355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Жюль Габриэль Верн » Таинственный остров(изд.1986) » Текст книги (страница 8)
Таинственный остров(изд.1986)
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 17:06

Текст книги "Таинственный остров(изд.1986)"


Автор книги: Жюль Габриэль Верн



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Проверка часов. – Пенкроф доволен. – Подозрительный дым. – Красный ручей. – Флора острова Линкольна. – Фауна. – Горные фазаны. – Охота на кенгуру. – Агути. – Озеро Гранта. – Возвращение в убежище.

Поселенцы острова Линкольна бросили вокруг последний взгляд, обогнули кратер по узкой закраине и стали спускаться; через полчаса они уже были на первом плато, там, где останавливались на ночлег при подъёме.

Пенкроф заявил, что уже пора завтракать, и по этому поводу Сайрес Смит и журналист решили сверить свои часы.

Надо сказать, что у Гедеона Спилета часы не пострадали от воды, так как его первым выбросило на берег, где он оказался вне досягаемости для волн. Часы у него были с превосходным механизмом – настоящий карманный хронометр, и журналист ежедневно заводил их самым тщательным образом.

Сайрес Смит, разумеется, не мог заводить свои часы, пока лежал без сознания в дюнах. А тут он завёл их и, определив по солнцу, что время близится к девяти часам, соответственно перевёл стрелку часов.

Гедеон Спилет хотел было последовать его примеру, но Сайрес Смит остановил его, схватив за руку, и сказал:

– Нет, дорогой мой, подождите. У вас часы поставлены по ричмондскому времени?

– Да, Сайрес.

– Стало быть, часы у вас отрегулированы по меридиану этого города, – то есть, можно сказать, почти по меридиану Вашингтона.

– Совершенно верно.

– Знаете что? Не переводите стрелки. Заводите свои часы аккуратнейшим образом, но стрелок не касайтесь – пусть будут так, как есть. Это нам пригодится.

«Для чего?» – подумал моряк.

За завтраком все ели с завидным аппетитом и уничтожили весь запас дичи и орехов. Но Пенкрофа это нисколько не беспокоило – не беда, по дороге можно ещё добыть провианта. Топ, наверно, не насытился своей скудной порцией и поднимет в лесу какую-нибудь дичь. Кроме того, моряк уже подумывал, не попросить ли инженера Смита изготовить пороху и парочку охотничьих ружей, – он считал, что для Сайреса Смита это не представит затруднений.

Уходя с места привала, Сайрес Смит предложил товарищам идти к Трущобам другой дорогой. Ему хотелось поближе познакомиться с озером Гранта, так красиво обрамлённым деревьями. Стали спускаться по гребню одного из отрогов, меж которых, вероятно, брала начало речка, питавшая озеро. Дорогой наши колонисты вели разговор о своём острове, употребляя придуманные ими сообща названия, и легко понимали друг друга. Герберт и Пенкроф (первый – совсем ещё мальчик, а второй – человек по-детски простодушный) были в восторге, и моряк, широко шагая, говорил:

– Здорово-то как, Герберт, а? Теперь уж, голубчик, никогда не заблудишься. Хочешь – иди мимо озера Гранта, хочешь – через леса Дальнего Запада, к реке Благодарения, – всё равно выйдешь к плато Кругозора, а значит, попадёшь к бухте Соединения!

Путники решили, что дорогой можно разбиться на группы, но не очень отдаляться друг от друга. Весьма возможно, что в густых лесах на острове водятся хищные звери, и благоразумие требует держаться начеку. По большей части впереди шли трое – Пенкроф, Герберт и Наб, предшествуемые неутомимым Топом, который успевал обрыскать каждый кустик. Гедеон Спилет и Сайрес Смит шли вместе; журналист держал наготове свою записную книжку, чтоб занести в неё любое происшествие; молчаливый Сайрес спокойно шагал рядом с ним, отходя в сторону лишь для того, чтобы подобрать образцы минералов или сорвать какое-нибудь растение, и без лишних разговоров прятал то и другое в карман.

