Трамбле совершено преступление. После таинственные разбойники, похожие на героев романа Понсона дю Террайля [7]7
  Понсон дю Террайль– плодовитый французский писатель, автор сенсационных романов, преимущественно на уголовные сюжеты.


[Закрыть], переносят тело убитой, закутанное в вуаль, ночью через лес… Что же, это была новобрачная Элен Керу? Нет, потому что в то же самое время граф Керу, его верный Лантюр, гувернантка и племянник графа, господин Ружетер, находились у трупа убитой. Следовательно, девушка видела не новобрачную из Трамбле. Может быть, другую? Не исключено. Но я вам вот что скажу: женщина не может просто так исчезнуть, пропасть, не наделав шуму. А мне ничего подобного не доводилось слышать. Что вы ответите на это?

– Ничего, кроме того, что я верю словам Аврилетты.

– Даже вопреки очевидности? Но, помилуйте, вы заставляете меня усомниться в вашей способности здраво рассуждать.

Сильвен начинал терять хладнокровие.

– Однако, даже если не принимать во внимание все то, что говорила девушка, есть подмеченные мною факты, которые я не могу ставить под сомнение. Тот камень у входа в подземелье Аврилетта не смогла бы сдвинуть с места. Кто же тогда закрыл меня там?

– Но разве глыба сама не могла откатиться назад?

– Это невозможно. Кроме того, клянусь вам честью, что слышал отчаянный крик девушки.

– Не подвергая сомнению ваши слова, позвольте мне сделать предположение, что крик вам только послышался. В том возбужденном состоянии, в котором вы находились, разве не могло…

– Но, господин следователь, почему во всех моих словах вы видите только иллюзии? Вы считаете Давида виновным потому, что против него есть грозные улики? Хорошо. Но, когда я указываю вам на факты, которые совсем иначе представляют драму в Трамбле, почему вы предпочитаете не замечать их?

Сильвен был бледен и едва сдерживал гнев. Господин Люссер, в свою очередь, сохранял удивительное спокойствие и, по-видимому, не замечал волнения свидетеля.

– Последний вопрос, – холодно сказал следователь. – Как вы выбрались из таинственного подземелья, в котором оказались заперты?

– Мне кажется, я уже говорил, что у меня нет ответа на этот вопрос. Мои собственные усилия ни к чему не привели. Я потерял сознание, но когда очнулся, то лежал на большой дороге…

У господина Люссера не было намерения относиться к показаниям Сильвена недоброжелательно, но правосудие обязано быть недоверчивым. В рассказе юноши едва ли не все казалось сверхъестественным. Эти таинственные люди с трупом женщины на плечах, одетой во все белое, не взяты ли они из легенды? А это никому не известное подземелье и необъяснимое освобождение Сильвена? Имело ли все это хоть какое-нибудь отношение к убийству в Трамбле? Чем доказывалась невиновность Давида?

Наступило долгое молчание. Следователь один за другим задавал себе вопросы, но не находил на них ответов. Тот факт, что Сильвен был в здравом уме, не вызывал сомнений. Его все хорошо знали, и он заслуженно пользовался прекрасной репутацией. Он не стал бы вводить правосудие в заблуждение даже для того, чтобы спасти друга. «Следовательно, – думал про себя господин Люссер, – что-то все-таки есть в его словах…»

Сильвен встал. Скрестив руки на груди, он ждал новых вопросов. Приблизившись к окну, что выходило во двор, юноша вдруг вскрикнул.

– Что случилось? – спросил следователь.

– Аврилетта! – воскликнул Сильвен. – Аврилетта здесь!

Действительно, по двору в сопровождении жандармов шла девушка. Обращаясь к следователю, Сильвен спросил:

– Почему ее арестовали? В каком преступлении ее обвиняют?

– Успокойтесь, – отозвался господин Люссер. – Показания девушки для нас очень ценны, и я распоряжусь, чтобы ее сейчас же привели сюда.

И следователь отдал приказание.

– Допросите ее без меня, если вам угодно, – предложил Сильвен, – и вы увидите, что ее показания не будут противоречить моим. Она лучше всех знает, кто опустил камень.

Следователь сделал вид, что не расслышал последних слов юноши. Склонившись над столом, он притворился, что внимательно рассматривает бумаги. Помощник господина Люссера вышел. Сильвен стоял в ожидании. Теперь он знал, что Аврилетта жива и здорова. Но почему ее задержали? В каком преступлении обвиняют?

