Текст книги "Приключения семьи Ратон"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

VII

Дом, где обитала семья Ратон – прекрасный голландский сыр, – был один из самых великолепных в Ратополисе. Салон, столовая, спальни, а также все остальные комнаты отличались отменным вкусом. Дело в том, что семейство Ратон принадлежало к городской знати и пользовалось в Ратополисе всеобщим уважением.

Возвратившись в прежнее состояние, папаша Ратон, этот мудрый философ, ничуть не возгордился. Он остался таким же, как раньше, – истинным мудрецом, исполненным достоинства и скромности, так что Лафонтен[8]8
  Лафонтен Жан де (1621–1695) – французский писатель, автор «сказок и рассказов в стихах» и знаменитых «Басен».


[Закрыть] вполне мог бы удостоить его звания президента Совета Крыс – ведь и в самом деле многие земляки спрашивали у него совета. Вот только подагра одолевала папашу Ратона, и теперь он ходил, опираясь на костыль, если только болезнь не приковывала его к большому креслу. В сей напасти премудрый муж обвинял сырость; недаром же ему пришлось не один месяц провести па мели Самобрив. Папаша Ратон ездил лечиться на воды, причем самые лучшие, но вернулся оттуда еще более нездоровым. Это было весьма прискорбно, ибо подагра делала его как бы недостойным дальнейших превращений. Метампсихоз не распространялся на тех, кто подвержен подагре – болезни богачей, следовательно, Ратону самой судьбой предназначалось оставаться крысой – во всяком случае, до тех пор, пока он не излечится от недуга.

Но мамаша Ратонна оказалась неспособной отнестись к несчастью философски. Как, у будущей гранд-дамы супруг – обыкновенная крыса да еще прикованная к креслу?! Есть от чего сгореть со стыда! Она стала невыносимо раздражительной и сварливой, совсем не такой, какой была прежде, – ссорилась с мужем, бранила служанок за плохую работу, хотя сама не объясняла толком, чего, собственно, хочет. Короче, жизнь ее близких превратилась в ад.

– Вам совершенно необходимо вылечиться, мой друг, – говорила Ратонна мужу, – уж я сама позабочусь…

– Да я ничего другого и не желаю, – уверял Ратон. – Но боюсь, это невозможно, придется смириться навсегда остаться крысой…

– Крысой! И я буду вашей женой… Да на что это похоже? А тут еще дочка влюбилась в юнца, у которого ни гроша за душой! Какой позор! А ведь я могу стать принцессой, и тогда наша Ратина тоже станет принцессой…

– В таком случае и я стану принцем, – лукаво усмехался Ратон.

– Это вы-то станете принцем, с вашим хвостом и лапами? Нет, вы только посмотрите на него! Каков красавец!

Вот так мамаша Ратонна ворчала и сердилась целыми днями, чаще всего срывая зло на кузене Ратэ. Бедный кузен и вправду был смешон и жалок: крыса спереди и рыба сзади. Его хвост мерлана вызывал насмешки окружающих. С таким украшением попробуйте понравиться красотке Ратине или кому-нибудь еще в Ратополисе!

– За что я так наказан? – горевал Ратэ. – Чем прогневал природу?

– Убери-ка с глаз долой свой ужасный хвост! – ворчала в ответ Ратонна.

– Не могу, тетушка!

– Ну так отрежь его! Отрежь, да и все!

Повар Рата вызвался самолично произвести операцию, чтобы использовать пресловутый хвост для своих кулинарных целей. Это было бы изумительное блюдо к праздничному столу!

Праздник в Ратополисе? Ну да! Семейство Ратон собиралось принять участие в народном гулянье и лишь ожидало возвращения Ратины. Но вдруг возле дома остановилась карета. Фея Фирманта, разодетая в золото и парчу, прибыла с визитом. Улыбаясь, слушала она важные разглагольствования Ратонны, громкие стенания Раты, вздорные речи Ратаны и беспрестанные жалобы несчастного кузена Ратэ. Впрочем, она высоко ценила здравый ум Ратона, обожала прелестную Ратину и делала все возможное, чтобы помочь ей выйти замуж по любви. В присутствии феи даже матушка Ратонна не осмеливалась упрекать молодого человека за то, что он не принадлежит к знатному роду.