– Что это он там подбирает? – бормотал Пенкроф. – Я всё смотрю, смотрю, а не вижу тут ничего дельного. Стоит нагибаться за такой ерундой!

Около десяти часов утра маленький отряд уже спускался по последним отрогам горного хребта. На склонах попадались лишь кусты да изредка одинокие деревья. Затем путь пошёл по равнине длиною около мили, а дальше темнела опушка леса. Земля здесь была бугристая желтоватая, словно опалённая огнём, и повсюду были разбросаны извергнутые вулканом большие глыбы базальта, для охлаждения которого в земной коре согласно исследованиям Бишофа понадобилось триста пятьдесят миллионов лет. Однако нигде не замечалось следов лавы – некогда она изливалась главным образом по северному склону вулкана.

Сайрес Смит уже думал, что до речки, протекавшей, как он полагал, под деревьями, на краю долины, они дойдут без всяких приключений, как вдруг увидел, что, навстречу им опрометью бежит Герберт. Наба и моряка не видно было за скалами.

– Что у вас там, мальчик? – спросил Гедеон Спилет.

– Дым! – воскликнул Герберт. – Между скалами, в ста шагах отсюда, дым поднимается!

– Значит, тут есть люди? – взволнованно сказал журналист.

– Не надо показываться им на глаза, пока не узнаем, с кем мы имеем дело, – предостерёг товарищей инженер. – Может быть, на острове живут дикари, а встреча с ними, по-моему, более опасна, чем желательна. Где Топ?

– Убежал вперёд.

– И не лает?

– Нет.

– Странно. Постараемся всё-таки позвать его.

Через несколько мгновений инженер, Гедеон Спилет и Герберт присоединились к товарищам и так же, как они спрятались за базальтовыми глыбами.

И тут все они явственно увидели, что в воздухе клубами поднимается дым характерного желтоватого цвета.

Инженер негромко присвистнул, подзывая Топа; собака тотчас подбежала к нему, и тогда Смит знаками велел товарищам подождать его, и тихонько стал пробираться между скалами.

Колонисты замерли, с тревогой ожидая результатов разведки, как вдруг послышался голос Сайреса Смита, громко окликавшего их, и они стремглав бросились к нему. Все четверо мигом очутились возле инженера и прежде всего были поражены неприятным едким запахом, пропитавшим воздух.

По этому запаху Сайрес Смит сразу догадался, откуда идёт дым, сначала вызвавший у него тревогу, которая не лишена была оснований.

– Этот дым или, вернее, эти испарения – дело рук самой природы, – сказал он. – Нам просто-напросто встретился сернистый источник. Если у кого болит горло, пожалуйста, тут прекрасно можно излечиться.

– Эх, жаль! – воскликнул Пенкроф. – Жаль, что нет у меня простуды!

Путники направились к тому месту, откуда поднимался дым. Они увидали довольно обильный сернистый источник, бежавший между скалами; воды его, поглощая кислород из воздуха, издавали едкий запах сернистой кислоты.

Сайрес Смит окунул в источник руку и нашёл, что вода маслянистая. Отпив глоток из горсти, он сказал, что у неё чуть сладковатый привкус, температура же её, как он полагал, была девяносто пять градусов по Фаренгейту (35 градусов выше нуля по стоградусной шкале). Герберт спросил, на чем он основывает такое определение?

– Да просто на том, дитя моё, что, когда я опустил руку в источник, у меня не было ощущения холода, да и горячей вода мне тоже не показалась. Следовательно, у неё температура человеческого тела, то есть около девяносто пяти градусов по Фаренгейту.

Отметив на карте сернистый источник, пока не имевший для них практической ценности, колонисты направились к опушке густого леса, отстоявшего на несколько сот шагов дальше.

Как и предсказывал инженер, там бежала речка, быстрая речка с чистой, прозрачной водой; её высокие берега были красноватого цвета, что свидетельствовало о наличии окиси железа в породах, из которых они состояли. По цвету берегов колонисты тут же дали речке название: «Красный ручей».

