Текст книги "Собрание сочинений в 12 т. Т. 6"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 45 страниц)

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Камчатское течение

Легко себе представить, как встретили обитатели форта юную Калюмах! С ее появлением как бы восстанавливалась прерванная с остальным миром связь. Жены солдат осыпали ее ласками. А она прежде всего бросилась к ребенку и стала нежно его целовать.

Эскимоска была искренно тронута гостеприимством своих друзей-европейцев. И в самом деле, все были ей рады, как никому другому, и с восторгом приняли известие, что она проведет в фактории всю зиму: наступление холодов якобы лишало ее возможности вернуться в свой поселок в Новой Джорджии.

Но если обитатели форта были приятно удивлены появлением эскимоски, то что должен был подумать Джаспер Гобсон при виде Калюмах под руку с миссис Барнет? Он не верил своим глазам. В его мозгу с быстротой молнии промелькнула мысль, что вопреки данным ежедневных измерений остров Виктория в каком-то пункте незаметно соединился с материком.

Миссис Барнет прочла во взгляде лейтенанта это неправдоподобное предположение и отрицательно покачала головой.

Джаспер Гобсон понял, что ничего не изменилось, и стал ждать, когда миссис Барнет объяснит ему неожиданное появление Калюмах.

Несколько минут спустя Джаспер Гобсон и путешественница уже прогуливались у подножья мыса Батерст, и лейтенант жадно слушал ее рассказ о приключениях Калюмах.

Итак, все предположения лейтенанта Гобсона оправдались! Во время бури северо-восточный ветер вырвал блуждающий остров из течения! В ужасную ночь с 31 августа на 1 сентября льдина была на расстоянии всего лишь мили от американского континента! Огонь, который Джаспер Гобсон увидел, не был огнем с корабля, а крик, долетевший до его слуха, не был воплем потерпевшего кораблекрушение! Земля была совсем близко, она была рядом, и, если бы ветер продержался в этом направлении еще какой-нибудь час, остров прибило бы к берегам Русской Америки!

Но тут произошла роковая, гибельная для судьбы острова перемена. Ветер подул с юга и, оттолкнув остров от берега, снова вынес его в открытое море! Мощное течение опять подхватило его в свои воды, и с этой минуты, подгоняемый порывами юго-восточного ветра, он с неимоверной скоростью, которую ничто не могло уменьшить, доплыл до опасного места между двумя противоположными течениями, из которых каждое могло погубить остров вместе со всеми его несчастными обитателями!

В сотый раз лейтенант и миссис Барнет обсуждали случившееся. Наконец, Джаспер Гобсон спросил, насколько велики разрушения между мысом Батерст и Моржовой бухтой.

Миссис Барнет ответила, что в некоторых местах уровень побережья как будто понизился и волны заходят туда, куда прежде не проникали. Потом она рассказала о том, что произошло у мыса Эскимосов и как большая льдина откололась здесь от острова.

Действительно, положение было чрезвычайно опасным. Ледяная основа острова, омываемая снизу сравнительно теплыми водами, постепенно таяла. То, что произошло с мысом Эскимосов, могло каждую минуту случиться и с мысом Батерст. Постройки фактории в любой час дня и ночи грозили рухнуть на дно океана, и единственной надеждой на спасение была зима, зима с ее лютыми морозами. Но она все еще не наступала.

На следующий день, 4 сентября, новое наблюдение лейтенанта Гобсона показало, что положение острова по сравнению с предыдущим днем мало изменилось. Он попрежнему оставался неподвижным между двумя противоположными течениями, и в тех условиях это было в сущности наиболее благоприятным обстоятельством.

– Пусть только холода застанут нас здесь, пусть ледовые заторы остановят движение острова, а море вокруг замерзнет, – сказал Джаспер Гобсон, – и я буду считать наше спасение обеспеченным. Сейчас до берега меньше двухсот миль; решившись пройти это расстояние по крепкому ледяному полю, мы сможем добраться до Русской Америки или до берегов Азии. Но нам нужна зима, зима – во что бы то ни стало и как можно скорее!

