Текст книги "Всеобщая история географических открытий. Книга 2. Мореплаватели XVIII века"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

В последние дни сентября различные признаки – стволы деревьев, пучки уносимой течением травы, появление наземных птиц – говорили о близости острова или материка. 5 октября цвет воды изменился, а 6-го утром впереди увидели берег большой земли, тянувшейся к северо-западу. По мере того как корабль приближался, земля казалась все более обширной. Весь экипаж решил, что наконец-то удалось открыть знаменитый материк, Terra australis incognita (Неизвестная южная земля), который столько времени искали и существование которого считалось бесспорным, так как, по воззрениям тогдашних космографов, он был необходим для уравновешивания остальной части земного шара. На самом же деле это был восточный берег северного острова Новой Зеландии.

Вскоре английские моряки заметили дымки, поднимавшиеся в различных местах побережья, постепенно открывавшегося их взорам во всех подробностях. Холмы поросли лесом, в долинах можно было различить очень толстые деревья. Через некоторое время показались маленькие, но чистенькие дома, пироги, затем – собравшиеся на берегу туземцы. Наконец, на небольшой возвышенности увидели высокую ровную изгородь, окружавшую всю вершину холма. Кое-кто из англичан считал, что это загон для ланей, другие – что там содержатся домашние животные; высказывалось еще множество столь же остроумных предположений, но все они оказались неправильными; как узнали впоследствии английские моряки, то было «па» (укрепленное поселение маорийцев).

октября около четырех часов дня «Эндевор» бросил якорь в бухте у устья небольшой реки. С двух сторон по берегу тянулись высокие белые скалы; посредине темная равнина постепенно повышалась и рядом уступов как бы соединялась с длинной цепью гор, которые, казалось, находились очень далеко в глубине острова. Таков был вид этой части побережья.

На воду быстро спустили две шлюпки; в них заняли места Кук, Банкс и Соландер с отрядом матросов. Когда они приблизились к тому месту, где собрались туземцы, те обратились в бегство. Это не остановило англичан от высадки на берег; для охраны одной из шлюпок оставили четырех юнг, а вторая шлюпка держалась в море.

Едва англичане отошли на некоторое расстояние от берега, как четыре человека, вооруженные длинными копьями, вышли из лесу и быстро направились к шлюпке, намереваясь ее захватить. Это им легко удалось бы, если бы моряки в шлюпке, оставшейся в море, не заметили их и не крикнули юнгам, чтобы те оттолкнулись от берега и отдались на волю течения. Островитяне находились уже так близко, что шлюпочный старшина вынужден был выстрелить из ружья поверх голов нападающих. Задержавшись на мгновение, туземцы продолжали преследование, как вдруг второй ружейный выстрел убил одного из них наповал. Товарищи попытались было унести труп с собой, но им пришлось его оставить из опасения, что они не успеют убежать. Находившиеся на острове офицеры, встревоженные выстрелами, вернулись на корабль, откуда они вскоре услышали, как туземцы, снова появившиеся на берегу, оживленно обсуждали происшедшее событие.

Тем не менее Кук не отказался от мысли завязать сношения с островитянами. Он снарядил три шлюпки и высадился на сушу с Банксом, Соландером и Тупиа. С полсотни туземцев их поджидало, сидя на берегу реки. Они были вооружены какими– то предметами из прекрасно отполированного зеленого камня, имевшими в длину один фут и весившими, вероятно, четыре – пять фунтов. То был «пату-пату», или «токи» – что-то вроде боевого топора из камня или кости с очень острым лезвием. При виде англичан все островитяне встали и знаками предложили им удалиться.

