Текст книги "Замок в Карпатах"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Обрученные начали по очереди смотреть в трубу. А тем временем их окружили соседи, человек шесть, и тоже стали смотреть в сторону замка.

– Дым! Дым в замке! – закричал один.

– Может, в башню ударила молния? – предположил другой.

– Разве здесь была гроза? – спросил судья.

– С неделю назад была, – припомнил пастух.

Если б этим славным людям сейчас сказали, что на вершине Ретьезад открылся кратер и началось извержение, они бы удивились гораздо меньше.

ГЛАВА III

Деревушка Верст так мала, что на большинстве карт даже не отмечена, а в административно-хозяйственном отношении она еще менее значима, чем соседняя, получившая название Вулкан и прилепившаяся к отрогам Плезы, на которых обе деревни раскинулись весьма живописно.

С началом разработки угольных шахт стало заметно деловое оживление в находившихся в нескольких милях друг от друга небольших городах Петрошани, Ливадзель и им подобных. Однако ни Вулкан, ни Верст не получили ни малейшей выгоды от близости индустриального центра; какими эти селения были пятьдесят лет назад, такими и останутся еще полстолетия. Элизе Реклю, например, считает, что добрая половина населения Вулкана состоит из «охраняющих неприкосновенность границ таможенников, жандармов, налоговых инспекторов, фельдшеров и санитаров карантинной службы». Исключите жандармов и налоговых инспекторов, замените их на земледельцев и хлебопашцев, и вы получите население Верста – четыре или пять сотен жителей.

Деревня, собственно, состоит из одной широкой улицы, покрытой ямами и ухабами, так что подниматься и спускаться по ней дело нелегкое. Улица эта служит естественной границей между Валахией и Трансильванией. По ней проходят стада коров, овец и свиней, по ней шагают торговцы мясом, свежими фруктами и зерном. Редкие путешественники отваживаются идти пешком по этой дороге, вместо того чтобы добираться поездом из Колошвара через долину Марош.

Почва в долине, окруженной горными хребтами Бихор, Ретьезад и Паринг, славится плодородием, а недра – богатством: здесь и копи, которые дают ежегодно более 20 000 тонн каменной соли Тордьг; и целые предгорья близ Парада, на протяжении семи километров состоящие из поваренной соли; здесь и шахты Торожко, где добывают свинец, свинцовый блеск, ртуть, железо (разработки железных руд начались тут еще в X веке); и шахты Вайда-Хуняд, поставляющие минералы для выплавки высококачественной стали; здесь и угольные разрезы в окрестностях Гатцега, а в Ливадзеле и Петрошани обнаружен настоящий неисчерпаемый клад, залежи угля тут оцениваются в 250 миллионов тонн. И наконец, неподалеку от города и замка Оффенбанья в районе Топанфальва добывают золото. Почти все тамошние жители на домашних мельницах перемывают песок Вереш-Патака (так называемый «Пактол Трансильванский»), ежегодно экспортируя драгоценного металла на два миллиона франков.

Казалось бы, такой благословенный край, такая щедрая природа! А людям не становится жить лучше, и никакой им нет пользы от индустриального прогресса. И если в городах Торожко, Петрошани, Лоньяй появились современные индустриальные предприятия, а в менее крупных городах и селениях возникли веревочные мастерские, налажено производство скобяных изделий, построены склады, магазины и рабочие кварталы с каменными домами, украшенными балконами и верандами, то в деревнях Вулкан и Верст ничего этого нет и в помине.

Около шести десятков разбросанных по обеим сторонам единственной улицы глинобитных домов с подслеповатыми оконцами мансард и фигурными крышами; ветхие, покосившиеся, крытые соломой сараи и хлевы; колодцы, из которых воду достают с помощью журавля и бадьи; два или три пруда с дождевой водой, что струится ручейками по камням – такова деревня Верст, затерявшаяся в горах. Все это убожество скрашивает, однако, буйная зелень и цветы, которые здесь всюду: в палисадниках под окнами, на дверях и на стенах домов, сплошь увитых диким виноградом. В густой траве старинным золотом отливают прошлогодние сухие стебли; высоченные тополя, вязы, буки, ели, клены поднимаются по склонам гор позади домов. А еще выше – горная седловина и высокие вершины, синеющие в тумане, сливающиеся с голубизной небес.