– Вы так нужны нам, добрая фея… – вздыхала Ратонна. – Когда же наконец я буду гранд-дамой?

– Терпение, терпение, – посмеивалась Фирманта. – Природе придется основательно поработать, а для этого нужно время.

– Но почему природа оставила мне рыбий хвост, после того как я стал крысой? – хныкал кузен Ратэ. – Пожалуйста, мадам, помогите от него избавиться!

– Увы, Ратэ, – отвечала Фирманта, – вам и в самом деле не повезло. А все из-за вашего имени! Будем надеяться, что вы избавитесь от хвоста, превратившись в птицу.

– О! – воскликнула тщеславная Ратонна. – Как бы я хотела стать королевой вольера!

– А я – аппетитной толстой индюшкой, начиненной трюфелями! – наивно добавила глупенькая Ратана.

– А я – королем птичьего двора! – подхватил Рата.

– Вы станете теми, кем станете! – провозгласил папаша Ратон. – Что касается меня, то из-за подагры я буду по-прежнему крысой, и это лучше, чем нелепо топорщить перья и важничать, как делают многие мои знакомые птицы!

Тут дверь распахнулась и на пороге показался бледный растрепанный Ратэн. В двух словах он рассказал о том, что Ратина попала в ловушку коварного Гардафура.

– Ах вот ты как, злой колдун! – воскликнула фея. – Вновь за старое! Ну хорошо, посмотрим, кто кого!

VIII

А в Ратополисе готовился между тем большой праздник, и он бы – поверьте! – понравился всякому. Судите сами: повсюду разноцветные флаги, арки из зеленых веток, дома на улицах убраны коврами, везде замечательные сюрпризы и на каждом перекрестке – музыка! Ведь крысы – лучшие на свете мастера хорового пения, голоса у них невыразимой прелести, нежные, точно флейты. А как замечательно исполняют они произведения своих композиторов: Крысини, Крыгнера, Крысснэ и многих других.[9]9
  Имена даны по аналогии с именами известных композиторов: Россини, Вагнера, Масснэ.


[Закрыть]

Но что, безусловно, не может не вызвать восхищения, так это кортеж всех крыс планеты, а также тех, кто, не являясь крысой, достоин так называться.

Тут можно встретить крыс, похожих на скупца Гарпагона,[10]10
  Гарпагон – главный персонаж известного французского драматурга Мольера «Скупой».


[Закрыть] с драгоценной шкатулкой под мышкой, и старых вояк-ворчунов, способных ради повышения по службе перерезать все человечество; здесь вы услышите музыку крыс-трубачей с хвостом на носу, какие приделывают себе ради шутки африканские зуавы;[11]11
  Зуавы – пехотинцы во французских колониальных войсках XIX–XX веков; этот род войска формировался из французов и арабов.


[Закрыть] а вот бегают туда-сюда церковные крысы, кроткие и застенчивые, рядом же с ними – подвальные, обожающие поживиться за казенный кошт;[12]12
  Кошт – содержание, пропитание, денежные средства (пол.).


[Закрыть] но больше всего замечательных крыс-танцоров, исполняющих виртуозные па[13]13
  Па – отдельные выразительные движения, исполняемые в соответствии с правилами классического танца.


[Закрыть] из классических балетов.

Вот в какой компании шествовало семейство Ратон под предводительством феи, но никто из них и не замечал великолепного зрелища; все думали лишь о Ратине, несчастной Ратине, безжалостно отнятой у них.

Процессия приблизилась к площади. Крысоловка стояла на месте, но Ратины в ней не было!

– Верните мне мою дочь! – простонала Ратонна, сейчас у нее не было других желаний. Ее вид тронул бы, конечно, любое, даже каменное, сердце.

Напрасно пыталась фея умерить свой гнев на Гардафура – сурово поджатые губы, глаза, в которых не осталось и тени доброты, говорили сами за себя.