Как только солдаты морской пехоты высадились на берег, Кук и его спутники направились к туземцам. Тупиа сказал им, что англичане явились с мирными намерениями, что им нужны лишь вода и провизия, что за все принесенное они заплатят железными изделиями, применение которых он тут же объяснил. Как с удовлетворением убедился Кук, островитяне прекрасно понимали Тупиа, ибо их наречие представляло собой лишь один из диалектов таитянского языка. [81]81
  Действительно, все полинезийские народы, разделенные огромными пространствами океана, стояли почти на одинаковой ступени развития и говорили на одном языке, диалекты которого были обусловлены только местным выговором, так что путешественники, узнав на одном острове несколько слов, могли объясняться на другом, далеко лежащем острове. Отметим также, что полинезийские языки родственны меланезийским и малайским.
  Характерные фонетические особенности полинезийских языков – бедность звуковой системы (эти языки имеют лишь пять гласных – а, е, и, о, у – и от семи до десяти согласных). В словах преобладают гласные звуки, что придает речи полинезийцев особую напевность. До появления европейцев ни один полинезийский народ не имел своей письменности, за исключением жителей острова Пасхи


[Закрыть]

После переговоров человек тридцать туземцев переправились через реку. Им вручили стеклянные бусы и мелкие изделия из железа, но они, по-видимому, не произвели на них особого впечатления. Когда одному из островитян удалось неожиданно выхватить у Грина кортик, а остальные снова стали проявлять враждебные намерения, пришлось пустить в вора пулю; тот упал, а его товарищи бросились вплавь и перебрались на другой берег реки.

Эти несколько попыток вступить в торговые сношения с туземцами сопровождались такими неприятными событиями, что Куку пришлось отказаться от своего намерения. Он решил поискать другое место, чтобы запастись водой. Однажды с корабля заметили две пироги, пытавшиеся приблизиться к берегу. Кук приказал спустить шлюпки и перерезать островитянам путь. Одной из пирог удалось на веслах ускользнуть, вторую матросы настигли, и, хотя Тупиа кричал туземцам, что англичане явились в качестве друзей, те схватили оружие и бросились в атаку. Первым же залпом четверо были убиты, а остальных трех, бросившихся в море, несмотря на отчаянное сопротивление, захватили в плен. Вызванные этим прискорбным происшествием рассуждения Кука настолько служат к его чести и находятся в таком резком противоречии с принятым в ту эпоху образом поведения, что мы считаем необходимым их дословно привести.

«Я не могу отделаться от мысли, – пишет он, – что все человеколюбивые и чувствительные люди будут осуждать меня за приказ стрелять в несчастных индейцев, и я сам не мог бы не осуждать себя за такую жестокость, если бы подходил к ней с хладнокровной оценкой. Конечно, они не заслуживали смерти за отказ довериться моим обещаниям и подняться на корабль, хотя бы они и не видели там ничего угрожавшего им; но характер данного мне поручения обязывал меня ознакомиться со страной, а я мог это сделать, лишь проникнув туда силой или же завоевав доверие и доброжелательство жителей. Я уже безуспешно испробовал путь подарков; желание избежать новых столкновений заставило меня добиваться того, чтобы несколько человек очутились у меня на борту, ибо это было единственным средством убедить их в том, что мы вовсе не намеривались причинять им какое бы то ни было зло, а напротив, стремились принести им пользу. До этих пор в моих планах, конечно, не было ничего преступного; правда, в сражении, которого я не ожидал, мы могли бы одержать столь же полную победу, не лишив жизни четырех индейцев, но следует принять во внимание, что при подобных обстоятельствах, когда был отдан приказ открыть огонь, никто уже не в состоянии регулировать или смягчить его результаты». [82]82
  Приведенное автором рассуждение Кука, по нашему мнению, не может служить к его чести. Наоборот, оно изобличает его как жестокого колонизатора, учинявшего зперские расправы над ни в чем не повинными людьми


[Закрыть]

Захваченных туземцев доставили на корабль, и английские моряки приняли все меры к тому, чтобы если не заставить их забыть о своем пленении, то по крайней мере сделать воспоминание о нем менее тягостным; их засыпали подарками, надели им браслеты и ожерелья. Когда туземцев собрались высадить на берег и шлюпка направилась к устью реки, они заявили, что там живет враждебное племя и их немедленно убьют и съедят. Тем не менее пленников высадили, и ничего плохого с ними, по всей вероятности, не произошло.