Между тем, по приказанию лейтенанта, заканчивались последние приготовления к зимовке. Заготовлялись все необходимые корма для домашних животных на время долгой полярной ночи. Собаки были здоровы и жирели от безделья, но они заслуживали хорошего ухода: ведь бедным животным предстоял немалый труд, когда обитатели форта Надежды покинут остров и пойдут по льду, направляясь к материку. Надо было поэтому сохранить собак сильными, и для них не жалели мяса, главным образом мяса оленей, которых удавалось подстрелить в окрестностях фактории.

Домашние олени тоже чувствовали себя превосходно. Для них были устроены удобные стойла и в сараях форта запасено много мха. Оленьи самки давали хорошие удои, и миссис Джолиф все время употребляла молоко для приготовления пищи.

Капрал и его жена снова занялись огородом, который дал летом такой обильный урожай. Они еще до снега подготовили землю для посадки щавеля, ложечника и лабрадорского чая. В этих денных противоцынготных средствах колония не должна была терпеть недостатка.

Что касается дров, то сараи были наполнены ими до самой кровли. Если бы наступила даже самая суровая, морозная зима, когда ртуть замерзает в чашечке термометра, и то зимовщикам не пришлось бы, как в прошлые холода, жечь обстановку дома. Мак-Нап и его подручные приняли в этом отношении свои меры, и лес, оставшийся от постройки судна, значительно пополнил запасы топлива.

К этому времени охотники поймали немало пушных зверей, уже одевшихся в свой зимний мех. То были куницы, норки, голубые песцы, горностаи. Лейтенант разрешил Марбру и Сэбину поставить несколько ловушек недалеко от ограды форта. Он не счел возможным отказать им в этом, опасаясь, как бы они чего-нибудь не заподозрили, ибо веского довода к тому, чтобы прекращать снабжение фактории мехами, у него не было. Между тем он знал, что это совершенно бесполезный труд, и уничтожение ценных и безобидных зверьков никому не принесет пользы. Впрочем, их мясом кормили собак, экономя таким образом оленину.

Словом, подготовка к зиме шла полным ходом, как будто форт находился на самом надежном месте; солдаты работали с усердием, какого бы они, быть может, и не проявляли, если б им было известно истинное положение фактории.

Самые тщательные наблюдения не показали в последующие дни каких-либо существенных изменений в местонахождении острова. Видя, что их пловучий дом стоит неподвижно, Джаспер Гобсон воспрянул духом. Если в неорганической природе еще не замечалось признаков зимы и температура держалась в среднем на сорока девяти градусах по Фаренгейту (9° выше нуля по Цельсию), то все же наблюдались другие приметы приближения холодов: на юг, в поисках более теплых стран, улетело несколько лебедей, да и другие птицы, которых не пугали длительные перелеты над морем, постепенно покидали берега острова. Они знали, что материки Америки или Азии, с их менее суровым климатом, более гостеприимной землей и со всякого рода жизненными ресурсами, расположены недалеко, а крылья у них достаточно сильны, чтобы перенести их туда. Несколько таких птиц было поймано, и, по совету миссис Барнет, лейтенант прикрепил каждой из них на шею лоскуток прорезиненного холста, на котором обозначил местоположение острова и имена его обитателей. Затем птиц выпустили и не без зависти следили, как они улетали на юг.

Само собой разумеется, все это было проделано им в тайне, в присутствии лишь миссис Барнет, Мэдж, Калюмах и сержанта Лонга.