Послышался гул голосов. Это был кортеж облаченных в великолепные костюмы принцев, князей, маркизов, короче, самых высокопоставленных сеньоров в сопровождении гвардии. Над всеми возвышался принц Кисадор, он раскланивался направо-налево, снисходительно улыбаясь народу, который подобострастно глядел на него снизу вверх. А позади, среди слуг, тащилась несчастная Ратина. Она не смела даже помыслить о побеге, так ее охраняли. В глазах, полных слез, застыло невыразимое страдание.

Гардафур шагал рядом, не спуская с нее глаз.

– Ратина, девочка моя!

– Ратина, моя дорогая невеста! – в один голос воскликнули Ратонна и Ратэн, пытаясь пробиться к ней.

Нужно было видеть, какой насмешливой улыбкой одарил их Кисадор, какой вызывающий взгляд устремил на Фирманту коварный Гардафур. Вот он каков! Хоть и лишен на время волшебной силы, а все же перехитрил фею – и как: с помощью простой крысоловки! По случаю этой победы знатные сеньоры наперебой возносили принцу хвалу, а тот милостиво принимал поздравления.

Фея подняла руку с волшебной палочкой, и на глазах у всех свершилась новая метаморфоза.[14]14
  Метаморфоза – у растений – видоизменение основных органов; у животных – глубокое преобразование организма: например, превращение головастика в лягушку и т. д.


[Закрыть]

Папаша Ратон, разумеется, остался крысой, зато Ратонна превратилась в роскошную попугаиху, Рата – в павлина, Ратана – в гусыню, а кузен Ратэ – в цаплю, хотя бедняге снова не повезло: сзади вместо прекрасного оперения висел голый крысиный хвост. Но главное: над толпой взмыла в небо прекрасная голубка – Ратина.

Представляете себе, как опешил от неожиданности принц Кисадор? В какую ярость пришел Гардафур? Участники процессии – придворные и слуги – ахнули и бросились бежать за белоснежной горлицей.

Внезапно картина переменилась. Вместо центральной площади Ратополиса возникла зеленая лужайка, окруженная со всех сторон деревьями. Тысячи птиц слетелись сюда, чтобы приветствовать новых собратьев. И вот уже счастливая Ратонна, гордая дивным оперением, радостно перелетает с дерева на дерево, а пристыженная Ратана не знает, куда спрятать свои уродливые гусиные лапы.

Почтенный дон Рата распускает веером хвост, словно всю жизнь был павлином, а бедный кузен Ратэ шепчет:

– Вечный я неудачник!..

Прекрасная голубка покружилась над лужайкой и, нежно воркуя, опустилась на плечо молодого человека, шепнув ему на ухо:

– Я люблю тебя, мой Ратэн! Люблю…

IX

Куда же мы с вами попали, дорогие мои читатели? Да, мы опять очутились в неведомой стране, название которой мне неизвестно. Впрочем, тропической растительностью и храмами, чьи силуэты четко вырисовываются на фоне голубого неба, она, пожалуй, напоминает Индию, а ее обитатели – индусов.

Войдем в караван-сарай – огромный шатер, открытый любому путнику. Здесь собралось все семейство Ратон. Фея велела своим подопечным покинуть Ратополис, дабы избежать мести принца, и не возвращаться, пока они не станут достаточно сильными, чтобы победить. Ведь и Ратонна, и Ратана, Рата и Ратэ пока всего лишь птицы! Да, семейство превратилось в чудных птиц, только бедной Ратане не повезло, и она одиноко разгуливала по двору, сетуя на судьбу:

– Увы, горе мне! Стремительная форель, достойнейшая крыса, превратилась в гусыню, в простую домашнюю гусыню! В любую минуту ей можно свернуть шею и, нашпиговав каштанами, запечь в духовке.

Немного подумав, она вздохнула еще более горестно:

– Кто знает, не придет ли подобная мысль в голову моему мужу… Ведь он меня теперь наверняка презирает! И в самом деле, можно ли представить, чтобы такой великолепный павлин уважал глупую гусыню? Ну, была бы я хоть индюшкой! Нет, в таком обличье я больше не нужна супругу.

Вскоре ее опасения подтвердились. На заднем дворе появился спесивый Рата, красавец павлин. Он гордо подрагивал разноцветным хохолком, ерошил будто золотом и драгоценными камнями расшитые перья, а потом распустил роскошный хвост, похожий на переливающийся всеми цветами радуги шелковый веер. Ну, разумеется, разве может столь прекрасная птица удостоить внимания какую-то гусыню, одетую лишь в сероватый пушок и коричневые перья? Вот какой разговор произошел между ними:

– Мой дорогой Рата!