Да это и действительно был просто глубокий и светлый ручей, бравший начало в горах; то равнинной дремотной речкой, то бурным горным потоком, то мирно протекая по песчаному дну, то с сердитым рёвом прыгая по скалистый порогам или низвергаясь водопадом, одолевал он свой путь к озеру; ширина его была где тридцать, где сороке футов, а длина – полторы мили. Вода в нём оказалась пресная, и это позволяло предположить, что и в озере пресная вода. Обстоятельство это пришлось бы очень кстати, если б на берегах озера нашлось убежище более удобное, чем Трущобы.

Деревья, под сенью которых ручей пробегал несколько сот футов, по большей части принадлежали к породам распространённым в умеренном поясе Австралии и в Тасмании, и не похожи были на те хвойные деревья, которые встречались уже в исследованной части острова – в нескольких милях от плато Кругозора. В то время года, то есть в начале осени (в Южном полушарии апрель месяц соответствует нашему октябрю), они ещё не лишились листвы. Больше всего тут росло казуарин и эвкалиптов; некоторые из этих пород весной, вероятно, давали сладкую манну, подобную восточной манне. На полянах вздымались купы могучих австралийских кедров, а вокруг рослая высокая трава, именуемая в Австралии «туссок», но кокосовых пальм, которых так много на архипелагах Тихого океана, совсем не было – должно быть, остров отстоял, слишком далеко от тропиков.

– Как жаль! – сетовал Герберт. – Кокосовая пальма – очень полезное дерево, да и орехи у неё превкусные.

Птиц в лесу было множество, и они свободно порхали между ветками эвкалиптов и казуарин, – довольное жидкая зелень этих деревьев не мешала их полёту. Чёрные, белые и серые какаду, пёстрые попугаи всех цветов и оттенков, ярко-зелёные корольки с красным хохолком, небесно-голубые лори, – бесчисленное крылатое племя блистало красками, будто живая радуга, и поднимало оглушительный разноголосый гам.

Вдруг из зелёной чащи донеслись диковинные, нестройные звуки: то слышались звонкие птичьи трели, то кошачье мяуканье, то рычание зверя, то какое-то причмокиванье, как будто щёлкал языком человек. Позабыв о всякой осторожности, Наб и Герберт бросились к кустам. К счастью, там не оказалось ни грозных хищников, ни притаившегося дикаря, а сидело на ветках полдюжины самых безобидных существ – певчих птиц пересмешников, которых называют «горные фазаны». Несколько метких ударов дубинкой прекратили концерт этих имитаторов, а колонистам досталась на обед превосходная дичь.

Герберт указал своим спутникам на диких голубей, красавцев с бронзовыми крыльями, – одни украшены были великолепным хохолком, другие зелёным воротником, как их собратья на берегах залива Маккуори; но голуби и близко не подпустили к себе охотников так же, как вороны и сороки, улетевшие стаями. Выстрелив из ружья мелкой дробью, можно было бы уложить большое количество этих пернатых, но пока что у наших охотников не было не только дробовиков, не было у них ни копий, ни дротиков, ни пращей; впрочем, примитивное оружие вряд ли бы здесь помогло.

Беспомощность охотников сказалась ещё яснее, когда мимо них пронеслась стая каких-то четвероногих; они мчались вприскочку и вдруг делали прыжок длиной футов в тридцать, словно взлетали на крыльях; они промчались через лес так быстро и прыгали так высоко, что казалось, будто они, как белки, проносились с дерева на дерево.

– Кенгуру! – воскликнул Герберт.

– А их едят? – тотчас справился Пенкроф.

– Потушить на медленном огне, так получишь кушанье вкуснее всякой дичи! – ответил журналист.

Не успел Гедеон Спилет договорить, как моряк, воодушевлённый его словами, а вслед за ним и Наб и Герберт бросились вдогонку за кенгуру. Напрасно Сайрес Смит звал их, пытался остановить. Но тщетны оказались и попытки догнать кенгуру, которые на упругих своих ногах отскакивали от земли, словно резиновые мячи. Через пять минут охотники совсем запыхались, а кенгуру исчезли в чаще. Топа постигла такая же неудача, как и его хозяев.