Что касается заключенных на острове четвероногих, то они не могли провести зиму, как всегда, в более теплых краях, где у них были уже обжитые места. В это время года, в первых числах сентября, олени, полярные зайцы и даже волки обычно уже покидали окрестности мыса Батерст и укрывались где-нибудь около Большого Медвежьего или Невольничьего озер, то есть гораздо южнее Полярного круга. Но на сей раз море преградило им путь, и, чтобы отправиться на поиски более подходящих мест, надо было ждать, пока оно замерзнет. Конечно, инстинкт подсказывал им необходимость переселиться на юг, что они и попытались сделать, но, не имея возможности уйти дальше берега, они вновь, повинуясь инстинкту, возвратились обратно в окрестности форта Надежды, ближе к людям, таким же пленникам, как и они, ближе к охотникам, которые когда-то были их злейшими врагами.

Наблюдения 5, 6, 7, 8 и 9 сентября не установили никаких изменений в положении острова Виктории. Он стоял неподвижно в обширном водном пространстве, между двумя течениями. Если бы это status quo [15]

[Закрыть] сохранилось в продолжение двух, самое большее – трех недель, лейтенант готов был бы поверить о спасение.

Но неудачам еще не наскучило преследовать остров, и обитателей форта Надежды ожидали новые жестокие, можно сказать, нечеловеческие испытания!

Действительно, 10 сентября измерения показали, что остров Виктория переместился. Этот пока еще медленный дрейф происходил в северном направлении.

Джаспер Гобсон был сражен! Значит, Камчатское течение окончательно захватило остров в свои воды! Он уплывал в сторону той неизвестной части Северного Ледовитого океана, где образуются ледовые заторы! Он уходил в его пустынные просторы, недоступные человеку, в те области, откуда не возвращаются.

От тех, кто знал тайну положения фактории, лейтенант Гобсон не скрыл этой новой опасности. И миссис Барнет, и Мэдж, и Калюмах, и, уж конечно, сержант Лонг мужественно и безропотно встретили этот новый удар.

– Быть может, остров еще и остановится! – сказала миссис Барнет. – Быть может, он будет двигаться медленно! Не надо терять надежды… подождем! Зима не за горами, и мы идем ей навстречу. Во всяком случае, да свершится воля божья!

– Друзья мои, не считаете ли вы, – спросил лейтенант Гобсон, – что мне следует предупредить наших товарищей? Вы видите, в каком мы положении и что с нами может случиться! Не беру ли я на себя слишком большой ответственности, скрывая от них угрожающую нам опасность?

– Я бы еще подождала, – не колеблясь, ответила путешественница. – Не надо повергать в отчаяние наших товарищей, пока мы еще не исчерпали всех возможностей.

– И я так думаю, – сказал сержант Лонг.

Джаспер Гобсон в сущности придерживался того же мнения и был счастлив, что друзья поддержали его.

Одиннадцатого и двенадцатого сентября перемещение острова на север обнаружилось еще явственнее. Остров Виктория двигался со скоростью от двенадцати до тринадцати миль в день. Тем самым он удалялся на двенадцать – тринадцать миль от берегов всякой земли, поднимаясь к северу, то есть следуя резко выраженному изгибу, который образует Камчатское течение на этой высокой широте. Вскоре остров должен был перейти ту самую семидесятую параллель, что пересекала когда-то крайнюю точку мыса Батерст и за пределами которой в этой части Арктики уже не было ни материка, ни другой земли.

Каждый день лейтенант Гобсон отмечал на своей карте новое местоположение блуждающего острова и видел, навстречу каким опасностям он несется. Единственной надеждой было то, что остров, как выразилась миссис Барнет, «шел навстречу зиме». Двигаясь на север, он вместе с холодами встретил бы там и плавающий лед, который постепенно увеличил бы и укрепил его основу. Но если обитатели форта Надежды и могли бы тогда надеяться, что остров не рухнет в океан, то какой бесконечный, быть может, непроходимый путь предстояло им совершить, чтобы вернуться из этих глубин полярного края! О, если бы только судно, пусть даже несовершенное, было уже готово, лейтенант Гобсон не побоялся бы пуститься на нем в море со всеми обитателями фактории! Но плотник должен был особенно тщательно строить судно, которому, возможно, пришлось бы доверить жизнь двадцати человек, да еще в столь опасных водах, и, несмотря на все старания Мак-Напа, бот не был, да и не мог быть скоро готов.