– Кто смеет произносить мое имя?

– Я…

– Гусыня?

– Ну да, ваша Ратана!

– Фи, какой ужас! Оставьте меня в покое!

Тщеславие порождает глупость. Гордыня всегда глупа, и примером гордецу служат обычно его хозяева. А хозяйка повара, надменная Ратонна, тоже не скрывала презрения к своему супругу…

Да вот и она, собственною персоной в сопровождении мужа, дочери с женихом и несчастного кузена Ратэ.

Как хороша Ратина – очаровательная голубка с голубовато-пепельным оперением, золотистым зобом и красноватой грудкой! На каждом крыле сверкает по белому пятнышку – просто глаз оторвать невозможно! Ратэн любуется голубкой, а она нежно воркует, летая вокруг него.

Папаша Ратон, опершись на костыль, тоже с восторгом смотрит на дочь. Да, она поистине неотразима! Однако Ратонна считает, что ничуть не уступает дочери. Справедливая природа недаром превратила ее в попугаиху. Ратонна без конца верещит, то и дело охорашивается, вызывая зависть даже у почтенного дона Раты. Стоит посмотреть, как она поворачивается к солнцу, чтобы ярче засверкал желтый пушок на ее шейке, как распускает перья, чтобы все могли полюбоваться их голубоватыми переливами! Да, она и впрямь среди восточных попугаев одна из самых красивых.

– Ну, ты довольна судьбой, моя лапушка? – спрашивает Ратон.

– Я тебе не лапушка! – сухо отвечает Ратонна. – Прошу выбирать выражения и не забывать о дистанции между нами.

– И это ты говоришь своему мужу?

– Разве крыса может ходить в супругах у попугаихи? Да вы совсем рехнулись, дорогой мой! – И Ратонна еще пуще напыжилась.

Павлин тоже не уступал ей.

Тогда Ратон дружески улыбнулся служанке, которая ничуть не упала в его глазах оттого, что стала гусыней.

«Ах, женщины, женщины, – думал он, – как легко у вас начинает кружиться от тщеславия голова…»

А что же делал во время этой семейной сцены кузен Ратэ? Как мы помним, ему опять не повезло. То он был крысой с хвостом мерлана, теперь же стал цаплей с крысиным хвостом! Неужели и впредь будет так продолжаться? Он стоял в углу двора на одной ноге, как все цапли, подставив солнцу белую грудь с черными полосками и меланхолично откинув назад пепельный хохолок.

Семейство решило продолжать путешествие, дабы увидеть всю страну. Однако Ратонна и Рата были поглощены только собственной персоной, их интересовали не живописные пейзажи, а города и поселки, где они могли бы показать себя во всей красе.

Подошел индус-проводник и предложил путешественникам свои услуги.

– Друг мой, – обратился к нему Ратон, – поведайте нам о самых любопытных достопримечательностях вашей страны.

– Прежде всего, – начал проводник, – я хотел бы показать вам несравненное чудо – огромный сфинкс[15]15
  Сфинкс – в греческой мифологии крылатая полуженщина-полульвица, обитающая на скале близ Фив; в Древнем Египте – статуя фантастического существа с телом льва и головой человека.


[Закрыть] пустыни…

– Пустыни… – презрительно усмехнулась Ратонна.

– Мы не затем явились сюда, чтобы бродить по пескам, – поддержал ее Рата.

– О! – воскликнул проводник. – Но ведь приближается праздник сфинкса, и на поклонение чуду соберутся паломники[16]16
  Паломник – верующий, путешествующий по святым местам; произошло от слова «пальма», потому что христиане, путешествующие в Палестину, возвращались оттуда с пальмовой ветвью.


[Закрыть] со всех концов земли.

Этого оказалось достаточно, чтобы чванливые птицы согласились на путешествие. А юной Ратине и ее жениху было безразлично, куда идти, лишь бы находиться вместе. И кузену Ратэ вместе со служанкой Ратаной пустыня вполне подходила: там легче спрятаться от посторонних глаз.