– Мистер Сайрес, – сказал Пенкроф, когда Смит и Спилет догнали их. – Мистер Сайрес, сами видите, осязательно надо нам сделать ружья. В силах мы их сделать?

– Может быть, – ответил инженер. – Но прежде всего мы сделаем лук и стрелы. Я уверен, что вы научитесь так же ловко владеть ими, как австралийские охотники.

– Лук и стрелы? – с презрением переспросил Пенкроф. – Лук и стрелы – ребячья забава!

– Какой вы гордец, дружище, – заметил журналист. – А ведь долгие века люди пользовались этим оружием, и его было им достаточно, чтобы обагрять мир кровью. Порох – совсем ещё недавнее изобретение, а война, к несчастью, так же стара, как род человеческий!

– А ведь это верно, мистер Сайрес. Ей-богу, верно! Вот я всегда так – скажу не подумавши. Вы уж извините!

Но Герберт, страстно увлекавшийся естествознанием, своей любимой наукой, снова заговорил о кенгуру.

– Кстати сказать, – заявил он, – мы натолкнулись на таких кенгуру, которых поймать очень трудно. Это были огромные животные с пушистым серым мехом. Но, если не ошибаюсь, существуют кенгуру чёрные и кенгуру рыжие; есть ещё горные кенгуру, есть кенгуру-крысы. С ними гораздо легче совладать. Всего насчитывают двенадцать видов кенгуру…

– Герберт, – наставительно сказал моряк, – для меня существует только один вид кенгуру, называется он «жареный кенгуру», а вот его-то как раз нам с тобой не досталось.

Все невольно рассмеялись, услышав эту новую научную классификацию, созданную Пенкрофом. Добряк не скрывал своей досады, думая о том, что пообедать придётся только певчими фазанами, но судьба ещё раз смилостивилась над ним.

В самом деле, Топ, чувствовавший, что тут затронуты и его собственные интересы, рыскал по всем кустам; голод ещё обострил его чутьё. Возможно, он прежде всего заботился о самом себе, и если б схватил зубами какую-нибудь дичь, охотникам ничего бы не досталось однако Наб предусмотрительно следил за ним.

Время приближалось к трём часам дня; вдруг собака нырнула в густые заросли кустарника, и вскоре глухое рычание показало, что она схватилась с каким-то животным.

Наб кинулся к месту сражения и увидел, что Топ пожирает какую-то зверушку. Через десять секунд уже нельзя было бы узнать, какую, – она исчезла бы в желудке Топа. К счастью, собака натолкнулась на целый выводок, – на земле лежали бездыханными два других грызуна (добыча Топа принадлежала к породе грызунов).

Наб, торжествуя, вышел из кустов, держа в каждой руке будущее жаркое. Зверьки были крупнее зайца и покрыты жёлтой шкурой с зеленоватыми подпалинами. Хвост же у них был очень куцый, можно сказать зачаточный.

Наши охотники, как жители Соединённых Штатов, сразу узнали в этих зверьках марасов – разновидность агути, но несколько крупнее своих собратьев, живущих в тропических странах; марасы – настоящие американские кролики, длинноухие зверьки, вооружённые с каждой стороны челюстей пятью коренными зубами, что как раз и отличает их от агути.

– Ура! – крикнул Пенкроф. – Жаркое имеется! Теперь не стыдно и домой возвратиться!

Прерванное ненадолго путешествие возобновилось. Колонисты по-прежнему шли берегом Красного ручья, нёсшего свои прозрачные, чистые воды под нависшим сплетением ветвей казуарин, банксий и гигантских каучуковых деревьев. Великолепные лилейные растения, достигавшие двадцати футов высоты, и какие-то незнакомые юному натуралисту древовидные кустарники склонялись к ручью, журчавшему под сенью зелёных сводов.

Ручей заметно становился шире, Сайресу Смиту казалось, что они уже приближаются к устью. И в самом деле, лишь только колонисты вышли из лесной чащи, где они дивились прекрасным деревьям, показалось и устье Красного ручья.