Шестнадцатого сентября остров Виктория был на семьдесят пять – восемьдесят миль севернее того пункта, где он прежде неподвижно удерживался несколько дней между двумя течениями – Камчатским и Беринговым. Теперь признаки приближения зимы стали более заметными. Снег шел уже чаще и иногда падал плотными хлопьями. Ртуть в термометре постепенно понижалась. Днем средняя температура достигала еще сорока четырех градусов по Фаренгейту (6,7° тепла по Цельсию), но ночью падала до тридцати двух градусов (0° по Цельсию). Солнце описывало над горизонтом чрезвычайно удлиненную кривую. В полдень оно поднималось всего на несколько градусов над горизонтом и ежедневно исчезало уже на одиннадцать часов из двадцати четырех.

Наконец, в ночь с 16 на 17 сентября на море показались первые признаки льда. То были отдельные небольшие кристаллики, похожие на снег и казавшиеся пятнами на прозрачной поверхности воды. Этот снег, как уже было установлено наблюдениями известного мореплавателя Скорсби, заметно успокаивал зыбь, так же как масло, которое льют моряки, чтоб успокоить волнение океана. Льдинки эти имели тенденцию плотно соединяться и, несомненно, соединились бы в спокойной воде, но как только они образовывали сколько-нибудь значительную поверхность, волны дробили и разгоняли их.

Джаспер Гобсон чрезвычайно внимательно следил за появлением этого первого льда. Он знал, что за сутки ледяная кора, уплотняясь снизу, может достигнуть толщины от двух до трех дюймов, а этой толщины уже достаточно, чтоб выдержать вес человека. Поэтому он рассчитывал, что остров Виктория скоро будет остановлен в своем движении на север.

Но пока день продолжал еще уничтожать работу ночи; и если с наступлением темноты движение острова задерживалось отдельными, более устойчивыми льдинами, то с восходом солнца они, растаяв или расколовшись, уже не замедляли его быстрого благодаря сильному течению дрейфа.

Таким образом, остров уходил все дальше на север, и этого движения ничем нельзя было остановить.

Начиная с 21 сентября, дня равноденствия, продолжительность ночи стала постепенно увеличиваться за счет дня. Зима наступала со всей очевидностью, но медленно, и не казалась суровой. К этому времени остров Виктория уже почти на целый градус перешел за семидесятую параллель, и тут в первый раз обнаружилось, что он начал вращаться вокруг своей оси; Джаспер Гобсон определил, что размер этого смещения равен четверти его окружности.

Легко себе представить, как был озабочен лейтенант Гобсон. Природа грозила открыть даже самым непроницательным тайну, которую он дотоле так тщательно скрывал. Действительно, в результате этого вращательного движения изменилось положение острова относительно стран света. Мыс Батерст теперь был обращен уже не на север, а на восток. Солнце, луна и звезды всходили и заходили в другой части горизонта, и казалось невероятным, чтобы столь наблюдательные люди, как Мак-Нап, Рэй, Марбр и другие, не заметили этой явной перемены, которая должна была им все открыть.

Но, к великому изумлению Джаспера Гобсона, эти честные солдаты как будто ничего не замечали. Правда, перемещение острова относительно стран света было незначительно, и за дымкой тумана, часто заволакивавшей небо, нельзя было точно проследить за восходом и закатом светил.