Помощник вскоре вернулся и что-то на ухо шепнул следователю. На лице последнего отразилось удивление, и он сказал Сильвену:

– Кажется, сейчас мы получим объяснение всему.

Дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась Аврилетта с распущенными волосами. Сильвен, увидев ее, вздрогнул: она невидящим взглядом смотрела перед собой. Скрестив руки на груди, она остановилась в дверях. Юноша хотел кинуться к ней, но следователь остановил его и тихим голосом обратился к девушке:

– Подойдите.

Так как она, по-видимому, не расслышала, господин Люссер повторил:

– Подойдите сюда и расскажите, что вы видели этой ночью в лесу.

Сильвен окончательно растерялся. Что же происходило? Откуда эта неподвижность, этот бессмысленный взгляд и зловещее молчание?

– Аврилетта! – воскликнул он. – Отвечай! Отвечай, умоляю тебя!

Медленно повернувшись к молодому человеку, она улыбнулась, и губы ее шевельнулись так, словно она собиралась что-то сказать.

– Аврилетта! Разве ты не узнаешь меня? Это я, Сильвен! Твой друг, твой брат! Посмотри на меня!

Как ни звал ее юноша – все бесполезно. Тогда он подбежал к девушке и, крепко сжав ее руку, стал умолять произнести хоть слово. Но Аврилетта, казалось, ничего не слышала. Опустив голову и медленно покачиваясь из стороны в сторону, она монотонно запела:

 
Цветы на полях, розы в садах,
Апрель улыбнулся, апрель родился!
 

– Боже мой! Что это за новая тайна! – вскрикнул Сильвен.

Господин Люссер подозвал жандарма, стоявшего у дверей. Это был бригадир Бланшон.

– Бригадир, – обратился к нему следователь, – где вы нашли эту девушку?

– На берегу речки Рабет.

– Вы знаете, кто она такая?

– Да, очень хорошо. Она из Клер-Фонтена, и все зовут ее Аврилеттой. Эта девочка всегда была необычной, но на этот раз она показалась мне очень странной. Я спросил ее, не больна ли она, но она не ответила. Тогда я взял ее за руку и повел за собой. По делам службы мне нужно было в Рамбуйе, и вот мы здесь…

– По дороге она ничего вам не говорила?

– Ни слова, господин следователь. По-моему, она сошла с ума.

– Сошла с ума! – воскликнул Сильвен и опустился на стул, сраженный новым ударом.

Господин Люссер подошел к Аврилетте и внимательно посмотрел на нее.

– Похоже, вы правы, – проговорил он, наконец. – Эта девушка лишилась рассудка!

Сильвен заплакал, крупные слезы покатились по его щекам. Он больше не сомневался: Аврилетта не узнала его, не опомнилась, услышав его голос. О да, она лишилась рассудка.

– Я понимаю ваше горе, – продолжал следователь, обращаясь к Сильвену, – и сочувствую вам. Но теперь вы сами видите, что я правильно сделал, когда отнесся к вашему рассказу с недоверием. Он был порожден расстроенным воображением этой девушки.

Сильвен опустил голову и ничего не ответил. Теперь он и сам засомневался. Забыв о Давиде, он думал только об Аврилетте. Этот удар его окончательно сразил.

– Куда отвести девушку? – спросил Бланшон.

Сильвен вскочил.

– Я позабочусь о ней! – воскликнул он. – Бедное дитя! Ее сумасшествие не опасно! Я буду ухаживать за ней! И даже если мне придется потратить все, что у меня есть, я добьюсь того, чтобы к ней вернулись умственные способности.

Господин Люссер раздумывал.

– Она знает обвиняемого Давида? – спросил он.

– Да, – ответил Сильвен.

– Может быть, вид этого человека разбудит в ней хоть какие-нибудь воспоминания?

– Вы правы. О, умоляю вас, произведите этот опыт!

– Я готов пойти на это, но только для того, чтобы доказать вам, что правосудие ставит своей целью открыть истину.

Через несколько минут Давида ввели в кабинет следователя, но, увы, девушка его не вспомнила. Крестьянин и музыкант обменялись печальными взглядами, однако последний не знал всего. Он не знал, что нынешнее состояние Аврилетты осложняло его положение, а ведь она одна могла его спасти. Зловещее кольцо еще плотнее сжалось вокруг него. Он должен был погибнуть…

Сильвен, держа за руку Аврилетту, вышел. Но вдруг искра надежды блеснула в его глазах: он не имеет права бросить Давида на произвол судьбы, он должен сделать все, чтобы спасти невинного! Итак, он найдет подземелье! Аврилетта лишилась рассудка, но он раскроет эту тайну! Однако едва юноша вступил на дорогу, что через поля вела в деревню Гюмиер, как резко остановился. Однако горизонте показались клубы дыма и страшные языки пламени.