Утром 11 октября Кук покинул этот злосчастный район. Бухта, где стоял «Эндевор», получила название Поверти (Бедности), так как из всего необходимого Кук сумел запастись там только дровами. Расположенная на 38°42' южной широты и 181?36' западной долготы, она имеет форму подковы и представляет собой хорошую якорную стоянку, хотя и открыта ветрам, дующим с юга и востока.

Кук продолжал идти вдоль берега в южном направлении, давая названия пригодным для ориентировки пунктам. Отношения с туземцами все время были плохие; если они не переходили в открытые стычки, то лишь потому, что англичане проявляли исключительное терпение.

Однажды несколько пирог окружили корабль; начался обмен гвоздей и стеклянных бус на рыбу, как вдруг туземцы схватили Таието, слугу Тупиа, и сразу же налегли на весла с намерением удрать. Пришлось открыть огонь по похитителям; маленький таитянин воспользовался суматохой, вызванной залпом, и прыгнул в море, где его подобрала спущенная с «Эндевор» шлюпка.

Куку не удалось обнаружить никакой гавани, а море между тем становилось все более бурным. 17 октября, придя к выводу, что он напрасно тратит время, которое лучше было бы использовать для изучения северного берега, он повернул на другой галс [83]83
  Г а л с – курс судна относительно ветра: если ветер дует в правый борт, то говорят, что судно идет правым галсом; если в левый борт, – то левым галсом


[Закрыть]и направился назад по только что пройденному пути.

23 октября «Эндевор» достиг бухты, по названию Толага-бей, где волнение совершенно не чувствовалось. Там обнаружили превосходную воду и можно было без труда пополнить запасы провизии, тем более, что туземцы проявляли дружелюбие.

Организовав все необходимое для того, чтобы обеспечить безопасность работавших на берегу моряков, Банкс и Соландер высадились сами и занялись сбором растений; во время своей прогулки они увидели много интересного. В глубине долины, зажатой между крутыми горами, возвышалась скала со сквозным отверстием, настолько большим, что с одной стороны через него виднелось море, а с другой – часть бухты и окружающие холмы. Когда участники экскурсии возвращались на корабль, их остановил какой-то старик, продемонстрировавший им упражнения воинов его страны с копьем и боевым топором «пату-пату». Во время другой прогулки доктор Соландер приобрел волчок, в точности похожий на европейские; туземцы знаками объяснили,

что для запуска нужно придать ему рукой вращательное движение.

На острове, находившемся слева от входа в бухту, англичане увидели самую большую пирогу из всех, когда-либо попадавшихся им раньше. Она имела в длину не меньше шестидесяти восьми с половиной футов, в ширину – пять, в вышину – три фута шесть дюймов и была украшена на носу выпуклой резьбой причудливого стиля, состоявшей преимущественно из спиральных линий и асимметричных узоров.

30 октября, закончив заготовку дров и набрав воду, Кук вышел в море и продолжал путь вдоль берега на север.

Вблизи от острова, которому командир дал название Мер, туземцы проявили склонность к воровству. Однако в этих местах необходимо было пробыть пять, шесть дней для наблюдения за прохождением Меркурия. Желая внушить туземцам уважение к чужой собственности и страх перед англичанами, в одного туземца, укравшего кусок парусины, Кук приказал выстрелить дробью; но заряд, попавший островитянину в спину, произвел на него не больше впечатления, чем сильный удар хлыстом. Зато пули, рикошетом отскакивавшие от поверхности воды и несколько раз перелетавшие через пироги, привели туземцев в невероятный ужас, и они поспешили на веслах добраться до берега.

9 ноября Кук и Грин высадились для наблюдений за прохождением Меркурия. Грин один следил за этим явлением, между тем как Кук определял высоту солнца.

В нашу задачу не входит следовать день за днем, час за часом за английскими мореплавателями, пока они занимались тщательным изучением Новой Зеландии. Читателям наскучили бы одни и те же, без конца повторявшиеся события, рассказы о новых и новых стычках с маори, довольно однообразные описания красоты природы. Поэтому мы только вкратце упомянем о результатах гидрографических работ экспедиции и остановимся подробнее на нравах туземцев, в настоящее время так сильно изменившихся.