Исследователи вышли к западному берегу озера Гранта. На озеро действительно стоило посмотреть. Оно достигало почти семи миль в окружности, а площадь его равнялась двумстам пятидесяти акрам; спокойную водную гладь окаймляли самые разнообразные деревья. С восточной стороны сквозь живописные просветы местами сверкало на солнце море. Северный берег озера изгибался плавной дугой, представлявшей контраст с резкими очертаниями южной его оконечности. На этом маленьком Онтарио собралось множество водяных птиц. В нескольких стах футах от южного берега из воды выступала одна-единственная скала, заменявшая собой «тысячу островов», которыми славится озеро того же названия в Соединенных Штатах. Здесь жили десятки супружеских пар зимородков-рыболовов; стоя на каком-нибудь прибрежном камне, важные, неподвижные, они подстерегали проплывавшую мимо рыбу, вдруг с пронзительным криком бросались в воду и, нырнув, через мгновение взлетали, держа добычу в клюве. А дальше, на берегах и в островке, чинно расхаживали дикие утки, пеликаны, водяные курочки, красноголовки, щурки, которых природа наделила языком в виде кисточки, два-три представителя лирохвостов, красивейшей породы пернатых, у которых хвостовые перья изящно загнуты в виде лиры.

Вода в озере оказалась пресной, прозрачной и синеватой; а взглянув на пузырьки, в изобилии поднимавшиеся на поверхность воды, и на широко расплывавшиеся по ней круги, можно было с уверенностью сказать, что в озере этом очень много рыбы.

– А право, прекрасное озеро! – восхитился Гедеон Спилет. – Вот бы здесь пожить!

– Поживём! – лаконично ответил Сайрес Смит.

Желая вернуться в Трущобы кратчайшим путём, путники дошли до южного конца озера, где берега сходились под углом. Не без труда прокладывая себе дорогу в лесных зарослях, которых ещё не касалась рука человека, они двинулись дальше к побережью, держа направление на южную часть плато Кругозора. В эту сторону они прошли две мили; наконец раздвинулась последняя завеса деревьев, и перед глазами путников возникло плато, зеленевшее густой травой, и необъятная ширь океана.

Чтобы возвратиться в Трущобы, достаточно было пересечь наискось плато и спуститься по его склону к первой излучине реки Благодарения. Но инженеру хотелось знать, где и как вытекают из озера избыточные воды, а поэтому исследователи прошли под деревьями ещё полторы мили к северу. В самом деле, было весьма вероятно, что где-то существовал сток; возможно, вода вытекала через расселину гранитной стены. Ведь озеро представляло собой огромную каменную впадину, которую Красный ручей постепенно наполнил водой; значит, избыток её должен был где-то стекать к морю, низвергаясь водопадом. «Если это действительно так, – думал инженер, – то, может быть, удастся воспользоваться силой водопада, которая до сих пор пропадала зря, никому не принося пользы». Итак, исследование берегов озера Гранта продолжалось. Прошли по горному плато на север ещё полторы мили, но вопреки своим ожиданиям Сайрес Смит нигде не обнаружил стока воды.

Стрелка часов уже показывала половину пятого. Пора было возвращаться в убежище, приготовить на очаге обед. Маленький отряд повернул обратно, и по левому берегу реки Благодарения Сайрес Смит и его товарищи дошли, наконец, до Трущоб.

Разожгли огонь. Наб и Пенкроф оказались заправскими поварами – один благодаря кулинарным способностям, свойственным неграм, а другой – как и подобает моряку, который всё умеет делать; они быстро приготовили жаркое из своей охотничьей добычи, и все оказали ему честь.

После ужина, когда путники уже собирались ложиться спать, Сайрес Смит вытащил из кармана камешки – образцы различных минералов – и коротко пояснил:

– Смотрите, друзья. Вот это – железная руда, это – пирит, это – глина, это – известняк, это – уголь. Вот чем богата здесь природа. Это её вклад в наше общее дело. Завтра очередь за нами.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Что носил на себе Топ. – Лук и стрелы. – Кирпичный завод. – Гончарная печь. – Кухонная утварь. – Первая похлёбка. – Полынь. – Южный Крест. – Важное астрономическое наблюдение.

