Текст книги "История великих путешествий. Том 1. Открытие Земли"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Но перед отъездом между ним и Гадифером состоялся разговор, который стоит передать. Гадифер, расхваливая свои заслуги, попросил у барона в качестве компенсации за службу передачи ему во владение островов Фуэртевентура, Тенерифе и Гомера.

– Сударь, – возразил ему барон, – острова и земли, которые вы просите, еще не завоеваны. Мои намерения не в том, чтобы лишать вас награды за ваши труды, потому что вы имеете полное право получить достойную компенсацию. Но я прошу вас прежде завершить наше дело.

– Хорошо сказано, – возразил Гадифер, – но кое с чем я просто не могу согласиться – с тем, что вы подарили эти острова королю Кастилии, а себя выставили полным хозяином здесь.

– Поясню вам, – ответил Жан де Бетанкур, – что я действительно преподнес эти острова королю; верно и то, что я себя здесь считаю сеньором, потому что так соизволил решить кастильский король. Но вы, если наберетесь терпения до конца кампании, получите от меня столько, сколько пожелаете.

– Я больше не останусь в этой стране, – объявил Гадифер. – Мне надо возвращаться во Францию. Я больше не хочу здесь оставаться.

На этом рыцари расстались; но мало-помалу Гадифер остыл и согласился сопровождать Жана де Бетанкура при исследовании Канарского архипелага.

Запасшись продовольствием и оружием, экспедиция отправилась к острову Фуэртевентура, где оставалась в течение трех месяцев. За это время барон захватил в плен много туземцев и отправил их на Лансароте.

Не стоит удивляться подобному образу действий – он был вполне естественным в ту эпоху, все мореплаватели поступали так. Прежде всего необходимо было обезопасить отряд от нападений туземцев, людей высокого роста, крепкого сложения, глубоко уверенных к тому же в своей правоте. Цитадель, которую назвали Ришрок, построили на склоне высокой горы; развалины замка до сих пор видны посреди деревушки.

Гадифер, хотя и не забыл своих претензий и не скрывал досады, часто прорывавшейся в бранных словах, принял командование отрядом, выделенным бароном на завоевание острова Гран-Канария.

Европейцы выступили 25 июля 1404 г., но экспедиция не дала никаких результатов. Прежде всего мореплаватели были измучены бурей и встречными ветрами. Наконец, когда они добрались до порта Телдес, уже наступала ночь, дул сильный ветер, отряд не решился высадиться на берег в этом месте и продвинулся вперед, до маленькой деревушки Архинеги, в виду которой встал на одиннадцать часов на якорь. Тогда туземцы, подстрекаемые своим царьком Артами, устроили ловушки, чуть не ставшие роковыми для людей Гадифера. Произошла перестрелка, пролилась кровь, и кастильцы, не имея достаточных сил, отступили, они проторчали двое суток в Талдесе, а оттуда вернулись на Лансароте.

Гадифер, весьма раздосадованный неудачей, обрушил гнев на окружающих. Зависть к начальнику росла у него с каждым днем, и он дошел до дерзких обвинений, повторяя, что барон мало что делал сам и что дела продвинулись бы не так далеко, если бы и другие не приложили усилий. Упреки дошли до барона и очень разгневали его. Он, в свою очередь, предъявил претензии к завистнику, что привело к взаимным оскорблениям. Гадифер настаивал на отъезде из страны, в которой чем дольше он пребывал, тем меньше выигрывал. Правда, именно Жан де Бетанкур стал готовиться к отплытию в Испанию; он пригласил Гадифера сопровождать его с целью «устранить их несогласия». Гадифер принял предложение; но соперники отказались плыть на одном корабле – каждый из них возвращался на материк на своем судне. В Севилью они прибыли порознь. Король Кастилии, как и следовало ожидать, нашел действия барона де Бетанкура правильными и выразил свое порицание Гадиферу, после чего тот вернулся во Францию, чтобы никогда больше не приезжать на Канарские острова.