Бухта Грейт-Меркьюр расположена у основания длинного, сильно расчлененного полуострова, тянущегося с востока к северо-западу и образующего северную оконечность Новой Зеландии. 15 ноября, когда «Эндевор» покинул бухту, к нему одновременно направилось несколько пирог.

«Две из них примерно с шестьюдесятью вооруженными людьми, – сообщается в отчете, – приблизились на расстояние человеческого голоса, и туземцы запели свою боевую песню; увидев, что на них почти не обращают внимания, они принялись бросать в англичан камни, а затем стали грести в сторону берега. Вскоре они возобновили попытку, по-видимому, решившись напасть на наших путешественников и воодушевляя друг друга песней. Без чьей-либо просьбы Тупиа обратился к ним с упреками и сказал, что англичане обладают оружием, способным в одно мгновение их уничтожить. Но островитяне ответили следующими словами:

Сойдите на землю, и мы вас всех убьем.

Ладно,– ответил Тупиа. – Но зачем вы нападаете на нас, когда мы находимся в море? Мы не хотим сражаться и не принимаем вашего вызова, потому что нам с вами не из-за чего ссориться. Море не принадлежит ни вам, ни нашему кораблю.

Эти простые и полные здравого смысла красноречивые слова никем не были подсказаны Тупиа. Они привели в большое удивление Кука и остальных англичан».

Во время пребывания у северного побережья Новой Зеландии, в одной из бухт командир обнаружил довольно большую реку, названную им Темзой. По ее берегам росли великолепные деревья той же самой породы, что встречались в бухте Поверти. Одно из этих деревьев на высоте человеческого роста имело в обхвате девятнадцать футов: у другого первые ветви начинались на высоте не меньше девяноста футов от земли.

Столкновения с туземцами происходили довольно часто, но не всегда островитяне бывали в них виноваты.

«Некоторые матросы, – рассказывает Киппис, – проявлявшие при поимке индейцев на месте преступления суровость, достойную Ликурга, [84]84
  Ликург – легендарный древнегреческий законодатель, которому приписывается организация спартанской общины


[Закрыть]не сочли зазорным для себя забраться на плантацию новозеландцев и украсть большое количество бататов (сладкого картофеля). [85]85
  Б а т а т ы или сладкий картофель – растение семейства вьюнковых, мучнистые клубни которого употребляются в пищу в печеном виде и идут на изготовление крахмала, консервов и спирта; разводят в тропических странах. Вкус его сладковатый, приторный, не особенно приятный Родина – Центральная Америка


[Закрыть]Кук назначил им по двенадцать палочных ударов. Двое из матросов приняли наказание как должное, но третий заявил, что грабить плантации индейцев не является для англичанина преступлением. В ответ на эти рассуждения Кук счел наиболее подходящим посадить любителя споров в трюм и не выпускать его оттуда до тех пор, пока он не согласится получить шесть дополнительных ударов.

30 декабря Кук обогнул мыс, принятый им за мыс Мария-Ван-Димен, открытый Тасманом; сразу затем встретились противные ветры, и за три недели «Эндевор» продвинулся всего на десять лье. К счастью, все это время он шел на значительном расстоянии от берега. В противном случае нам, вероятно, не пришлось бы рассказывать о приключениях наших мореплавателей.

16 января 1770 года, после того как были нанесены на карту и получили названия мысы и заливы по восточному берегу северного острова Новой Зеландии, Кук очутился в виду внушительного, покрытого снегом пика, названного горой Эгмонт – в честь носившего эту фамилию графа. Как только прошли мимо пика, береговая линия образовала глубокий изгиб. Открывшийся залив был расчленен на множество отдельных рейдов; Кук решил зайти туда, чтобы произвести ремонт подводной части корабля и запастись водой и дровами. Высадившись на берег в глубине одной из бухт, англичане обнаружили прекрасный ручей и лес, который кончался лишь у самого берега, там, где ему уже не хватало почвы. Кук воспользовался хорошими отношениями, установившимися с туземцами, и спросил их, видели ли они когда-нибудь корабль, похожий на «Эндевор». Но он убедился, что в памяти жителей не сохранилось никаких преданий,

связанных с посещением их страны Тасманом, хотя бухта Убийц находилась всего в пятнадцати милях к югу от этих мест.