В Версте, как и во всей Трансильвании, не в ходу ни немецкий, ни венгерский – все, включая цыган, живущих в большинстве деревень комитата, говорят только по-румынски. Цыгане обычно перенимают язык и религию той страны, где живут. Вот и в Версте целый их клан с «воеводой» во главе поселился в ветхих с остроконечными крышами хижинах, между которыми носятся стайки чумазых ребятишек. Оседлые цыгане по своим нравам и обычаям заметно отличаются от кочевых, что бродят по Европе. Они исповедуют православие, как и все местные жители. Духовный пастырь деревни Верст – поп – живет в соседней деревне Вулкан, до которой отсюда около полумили.

Цивилизация, точно вода или воздух, проникает в малейшую щель и стремительно меняет жизнь людей. Но в южную часть Карпат, о которой идет речь, кажется, еще не донеслось ни малейшего веяния перемен. Недаром же Элизе Реклю сказал о Вулкане: «Это – окраина цивилизации в валашской долине Силя». Так стоит ли удивляться, что Верст – одна из самых глухих деревень комитата Колошвар. Что еще можно сказать о деревушке, где каждый житель рождается, живет и умирает, ни на один день не покидая родных мест?

Были в Версте и школьный учитель, и судья. Правда, магистр Эрмод мог научить своих учеников лишь тому, что знал сам, а сам он едва умел читать и с грехом пополам считать. Что до прочих наук – истории, географии, литературы – учитель знал только народные песни и легенды, зато хранил их в памяти великое множество. И еще он был большой дока по части народных поверий и местных обычаев, так что ученики все-таки могли извлечь кое-что из его уроков.

Ну, а что сказать о судье Кольтце? Это невысокий румын лет пятидесяти пяти – шестидесяти, седоватый, но черноусый, с большими добрыми глазами, крепко сбитый как истый горец, носит широкую войлочную шляпу, пояс с большой пряжкой, безрукавку и короткие пузырящиеся штаны, заправленные в высокие кожаные сапоги. Кольтц здесь скорее староста, нежели судья, и, хотя ему приходится иногда разрешать споры соседей, он предпочитает прежде всего управлять жизнью деревни. Через руки судьи проходят все акты купли-продажи, при этом кое-что перепадает и ему самому. Не прочь сей законник и поживиться дорожной пошлиной с путешественников, туристов и торговцев.

Благодаря всем этим доходам страж порядка и справедливости сколотил приличное состояние, и если крестьяне комитата по большей части живут в ужасающей нищете и их землями вот-вот окончательно завладеют еврейские ростовщики, то судье опасаться за свое будущее не приходится. Его имущество, свободное от ипотеки, то есть не заложенное, оценивается в кругленькую сумму, и он никому ничего не должен. Напротив, многие из жителей деревни – его должники, но Кольтц старается не слишком притеснять и без того обездоленных бедняков. У него прекрасные пастбища, отлично возделанные поля, где применяются новейшие методы ведения сельского хозяйства. Судья любит прогуливаться по собственным владениям и по праву гордится своими виноградниками, которые приносят немалый доход.

Дом богача конечно же самый красивый в деревне. Он выстроен на краю террасы, замыкающей длинную, поднимающуюся в гору улицу. Каменный дом со входом между третьим и четвертым окнами окружен садом. Все тонет в зелени, все оплетено плющом; два высоких бука словно шатром накрывают соломенную крышу; за домом – вверх по склону горы – огород и фруктовый сад. Комнаты в доме просторные, чистые, отдельно столовая, отдельно спальня, вся мебель – столы, кровати, скамьи и скамеечки – резная и расписная, на полках красуются кувшины и блюда, на потолке – резные балки, с которых на лентах свисают кувшины и вазы; на окнах яркие занавески, у стен – узорчатые, покрытые выделанными шкурами сундуки – они служат и чемоданами и шкафами. На беленых стенах – портреты румынских патриотов, в том числе и популярного героя XV века воеводы Вайды-Хуняды.