Между тем это вращательное движение как будто совпало с заметным ускорением поступательного движения. Начиная с этого дня остров Виктория дрейфовал со скоростью около одной мили в час. Продолжая двигаться к более северным широтам, он удалялся от всякой земли. Джаспер Гобсон старался не падать духом, впрочем малодушие вообще было ему несвойственно, но он понимал, что гибель приближается, и молил о наступлении зимы, вернее морозов, во что бы то ни стало.

Наконец, температура еще понизилась. Густой снег шел весь день 23 и 24 сентября, покрывая поверхность льдин, уже скованных холодом, и увеличивая их плотность. Постепенно образовалось необозримое ледяное поле. Своим движением остров еще дробил его, но сопротивление льдов возрастало с каждым часом. Море замерзало вокруг, всюду – насколько хватал взор.

И вот, наконец, наблюдение 27 сентября показало, что затертый огромным ледяным полем остров Виктория второй день был недвижим. Он стоял неподвижно на 177°22' долготы и 77°57' широты, более чем в шестистах милях от ближайшего материка!

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Сообщение Джаспера Гобсона

Вот как обстояли дела. Остров, по выражению сержанта Лонга, «бросил якорь». Он остановился, он был недвижим, как в те времена, когда перешеек еще соединял его с американским континентом. Но теперь от обитаемой земли его отделяло расстояние в шестьсот миль, и эти шестьсот миль предстояло проделать в санях по замерзшей поверхности океана, среди нагроможденных холодом ледяных гор, и притом в самые суровые месяцы полярной зимы.

О таком отчаянном плане страшно было и подумать, но иного выхода не было. Зима, которую так страстно призывал лейтенант Гобсон, наконец наступила. Она остановила роковое движение острова на север и должна была перебросить между ним и ближайшим материком мост протяженностью в шестьсот миль. Необходимо было воспользоваться этим новым обстоятельством и переправить на родину обитателей фактории, затерянной в глубинах Арктики.

Действительно, – и лейтенант Гобсон говорил об этом своим друзьям, – нельзя было, дождавшись весеннего движения льдов, вновь отдаться во власть течений Берингова моря. Следовало только выждать, пока океан достаточно замерзнет, то есть еще три-четыре недели. За это время лейтенант Гобсон рассчитывал еще раз подробно обследовать окружавшее остров ледяное поле, чтобы установить, насколько оно прочно и возможно ли по нему передвижение в санях. Кроме того, надо было решить, куда лучше направиться – к побережью Азии или к американскому континенту.

– Разумеется, – добавил Джаспер Гобсон, обсуждая этот план с миссис Барнет и сержантом Лонгом, – мы предпочтем Новую Джорджию побережью Азии и при равных шансах направимся к Русской Америке.

– И тогда Калюмах будет нам весьма полезна, – заметила миссис Барнет, – ведь как туземка она прекрасно знает земли Новой Джорджии.

– Да, действительно, она будет весьма полезна, – сказал лейтенант Гобсон, – ее послала нам сама судьба. С ее помощью мы легко доберемся до факторий форта Майкл в заливе Нортон или даже еще южнее – до города Ново-Архангельска – и остановимся там на всю зиму.

– Бедный форт Надежды, – проговорила миссис Барнет. – Какого труда вам стоило его создать и как удачно вы его построили, мистер Гобсон! Мне будет тяжело покинуть его на этом острове, среди ледяных полей, бросить его, быть может, за непроходимыми заторами. Когда нам придется уезжать и прощаться с ним, сердце мое будет буквально разрываться от горя!

– Я буду страдать не меньше, сударыня, – ответил лейтенант Гобсон, – а может быть, и больше! Основание форта Надежды было главным делом моей жизни. В создание этой фактории с таким неудачным названием я вложил все свои способности, всю свою энергию и никогда не утешусь, если мне придется его покинуть! Да и что окажет компания, возложившая на меня, своего скромного агента, столь почетную миссию?