Барон де Бетанкур почти сразу же подал в отставку, т. к. не мог находиться при королевском дворе, поскольку управление новообретенной колонией требовало его постоянного присутствия. Перед отъездом барона жители Севильи, очень полюбившие его, сделали путешественнику много подарков и – что очень важно – снабдили экспедицию оружием, съестными припасами, золотом и серебром.

Жан де Бетанкур прибыл на остров Фуэртевентура, где был с радостью встречен компаньонами. Покидая остров, Гадифер оставил вместо себя своего внебрачного сына Аннибала, с которым барон обошелся приветливо.

Первые дни устройства барона де Бетанкура на острове были отмечены многочисленными стычками с канарцами, которым удалось даже разрушить крепость Ришрок, сжечь часовню и разграбить продовольствие. Барон без промедления пустился за ними и в конце концов остался победителем. Он вызвал с Лансароте большой отряд своих людей и приказал немедленно восстановить цитадель.

Тем временем стычки вспыхнули с новой силой, и много канарцев погибло, в том числе некий гигант ростом в девять футов, которого Жан де Бетанкур пытался захватить в плен. Барон не мог доверять ни бастарду Гадифера, ни его людям. А бастард этот унаследовал от отца зависть к барону, но последний, нуждаясь в помощи, скрывал свое недоверие. По счастливому стечению обстоятельств, люди барона значительно превосходили числом тех, кто остался верным Гадиферу. Между тем упреки Аннибала настолько возросли, что барон послал к нему одного из своих лейтенантов, Жана ле Куртуа, чтобы тот напомнил молодому человеку его клятву и потребовал сохранять ей верность.

Жан ле Куртуа встретил довольно плохой прием; он не поделил с бастардом и его людьми нескольких пленников-канарцев, которых сторонники Гадифера незаконно удерживали и не хотели отдавать. Аннибал в конце концов вынужден был подчиниться, но Жан ле Куртуа, вернувшись к барону, рассказал тому про заносчивость бастарда и попытался настроить своего командира против смутьяна. «Нет, сударь, – ответил ему справедливый Бетанкур, – я не хочу, чтобы ему причинили зло – ни ему, ни его людям. Нельзя вершить все, на что имеешь право; необходимо постоянно сдерживать себя и беречь свою честь в ущерб прибыли». Прекрасные слова, над которыми, к сожалению, не всегда задумываются.

Тем временем, несмотря на внутренние разногласия, завоеватели продолжали преследовать туземцев; хорошо вооруженные чужестранцы одерживали верх во всех сражениях. Тогда правители Фуэртевентуры послали одного канарца парламентером к барону де Бетанкуру, прося о перемирии. Они прибавили, что ими овладело желание стать христианами. Обрадованный этим известием, барон ответил, что вождям островитян будет оказан торжественный прием, и те предстали перед ним.

После этого царек Максората, правивший в северо-западной части острова, прибыл со свитой в количестве двадцати двух человек, и все они были крещены 18 января 1405 г. Три дня спустя святое крещение получили еще двадцать два туземца. 25 января правитель полуострова Андия, в юго-восточной части Фуэртевентуры, явился во главе двадцати шести своих подданных; всех их тоже окрестили. Через короткое время католическая церковь приняла в свои объятия всех жителей Фуэртевентуры.

Осчастливленный этим успехом, барон де Бетанкур собрался на свою родину. Командование и управление островами он вверил в руки своего нового заместителя Жана ле Куртуа, а сам в последний день января, провожаемый слезами и благословениями своих сотоварищей, отправился на материк, прихватив с собой канарцев, которых он хотел показать во Франции: троих мужчин и одну женщину. «Господь храни его в пути туда и обратно», – заканчивается эта часть рассказа о его деяниях.

Через двадцать один день барон де Бетанкур достиг берегов Нормандии и прибыл в свой родной замок Гренвиль. Не собираясь здесь долго засиживаться, он рассчитывал увлечь за собой на Канарские острова несколько десятков соотечественников. Приглашал он главным образом разных мастеров и ремесленников, обещая наделить их землей. Для перевозки эмигрантов Бетанкур снарядил два корабля. Некоторые переселенцы отправились на Канарские острова вместе со своими семьями. Наконец барон вышел в море и через четыре месяца, после того как покинул архипелаг, высадился на Лансароте.