Этот роскошный дом, разумеется, велик для одного человека. Но судья Кольтц не одинок. Хотя жена его умерла лет десять назад, у него осталась дочка, прекрасная Мириота, вызывающая всеобщее восхищение и в Версте, и в Вулкане. Слава о красавице идет по всей округе. Девушку вполне могли бы назвать каким-нибудь из тех языческих имен: Флорика, Дайна или Дориция, которые так любят в валашских семьях. Но ее назвали Мириотой, то есть «овечкой». Двадцатилетняя кареглазая блондинка с прелестным личиком была стройна и грациозна. Да и наряд необыкновенно шел ей: красная блузка с вышивкой по вороту, на манжетах и плечах; юбка, перетянутая поясом с серебряной пряжкой, а поверх – катринца, как бы двойной фартук. На ногах у Мириоты желтые кожаные сапожки, на голове косынка; лента, вплетенная в косу, скреплена металлической заколкой.

: Что и говорить, красивая девушка и довольно богатая для этой крошечной деревушки, затерянной в отрогах Карпатских гор. К тому же она отличная хозяйка и прекрасно ведет дом отца. Дочь судьи ходила в школу магистра Эрмода, где ее научили читать, писать и считать. И вот теперь ей целыми днями приходилось заниматься и тем, и другим, и третьим. А что до местных преданий и легенд – ученица знала их поболее, чем сам учитель. Какие истории могла рассказать она о Леани-Ке, Утесе Богородицы, где сказочная принцесса укрылась о г татар; о пещере Дракона в долине Королевской Горы, о крепости Девы, которую построили «во времена фей», о Детунате, Громовом Ударе, – знаменитой базальтовой горе, похожей на гигантскую каменную скрипку, на которой, как говорят, дьявол играет в грозовые ночи! Знала Мириота и легенду о Ретьезаде, вершину которого срезала ведьма; легенду о перевале Горда, который прорубил своей шпагой святой Ладислав. Девушка, разумеется, искренне верила во все эти сказки, но не казалась от этого менее прелестной.

Молодые люди так и увивались вокруг красавицы – единственной наследницы судьи Кольтца, главного должностного лица в деревне. Да только зря они старались: Мириота давно уже отдала свое сердце Николасу Деку!

Этот Николас, или Ник Дек, парень двадцати пяти лет, истинный румын – высокий, сильный, с гордо посаженной головой, с черными кудрями, выбивающимися из-под белой шляпы, с прямым, открытым взглядом и красивой осанкой, с ногами оленя и уверенной походкой был лесничим, то есть человеком скорее военным, чем штатским. Ладный и обходительный, он имел собственные земли в окрестностях Верста и потому нравился отцу Мириоты не меньше, чем ей самой. Впрочем, девушку о ее чувствах никто и не спрашивал, – вопросы женитьбы, замужества решают в этих краях не молодые, а их отцы-матери.

До свадьбы Ника Дека и Мириоты Кольтц оставалось две недели. Вся деревня готовилась к празднику. Судья отнюдь не был скупцом, он умел не только заколачивать денежки, но и тратить их. После свадьбы Ник собирался поселиться в доме Кольтца, который тот завещал молодым, надеясь, что рядом с мужем Мириота перестанет наконец бояться скрипа дверей или мебели в долгие зимние ночи или со страхом ждать появления какого-нибудь призрака из любимых ею легенд и сказаний.

Чтобы дополнить список именитых жителей деревни, остается еще рассказать об учителе и враче.