– Она скажет, мистер Гобсон, – взволнованно воскликнула миссис Барнет, – что вы честно исполнили свой долг! Не можете же вы нести ответственность за капризы природы, всегда и везде более могущественной, чем руки и ум человека! Она поймет, что вы не в силах были предвидеть то, что случилось, то, что лежит вне предвидения человеческого! Она узнает, что благодаря вашему благоразумию и присутствию духа ей не придется оплакивать утрату ни одного из доверенных вам людей.

– Благодарю вас, сударыня, – ответил лейтенант, пожимая руку путешественнице, – благодарю за слова, подсказанные вашим сердцем, но я немного знаю людей, и уж поверьте, что преуспеть – лучше, чем потерпеть неудачу. Но да будет воля божья!

Желая отвлечь лейтенанта от невеселых мыслей, сержант Лонг перевел разговор на вопросы, требовавшие скорого решения, – на предстоящие приготовления к отъезду, а затем спросил, не собирается ли лейтенант сообщить, наконец, солдатам о действительном положении острова Виктории.

– Подождем еще, – ответил Джаспер Гобсон. – Наше молчание до сих пор избавляло наших бедных товарищей от лишних тревог. Подождем же, пока день нашего отъезда будет окончательно установлен, и тогда откроем им всю правду.

Так и решили, и еще несколько недель работы в фактории шли обычным порядком.

Припомним, в каких условиях жили обитатели форта Надежды год назад, когда они были еще счастливы и все вокруг их радовало.

Год назад первые признаки наступления зимы были те же, что и в описываемое время. На побережье постепенно образовался первый лед. Озеро с более спокойными водами, чем воды океана, замерзло раньше. Днем температура держалась на одном-двух градусах выше точки замерзания, а ночью понижалась до трех-четырех градусов ниже ее. По приказанию лейтенанта Гобсона люди стали одеваться по-зимнему – в меха и шерстяное белье. В доме установили конденсаторы и приступили к чистке воздушного резервуара и насосов для вентиляции помещения. Вокруг ограды у мыса Батерст поставили западни, и Сэбин и Марбр не могли нарадоваться своим охотничьим удачам. Наконец, заканчивались последние работы по благоустройству главного дома.

И теперь – год спустя – работы велись точно так же. Хотя форт Надежды и переместился больше чем на два градуса севернее того места, где он находился в начале прошлой зимы, эта разница не должна была вызвать значительного изменения среднемесячных температур. Действительно, расстояние между семидесятой и семьдесят второй параллелью не настолько велико, чтобы заметно влиять на среднемесячную температуру. И скорее даже казалось, что теперь холод был менее ощутим, чем год назад. Возможно, конечно, что зимовщики уже приспособились к этому суровому климату и легче переносили стужу.

Впрочем, начало зимы действительно было менее холодным, чем обычно. Погода стояла сырая и пасмурная, насыщавшие воздух туманы ежедневно разрешались то дождем, то снегом. Жестокого мороза, который был так нужен лейтенанту Гобсону, не было.

Что касается океана, то он замерз вокруг острова, но неравномерно и не сразу. Большие черные пятна, рассеянные на поверхности молодого льда, указывали на то, что льдины еще плохо скованы между собой. Почти беспрерывно слышался громкий треск, – это разрывался какой-нибудь пласт льда, состоявший из бесчисленного множества неплотно спаянных частей, верхние грани которых размывались дождем. Еще не чувствовалось того мощного сжатия льдин, которое наблюдается обычно, когда под влиянием резкого холода они быстро образуются и нагромождаются одна на другую. Айсберги и даже торосы были редки, а ледовые заторы еще и вовсе не появлялись на горизонте.

– Ну и зима! – часто повторял сержант Лонг. – Специально для исследователей северо-западного пути и открывателей Северного полюса! Но для наших планов возвращения домой она совсем не годится.

Так продолжалось весь октябрь. Джаспер Гобсон отметил, что средняя температура была не ниже тридцати двух градусов по Фаренгейту (0° по Цельсию). Между тем море, как известно, замерзает при температуре не выше семи-восьми градусов мороза, причем такая температура должна продержаться несколько дней.