Нормандского сеньора встретили звуки труб, горнов, тамбуринов, арф, буцин и других инструментов. «Но в этой мелодии не расслышали Божьего грома». Канарцы встретили возвращение губернатора песнями, танцами и выкриками: «Вот прибыл наш король!» Жан ле Куртуа поспешил предстать перед своим командиром, который спросил его, как идут дела. «Сударь, дела идут все лучше и лучше», – ответил лейтенант.

Спутники барона расположились вместе с ним в форту на острове Лансароте. Страна им, кажется, очень понравилась. Они объедались финиками и другими фруктами, «и ничто не причиняло им вреда».

Пробыв некоторое время на Лансароте, Жан де Бетанкур отправился со своими новыми спутниками нанести визит на Фуэртевентуру. Там его ждал не менее радостный прием, особенно со стороны канарцев и их предводителей. Последние отобедали вместе с бароном в крепости Ришрок, которую Жан ле Куртуа успел восстановить.

Тогда барон де Бетанкур объявил о своем намерении завоевать остров Гран-Канария, как прежде он уже покорил Лансароте и Фуэртевентуру. Он надеялся, что его племянник Масьо, привезенный из Франции, унаследует должность губернатора, и эта страна не останется без Бетанкуров. Барон поделился своими планами с Жаном ле Куртуа, которому очень понравилась подобная идея; потом ле Куртуа добавил: «Сударь, если Богу будет угодно, то, когда вы будете возвращаться во Францию, я поеду с вами. Я оказался плохим супругом: вот уже пять лет, как я не видел своей жены, и она, правду сказать, не очень огорчалась». 6 октября 1405 г. три корабля с вооруженными людьми отчалили от Лансароте. Но ветер отнес корабли к африканскому берегу, и мореплаватели пристали к мысу Бохадор.

Осматривая местность, Жан де Бетанкур успел захватить нескольких туземцев и три тысячи верблюдов. Часть верблюдов он приказал погрузить на корабли, чтобы переправить их в Канарию, после чего флотилия отплыла от мыса Бохадор, который, таким образом, Бетанкур посетил за тридцать лет до португальских мореплавателей.

Во время перехода флотилии от африканского берега к Канарским островам снова поднялся сильный ветер, и корабли потеряли друг друга из виду. Одно судно пригнало к острову Фуэртевентура, другое – к острову Лас-Пальмас, но вскоре все три корабля соединились у берегов Гран-Канарии.

Этот остров, гористый на юге и низменный на севере, был покрыт роскошной растительностью. Пихты, драконовые, оливковые, фиговые и финиковые деревья образовывали густые леса. В большом количестве здесь водились овцы, козы и дикие собаки. Земля, удобная для возделывания, приносила ежегодно два урожая зерновых, не требуя никаких удобрений. Ее жители стали великим народом, и все провозгласили себя дворянами.

Когда Жан де Бетанкур руководил высадкой, он подумывал о завоевании страны. К несчастью, его нормандские воины очень возгордились тем, что ступили на африканскую землю, и бахвалились, что всего двадцатью солдатами завоюют весь остров Гран-Канария с его десятью тысячами жителей. Барон де Бетанкур, видя такую самоуверенность, посоветовал быть благоразумными, но его никто не слушал. Это обошлось очень дорого. В результате, имея преимущество в начале разгоревшейся стычки с канарцами, нормандцы были рассеяны, и тогда туземцы неожиданно напали на них, убив двадцать два человека, в том числе лейтенанта Жана ле Куртуа и Аннибала, бастарда Гадифера.

Видя враждебное отношение аборигенов, барон де Бетанкур покинул страну и отправился завоевывать остров Пальм. Жители Лас-Пальмас отличались ловкостью в метании камней; они редко промахивались. В столкновениях, таким образом, жертвы были значительными с обеих сторон, однако потери канарцев все-таки были больше, нормандцев же погибло около ста человек.