Магистр Эрмод был пятидесятилетний очкастый толстяк, не выпускавший изо рта изогнутой трубки с фарфоровой головкой. Спутанные редкие волосы едва прикрывали его плоское темя, левая щека на гладком голом лице то и дело подергивалась. Основным занятием этого ученого мужа было затачивать своим подопечным гусиные перья – писать стальными строго-настрого запрещалось. Прямо с каким-то остервенением, прищурив глаз, работал магистр старым ножичком и под конец резким движением раздваивал кончик стила. Не жалея сил, Эрмод добивался от учеников красивого почерка, видя в том священный и, пожалуй, единственный долг учителя.

А теперь несколько слов о лекаре Патаке.

Возможно, читатель спросит, как же объяснить: в деревне имеется врач, а жители верят в нечистую силу? Но тут нужно рассказать, как сей врач стал врачом.

Патак, полный коротышка сорока пяти лет, занимавшийся медицинской практикой в Версте и в округе, отличался непомерным апломбом, все сметающим на своем пути красноречием и пользовался у деревенских жителей не меньшим доверием, чем пастух Фрик, а это само по себе кое-что да значит. Он лечил местных крестьян и продавал им разные порошки, которые по большей части не приносили пользы – пациенты чаще всего выздоравливали сами. Впрочем, в окрестностях Вулкана воздух чистый и заразных болезней не бывает, люди почти не хворали, а если кто и умирал, то ведь умирают всюду, не только в этом благословенном уголке. Что же касается доктора Патака – а все здесь называли Патака доктором, – то у него не было никакого образования – ни медицинского, ни фармацевтического, решительно никакого! Когда-то он служил санитаром в карантине, где в его обязанности входило наблюдать за путешественниками, которых выдерживали определенное время на границе, дабы исключить возможность инфекции.

Этого было более чем достаточно для нетребовательных обитателей деревушки Версг. Следует заметить, что Патак, как и все хитрецы, кто отваживается лечить себе подобных, делал вид, что презирает предрассудки и не верит ни в какие чудеса. Более того, он едко вышучивал тех, кто рассказывал небылицы, и если кто-нибудь говорил, что ни одна живая душа не осмелится приблизиться к замку, толстяк начинал смеяться и бравировать:

– А вот возьму и пойду в старую крепость – в гости к тем, кто там прячется!

Но поскольку никто не сомневался в его словах, по крайней мере открыто, доктор Па гак быстро забывал о своем намерении, и Карпатский замок оставался по-прежнему окутанным непроницаемой тайной.

ГЛАВА IV

Новость, принесенная пастухом, мгновенно распространилась по деревне. Судья Кольтц, не выпуская из рук драгоценную трубу, вошел в дом вместе с Ником и Мириотой. На террасе остались Фрик и десятка два мужчин, женщин и детей. Скоро подошла и стайка взбудораженных цыган. Фрика окружили во всех сторон и закидали вопросами. Пастух отвечал с важным видом, как и подобает очевидцу необычайных событий:

– Да, из трубы в замке шел дым, он и сейчас идет и будет идти до тех пор, пока все камни останутся на своих местах.

– Но кто мог зажечь в замке огонь? – боязливо спросила одна старая женщина.

– Черт, – ответил Фрик, называя сатану его здешним именем. – Он зажигает и гасит огни, где ему вздумается.

Услыхав эти слова, все стали вглядываться в даль, пытаясь различить на горе крепостные башни. В конце концов многие убедили себя, будто видят дым, хоть его и нельзя заметить на таком расстоянии.

Эффект, произведенный этим сообщением Фрика, донельзя всех взбудоражил. К страхам, которые внушал обитателям деревушки пустующий Карпатский замок, теперь, когда там, возможно, кто-то поселился, добавился самый настоящий ужас. Великий Боже!