В одной из принесенных новозеландцами корзин с провизией моряки увидели две полуобглоданные кости. Они не походили на кости собаки и являлись, как показал более тщательный осмотр, человеческими останками. На заданный туземцам вопрос те не задумываясь ответили, что у них существует обыкновение поедать своих врагов. Несколько дней спустя они даже принесли на «Эндевор» семь человеческих черепов с еще сохранившимися остатками волос и мяса; но мозг был вынут, так как считался очень лакомым блюдом. Мясо оказалось мягким; без

сомнения, его предохраняли от гниения с помощью какого-то снадобья, так как оно совершенно не имело неприятного запаха. С большим трудом Банксу удалось приобрести один из черепов, но он так и не смог уговорить принесшего их старика уступить ему второй – быть может, потому, что новозеландцы считают их трофеями и доказательством своей храбрости.

Следующие дни были посвящены осмотру окрестностей и прогулкам. Во время одной из экскурсий Кук, взобравшись на очень высокий холм, смог ясно разглядеть, что перед ним находится не залив, а пролив, названный им проливом Королевы Шарлотты (пролив Кука), противоположный берег которого отстоял, как ему казалось, лье за четыре. Туман помешал Куку разглядеть отдаленную часть берега в направлении к юго-востоку, но все же он увидел достаточно, чтобы понять, что большой остров, вдоль берегов которого он все время следовал, там и кончается. Ему оставалось теперь исследовать второй остров Новой Зеландии, вырисовывавшийся на юге. Он дал себе обещание этим заняться, как только пройдет весь пролив Королевы Шарлотты и окончательно удостоверится в том, что это действительно пролив.

В окрестностях бухты Куку представился случай посетить «па», построенное на островке или скале, до которого очень трудно добраться. Чаще всего туземцы к естественным препятствиям добавляют укрепления, еще более затрудняющие доступ в «па». Некоторые из осмотренных деревень были защищены двойным рвом, причем внутренний ров окружали бруствер и двойная изгородь. Этот второй ров обычно имел в глубину не меньше двадцати четырех футов. За внутренней изгородью «па» возвышался на двадцать футов помост длиной в сорок и шириной в шесть футов. Поддерживаемый толстыми столбами, он предназначался для защитников укрепления; оттуда они могли без труда осыпать нападающих дротиками и камнями; огромные кучи камней всегда лежали наготове на случай необходимости. Захватить такие укрепления туземцы были не в состоянии, если только они длительной блокадой не вынуждали гарнизон сдаться.

«Вызывает большое удивление, – отмечает Кук, – что мастерство и трудолюбие, давшие им возможность построить почти без всяких инструментов подобные укрепления для защиты, не повели к изобретению ими для той же цели хотя бы какого-нибудь метательного оружия, за исключением копья, которое они бросают рукой. Им совершенно неизвестны ни лук для метания стрел, ни праща для бросания камней; это тем более удивительно, что изобрести пращу, лук и стрелы гораздо проще, чем додуматься до таких сооружений, какие воздвигают здешние племена. Между тем эти два вида оружия встречаются почти во всех частях земного шара, даже у самых диких народов!»

6 февраля Кук вышел из бухты и взял курс на восток, надеясь без труда отыскать вход в пролив. В семь часов вечера корабль увлекло сильное течение и чуть не прибило к небольшому островку. Со дна моря поднимались очень острые рифы. С каждым мгновением опасность возрастала. Оставалось лишь одно средство для спасения корабля. К нему прибегли, и не без успеха. Когда на глубине семидесяти пяти саженей был брошен якорь, «Эндевор» находился от подводного рифа на расстоянии длины каната. К счастью, якорь забрал, и течение, менявшее направление после того, как оно ударялось об остров, подхватило корабль и унесло от рифов. Впрочем, это еще не означало спасения, так как он по-прежнему находился в непосредственной близости от скал, а скорость течения составляла пять миль в час.

Когда прилив пошел на убыль, корабль приобрел способность управления, и поднявшийся попутный ветер быстро увлек его в самую узкую часть пролива, которую он благополучно миновал.