То, что ледяное поле было до сих пор совершенно непригодным для передвижения, подтверждалось еще одним обстоятельством, не ускользнувшим от внимания миссис Барнет и Джаспера Гобсона.

Олени, волки и различные пушные звери, оказавшиеся на острове, несомненно ушли бы в более южные широты, если бы это было возможно, то есть если бы море замерзло и могло послужить им падежным путем. Между тем вокруг фактории скопилось множество животных, стремившихся быть поближе к людям. Даже волки подходили на ружейный выстрел к ограде форта и пожирали там куниц и полярных зайцев – свою единственную пищу. Лишившись мха и травы, голодные олени собирались целыми стаями у мыса Батерст. Медведь, без сомнения тот самый, у которого миссис Барнет и Калюмах считали себя в долгу, тоже часто появлялся в лесу на берегу озера. И то, что все эти звери, особенно жвачные животные, которым нужна исключительно растительная пища, несмотря на октябрь месяц, еще оставались на острове, – означало, что они не могли и не могут никуда уйти.

Читателю уже известно, что температура в среднем держалась на точке таяния льда. Заглянув в свой дневник, Джаспер Гобсон увидел, что в предыдущую зиму в том же октябре месяце термометр показывал двадцать градусов ниже нуля по Фаренгейту (29° ниже точки замерзания по Цельсию). Разница была большая, и по ней можно судить о том, насколько причудливы колебания температуры в полярных областях!

Таким образом, зимовщики пока нисколько не страдали от холода, и им не приходилось прятаться по домам. Но было очень сыро, часто шел дождь, перемежавшийся со снегом, и понижение барометра указывало на то, что воздух насыщен испарениями.

В течение октября Джаспер Гобсон и сержант Лонг предприняли несколько экскурсий, чтобы обследовать состояние ледяного поля вокруг острова. Однажды они отправились к мысу Майкл, в другой раз – к месту, где прежде находилась Моржовая бухта; они горели нетерпением узнать, можно ли попытаться достичь какого-либо континента – американского или азиатского, – можно ли уже назначать день отъезда?

Поверхность ледяного поля была покрыта полыньями и местами рассечена трещинами, неминуемо остановившими бы движение саней. Трудно было допустить, чтобы кому-нибудь даже пешком удалось пройти по этой пустыне, где было почти столько же воды, сколько льда. Несильный и неустойчивый холод, постоянное изменение температуры воздуха привели к тому, что лед был еще недостаточно прочным; это подтверждалось и тем, что его поверхность была усеяна множеством острых выступов, кристаллов, призм, всевозможных многогранников, торчавших, словно наросты сталагмитов. Ледяное поле было похоже скорее на глетчер, и передвижение по нему было бы невыносимо тяжелым, если бы даже оно и оказалось возможным.

Лейтенант Гобсон и сержант Лонг спустились на лед и с громадным трудом, затратив много времени, прошли одну или две мили в южном направлении. Убедившись, что необходимо еще подождать, они вернулись в форт Надежды крайне удрученными.

Наступили первые дни ноября. Температура понизилась, но незначительно – всего на несколько градусов. Этого было недостаточно. Густые, влажные туманы окутывали остров Викторию. В комнатах приходилось весь день жечь лампы, тогда как следовало экономить освещение. Действительно, запас масла был весьма ограничен: ведь отряд капитана Крэвенти так и не доставил его в факторию; вместе с тем охота на моржей прекратилась, ибо эти животные на блуждающем острове больше не появлялись. Если бы зимовка продлилась в этих условиях, обитателям форта Надежды, чтобы обеспечить себя хотя бы каким-нибудь светом, пришлось бы употреблять животный жир или даже древесную смолу. Дни, как это бывает на севере в это время года, стали совсем короткими, и солнце, которое являло взору лишь бледный диск, не дававший ни тепла, ни света, появлялось над горизонтом всего на несколько часов. Да! То была настоящая зима, с туманами, дождями, снегом, – но без морозов!