В Версте была корчма, куда частенько захаживали и любители выпить, и те, кто не пил, но любил почесать язык после трудового дня – последние, разумеется, составляли меньшинство. Содержал сие веселое заведение еврей по имени Ионас, мужчина лет шестидесяти, с довольно симпатичной, хотя и явно семитской, внешностью: черноглазый, с горбатым носом и выпяченными губами, с пейсами и традиционной бородкой. Услужливый и общительный, он охотно давал односельчанам в долг небольшие суммы, не требуя никакого залога или процентов, ибо не сомневался, что ему заплатят в срок. Дай Бог, чтобы все евреи, прижившиеся на трансильванской земле, были такими же миролюбивыми и сговорчивыми, как этот трактирщик из Верста! Но, к сожалению, добряк Ионас являл собой редкое исключение. Обычно же его единоверцы такие же трактирщики, торгующие вином и дарами нив, не гнушаются и ростовщичества, занимаясь им с таким рвением, что невольно возникает беспокойство за судьбу румынских крестьян. Того и гляди, все поля и пастбища перейдут от уроженцев этих мест к чужакам. Благодаря закладным евреи становятся собственниками и крестьянских наделов, и урожая. Может, Земля Обетованная теперь вовсе не в Иудее, а в Трансильвании?

Трактир «Король Матиаш» – так значилось на вывеске – расположился на краю террасы, в которую упиралась главная улица Верста, прямо напротив дома судьи. Постройка под сплошной завесой зелени была старая, наполовину деревянная, наполовину каменная, пережившая не один ремонт и все же не лишенная привлекательности. Стеклянные двери этого одноэтажного дома выходили на террасу. Большую его часть занимал вместительный зал со столами и скамейками, с дубовым траченным шашелем буфетом и стойкой из потемневшего дерева, за которой стоял всегда готовый к услугам посетителей Йонас.

Свет с улицы проникал через два окна, два других были прорезаны в противоположной стене, под навесом: одно, заплетенное вьющимися растениями, почти не давало света, а из второго открывался великолепный вид на долину, лежащую меж отрогов хребта Вулкан. В ущелье сверкала горная река Ньяд, мчавшаяся по каменистым скалам с плато Оргалл, на котором возвышался старый замок. Образуя водопад, полноводный и шумный даже в жару, горный поток устремлялся к валашскому руслу Силя и нес свои воды дальше.

Справа к большому залу примыкало несколько маленьких комнат, куда хозяин отводил не частых постояльцев, отдыхавших здесь перед переходом через границу. Эти люди знали, что за умеренную плату всегда найдут пристанище в трактире «Король Матиаш», где хозяин приветлив и услужлив и где всегда есть доброе вино и отличный табак, купленный у лучших местных торговцев. Что же касается самою Йонаса, он спал в тесной мансарде со смешным маленьким оконцем, прорубленным в душистой соломенной крыше.

Вечером 29 мая, дня, с которого начинается наше повествование, в трактире собрались лучшие умы Верста: судья Кольтц, магистр Эрмод, лесничий Ник Дек и еще дюжина почтенных людей. Был здесь, разумеется, и пастух Фрик, личность не менее примечательная, чем все упомянутые. Не было лишь доктора Патака: ею вызвали к больному, который без врача никак не мог отправиться в мир иной. Доктор обещал прийти, как только освободится.

В ожидании экс-санитара собравшиеся обсуждали главное событие дня, не забывая при этом выпивать и закусывать. Йонас подал им что-то вроде кукурузного пирога, называемого здесь мамалыгой, вполне сносное блюдо, особенно если приготовлено на свежем молоке. К мамалыге полагалась наливка местного производства, которую пью г маленькими стаканчиками, но в неимоверных количествах… Высокое собрание отдавало дань уважения и шнапсу по полсу за стакан, и, с особенным удовольствием, ракии, крепкой водке-сливянке, родившейся в Карпатах и прославившей их.

Тут следует заметить, что трактирщик Йонас – так уж было здесь заведено – обслуживал только посетителей, сидящих за столами, справедливо полагая, что гость сидящий съест и выпьет гораздо больше стоящего. В этот вечер дела у Йонаса шли неплохо: все места были заняты, их даже не хватало. Хозяин переходил от стола к столу с большим кувшином и все подливал и подливал в стаканчики, которые молниеносно опустошались.