– Пожар в лесу! – крикнул Сильвен и бросился вперед.

Горел лес в Темной долине…

X

Оставим на время Сильвена, смекнувшего, что подземелье исчезнет без следа после страшного пожара, и побежавшего вместе с Аврилеттой к горящему лесу, и расскажем странную историю, наделавшую в Париже много шума.

Не так давно на парижском небосклоне появилась новая звезда первой величины. Она сразу завоевала всеобщее расположение, потому что:

1. У нее были волосы цвета посуды из красной меди, украшающей полки на кухне у хорошей хозяйки.

2. Человек, который ее любил, хотел убить ее из револьвера. Выстрелив, он успел убежать, а затем вернулся, чтобы повеситься на перилах ее лестницы.

3. Она придумала шлейф нового покроя – веером. Он требовал четыре лишних метра ткани. Она была первой, кто в таком виде показался в опере.

4. На все представления одного любимого дамами сладкоголосого певца она наняла в театре ложу авансцены. Директору театра это дало возможность написать в газете двадцать строк, ставших лучшей рекламой.

К тому же у нее было довольно громкое имя – Нана Солейль. Близкие знакомые и друзья звали ее просто Медной Кастрюлей. Нана Солейль была высокого роста и, по правде сказать, очень хороша собой. Ее отличали правильные черты лица, хоть и изобличавшие черствость души. Ее глаза серо-голубого цвета, окаймленные длинными черными ресницами, иногда блестели зловещим огнем. Когда ее рука, освобожденная от перчатки, покоилась на мягком барьере ложи, многие замечали, что она судорожно подрагивала, чем напоминала кошачью лапу, готовую выпустить или спрятать острые коготки.

Одни говорили, что она глупа, другие – более сведущие – приписывали ей милые остроты. Дерзость, с которой Нана относилась ко всем, была главным качеством, привлекавшим к ней массу поклонников. Есть немало мужчин, которые дома тиранят всю семью, но с легкостью переносят откровенные оскорбления куртизанок, довольствуясь тем, что, хихикая, восклицают:

– Вот злая-то!

Разумеется, Нана, прежде чем обрести такую власть, нажила себе достаточно врагов. Менее удачливые приятельницы и прежние подруги не стесняясь злословили на ее счет. Они знали слабое место Наны: она была скупа. В ее-то возрасте! Ей едва исполнилось двадцать лет, а она уже своей скаредностью превзошла Гарпагона [8]8
  Гарпагон– главный герой комедии Мольера «Скупой».


[Закрыть]. Рассудительные женщины, правда, уверяют, что это не есть недостаток и что скупость доказывает знание жизни. В большинстве случаев – в мире веселья и разгула – это всего лишь средство застраховать себя от смерти в убогой больнице.

Нана Солейль, говоря откровенно, занималась ростовщичеством. Под чужим именем она давала деньги – под огромный процент – своим же друзьям и беспощадно преследовала их, если не получала денег в срок. За несколько месяцев она обогатилась настолько, насколько некоторые ее знакомые разорились. Но для господ кутил это было только приманкой. В связь с ней вступали очертя голову и подвергаясь всевозможным опасностям. Несмотря на все сплетни и недоброжелательство, Нана Солейль достигла апогея своего величия.

Два месяца назад в Париже появился богатый американец – владелец лучших источников нефти в Пенсильвании Жорж де Вильбруа. Не стоит забывать, что в Новом Орлеане французских фамилий сохранилось еще много. Луизиана долгое время была процветающей французской колонией. Первый Вильбруа переселился в Америку в начале XVIII столетия, и с тех пор ни один его потомок не покидал Нового Света.

Жорж де Вильбруа, несмотря на свое французское имя и происхождение, оказался истинным американцем по натуре и манерам. Совершенно хладнокровный внешне, он был настоящим вулканом в душе. Будучи сильным, он не допускал и мысли, чтобы кто-нибудь мог не подчиниться ему. Располагая огромным состоянием, он считал, что для него нет ни одной неприступной крепости. При всем этом он верил в благородство и великодушие и, судя о других по себе, не допускал низости.

В Париже его сопровождал управляющий – человек, заменявший ему и слугу, и поверенного. Его предки были чистокровными неграми, преданными своим господам до самой смерти. Пользуясь полным доверием хозяина, Том Трат – так его звали – распоряжался в доме всем. В его кармане лежала чековая книжка, подписанная господином Вильбруа, причем сумма на чеках указана не была.