День 11 ноября в форте Надежды оказался праздником – об этом свидетельствовали добавочные блюда, которые миссис Джолиф подала к обеду. И в самом деле, то был день рождения маленького Майкла Мак-Напа – ему исполнился ровно год. Ребенок был здоров, а светлые вьющиеся волосы и голубые глаза придавали ему необыкновенное очарование. Он был похож на своего отца, старшего плотника, и этот достойный человек весьма гордился таким сходством. За десертом малыша торжественно взвесили. Надо было видеть, как он вертелся на весах! А как кричал! Весил он – без всякого преувеличения – тридцать четыре фунта! Этот внушительный вес произвел огромное впечатление: ребенка приветствовали многократным «ура», и все поздравляли милейшую миссис Мак-Нап как превосходную кормилицу и мать. Неизвестно почему именно, но капрал Джолиф отнес значительную часть поздравлений на свой счет: вероятно, в качестве заботливого наставника и дядьки ребенка. Достойный капрал столько носил на руках, ласкал и баюкал малыша, что видел и свою заслугу в том, что Майкл рос таким крепким и упитанным.

На следующий день, 12 ноября, солнце совсем не появилось над горизонтом. Начиналась долгая полярная ночь, причем на девять дней раньше, чем в прошлую зиму на американском континенте, – это объяснялось разницей между широтами материка и острова Виктории.

Однако исчезновение солнца нисколько не повлияло на состояние атмосферы. Температура оставалась все такой же капризной и изменчивой: один день ртуть в термометре падала, на другой – опять поднималась. Шел то дождь, то снег. Ветер был теплый и влажный и не имел определенного направления, проходя в один и тот же день через все румбы компаса. Между тем постоянная сырость этого края становилась опасной, ибо могла вызвать среди зимовщиков заболевание цынгой. Известно, что запасы фактории не были пополнены, как это было предусмотрено, и уже начинал ощущаться недостаток в лимонном соке и в известковых лепешках. По счастью, собрали обильный урожай щавеля и ложечника, и по совету лейтенанта Гобсона их ежедневно употребляли как приправу к пище.

Итак, необходимо было любой ценой покинуть остров Викторию. При таком состоянии ледяного поля на переход до ближайшего континента понадобилось бы, вероятно, не меньше трех месяцев. Если бы зимовщики отважились двинуться по замерзшей поверхности океана, им угрожала бы опасность быть застигнутыми весенним передвижением льдов, прежде чем они ступят на твердую землю. Вот почему если уж трогаться с места, то надо было пускаться в путь не позднее конца ноября.

Относительно самого отъезда не было никаких сомнений. Но если в суровую зиму, которая прочно скрепила бы все части ледяного поля, путешествие само по себе было бы достаточно тяжелым, то в эту неустойчивую погоду оно становилось крайне опасным.

Тринадцатого ноября Джаспер Гобсон, миссис Барнет и сержант Лонг собрались вместе, чтобы назначить день отъезда. Сержант был того мнения, что остров следует покинуть как можно скорее.

– Мы должны, – сказал он, – предусмотреть все задержки, возможные при переходе в шестьсот миль. Надо достичь материка до наступления марта, иначе с началом движения льдов мы рискуем очутиться в еще худшем положении, чем на нашем острове.

– Но, – заметила миссис Барнет, – вопрос в том, везде ли океан замерз одинаково прочно и можно ли будет пройти.

– Конечно, замерз, – ответил сержант Лонг, – и с каждым днем лед становится плотнее. Да и барометр понемногу поднимается. А это признак понижения температуры. К тому времени, когда мы закончим приготовления, – а это займет не меньше недели, – я думаю, зима решительно повернет на мороз.