Пробило половину девятого. Присутствующие продолжали обсуждать новость и все никак не могли решить, что же делать. Все сходились в одном: кто бы ни поселился в Карпатском замке, для деревни это то же самое, что пороховая бочка в городских воротах.

– Положение очень серьезно! – изрек судья Кольтц.

– Очень серьезно! – согласился магистр, как всегда пуская дым из трубки.

– Очень серьезно! – хором подхватили остальные.

– Одно могу сказать: скверная репутация замка принесла дурную славу и нашим местам.

– Иностранцы и так приезжают редко… – сокрушенно сказал судья Кольтц.

– А теперь они и вовсе перестанут сюда заглядывать, – вздохнул Йонас.

– Многие местные уже собрались уезжать, – заметил один из посетителей.

– Я первый, – вступил в разговор пожилой крестьянин, – вот только продам виноградники и сразу же тронусь в путь.

– Да разве теперь найдешь покупателей? – усомнился трактирщик.

Вот такие разговоры вели достойные жители деревни. Карпатский замок внушал им страх, и каждый думал о том, что новые обстоятельства могут нанести ущерб его интересам. Не станет посетителей – упадут доходы Йонаса. Не приедут иностранцы – судья Кольтц лишится сборов. Не станет желающих приобрести земли в отрогах хребта Вулкан – и деловая жизнь совсем замрет.

У многих в Версте кошельки были пусты даже тогда, когда духи замка вели себя относительно спокойно. Что же будет теперь, когда присутствие нечистой силы обрело столь реальную форму?

– Может быть, стоит… – неуверенно начал пастух Фрик.

– Что? – вскинулся судья Кольтц.

– Может, пойти поглядеть, хозяин?..

Все переглянулись и опустили глаза. Вопрос повис в воздухе. Наконец Йонас повернулся к Кольтцу.

– Ваш пастух, – твердо сказал он, – указал единственно верный путь.

– Идти в замок?..

– Конечно, – кивнул трактирщик. – Если из трубы идет дым, значит, в замке разожгли огонь, а раз его разожгли, кто-то ведь должен был сделать это… чья-то рука…

– Какая там рука! Это лапа, и к тому же когтистая! – пробормотал один из крестьян, покачав головой.

– Не все ли равно! – возразил трактирщик. – Нужно выяснить. Ведь дым появился над замком впервые с той поры, как его покинул барон Рудольф фон Гортц…

– А может быть, дым и раньше шел, просто никто его не замечал, – предположил судья Кольтц.

– Никогда не соглашусь с этим, – возразил магистр Эрмод.

– А что? Вполне нормальное предположение. У нас ведь не было подзорной трубы, – проговорил судья.

Дельное замечание. Даже пастух Фрик с его острым зрением мог не заметить прежде дыма. Как бы там ни было, бесспорно одно: в Карпатском замке появились человеческие существа. Весьма беспокойное соседство для жителей соседних деревень Верст и Вулкан.

Однако магистр решил развить свою мысль:

– Вы считаете, что там поселились люди?.. Позвольте с вами не согласиться. Кому могло прийти в голову укрыться в замке? Для чего?

– Тогда кто же там? – подумал вслух судья.

– Во всяком случае, существа сверхъестественные, – уверенно заявил магистр Эрмод. – Это могут быть духи, феи, карлики, а может быть, и коварные ламии, которые принимают облик прекрасных женщин…

Пока он говорил, присутствующие беспокойно оглядывались на двери, окна, очаг в просторном зале трактира и каждый ждал, не появится ли сейчас какой-нибудь из тех фантомов, которых упомянул школьный учитель.

–  – И все же, друзья, – нарушил молчание Йонас, – если это духи, зачем им разводить огонь? Ведь они же ничего не варят…

– А колдовское зелье? – возразил пастух. – Как еще его варить?

Тут не о чем было спорить: какие-то неземные создания, а вовсе не люди, облюбовали Карпатский замок.