Том Трат каждое первое и пятнадцатое число месяца, прикладывая счета на расходы, подавал книжку господину Вильбруа для проверки. Барон брал счета вместе с книжкой и сжигал их в камине без проверки, подавая при этом новую книжку слуге. Эта сцена повторялась без изменений вот уже пятнадцать лет дважды в месяц, причем Том всякий раз с отчаянием повторял:

– Опять, господин Жорж, вы не проверяете!

Пятнадцать лет хозяин только пожимал плечами на это восклицание и поворачивался спиной к честному слуге.

Том обладал одним великолепным качеством. Приезжая в какое-нибудь незнакомое место, он за день ухитрялся узнать, где его господину лучше расположиться. В Париже он выбрал Елисейские поля. Там, на улице Эйлау, находились прелестные меблированные апартаменты. В них было все, чего только можно пожелать.

Том Трат, снабженный мерками своего господина, заказал модные платья, переманил к себе лучшего повара, который, едва явившись на новое место с помощниками и слугами, наполнил погреб вином и так все устроил, что Жорж де Вильбруа, приехав в пять часов, в семь уже обедал дома так, как пообедал бы в ресторане.

Жорж, деятельный в Америке, превращался в страшного лентяя и фланера [9]9
  Фланер– человек, гуляющий без дела, праздношатающийся.


[Закрыть]в Европе, которая представлялась ему одним большим бульваром. Господин Вильбруа любил всего один раз, и предметом его страсти была жена. Но она умерла два года тому назад, а вместе с ней и их грудной ребенок. С тех пор Жорж считал свое сердце погибшим для любви. Жениться во второй раз он и не думал. Смерть первой жены, которую он так искренне любил, заставила его думать, что любовь приносит несчастье. Вот каким он был, когда приехал в Париж и впервые увидел Нану Солейль.

Дерзость куртизанки встретила в нем еще большую вежливость, а ее скупость натолкнулась на его безмерную щедрость. Во что бы то ни стало Нана решила увлечь его, а с таким намерением женщина способна покорить мужчину. Итак, Жорж де Вильбруа покорился Нане Солейль, несмотря на то что долго боролся с собой. Она не скрыла от него ничего из своего прошлого – по крайней мере он так считал – и не без гордости окружила себя ореолом скандальных происшествий и громких, шумных побед. Он, ревнивый до крайности, был околдован ее прелестью. Слепая страсть сделала из Жоржа де Вильбруа раба Наны Солейль. Он презирал ее, но любил до сумасшествия. В угоду ему она разошлась со всеми друзьями, за исключением одного – Губерта де Ружетера. И вот уже три месяца как Париж только и говорил, что о Жорже де Вильбруа, новом любовнике Наны Солейль, когда вдруг произошла трагедия…

В тот день Жорж, как обычно, пришел к Нане, чтобы проводить ее в Булонский лес, но был ошарашен новостью – она не ночевала дома. Прошел день, другой… Нана Солейль исчезла. Жорж де Вильбруа сначала отказывался этому верить. Он знал Нану как капризную, избалованную женщину, которая, увлекшись, была способна на величайшую глупость. Разумеется, он понимал, что с такими особами сложно рассчитывать на привязанность и дружбу, тем не менее Нана оказывала ему больше чем простое внимание.

Вильбруа припоминал все мельчайшие подробности их связи. Он не отказывал ей ни в чем: стоило ей сказать слово, и любой ее каприз выполнялся. Несколько дней тому назад они долго говорили о планах на будущее. Зимой они решили поехать на Восток, и Нана была в восторге оттого, что побывает на родине своего отца. Жорж сначала хладнокровно отнесся к исчезновению Наны, но вот прошло три, четыре дня, и его охватило серьезное беспокойство. Только тогда он понял, как страстно любил эту опасную сирену. Из всех предположений, которые вертелись в его голове, он меньше всего был готов поверить в то, что Нана могла добровольно оставить его. Одна эта мысль, возбуждавшая страшную ревность, была для него хуже смерти.

В десятый раз он принимался за поиски, как и в первый день исчезновения Наны. В последний раз ее видели на улице одну, в простом платье, без экипажа, что, впрочем, и прежде часто случалось. Горничная говорила, что ее госпожа вовсе не походила на женщину, которая собиралась сделать что-то дурное. Помимо прочего, она утверждала, что госпожа перед уходом не сказала ей ни слова. После настоятельного требования сообщить все, что ей известно, девушка призналась, что ее хозяйка была чем-то взволнована и, казалось, торжествовала.