Северный остров Новой Зеландии, носящий название Те Ика а Мауи (рыба Мауи), не был, однако, еще изучен на всем своем протяжении; около пятнадцати лье побережья оставались не нанесенными на карту. Некоторые из офицеров, пользуясь этим обстоятельством, утверждали, вопреки мнению Кука, что перед ними не остров, а материк. Хотя командир был уверен в своей правоте, он двинулся дальше таким курсом, чтобы рассеять сомнения, еще, возможно, остававшиеся в умах его офицеров. После двухдневного плавания на север, миновав мыс Паллисер, Кук призвал офицеров на палубу и спросил, удостоверились ли они в своей ошибке. Получив утвердительный ответ, он решил повернуть на юг и идти вдоль западного берега обнаруженной им земли, лежащей к югу от пролива. Местные жители называли эту землю Те Вахи Пунаму (Страна Зеленого камня).

Берег большей частью поражал своим бесплодием и, по-видимому, был необитаем. Впрочем, почти все время приходилось держаться на расстоянии четырех – пяти лье от земли.

9 марта ночью «Эндевор» прошел над несколькими подводными скалами, и только утром узнали, какой величайшей опасности он подвергался. Этим подводным рифам дали название «Трап» («Западня»), Они словно нарочно созданы здесь в качестве ловушки для слишком доверчивых мореплавателей.

В тот же день Кук увидел, как ему казалось, южную оконечность Южного острова Новой Зеландии и дал ей название Южный мыс. На самом деле то был один из мысов острова Стюарт, лежащего южнее Новой Зеландии. Высокие волны, шедшие с юго-запада и налетавшие на корабль, когда он огибал мыс, убедили капитана Кука, что земли в этом направлении нет. Поэтому он повернул снова на север, чтобы, пройдя вдоль западного берега, завершить плавание вокруг Новой Зеландии.

Почти у самой южной оконечности этого берега англичане обнаружили бухту, получившую название Даски-Саунд. Местность была здесь бесплодная, гористая, покрытая снегом. В этой обширной бухте, имевшей у входа три – четыре мили в ширину, виднелось несколько островов, которые могли, несомненно, служить надежным укрытием для кораблей. Но Кук почел за благо не останавливаться там, так как знал, что ветер, необходимый для выхода из бухты, дует лишь один раз в месяц. И в этом вопросе он разошелся во мнениях с некоторыми из своих офицеров, думавших только о выгодах текущего дня и забывавших о неудобствах стоянки, продолжительность которой нельзя было предвидеть.

Во время исследования западного берега Южного острова не произошло никаких примечательных событий.

«От бухты Даски-Саунд, – пишет Кук, – и до 44?20? южной

широты тянется узкая цепь холмов, поднимающихся непосредственно из моря и покрытых лесами. Позади холмов, сразу же за ними, видны горы, образующие другую цепь огромной высоты и представляющие собой совершенно бесплодные голые скалы, лишь местами покрытые снегом, обычно скапливающимся значительными массами… Трудно вообразить себе более дикое, более хаотическое и более устрашающее зрелище, чем вид этой страны, когда на нее смотрят с моря: до самого горизонта виднеются только скалистые вершины, расположенные так близко одна от другой, что вместо долин они прорезаны лишь расселинами».

Между 44°20' и 42?8? ландшафт меняется; горы отступают в глубь страны, а вдоль берега тянутся холмы и плодородные долины.

От 42°8' до 41?30' берег отвесно поднимается из моря и покрыт мрачными лесами. Впрочем, «Эндевор» держался слишком далеко от земли, и погода стояла слишком пасмурная, чтобы можно было различить детали берегового ландшафта. Закончив таким образом плавание вокруг острова, корабль вернулся к западному входу в пролив Королевы Шарлотты.

Кук запасся водой и дровами. Затем он принял решение вернуться в Англию, следуя таким путем, который позволил бы ему успешнее всего выполнить задачу своего путешествия. Он решился на это с большим сожалением, так как ему хотелось выяснить, существует ли на самом деле южный материк. В разгаре зимы, забравшись далеко на юг, он не смог бы на своем корабле довести такое предприятие до благополучного конца. Ничего не оставалось делать, как направиться через Ост-Индию; но сначала он решил исследовать неведомый еще тогда восточный берег Австралии.