– В путь! – воскликнула Ратонна.

– В путь! – подхватил проводник.

Семейство покинуло караван-сарай, не подозревая, что проводником был не кто иной, как Гардафур, совершенно неузнаваемый в индийском платье, Гардафур, который приготовил новую ловушку.

Х

О, какой величественный сфинкс предстал их взору! Он гораздо монументальнее знаменитого египетского! Нашего сфинкса зовут Ромирадур, и люди считают его восьмым чудом света.

Представьте себе долину, окруженную густым лесом. На горизонте покрытые вечными снегами горы, а посреди долины лежит огромное мраморное чудище – не менее пятисот футов в длину и ста – в ширину, голова же поднимается над землей на восемьдесят футов. Оно покоится в траве, гордо подняв голову, положив передние лапы одна на другую, и вытянув тело, огромное, точно холм. У сфинкса такой же загадочный вид, как у всех его собратьев, словно тысячелетиями он свято хранит какую-то тайну. Между лапами у него входная дверь, внутренние лестницы ведут к глазам, ушам, носу и еще выше – к волосам.

Чтобы вы лучше могли представить размеры чудовища, вообразите, что десять человек могут свободно поместиться в орбите его глаза, тридцать – в ушной раковине, сорок – в носу, шестьдесят – во рту (там, можно давать балы!) и не менее сотни – в шевелюре, густой, словно джунгли. Паломники к сфинксу шли отовсюду – не для того, чтобы спросить о чем-то, так как он никому не отвечал, боясь ошибиться, – к нему устремлялись, просто чтобы его посетить, ну, как приходят к статуе святого Карла на одном из островов Великого озера.

Позвольте мне, дорогие мои, не останавливаться более на описании этого чуда, прославившего человеческий гений. Ни египетские пирамиды, ни висячие сады Вавилона, ни знаменитый колосс на острове Родос, ни Александрийский маяк, ни Эйфелева башня не идут с ним ни в какое сравнение! Когда-нибудь географы доберутся наконец до страны, где находится сфинкс Ромирадур, тогда и вы, думаю, сможете посетить его на каникулах.

Гардафур, очевидно, прекрасно знал географию и безошибочно привел к сфинксу семейство Ратон. Никакого праздника, разумеется, не было, и толп народа тоже. Новый план колдун задумал вместе с принцем Кисадором. Тот с сотней гвардейцев уже ждал путешественников на соседней полянке. Семейство сразу попадется, как только войдет внутрь сфинкса, и никакая сила не помешает сотне солдат захватить в плен нескольких птиц, крысу и юношу.

Принц нетерпеливо расхаживал взад-вперед. Сколько неудач претерпел он с красоткой Ратиной! Не лишись Гардафур своей волшебной силы, они сумели бы отомстить проклятой семейке. Как жаль, что колдун будет бессилен еще несколько недель! Но на сей раз все продумано. Ни Ратине, ни ее близким не избежать ловушки!

Наконец показалась маленькая процессия, и принц приказал воинству приготовиться.

XI

Папаша Ратон шагал довольно бодро, несмотря на свою хворь. Голубка плавно кружила в воздухе, иногда опускаясь на плечо Ратэна. Попугаиха перелетала с дерева на дерево, надеясь разглядеть внизу толпы восторженных зрителей. Павлин предусмотрительно сложил хвост, чтобы не ободрать его о колючки, а Ратана неуклюже переваливалась на своих широких лапах. Позади всех, уныло опустив клюв, плелась цапля с крысиным хвостом. Она попыталась засунуть его в карман, то есть я хотел сказать – под крыло, но у нее ничего не получилось: хвост был слишком коротким.

Наконец путешественники приблизились к сфинксу. Никогда прежде не видели они ничего подобного. Все замерли в восхищении, и только тщеславная попугаиха Ратонна и напыщенный павлин Рата без конца теребили проводника: где же обещанные зрители?

– Как только вы подниметесь ко входу – он находится в голове чудовища, – отвечал колдун, – сразу окажетесь над толпой, и вас будет хорошо видно на много лье вокруг.

– Так пойдемте же туда быстрее!

– Идем!