– Да, я заметила на ее лице злую радость. Вот это-то и странно!

Нана Солейль не взяла с собой ни крупных денег, ни драгоценностей и оставила дом в полном порядке, как бы рассчитывая вернуться через самое короткое время. Наконец, она заказала обед и сделала распоряжения к празднику, который должен был состояться в ее особняке на той же неделе. На более щекотливые вопросы субретка отвечала, что совершенно уверена в том, что ее госпожа не могла ни в чем себя упрекнуть относительно господина Вильбруа, что никогда, решительно никогда, с тех пор как она поступила к ней на службу, она не видела никого, кто привлек бы к себе внимание госпожи Солейль.

Тайна не прояснялась. Жорж с каждым днем горевал все сильнее. Журналы и газеты подхватили этот скандал и не стесняясь толковали об исчезновении Наны Солейль. Жорж читал эти статьи, слушал сплетни и едва сдерживался, чтобы не вызвать на дуэль всех репортеров и сплетников.

В один прекрасный день, не сказав никому ни слова, он пошел в полицейскую префектуру. Там его вежливо принял и внимательно выслушал начальник отделения.

– Как долго вы знаете эту даму? – спросил он американца.

– Уже несколько месяцев.

– Это много, – сказал, ухмыльнувшись, чиновник. – А вам известно ее настоящее имя?

Жорж должен был признать, что ему было известно только одно ее имя – Нана Солейль. Тут же навели справки, но такого имени в регистрах не оказалось. Есть ли у нее семья? Откуда она? Никто об этом ничего не знал. Эта женщина в один прекрасный день появилась в Париже так же таинственно, как и исчезла. Но применимо ли в данном случае слово «исчезла»? Разумеется, полиция обязана оказать помощь Нане Солейль, как и всем другим, но оправдывало ли ее непродолжительное отсутствие те меры, которые жандармы должны будут предпринять для ее розысков?

Жорж начал горячиться и высказал мнение, что Нана Солейль стала жертвой преступления.

– Ей кто-нибудь угрожал? – спросил чиновник. – У нее было много друзей, это я знаю, – прибавил он с двусмысленной улыбкой, – но были ли у нее враги? Может, вы полагаете, что кто-нибудь из ее друзей вздумал отомстить ей? Поверьте, господин Вильбруа, – заключил начальник отделения, – я считаю вас человеком порядочным. Мне очень жаль, если я оскорблю вас своими словами, но сдается мне, что вы, как это часто случается, пали жертвой хитрости куртизанки. Оставьте это дело на время. Я не сомневаюсь, что очень скоро все разрешится, и тогда вы увидите, насколько тщетным было ваше волнение.

И, проводив господина Вильбруа до дверей, он прибавил извиняющимся тоном:

– Если какое-нибудь новое обстоятельство докажет основательность ваших предположений, то сообщите нам, и мы сделаем все, что будет в наших силах.

Когда Жорж де Вильбруа сел в карету, он почувствовал себя глубоко огорченным. Это плохо скрываемое презрение к обожаемой им женщине рвало его сердце на части. Он относился к ней совсем не так, как тот чиновник, к которому он обратился за содействием. По его мнению, Нана была слишком гордой для того, чтобы лицемерить. Если она решилась порвать с ним, то могла бы прямо сказать ему об этом. Разве она не была сама себе хозяйкой? Какое он имел право ограничивать ее свободу? Возможно, она просто хотела избежать неприятной сцены, но в таком случае ей стоило просто написать два слова на прощание.

Сколько Жорж ни думал, он не находил разумного объяснения ее поступку. Напрасно старался он отыскать что-нибудь в прошлом Наны Солейль: мрак и таинственность окружали эту женщину. Тщетно умолял он полицию принять от него такую сумму денег, которая понадобится для того, чтобы отыскать Нану. Тщетно просил он дать ему опытных сыщиков, чтобы руководить их розысками.

В одно прекрасное утро Жорж направился в особняк Наны Солейль с тайной надеждой увидеть ее там. Он представлял себе, как она с улыбкой скажет ему, что скрылась только для того, чтобы испытать силу его любви. Напрасные надежды! Ничто не изменилось в этом мрачном жилище, прежде всегда таком веселом и многолюдном. Страдающие от безделья слуги поговаривали о том, что пора оставить свои места. Даже старшая горничная говорила: «Дело тут неладно, попахивает смертью!»