Ник Дек до этой минуты не принимал участия в разговоре и лишь внимательно слушал. Старая крепость с ее таинственными стенами, древней историей и архитектурой давно возбуждала у него почтительный интерес. Этот смелый молодой человек, веривший во все чудеса, в которые верили обитатели Верста, не раз собирался до нее добраться.

Однако Мириота всеми силами противилась этому. Ник не был свободен и не имел права подвергать себя опасности. И все же его красавица-невеста опасалась, что лесничий в конце концов осуществит свой замысел. Успокаивало ее лишь то, что Ник не выказывал твердого намерения отправиться в замок, в противном случае никто не смог бы его удержать. Мириота хорошо знала Ника; человек он был упорный и решительный, от своего слова hhkoi да не отказывался. Сказано – сделано. Если бы девушка знала, о чем сейчас думает ее жених, она пришла бы в ужас.

Но Ник хранил молчание; никто ведь не поддержал предложение пастуха. Отправиться в замок теперь, когда там кто-то поселился? Кому охота рисковать жизнью… Каждый находил свой резон, чтобы отказаться… Судья уже немолод подниматься по крутым тропам… Учителю нужно учить детей. Ионас не может оставить свое заведение, Фрик приставлен смотреть за стадом судьи, а прочим крестьянам надо пасти свой скот и обрабатывать поля.

Никто не собирался жертвовать собой, повторяя про себя: «Тот, кто отправится в замок, может не вернуться!»

Дверь трактира вдруг распахнулась, и все испуганно замерли. Но это оказался всего-навсего доктор Патак, которого трудно было принять за ламию, способную очаровать любого, как уверял магистр Эрмод.

Больной, как и предсказывал доктор Патак, умер, что делало честь медицинским познаниям лекаря. Доктор Патак немедленно отправился в трактир.

– Наконец-то! – воскликнул судья Кольтц.

Доктор Патак наскоро пожал руку всем сидящим в зале, будто торопился раздать лекарства, и с усмешкой сказал:

– А вы, друзья, все толкуете об этом «чертовом» замке. Ну что вам за дело до него? Дымится и пусть себе дымится!.. Разве наш ученый друг Эрмод не курит трубку целыми днями? Посмотрите на себя – вы все прямо побелели от страха! Во время своих визитов к больным я только и слышал что разговоры о крепости. Говорят, привидения развели там огонь? А может, они простыли? Замерзли, видать, в каменной-то башне… Только бы не вздумали печь хлеб для выходцев с тою света!

Доктор разразился целой серией шуточек на эту тему, и, хотя его слушатели даже не улыбнулись, красноречию лекаря не было конца. Наконец судья спросил:

– Надо ли понимать это так, доктор, что вы не придаете никакого значения происшествию в замке?

– Ни малейшего.

– Помнится, вы говорили, что готовы подняться в замок, если кто-нибудь усомнится в вашей решимости?

– Я? – Старый медик был явно не в восторге, что ему напомнили о его давней похвальбе. – Ну, говорил и готов повторить еще раз.

– Да нет, повторять не надо, нужно действовать.

– Действовать?

– Мы не то чтобы сомневаемся, мы вас просим, доктор.

– Ну, знаете ли, такая просьба…

– Если вы колеблетесь, – вмешался трактирщик, – не станем вас упрашивать, мы просто не верим, что вы готовы рискнуть!

– Не верите?

– Нет!

– Ну, Йонас, вы хватили через край! Мы все знаем, что доктор Патак человек слова: если уж он что обещал, то выполнит.

– Да вы что?.. И вправду хотите, чтобы я поднялся к Карпатский замок?

Багровое лицо доктора побелело.

– Теперь вам не отвертеться, – настаивал судья.

– Прошу вас, друзья, одумайтесь!

– Мы уж все обдумали, – возразил Йонас.

– Какой мне смысл карабкаться туда, и что я там найду? Каких-нибудь сорвиголов, которые укрылись в развалинах и никому не мешают…

– Коли это обыкновенные парни, вам нечего бояться. Может быть, вы даже сумеете им чем-то помочь, – сказал магистр Эрмод.