Они вошли внутрь, ни о чем не подозревая. Никто не заметил, что проводник остался снаружи и тщательно закрыл за посетителями дверь.

Внутри царил полумрак. Свет проникал сквозь небольшие отверстия, пробитые в стенах вдоль внутренних лестниц. Через несколько минут папаша Ратон уже прогуливался между губами сфинкса, Ратонна, кокетничая, порхала вдоль носа, а Рата, взобравшись на мраморный огромный лоб, важно распускал хвост, словно желал затмить солнце.

Юные влюбленные, Ратэн и Ратина, укрылись в раковине правого уха и сидели рядышком, нашептывая друг другу всевозможные нежности.

Ратана в скромном оперении устроилась в правом глазу, чтобы ее никто не заметил, а в левом притаился кузен Ратэ, изо всех сил стараясь спрятать куда-нибудь свой противный хвост.

Отовсюду можно было любоваться великолепной панорамой, открывавшейся до самого горизонта. Погода стояла прекрасная: в небе ни облачка, на земле ни клочка тумана. Вдруг какая-то темная масса показалась на опушке леса. Она направлялась к сфинксу, приближалась, росла. Может, это и есть паломники, идущие к сфинксу Ромирадуре?

Нет! Люди были вооружены саблями, пиками, луками, арбалетами и шли плотными рядами, они явно задумали что-то недоброе.

И вдруг путешественники разглядели во главе небольшого войска принца Кисадора и колдуна, который, сбросив экзотический наряд, шагал рядом. Несчастные поняли, что пропали. Спастись сумеют лишь те, у кого есть крылья.

– Лети, дорогая моя Ратина, лети! – крикнул Ратэн. – Я один встречу наших врагов!

– Покинуть тебя? Ни за что! – возмутилась Ратина.

Да это было бы и бессмысленно – стрела легко могла настигнуть голубку. Получалось, что разумнее всего остаться внутри: может, удастся отыскать потайной ход и скрыться. Ратэну пришла в голову мысль, простая, как и все гениальное: забаррикадировать дверь изнутри! Они так и сделали. И как раз вовремя: принц Кисадор, Гардафур и воины остановились в нескольких шагах от сфинкса и обратились к пленникам, предлагая сдаться.

В ответ послышалось твердое «Нет!».

Гвардейцы бросились к двери и стали таранить ее огромными каменными глыбами. Стало ясно, что рано или поздно дверь не выдержит.

Но вот легкое облачко появилось над головой сфинкса, и, когда оно рассеялось, все увидели фею Фирманту. Изумленное воинство отступило. Однако Гардафур вновь повел его на приступ, и под ударами камней дверные створки стали подаваться.

Фея взмахнула волшебной палочкой. Дверь распахнулась, из сфинкса вырвались тигрица, медведь и пантера и бросились на людей. Три мирные птицы превратились в хищников: Ратонна – в рыжеватую тигрицу, Рата – в медведя со вздыбленной шерстью и острыми когтями, Ратана – в свирепую, приготовившуюся к прыжку пантеру.

А Ратина? Она стала грациозной ланью, тогда как кузен Ратэ – ослом, истошно вопившим на всю округу. Однако и тут судьба не пощадила несчастного: у осла печально свисал чуть ли не до земли хвост цапли. Есть же на свете невезучие!

При виде разъяренных хищников гвардейцы бросились бежать без оглядки. Впереди всех неслись к лесу Кисадор с Гардафуром: им вовсе не хотелось быть растерзанными зверьми.

Однако если принц и колдун успели добежать до леса, то воинам это не удалось. Тигрица, медведь и пантера преградили им путь – несчастные бросились внутрь сфинкса и в отчаянии заметались по лестницам.

Способ спасения оказался далеко не из лучших. Фирманта вновь подняла свою палочку, и страшный рык огласил округу: сфинкс обратился в живого льва, и какого! Грива вздыбилась, глаза метали молнии, он широко открыл пасть, потом закрыл, перемалывая зубами кости гвардейцев.

Фея соскочила на землю. Тигр, медведь и пантера улеглись у ее ног, словно цирковые звери, которыми дрессировщик повелевает одним лишь взглядом.

Так каменный сфинкс стал львом Ромирадуром.