Прежде чем перейти, однако, к рассказу о событиях второй части плавания, следует несколько вернуться назад и подвести краткий итог результатам наблюдений, произведенных нашими путешественниками относительно местоположения, природных богатств и населения Новой Зеландии.

В предыдущем томе мы сообщали, что эту страну открыл

Абель Тасман, и рассказывали о кровавых событиях, которыми ознаменовалось пребывание там голландского капитана. За исключением районов прибрежной полосы, где побывал Тасман в 1642 году, Новую Зеландию не посетил ни один европейский корабль. Она была столь мало изучена, что географы считали эту землю частью Южного материка, как предполагал еще в свое время Тасман, давший ей название Земли Штатов. Куку принадлежала великая заслуга; он установил точное местоположение и заснял берега этих двух больших островов, расположенных между 34-47° южной широты и 166-178° восточной долготы.

Те Вахи Пунаму представлял собой гористый, бесплодный остров, по-видимому, очень мало населенный. Северный остров имел более привлекательный вид: там были холмы, горы и долины, поросшие лесом, орошаемые веселыми ручьями. На основании материалов о климате и почве, собранных Банксом и Соландером, Кук следующим образом сформулировал свои выводы, которые впоследствии полностью подтвердились: «Если европейцы создадут в этой стране колонию, то они без особых забот и трудов смогут выращивать здесь в большом изобилии все необходимое».

Из четвероногих в Новой Зеландии водятся только крысы и собаки, причем последних туземцы употребляют в пищу. Животный мир был беден, но зато растительность, судя по всему, отличалась большим разнообразием. Из числа растений, сильнее всего поразивших англичан, в отчете упоминается следующее:

«Вместо конопли и льна жители употребляют растение, по своим свойствам превосходящее все другие, используемые с этой же целью в других странах… Обычная одежда новозеландцев состоит из листьев этого растения, почти не нуждающихся в обработке; впрочем, они изготовляют из него также тесьму, нитки и веревки, значительно более прочные, чем сделанные из конопли, с которыми их даже нельзя сравнивать. Из того же растения, обработанного другим способом, они получают длинные тонкие волокна, блестящие, как шелк, белые, как снег; из этих волокон, также исключительно прочных, они изготовляют свои самые лучшие ткани. Рыболовные сети огромных размеров сделаны из таких же листьев; вся работа сводится к тому, что листья разрезают на полосы и связывают вместе».

Чудесное растение, о котором сообщает Кук, в настоящее время известно под названием «новозеландского льна» («Phor– mium tenax»).

Восторженные отзывы о нем Кука, а впоследствии Лабийярдьера, вызвали в Европе большой энтузиазм.

Дело дошло до того, что стало необходимо несколько умерить надежды, порожденные рассказами мореплавателей. По мнению известного химика Дюшартра, длительное воздействие влажного тепла, а в особенности стирка должны очень быстро разрушать клеточки этого растения, и изготовленные из него ткани после одной – двух стирок разлезутся на клочья. Тем не менее, новозеландский лен вывозится в значительном количестве. Кеннеди в своей очень интересной работе о Новой Зеландии сообщает, что в 1865 году было вывезено всего пятнадцать тюков льна, а четыре года спустя – этому трудно поверить, – вывоз увеличился до 12 162 тюков и к 1870 году достиг 32820 тюков на сумму 132 578 фунтов стерлингов.

Жители Новой Зеландии были высокого роста, хорошо сложены и отличались сообразительностью, значительной физической силой и большой ловкостью. Женщины не обладали хрупкостью телосложения и изяществом форм, свойственным им во всех других странах. Они одевались как мужчины, и их можно было отличить лишь по более нежному голосу и по живому выражению лица. Туземцы одного и того же племени относились друг к другу очень сердечно, но к врагам были неумолимы и не давали им пощады; трупы поедались во время ужасных пиршеств, которые можно объяснить, но не извинить, недостатком животной пищи.