– Ну что ж, мистер Сайрес, с чего начнём? – спросил на следующее утро Пенкроф.

– С самого начала, – ответил инженер.

Действительно, островитянам пришлось начинать с самого начала. У них не было никаких инструментов для изготовления необходимейшей утвари; не могли они также подражать природе, у которой впереди очень много времени, и поэтому она не торопится, сберегая свои силы. У них как раз не было времени; борясь за своё существование, они должны были немедленно изготовить очень многое, и если не делать изобретения на каждом шагу, то по крайней мере воспользоваться опытом других людей. Для них железо и сталь существовали ещё в состоянии минералов, гончарные изделия пока ещё были просто глиной, а для одежды им предстояло ещё найти материал. Надо, однако, сказать, что наши островитяне были действительно людьми в лучшем, в самом высоком значении этого слова. Инженер Смит не мог и желать себе более толковых и усердных помощников, более преданных товарищей. Он побеседовал с каждым и знал их способности и склонности.

Гедеон Спилет, талантливый журналист, изучил очень многое, чтоб иметь возможность говорить в своих статьях обо всём; он и умом и руками должен помочь устройству колонии на острове. Спилет справится с любой задачей, а так как он страстный охотник, то пусть охота, которая до сих пор была для него развлечением, станет отныне его обязанностью.

Герберт – славный мальчик, обладающий большими познаниями в естественной истории; он окажет серьёзную помощь общему делу.

Наб – это воплощённая преданность. Умный, ловкий и неутомимый, силач, обладающий железным здоровьем, он к тому же понимал толк в кузнечном деле. Наб, конечно, будет очень полезен колонии.

Пенкроф плавал по всем морям и океанам, плотничал на кораблестроительных верфях в Бруклине, бывал и подручным портного на государственных кораблях, садовником и землепашцем, когда приезжал на побывку домой, – словом, как и подобает моряку, он был мастер на все руки.

Право, тут словно нарочно подобралась пятёрка товарищей, способных бороться с судьбой и победить её.

«Начнём с самого начала», – сказал Сайрес Смит. Этим началом было устройство важного приспособления для обработки минерального сырья, которое давало природа. Известно, какую роль в этой обработке играет высокая температура. Топлива – как дров, так и каменного угля – имелось достаточно. Нужно было только сложить печь.

– А для чего эта печь? – спросил Пенкроф.

– Понаделаем себе всяких горшков. Они нам очень нужны, – ответил Сайрес Смит.

– А из чего печь сложим?

– Из кирпичей.

– А кирпичи из чего сделаем?

– Из глины. В дорогу, друзья! Чтобы зря сырьё не перетаскивать, давайте устроим мастерские на месте его добычи. Наб принесёт нам провизии, а уж огня для приготовления пищи у нас будет достаточно.

– Прекрасно, – заметил журналист. – Огня будет достаточно, а вот пищи может и не быть, раз нет оружия для охоты.

– Эх, если б хоть самый обыкновенный ножик был! – вздохнул моряк.

– Что тогда? – спросил Сайрес Смит.

– Как что? Да я бы живо сделал лук и стрелы. И было бы у нас к столу сколько угодно дичи!

– Да… нож, какое-нибудь лезвие, – задумчиво произнёс инженер, будто разговаривая сам с собой.

Взгляд его случайно упал на Топа, сновавшего по берегу. Глаза Сайреса Смита заблестели.

– Топ, сюда! – крикнул он.

Пёс подбежал к хозяину. Сайрес Смит обхватил руками голову собаки, расстегнул ошейник и, разломав его пополам, сказал:

– Вот вам, Пенкроф, два ножа!

В ответ моряк дважды крикнул «ура». Ошейник Топа сделан был из тонкой полосы закалённой стали. Достаточно было наточить её о камень, чтобы получилось острое лезвие, а потом снять шероховатость осколком мелкозернистого песчаника. Такие камни в изобилии встречались на берегу, и два часа спустя в колонии уже имелось два острых клинка, к ним легко было приделать по прочной рукоятке.