После шести недель бесконечных стычек барон покинул Лас-Пальмас и провел три месяца на Ферро, большом острове семи лье в длину и пяти в ширину, имевшем в плане форму подковы. Поверхность острова была возвышенной и гладкой, хотя в ряде мест ее затеняли протяженные рощи сосен и лавровых деревьев. Испарения, удерживаемые высокими горами, увлажняли почву и делали ее пригодной для возделывания зерновых культур и винограда. На острове в изобилии водилась дичь; по равнинам бродили дикие свиньи, козы, овцы рядом с крупными ящерицами, размерами напоминавшими американских игуан. Что же до туземных жителей, как мужчин, так и женщин, то они были очень красивы, сильны, веселы, здоровы, ловки, пропорционально сложены и очень склонны к бракам. В целом остров Ферро был одним из самых «приятных» в архипелаге.

Завоевав острова Ферро и Лас-Пальмас, барон де Бетанкур вернулся на Фуэртевентуру. Этот остров насчитывал семнадцать лье в длину и восемь в ширину; были на нем и равнины и горы. Однако поверхность его была менее изрезанной, чем на других островах. В великолепных рощах бежали широкие пресноводные ручьи; молочаи, с едким молочным соком, давали сильный яд. Кроме того, в изобилии росли финиковые пальмы, оливковые и мастиковые деревья, а также некое растение-краситель, культивирование которого должно было стать необыкновенно прибыльным. Побережье Фуэртевентуры не давало хорошего убежища для крупных кораблей, но мелкие могли там себя чувствовать в безопасности.

Именно на этом острове барон де Бетанкур начал раздавать земли колонистам и делал это так справедливо, что каждый был доволен своим наделом. Те, кого он привел с собой, его сотоварищи, были на девять лет освобождены от арендной платы.

Столь набожному человеку, каким был барон де Бетанкур, не могли быть безразличны вопросы религии и церковной администрации. Поэтому он принял решение обратиться в Рим, дабы заполучить в эту страну епископа, который «привел бы в порядок церковные дела и восславил католическую веру».

Оставив губернатором своего племянника Масьо, Бетанкур распорядился, чтобы ему дважды в год присылали известия в Нормандию о положении дел на Канарских островах и чтобы на доходы с островов Лансароте и Фуэртевентура были выстроены две церкви.

Своему племяннику Масьо барон сказал следующее: «Кроме того, я даю вам полномочия и власть, чтобы вы во всех делах, которые сочтете выгодными и честными, приказывали и поручали исполнить, руководствуясь прежде всего моей честью и моей пользой. Следуйте как можно ближе французским и нормандским обычаям; я имею в виду правосудие и прочие дела, которые вы соизволите вершить. А еще прошу вас, и даже возлагаю обязанность – изо всех сил заботиться о мире и взаимном согласии; любите друг друга как братья, особенно вы, дворяне, не завидуйте один другому. Каждому из вас я указываю ваше дело: страна обширна, поэтому успокаивайте один другого и поддерживайте друг друга. Не знаю, что еще сказать вам, кроме самого главного: соблюдайте между собой мир, и все пойдет хорошо».

Три месяца барон де Бетанкур оставался на Фуэртевентуре и на других островах архипелага. Он ездил верхом на муле, встречался с туземцами, уже начинавшими говорить по-нормандски. Его сопровождали Масьо и другие дворяне. Барон указывал свите, на что направить добрые дела, какие меры принять. Наконец, достаточно хорошо исследовав завоеванный им архипелаг, он провозгласил, что отправится в Рим 15 декабря следующего года.

Вернувшись на Лансароте, барон де Бетанкур оставался там вплоть до своего отъезда. Всем прибывшим с ним дворянам, своим помощникам и трем туземным правителям он приказал собраться у него за два дня до отплытия, чтобы нормандец мог высказать им свою волю и поручить их Промыслу Божьему.

Все прибывшие на совещание были торжественно приняты в крепости Лансароте. После праздничного обеда барон де Бетанкур уселся на возвышении и повторил свои наставления о необходимости подчинения каждого его племяннику Масьо, изымания каждого пятого денье [74]  [74]Денье – старая французская медная монета. ( Примеч. перев.)


[Закрыть]в пользу последнего, исполнения христианского долга и любви к Богу. Потом он отозвал тех, кто должен был сопровождать его в Рим, и распорядился об отплытии.

Едва корабль барона поднял якорь, как со всех сторон послышались горестные восклицания. И европейцы и канарцы оплакивали «этого порядочного сеньора», которого они уже не рассчитывали увидеть. Многие зашли в воду по самую грудь и пытались остановить увозивший его корабль. Но уже был поднят парус. Господин де Бетанкур отплыл. «Да хранит его своей милостью Бог ото всякого зла и ото всех преград!»

Через семь дней нормандский барон прибыл в Севилью. Далее он направился к королевскому двору в Вальядолид, где был принят с большой милостью. Де Бетанкур рассказал королю историю своих завоеваний и добился от него рекомендательных писем к папе, надеясь получить разрешение на основание епископства на Канарских островах. Король тепло принял его и осыпал подарками, вручив и желанные письма, после чего барон вместе со своей блестящей свитой отбыл в Рим.

В Вечном городе он оставался три недели. Ему позволили поцеловать туфлю папы Иннокентия VII, который поздравил нормандца с покорением всех этих канарцев для католической веры, похвалил его за смелость, которую он доказал тем, что отправился так далеко от своей родной Франции. Потом были составлены буллы [75]  [75]Булла – металлическая печать (а потом и капсула, содержащая эту печать), скреплявшая государственный акт; потом так стали называть и сам документ; обычно это название употребляли по отношению к церковным документам, подписанным римским папой. ( Примеч. перев.)


[Закрыть], которые испрашивал барон де Бетанкур, а епископом Канарских островов был назначен Альбер де Мезон. На этом барон расстался с папой, получив также благословение и его святейшества.

Новый прелат немедленно простился с бароном и отправился в свою епархию. Он проследовал через Испанию, где передал королю письма от Жана де Бетанкура. Потом направился на Фуэртевентуру и добрался туда без всяких затруднений. Его с большим уважением принял мессир [76]  [76]Господин (устар. фр.).


[Закрыть]Масьо, произведенный в рыцари. Альбер де Мезон немедленно занялся устройством епархии, управляя милостиво и снисходительно, часто молясь то на одном острове, то на другом и включая в церковный канон специальную молитву за Жана де Бетанкура. Масьо был всеми любим, но главным образом – туземцами. Правда, это благоденствие длилось не более пяти лет; позднее Масьо, одурманенный неограниченной властью, пошел по пути репрессий и был изгнан из страны.

Между тем барон де Бетанкур, в свою очередь, покинул Рим. Он посетил Флоренцию, Париж и прибыл в родовое владение Бетанкур, куда съехалось множество дворян лично взглянуть на короля Канарских островов. Не стоит и спрашивать, во что ему это обошлось; если в первое возвращение барона его посетило множество землевладельцев-феодалов, то на этот раз гостей было еще больше.

Барон де Бетанкур, «уже в годах», поселился в Гренвиле вместе с женой, еще молодой и красивой дамой. Он частенько получал известия со своих любимых островов, от своего племянника Масьо, и надеялся вернуться в свое канарское королевство; но Бог не дал ему этой радости.

В один из дней 1425 г. барон, пребывавший в своем замке, заболел, и все поняли, что он скоро умрет. Он составил завещание, соборовался и, как заканчивается рассказ о нем, «ушел из этого мира в другой. Да простит ему Бог его прегрешения. Погребен он в Гренвиль-ле-Тентюрьер, в городской церкви, перед ее главным алтарем…»

Глава седьмая
ХРИСТОФОР КОЛУМБ (1436 – 1506)

I

Открытие португальцами острова Мадейры, островов Зеленого Мыса, Азорских островов, Гвинеи и Конго. – Мыс Доброй Надежды. – Бартоломеу Диаш. – Успехи географии и торговли в средние века. – Общераспространенное заблуждение о расстоянии между Европой и Азией. – Молодые годы Христофора Колумба. – Его первые путешествия. – Зарождение у Колумба мысли об открытии западного морского пути в Индию и Китай. – Пребывание Колумба в монастыре Рабида. – Аудиенция у Фердинанда и Изабеллы. – Договор от 17 апреля 1492 г. – Братья Пинсон. – Три каравеллы Колумба. – Отплытие из Палоса 3 августа 1492 г.

1492 г. – знаменитая веха в географической летописи. Это достопамятный год открытия Америки.

Старый Свет должен был позаботиться о нравственном и политическом воспитании Нового Света. Но оказался ли Старый Свет со свойственными ему ограниченными понятиями, полуварварскими стремлениями и религиозным фанатизмом на высоте своей исторической задачи? Пусть факты говорят сами за себя.

Расскажем вкратце о том, что произошло с того времени, как Жан де Бетанкур колонизовал Канарские острова, то есть с 1405 по 1492 г.

Научные и географические познания арабов, изгнанных в конце XV в. из Испании, оказали заметное влияние на развитие науки на всем Пиренейском полуострове. Во всех приморских городах, особенно в португальских, не прекращались разговоры об африканском береге и заморских странах, полных богатств и всяких чудес. «Тысячи историй разжигали любопытство, жадность и честолюбие, – говорит Жюль Мишле, – всех влекло в те таинственные страны, где природа не поскупилась на создание необыкновенных чудовищ и щедро усеяла золотом поверхность земли».

Португальский инфант [77]  [77]Инфант – испанский (и португальский) титул королевского сына, наследного принца.


[Закрыть]Энрики, известный в истории под именем Генриха Мореплавателя (1394-1460), с увлечением занимался астрономией и географией; он организовал несколько морских экспедиций в Африку и немало способствовал расцвету колониального могущества Португалии. Рассказы об этих экспедициях воспламенили воображение Христофора Колумба.

(В 1415 г. двадцатилетний Энрики принимал участие в завоевании арабской крепости Сеута на марокканском берегу. Вернувшись из Сеуты, он поселился в Сагрише, у мыса Сан-Висенти, расположенного на юго-западе Португалии. Отсюда его взорам открывался необъятный океан. Инфант Энрики устроил в своем замке обсерваторию и учредил мореходную школу. Здесь португальские моряки занимались составлением новых карт и учились пользоваться компасом. Инфант окружил себя учеными, собиравшими для него сведения о морском пути в Индию и о возможности плавания вокруг Африки.)*

Хотя сам Энрики не участвовал ни в одной экспедиции, но своим поощрением мореплавателей и покровительством исследователям он вполне заслужил имя Мореплавателя, под которым вошел в историю.

Мыс Нон на западном берегу Африки издавна считался роковым рубежом для всех путешественников. Само название мыса – «Нон», по-латыни «нет» – говорит о его дурной славе. В 1419 г. этот мыс обогнули два португальца – Жуан Гонсалу Сарку и Триштан Тейшейра, посланные Генрихом Мореплавателем к берегам Западной Африки. Унесенные ветром далеко в открытое море, их суда были отброшены к острову, названному ими Порту-Санту. Вернувшись сюда через год, мореплаватели заметили на юго-восточном горизонте черную точку. Португальцы направились к ней и увидели поросший лесом остров, который и назвали Мадейра, то есть «Лесистый».

После этого открытия прошло еще пятнадцать лет, прежде чем португальцам удалось обогнуть мыс Бохадор, охраняемый, как тогда говорили, яростными морскими течениями и свирепыми ветрами. В 1434 г. капитан Жил Эаниш, человек смелый и честолюбивый, только после третьей попытки прошел мимо страшного мыса, лежащего в двухстах километрах южнее Канарских островов.

Ободренные этим примером, Антан Гонсалвиш в 1441 г. и Нунью Триштан в 1444 г. продвинулись еще дальше к югу. Первый привез с собой немного золотого песка с берегов Рио-де-Оро, а второй достиг устья реки Сенегал и захватил десять негров, которых доставил в Лиссабон и продал в рабство по очень высокой цене. Так было положено начало торговле неграми – торговле, опустошавшей Африканский материк и покрывавшей человечество позором в течение четырех столетий.

В 1444 г. Када Мошту обогнул Зеленый Мыс и исследовал часть побережья к югу от него. Через два года португальцы продвинулись дальше своих предшественников в открытый океан и открыли Азорский архипелаг.

Всякий страх исчез. Роковой рубеж, по ту сторону которого, как полагали раньше, «воздух жжет, словно огонь», был оставлен позади. Экспедиция следовала за экспедицией, и каждая прибавляла что-нибудь новое к тому, что уже было известно. Африканский берег представлялся бесконечным. Но чем дальше продвигались на юг, тем, казалось, дальше отодвигался желанный мыс, крайняя южная точка континента, которую стоило только обогнуть, чтобы достигнуть вожделенной Индии!

Продвижение португальцев вдоль западного берега Африки продолжалось и после смерти Генриха Мореплавателя. Португальский король Жуан II присоединил к своему титулу звание властителя Гвинеи. Еще не успели мореплаватели, открывшие Конго, освоиться с новым небом и с новыми звездами, как Диогу Кан в 1484 – 1487 гг. обследовал западный берег Африки от экватора до тропика Козерога, чуть было не лишив Бартоломеу Диаша чести открытия южной оконечности континента. Во время третьего плавания Диогу Кану удалось достигнуть пункта, расположенного на 21°50' южной широты. Это был мыс Кросе, на котором, следуя обычаю, начальник экспедиции воздвиг «падран» – каменный столб с португальским гербом. На обратном пути путешественник посетил властителя Конго в его столице и привез с собой в Лиссабон посланника королевства Конго Касугу с многочисленной свитой из африканцев, которые прибыли в Европу, чтобы принять крещение и обучиться догматам веры; ее им предстояло распространять после возвращения в Конго.

Вскоре после возвращения Диогу Кана в августе 1487 г. три каравеллы [78]  [78]Каравелла – морское однопалубное трехмачтовое судно, появившееся в XII в. Это были небольшие суда (150 – 300 тонн водоизмещением) с острыми обводами корпуса и с так называемыми косыми парусами. Они могли идти против ветра под более острым углом, чем все другие суда того времени, оснащенные тяжелыми прямоугольными (латинскими) парусами. Каравеллы отличались высокими мореходными качествами: они были легки, маневренны и быстроходны (при попутном ветре делали до 12 узлов, то есть до 22 километров в час). Вышли из употребления в конце XVII в.


[Закрыть]под командой Бартоломеу Диаша пустились вниз по реке Тежу (Тахо) в открытое море. Опытный моряк Жуан Инфанти командовал вторым кораблем. Капитаном третьего, грузового, судна был назначен Педру Диаш, брат Бартоломеу.

О первой части этого достопамятного путешествия не сохранилось никаких подробностей. Нам известно только из книги Жуана Барруша [79]  [79]Барруш Жуан – крупнейший португальский историк XVI в. (1496 – 1570), автор многотомного исторического труда «Декады об Азии».


[Закрыть], крупнейшего португальского историка XVI в., к которому приходится обращаться за всеми сведениями о португальских морских экспедициях, что Бартоломеу Диаш направился к устью Конго и затем следовал до 29-й параллели, вдоль незнакомых берегов. В гавани, которая была названа им Ангра-душ-Волташ, Диаш оставил грузовое судно – меньшую из своих каравелл – под охраной девяти матросов. Переждав в этой гавани дурную погоду, он направился отсюда дальше к югу. Тринадцать дней Диаш был вынужден бороться со страшным штормом. Чем дальше он продвигался к югу, тем сильнее понижалась температура. Моряки уже не верили в свое спасение.

Когда буря улеглась, Диаш направил свои корабли к востоку, надеясь достигнуть берега. Не видя в течение нескольких дней земли, он решил повернуть к северу. Наконец на горизонте показались высокие горы, и 3 февраля 1488 г. португальцы пристали к берегу, не подозревая о том, что во время бури обогнули мыс, названный затем мысом Доброй Надежды. Берега бухты представляли собой зеленые луга, на которых пасся рогатый скот. Увидев приближающиеся корабли, пастухи убежали в горы. Эта бухта была названа Баия-душ-Вакейруш (Пастушеская бухта).

Запасшись в Пастушеской бухте пресной водой, экспедиция Диаша направилась снова на восток и достигла бухты Сан-Браш (теперь Моссел), а оттуда, идя вдоль берега, достигла залива Алгоа и небольшого острова, который Диаш назвал островом Креста, так как на нем португальцы воздвигли большой каменный крест. Диаш хотел идти дальше, но его спутники, утомленные трудностями пути и изнуренные голодом, запротестовали и заявили, что дальше они не пойдут. «К тому же, – говорили матросы, – раз земля тянется теперь к востоку, значит, мы прошли какой-то большой мыс, а потому лучше всего повернуть обратно и отыскать его».

Диаш собрал совет, и все подали голос за возвращение. Он вынужден был уступить, но с условием, чтобы еще трое суток продолжать плыть вперед и удостовериться, не повернет ли берег к северу. За такой короткий срок корабли Диаша не успели обогнуть всей южной оконечности Африки и дошли только до устья большой реки, которая была названа в честь капитана второй каравеллы Риу-ди-Инфанти. Оказавшись в преддверии Индийского океана, жестоко разочарованный Диаш вынужден был пуститься в обратный путь.

Когда корабли проходили мимо падрана, установленного на острове Креста в заливе Алгоа, Диаш, по словам Жуана Барруша, «испытывал такое чувство горечи, такую скорбь, словно расставался с любимым сыном, обреченным на вечное изгнание; он вспомнил, с какой опасностью и для себя, и для всех своих подчиненных он прошел столь долгий путь лишь затем, чтобы поставить этот каменный столб, а самого главного Бог ему не дал совершить».

Наконец корабли подошли к тому «великому и знаменитому мысу, скрывавшемуся сотни лет», которому Диаш и его спутники присвоили название Торментозу («Бурный») в память об опасностях и трудностях, пережитых ими в то время, когда они впервые огибали его.

Но Жуан II смотрел на вещи иначе и переименовал мыс Бурный в мыс Доброй Надежды. Для него дорога в Индию была теперь открыта, и его серьезные планы расширения торговли и усиления могущества Португалии были близки к осуществлению.

24 августа 1488 г. Бартоломеу Диаш прибыл в Ангра-душ-Волташ. Из оставленных там девяти матросов шестеро умерли; седьмой скончался от неожиданного потрясения, увидев своих соотечественников. После короткой остановки у форта Сан-Жоржи-да-Мина («Рудник св. Георгия»), где Диаш принял на борт золото, полученное губернатором колонии от туземцев, экспедиция в декабре того же, 1488 г. прибыла к португальскому берегу.

Как это ни странно, Диаш не только не получил никакой награды за свое замечательное плавание, увенчавшееся большим успехом, но по непонятной причине попал даже в опалу. Ему уже не поручалось командование ни одной экспедицией. И только десять лет спустя, когда Васко да Гама отправился по его следам открывать морской путь в Индию, Диашу было разрешено сопровождать своего более счастливого товарища в качестве простого подчиненного до форта Сан-Жоржи-да-Мина на Золотом берегу. Диашу не оставалось ничего другого, как внимать толкам о чудесном открытии Васко да Гамы и обдумывать на досуге, какое громадное влияние окажет это событие на дальнейшую судьбу его родины.

Позднее Бартоломеу Диаш принимал участие в качестве обыкновенного капитана в экспедиции Педру Алвариша Кабрала, открывшего Бразилию. Но и здесь ему не суждено было испытать радость от созерцания берегов, к которым он сам указал дорогу. Едва португальская флотилия покинула американский берег и направилась к мысу Доброй Надежды, как на океане поднялась страшная буря. Четыре корабля затонули, в том числе руководимый капитаном Диашем. Отважный мореплаватель погиб со своим судном в волнах Атлантического океана 24 марта 1500 г.

Великий португальский поэт Луиш ди Камоэнс, автор поэмы «Лузиады» (1572), намекая на этот трагический конец Бартоломеу Диаша, вложил в уста духа Адамастора, охраняющего мыс Бурный, следующее мрачное пророчество: «Я дам страшный урок первому флоту, который будет проходить мимо этих утесов, и жестоко отомщу тому, кто первый дерзнет потревожить меня в моем неприступном убежище».