– Разумеется, если они нуждаются в моей помощи. Но я никуда не хожу без приглашения и бесплатных визитов не делаю…

– Вам заплатят за труды, – пообещал судья Кольтц, – и немедленно.

– Мы все… сколько надо… – наперебой заговорили присутствующие.

Несмотря на свои фанфаронские заявления, доктор был не меньшим трусом, чем остальные жители деревни. Но репутация человека здравомыслящего и мудрого, не верящего в предрассудки, которую он сам себе создал, вынуждала его теперь выполнить просьбу односельчан. Однако «идти на приступ» замка, даже за деньги, доктору не хотелось. Он начал доказывать бессмысленность «визита к призракам», но публика не приняла никаких доводов.

– Доктор, вы ведь ничем не рискуете, – настаивал магистр Эрмод, – вы же не верите в привидения…

– Не верю…

– Значит, в замке поселились не духи, а обыкновенные люди, и вы с ними просто познакомитесь.

Рассуждения магистра были не лишены логики.

–  – Ну, хорошо, Эрмод, а если они задержат меня в замке…

– Надеюсь, вам окажут хороший прием, – сказал Йонас.

– Но если я уйду надолго, а здесь кто-нибудь заболеет…

– Мы все совершенно здоровы, – успокоил его судья, – в деревне не осталось ни одного больного, после того как ваш последний пациент отошел в лучший мир.

– Говорите прямо: идете или нет? – напирал на доктора трактирщик.

– Нет! И дело совсем не в том, что я испугался, вы же знаете, что я не суеверен. Просто все это абсурдно и смешно… Подумаешь, дым из трубы. Дым – это всего лишь дым… Нет, я туда не пойду…

– Тогда пойду я! – воскликнул Ник Дек.

– Ты? – удивился Кольтц.

– Да, только пусть доктор Патак пойдет со мной.

– Ты думаешь, что говоришь? – возмутился доктор. – К замку ведь, нет дороги!.. Приятная же будет прогулка!

– Я сказал, что иду в замок, значит, иду!

– Но я-то этого не говорил! – завопил доктор, размахивая руками, точно кто-то ухватил его за ворот.

– Нет, вы говорили! Вы обещали… – настаивал Йонас.

– Мы все слышали, – подтвердили остальные.

Бывший санитар не знал, как быть. Дернул же его черт хвастаться! Теперь вот поймали на слове и, если он откажется, над ним будет смеяться вся деревня, на улице станут указывать на него пальцем. Доктор решился бросить вызов судьбе.

– Ну. раз вы настаиваете, я пойду с Ником, хоть это и бессмысленно.

– Молодец, молодец, доктор Патак! – закричали все.

– Когда же мы отправимся? – с нарочитой небрежностью спросил доктор, желая скрыть свой страх и неуверенность.

– Завтра утром, – ответил Ник Дек.

В зале воцарилась мертвая тишина. Волнение передалось всем. Вино было выпито, но посетители продолжали сидеть, несмотря на поздний час. Йонас уже подумывал снова наполнить кувшины шнапсом и ракией.

И вдруг в тишине прозвучал отчетливый голос:

– Николас Дек, не ходи завтра в замок!.. Не ходи, не то случится несчастье!

Кто это сказал? Откуда шел этот никому не ведомый голос? Так говорить мог только дух..

Ужас сковал присутствующих. Они не смели посмотреть друг на друга, боялись проронить хоть слово…

Наконец самый храбрый – разумеется, это был лесничий – решил узнать, в чем дело. Он был уверен, что слова прозвучали здесь, в зале, и открыл сундук… Никого… Ник обошел все комнаты, выходящие в зал… Никого… Выйдя из трактира, лесничий приблизился к краю террасы… Никого…

Вслед за этим судья Кольтц, магистр Эрмод, доктор Патак, Ник Дек, пастух Фрик и все остальные покинули трактир, а Йонас крепко запер за ними дверь.

На ночь, точно ожидая нападения злых сил, обитатели Верста забаррикадировались в домах…