Появление первого орудия было встречено ликованием, как большая победа. Да это и действительно было победой, и притом, одержанной вовремя.

Двинулись в путь. Сайрес Смит повёл товарищей на западный берег озера, туда, где он вчера заметил много глины, образец которой захватил с собой. Сначала шли вдоль реки Благодарения, потом пересекли плато Кругозора и, пройдя около пяти миль, остановились на поляне, в двухстах шагах от озера Гранта.

Дорогой Герберт нашёл дерево, из ветвей которого индейцы в Южной Америке делают луки. Это дерево – крехимба – принадлежит к семейству пальмовых, но не приносит съедобных плодов. Выбрав длинные и ровные ветви, Пенкроф срезал их, ободрал листья, потом подстрогал ветки на концах так, чтобы посередине они были толще и крепче; оставалось только найти растение, пригодное для тетивы. Растение это, принадлежащее к семейству мальвовых, к роду гибиска, имеет замечательно прочные волокна, которые по прочности, пожалуй, не уступают сухожилиям животных. Так Пенкроф изготовил довольно основательные луки; не хватало только стрел. Правда, стрелы нетрудно сделать из твёрдых и прямых веток без сучков, но как их снабдить острыми наконечниками? Ведь материал, который мог бы заменить железо вряд ли будет легко найти. Пенкроф утешал себя мыслью, что он потрудился на совесть, а во всём остальном поможет случай.

Островитяне пришли на то место, которое они обследовали накануне. Почва здесь состояла из красной глины, которая идёт на выделку кирпича и черепицы, и, следовательно, колонисты вполне могли осуществить свой замысел. Рабочие руки имелись. Производство кирпича дело не такое уж сложное. Надобно было глину замесить с песком, слепить кирпичи и обжечь их в огне большого костра.

Обычно кирпичи делают при помощи форм, но колонистам пришлось заняться формовкой голыми руками. Весь день, до темноты, и весь следующий день посвятили выделке кирпичей. Глину, смоченную водой, месили и руками и ногами, потом массу делили на бруски равной величины. Опытный рабочий может за двенадцать часов изготовить вручную до десяти тысяч кирпичей, но пять наших мастеров на острове Линкольна за два дня работы сделали не больше трёх тысяч штук; сырые кирпичи уложили рядами, так им следовало лежать, чтобы как следует высохнуть, три-четыре дня, а затем можно было приступить к обжигу.

Второго апреля днём Сайрес Смит предпринял попытку определить положение острова в отношении сторон света.

Накануне он точно заметил время, когда закатилось солнце, учтя при этом и явление рефракции. А утром 2 апреля он не менее точно установил время восхода солнца. От заката до восхода прошло двенадцать часов; двадцать четыре минуты. Итак, через шесть часов и двенадцать минут после восхода в тот день солнце должно было пройти через меридиан острова, и точка, на которой оно в тот момент окажется в небе, и будет указывать, где находится север. [5]5
  Действительно, в то время года и на той широте солнце всходило в 5 час. 53 мин. утра и заходило в 6 час. 17 мин. вечера. (Примеч. автора.)


[Закрыть]

В назначенное время Сайрес заметил эту точку в небе и проведя мысленно линию от солнца через два дерева, которые он избрал вехами, получил постоянный меридиан для своих астрономических наблюдений.

Перед обжигом кирпичей два дня запасали топливо. Обломали ветки на деревьях, окружавших поляну, собрали весь валежник в ближайших уголках леса. Собирая топливо, конечно, и поохотились в окрестностях, тем более что у Пенкрофа появилось теперь несколько десятков стрел с очень острыми наконечниками. Добыл их не кто иной, как верный Топ: он притащил из лесу дикобраза – животное, не очень годное для еды, но оказавшееся весьма ценным своими иглами. Иглы насадили на тонкий конец стрел, а другой конец оперили, приладив к нему перья хохлатого попугая, чтобы стрела летела ровнее. Герберт и журналист очень скоро научились превосходно стрелять из лука, и теперь в Трущобах не переводилась самая разнообразная дичь: водосвинки, голуби, агути, глухари и т. д. Удачнее всего охота шла на левом берегу реки Благодарения, в лесу, который назвали лесом Жакамара в честь той птицы, которую Пенкроф и Герберт безуспешно преследовали в первый день знакомства с островом.