«Пожалуй, – пишет Кук, – частые войны покажутся удивительными в стране, где победа приносит так мало выгоды».

Однако, кроме необходимости раздобывать мясо, приводящей к беспрестанным войнам, существовала еще причина, не известная Куку и состоявшая в том, что население делилось на две различные народности, враждовавшие между собой.

Согласно древним легендам, маори пришли приблизительно тысячу триста лет тому назад с Сандвичевых (Гавайских) островов. Предания можно считать верными, если вспомнить, что это прекрасное полинезийское племя заселило все острова, рассеянные в обширном районе Тихого океана. Явившись с Овейги – теперешнего Гавайи, одного из Сандвичевых островов, либо с Савайи, входящего в состав островов Мореплавателей (Самоа), – маори прогнали или почти полностью истребили первобытное население.

Действительно, первые европейские колонисты встречали среди жителей Новой Зеландии два совершенно различных типа; один более распространенный, имел несомненное сходство с туземцами островов Гавайских, Маркизских и Тонга, между тем как другой был очень близок к меланезийской расе. Эти

сведения, собранные Фрейсине, а в более позднее время подтвержденные Хохштетером, находятся в полном соответствии с сообщенным Куком любопытным фактом относительно того, что Тупиа, уроженец Таити, без труда мог сговориться с новозеландцами.

Теперь, благодаря прогрессу лингвистики и антропологии, миграции полинезийцев хорошо изучены; но во времена Кука, который один из первых занялся сбором относящихся к этому вопросу легенд, о них только догадывались. [86]86
  Маорийские предания указывают на то, что заселение островов Новой Зеландии произошло в XIV веке полинезийцами с острова Таити. В науке существует спор о том, не была ли заселена Новая Зеландия меланезийцами раньше, чем туда приплыли полинезийцы. Вопрос этот окончательно еще не решен.
  Мнение Кука о существовании двух групп племен на островах Новой Зеландии, по-видимому, было основано на том факте, что жители Южного острова по своему развитию были более отсталыми. Основным занятием жителей Северного острова было подсечно-огневое земледелие, охота и ры– боловство, тогда как на Южном острове основными занятиями были рыболовство и охота. Туземцы Южного острова, как правильно отмечает Кук, вели кочевой образ жизни, тогда как на Северном острове население было уже оседлым


[Закрыть]

«Каждое из здешних племен, – сообщает Кук, – считает на основании преданий, что их праотцы в незапамятные времена явились из какой-то другой страны, и согласно тем же преданиям они полагают, что та страна называется Хеавизе».

Из четвероногих, как мы уже говорили, в Новой Зеландии в то время водились только собаки; да и они, вероятно, были откуда-то привезены. Поэтому туземцы повседневно питались лишь растениями и какими-то птицами, весьма немногочисленными и принадлежавшими к не известным англичанам видам. К счастью, береговые воды изобиловали рыбой, что давало жителям возможность не умереть с голода.

Привыкшие к войне, считавшие каждого чужеземца врагом и видевшие в нем, по всей вероятности, лишь убойный скот, новозеландцы, естественно, всегда были готовы напасть на англичан. Но, как только они убедились в несовершенстве своего оружия и в могуществе противника, как только они поняли, что пришельцы по возможности избегают пользоваться теми смертоносными приспособлениями, страшное действие которых им пришлось наблюдать, они стали относиться к морякам дружелюбно и вели себя с достойной удивления честностью.

В то время как островитяне, виденные нашими мореплавателями раньше, не имели никакого представления о приличиях и стыдливости, с новозеландцами дело обстояло иначе, и Кук приводит тому много любопытных примеров. Не отличаясь такой чистоплотностью, как жители Таити, где климат гораздо теплее, не так часто купаясь, как те, новозеландцы, однако, заботились о своей наружности и проявляли даже некоторое франтовство. Так, они смазывали волосы каким-то рыбьим или птичьим жиром, который очень быстро протухал, вследствие чего от туземцев исходил неприятный запах. У них существовал обычай татуироваться; в некоторых татуировках проявлялись одновременно и изумительное мастерство, и вкус, какого трудно было ожидать у первобытного народа.