Дичь съедали жареной, но окорока дикого кабана закоптили в дыму костра из зелёных веток, предварительно нашпиговав мясо душистыми травами. Словом, ели наши островитяне очень сытно, но пища была однообразная, жареное мясо им надоело, все мечтали о супе и хотели услышать, как булькает на огне горшок с похлёбкой. Однако варить её было не в чем, приходилось ждать, пока сложат гончарную печь и обожгут в ней горшки.

Во время своих походов по ближайшим окрестностям «кирпичного завода» охотники заметили свежие следы каких-то крупных зверей, вооружённых могучими когтями, но какие это были звери, определить не могли. Сайрес Смит наказывал товарищам соблюдать осторожность – ведь в лесу они могли столкнуться с какими-нибудь опасными хищниками.

Совет пришёлся кстати. Однажды Гедеон Спилет и Герберт видели зверя, похожего на ягуара. К счастью, хищник не напал на них, иначе охотникам пришлось бы плохо. Гедеон Спилет дал себе слово, что, как только у них будет «серьёзное снаряжение», то есть ружья которых всё требовал Пенкроф, он поведёт непримиримую, войну против диких зверей и избавит от них остров.

В эти дни колонисты не занимались благоустройством своего убежища в Трущобах, так как инженер надеялся что им удастся отыскать или построить себе более удобное жилище. Пока удовлетворились тем, что в коридорах на песке положили подстилки из мха и сухих листьев. На таких довольно жёстких постелях усталым труженикам спалось прекрасно.

Подсчитали, сколько дней они уже провели на острове Линкольна, и решили впредь вести им точный счёт. Пятого апреля, в среду, исполнилось двенадцать дней с того времени, как ураган забросил их на этот остров.

Шестого апреля, на рассвете, инженер и его товарищи собрались на той поляне, где они намеревались обжигать кирпич. Разумеется, эту операцию решили произвести под открытым небом, а не в печах, или, лучше сказать, сложили кирпичи клеткой, чтобы она представляла собой огромную печь, где обжиг производился бы сам собою. На земле аккуратно уложили вязанки хвороста, а вокруг в несколько ярусов поставили друг на друга высохшие кирпичи, так что получился куб, в котором оставили продушины. Работа заняла весь день, и только к вечеру зажгли хворост.

Ночью никто не ложился спать – следили за тем, чтобы огонь не ослабевал.

Обжиг шёл двое суток и удался прекрасно. Затем раскалённой башне дали остынуть, а тем временем Наб и Пенкроф, по указанию Сайреса Смита, сделав из часто переплетенных веток носилки, притащили на них в несколько приёмов изрядную груду известняка, весьма распространённой горной породы, которой оказалось очень много на северном берегу озера. Из этих камней, рассыпавшихся при прокаливании их на огне, получилась жирная негашёная известь, которая сильно вздувалась и бурлила при гашении, – известь такая же чистая, как та, что получается при обжигании мрамора или мела. Смешивая полужидкий раствор гашёной извести с песком, который не давал ей затвердевать слишком быстро, наши колонисты получали превосходное цементирующее вещество.

Девятого апреля в результате всех этих работ в распоряжении Смита уже было некоторое количество гашёной извести и несколько тысяч кирпичей.

Тогда принялись, не теряя ни минуты, складывать печь для обжига всяких гончарных изделий, необходимых в домашнем быту. С кладкой печи справились без особого труда. Через пять дней в топку заложили каменный уголь (Сайрес Смит нашёл около устья Красного ручья залежи угля, выходившие прямо на поверхность земли), и из трубы высотою в двадцать футов поднялся первый столб дыма. Поляна превращалась в завод, и Пенкроф уже недалёк был от мысли, что из этой печи выйдут все изделия современной промышленности.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю