Текст книги "Небесные тени"

Автор книги: Жоржия Кальдера

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава 7

Верлен

Я плыл в темных волнах бездонного океана; со всех сторон меня били сильные течения, на меня давила толща воды, затягивая все глубже и глубже во мрак. Еще чуть-чуть – и я наверняка задохнусь от недостатка кислорода…

В то же время подобный исход, как бы мрачен он ни был, совершенно меня не волновал. В этом мире меня абсолютно ничто не держит. Нет, правда, все потеряло значение…

Постепенно на меня обрушились другие ощущения, и в конце концов все мое существо охватила боль, оттесняя спасительное удушье, позволявшее мне до сих пор держаться. Воздуха по-прежнему не хватало, но вода вдруг исчезла, и я очутился посреди пустыни, до самого края горизонта залитой кровью. Потом мне показалось, будто невидимые руки тащат меня вверх-вниз по склонам и острые камни впиваются в мою спину. Судя по глубине моих ран, эта пытка, вероятно, продолжалась уже несколько часов.

Как, скажите на милость, я оказался в подобном месте? И кто был моим палачом?

Плечи тоже жгло огнем, как и все остальные части тела.

В итоге я понял, что кошмар, в который я погрузился, является жуткой галлюцинацией лишь отчасти. Вернее сказать, физическая боль была единственным настоящим элементом в этом бреду. И эти муки с тупым упорством вытягивали меня из беспамятства прямиком в реальность, оказавшуюся настоящим адом.

Все тело одеревенело; я попытался пошевелить локтем и сразу же почувствовал, как в запястье вгрызается сталь, после этого я услышал характерный металлический звон – этот звук сообщил о моем нынешнем положении. Борясь с туманом, заволакивающим мне глаза, я попробовал приподнять веки и сразу увидел свою левую руку – она была поднята над головой и закована в толстые кандалы, а протянувшиеся над ними цепи крепились к стене. Я рискнул пошевелить правой рукой, но получил тот же результат, после чего окончательно пришел в себя.

Я в плену – теперь в этом нет никаких сомнений.

Помещение тонуло в полумраке, но все же я разглядел, что моя камера отличается от тех, что я видел прежде. Пол, на котором я стоял, не был вымощен каменными плитами, он состоял из холодных и гладких металлических листов. Значит, я нахожусь не в Соборе Вечности, а скорее в одном из районов Стального города.

Память о недавних событиях не спешила ко мне возвращаться, и я никак не мог сообразить, как сюда попал…

Превозмогая боль, я попытался пошевелить запрокинутой головой, и меня тут же скрутила чудовищной силы судорога. Я слишком много времени провел в этой позе, скрученный цепями. Более того, верхняя часть спины нестерпимо болела, словно мне за шиворот насыпали раскаленных углей.

Кандалы удерживали меня на месте, растягивая руки вверх и в стороны, так что я едва мог принять сидячее положение, – крайне неудобная поза, от которой ныли все мышцы и болели суставы.

Я рефлекторно дернулся вверх, раз, другой, третий, сильно натянув тяжелые цепи. Гнев придавал мне сил. Увы, напрасно…

Все, чего я добился, – это новые ссадины на запястьях и неприятный металлический звон кандалов. Меня заковали на совесть. Даже сила полубога не помогла мне разорвать цепи.

Не сумев освободиться, я снова стал оглядывать свою тюрьму. Из-под закрытой двери камеры сочилась слабая полоска света. Глаза постепенно привыкали к окружающему полумраку, и я сообразил, что нахожусь в тесном, лишенном окон помещении. Очевидно, кроме меня, в камере никого не было, однако постоянно раздавалось какое-то странное шуршание, причем где-то совсем рядом со мной…

Внезапно боковым зрением я заметил очертания каких-то странных предметов, зажатых в узком пространстве между мной и стенами.

В темноте у меня за спиной что-то постоянно шевелилось, и до сих пор я не видел, что это такое.

Окаменев от ужаса, я быстро повернул голову, стараясь лучше рассмотреть непонятные шелестящие штуковины.

Одна из них резко взмыла вверх и ударилась о стену – раздался глухой звук. Надо мной раскинулись два огромных черных крыла, а их основания росли у меня из спины, на уровне лопаток.

От потрясения и изумления я не сумел сдержать хриплый вскрик.

Только теперь до меня дошло, что эти странные члены принадлежат мне…

Эти крылья – новое продолжение моего тела, которое, очевидно, мутировало настолько, что на этот раз изменилось даже внешне.

Проклятие, что же со мной случилось?

Потом я внезапно все вспомнил.

Смерть Эвридики, отчаянный побег вместе с Сефизой, на который мы решились, спасаясь от гнева моего отца. Мои попытки вернуть блуждающую душу: я так и не сумел отправить ее в землю – в тело лучшего друга Сефизы. После этой болезненной процедуры меня охватила страшная слабость, а затем в дело вмешались мятежники, целая банда заговорщиков. В конце концов у меня отобрали драгоценные сущности, которые я носил в себе…

Я угодил в хитро расставленную ловушку, стал жертвой сложной махинации, задуманной уже очень давно, а вокруг пальца меня обвела девушка, которой я дорожил больше всего на свете. Единственная, кому я доверял.

Сефиза, моя родственная душа, девушка, которую я любил в этой жизни и в предыдущей, та, на кого я возлагал все свои надежды, меня предала.

Я не мог в это поверить, случившееся просто не укладывалось у меня в голове.

И все же факт остается фактом: Сефиза нарочно привела меня сюда и сдала членам своей банды.

Эта группировка имеет четкую организацию и ясную, стройную иерархию, располагает невероятно продуманными планами, а также в курсе всех моих секретов – от мельчайших до наиболее значимых, кроме, разумеется, самых личных…

Этим людям известны государственные секреты, о которых не должен знать никто, за исключением нескольких избранных персон из правительства и военных.

Каким-то образом Сефизе удавалось передавать своим сообщникам все сведения, полученные от меня за время ее пребывания в Соборе, – иначе и быть не может. Она вместе с мятежниками устроила мне засаду, использовала нашу священную связь, чтобы вертеть мною, как куклой.

В первые дни нашего знакомства она была честна и выказывала свои истинные чувства – отвращение и враждебность. А потом начала коварную игру. Ради достижения своих целей она притворилась, что испытывает ко мне привязанность, и будь я умнее – непременно задумался бы о причинах столь внезапной и немыслимой перемены.

Я оказался насколько глуп, что поверил, будто мои чувства к ней взаимны. В своем ослеплении я даже осмелился воображать, будто ее ненависть ко мне не станет непреодолимой преградой, разделившей нас навсегда…

Тем не менее, надо признать, у меня все же были основания попасться на крючок: в этой игре Сефиза зашла очень далеко, даже пожертвовала собой ради моего спасения. Тот ее поступок выглядел форменным безумием, но, очевидно, она и ее банда слишком сильно нуждались в моих способностях и не могли допустить моей гибели.

Я покачал головой, не в силах признать очевидное. Мне хотелось думать, что есть другие причины, другие объяснения тому, что Сефиза привела меня прямиком в ловушку.

Нет, нужно взглянуть правде в глаза: я узник, заточен в лишенную окон камеру и моя жизнь сейчас полностью зависит от сообщников Сефизы и от их проклятой организации. Именно к этому изначально стремилась Сефиза, и нет никаких оснований предполагать обратное.

С моих губ сорвался хриплый стон, я изо всех сил старался не впасть в черное отчаяние.

Я все потерял.

Я лишился всего и… ни о чем не жалел.

Я совершенно не переживал из-за того, что предал отца, выступил против него и ушел с поста Тени. Я не сожалел о том, что пришлось убить родную сестру и свести на нет все свои шансы войти однажды в Пантеон богов. Не скорбел ни о своих обязанностях Палача, ни о многочисленных привилегиях, которые давал мне этот пост. Вообще-то, ничто не ранило меня так сильно и не принесло столько горькой обиды, как обман Сефизы…

В любом случае после всего того, что я причинил ее семье – равно как и всем жителям Пепельной Луны, разве я этого не заслужил?

Такие преступления не прощают. Как я только мог убеждать себя в обратном?

Я снова подергал свои цепи.

Я не знал, какую участь эти люди мне готовят, и, пожалуй, это должно было меня волновать, хотя бы самую малость, однако меня охватило такое мрачное уныние, что я даже не думал о возможном побеге. Идти мне некуда, обратиться за помощью тоже не к кому.

Наверное, в глубине души я всегда знал, что закончу свои дни вот так: брошенный богами, которые никогда не видели во мне подобного себе, и убитый собственным народом, представителей которого я не один год упорно истреблял.

Я тяжело сглотнул слюну, длинно выдохнул и попытался найти наиболее удобную позу, прислонившись к стене. Растущие из моей спины крылья инстинктивно сложились, приспосабливаясь к движениям моего тела, из-за чего я вздрогнул от неожиданности.

На долю секунды я совершенно про них забыл…

Мне никак не удавалось привыкнуть к их присутствию, меня не покидало неприятное ощущение чужеродности этих огромных конечностей.

Почему из моей плоти внезапно выросли крылья? Для чего они мне нужны? Что я такое?

Орион часто пытался меня убедить максимально использовать свои силы; он утверждал, что, развивая их, я в конце концов избавлюсь от своей человеческой натуры и стану истинным богом. Кто знает, вероятно, он предвидел возможность подобных необычных изменений, которые со мной произошли?

Если не считать императора, больше ни один бог во всей Империи не обладал такими крыльями; даже десять старших детей Ориона не могли похвастаться подобным. Кто бы мог подумать, что я стану настолько на него похож?

Внезапно послышался звук шагов, вырвавший меня из раздумий. Кто-то подошел к двери моей камеры и приоткрыл створку. Я затаил дыхание – о, до чего же глупо! – надеясь увидеть в дверном проеме девушку, из-за которой попал в плен…

Однако Сефизе, вероятно, было наплевать на меня теперь, после того как она присоединилась к своим. Я окончательно утвердился в этой мысли, увидев выросшую на пороге внушительную фигуру.

Я узнал Хальфдана, лучшего друга Сефизы – она называла его другом, хотя, скорее всего, он был ее возлюбленным. Вошедший в одной руке держал лампу, а в другой – какую-то миску.

Я заморгал, ослепленный светом, – слишком много времени провел в темноте.

– Пришлось пожертвовать собой, чтобы принести тебе это, – заявил Хальфдан и презрительно фыркнул. – Никто из оставшихся наверху людей не смог бы спокойно глядеть на твою мерзкую рожу – уж больно велик соблазн по ней врезать.

Он закрыл за собой дверь – сухо щелкнул замок – и продолжал:

– Честно говоря, при виде тебя у меня тоже возникает желание тебе вмазать. К счастью, в отличие от остальных, я никому не присягал на верность и плевать хотел на приказы Элдрис.

Мои глаза немного привыкли к свету лампы, и я разглядел висящую на поясе молодого человека защитную маску. Намерения этого типа были предельно ясны, и на краткий миг меня посетило искушение вцепиться себе в плечо зубами, чтобы пошла кровь. Моя сила моментально убьет этого человека, прежде чем он успеет надеть респиратор.

Меня остановила другая ужасно глупая мысль. Пусть Сефиза меня предала, но она любит этого юношу, а мне не хотелось брать на себя вину за смерть еще одного дорогого ей человека.

Глава 8

Верлен

Хальфдан прошел в центр комнаты, повесил лампу на закрепленный под потолком крюк, потом остановился передо мной, нахмурился и некоторое время пристально меня рассматривал.

Должно быть, я сейчас являл собой весьма приятное для глаз моих врагов зрелище – вернее, для любого обычного человека, принимая во внимание все обстоятельства. Я стоял на коленях – сесть мне не позволяли слишком короткие цепи, которые удерживали мои руки поднятыми вверх, – крайне унизительная поза, этакое олицетворение покорности и уязвимости.

Я бы охотно встал, если бы не ноги – к моему огромному стыду, они до сих пор дрожали и сильно ослабли после пережитой мутации.

Более того, теперь, когда свет лампы осветил камеру, я заметил, что моя рубашка разорвана в клочья. На запястьях кое-как держались рукава, а несколько больших лоскутов свисали с пояса, так что торс остался почти полностью обнаженным. Вдобавок у меня забрали обувь, вероятно, чтобы еще сильнее оскорбить…

Тем не менее я старался держаться прямо, насколько позволяли цепи. Я вздернул подбородок и спокойно встретил угрожающий взгляд молодого человека.

Я не забыл, что именно этот парень подбил Левиафана, моего механического дракона, а потом, когда мы с крылатым зверем упали на землю, этот тип на меня напал. Большинство его сообщников погибли во время этой безумной эскапады, потому что царапина, полученная мною во время падения, выпустила на волю мою смертоносную силу.

Выходит, Хальфдан все-таки выжил, однако для него губительное воздействие паров моей крови не прошло бесследно. Вероятно, начавшийся процесс прервался, прежде чем я полностью поглотил его душу. Вот только душа Хальфдана в итоге раскололась надвое: одна часть оказалась внутри меня, вторая осталась в теле самого юноши, который в результате этих метаморфоз впал в кому.

По просьбе Сефизы я вернул ее другу часть его сущности, которую бессознательно поглотил, и благодаря этому Хальфдан вновь вернулся к жизни. Однако по всему выходило, что все то время, что Хальфдан лежал без сознания, он претерпевал ужасные страдания…

Я ничего не мог с этим поделать, потому что никогда намеренно не вредил этому человеку. Однако достаточно было один раз посмотреть на этого типа, чтобы понять: он злится на меня за то, что я мучил его душу…

Хальфдан снова фыркнул, потом протянул мне оловянную миску.

– Сожалею, у нас здесь нет ни золотой посуды, ни изысканных блюд. Придется тебе довольствоваться человеческой пищей низкого качества.

Он высокомерно усмехнулся и швырнул в меня миску. Металлическая плошка ударилась о мое колено, перевернулась, и все ее содержимое разлетелось по полу. Я быстро посмотрел вниз и понял, что это печально знаменитая каша из синтетического зерна, вызывавшая у меня скорее чувство тошноты, чем желание отведать это варево.

– До чего же я неловкий! – издевательски протянул Хальфдан, небрежно пожимая плечами. – Придется тебе поползать по полу, если хочешь поужинать.

«Да я лучше умру, чем так унижусь».

Я отчаянно старался сохранять равнодушное выражение лица.

Пусть я только что все потерял, но ни за что не доставлю этим людям такого удовольствия, не позволю лишить себя последних остатков достоинства. Конечно, это довольно слабое утешение, но это все, что у меня осталось…

Хальфдан скрестил руки на груди, оглядел мои узы, потом цокнул языком, делая вид, будто огорчен.

– Вот незадача! Похоже, твои цепи слишком короткие и не дадут тебе нагнуться до земли. Сегодня тебе придется узнать, что такое голод, Палач.

«Можно подумать, я никогда прежде с ним не сталкивался… Как будто в детстве меня никогда не лишали этой отвратительной каши, пищи простого народа, в качестве наказания за мыслимые и немыслимые прегрешения…»

Очевидно, Сефиза не рассказала своим друзьям о моих юных годах, проведенных в Стальном городе, среди обычных людей. Тем лучше, по крайней мере, один из моих секретов остался нераскрытым.

Хальфдан наконец решился сократить разделявшее нас расстояние. На его лице все отчетливее проступала злоба. Он схватил меня за волосы и приблизил свое лицо к моему, чтобы сподручнее было меня запугивать.

– Скажи, каково это – оказаться на другой стороне? Теперь ты будешь бояться, а не запугивать других! Ты же в ужасе, признайся! Потому что – не буду тебе лгать – у тебя есть все причины для страха. Я не знаю никого, кто не изнывает от желания тебя растерзать, чтобы отомстить за все, что ты заставил нас пережить за время твоей службы императору. А теперь мы узнае́м, что ты, оказывается, один из отпрысков этого поганого тирана, самый отвратительный из всех, мерзкий плод гнусного межвидового изнасилования!

Мои крылья резко рванулись вверх и с глухим стуком ударились о потолок, прежде чем я сумел осознать и предотвратить это движение. Кажется, эти растущие из моей спины штуковины совершенно мне не подчинялись. Они меня выдали, показав стоявшему передо мной молодому человеку, насколько оскорбительны для меня его слова.

Он мог говорить что угодно о моем отце, а также о братьях и сестрах, однако упоминание матери и обстоятельств моего зачатия вызывало у меня тошноту.

Я ничего не знал о том, как именно Орион осуществил эксперимент, в результате которого я появился на свет. Я всегда гнал от себя подобные мысли. Мне было невыносимо представить даже на долю секунды, что предположения Хальфдана могут оказаться правдой.

– Смотри-ка, а ты, оказывается, способен на обычные человеческие эмоции, – насмешливо протянул молодой человек и прищурился. – Так значит, тебе не нравится слушать про свою мамочку, грязное чудовище?

Я стиснул зубы, изо всех сил стараясь контролировать себя и не поддаваться на гнусные провокации. Не хотелось доставлять Хальфдану такого удовольствия.

– Ты хоть понимаешь, насколько ужасны все твои деяния? В таком случае, возможно, мне стоит рассказать тебе о матери Сефизы, о ее семье? Ты схватил ее несчастных, ни в чем не повинных родителей вместе с прочими осужденными и подверг мучительной смерти на Дереве пыток!

Хальфдан дернул меня за волосы, заставляя запрокинуть голову. Я не двигался и хранил молчание, изо всех сил пытаясь держать под контролем свои крылья.

– Ты это знал? – яростно прошипел Хальфдан. Потом повысил голос, явно выходя из себя: – Ты знал, что разрушил ее жизнь? Ты полностью уничтожил жизнь моей возлюбленной! Но тебе мало было лишить ее родителей, брата, части ее собственного тела, и ты похитил ее и несколько недель держал в своем проклятом Соборе! Что ты делал с ней там? Что тебе от нее было нужно? И почему в итоге ты пришел сюда вслед за ней? Проклятие, почему ты согласился освободить мою душу? Отвечай, Палач! Я хочу, чтобы ты сейчас же во всем признался! Понял?

Я отвел взгляд от его лица и стал смотреть в стену за спиной молодого человека, потому что понимал: если продолжу смотреть на него, он может прочесть в моих глазах боль и обиду.

Если до сего момента у меня еще оставались какие-то сомнения, теперь они окончательно испарились, сменившись горькой, обжигающей уверенностью.

Он сказал, что Сефиза принадлежит ему.

Не мне, а ему.

В этой жизни она никогда не была моей, ни на миг.

Ее почти-прощение, головокружительные поцелуи, ее произнесенные шепотом обещания – все это было ложью.

Все это привело меня сюда, в тюрьму, где я, вероятно, окончу свои дни после долгих и изощренных пыток.

Я мог бы смириться, если бы не испытывал это темное, ядовитое чувство ревности, этот горький, не исчезающий вкус на языке. В конце концов, что еще могут мне сделать эти люди после тех мучительных изменений, которые ежедневно претерпевал мой организм до сих пор?

– Ты у меня заговоришь, слышишь? – прорычал Хальфдан, снова меня встряхивая.

Неужели он действительно ждет, что я стану сотрудничать и дам ему ответы на интересующие его вопросы, если очевидно, что я от этого ровным счетом ничего не выиграю?

Я не понимал, что он хочет услышать. В любом случае я ни за что не признался бы Хальфдану, почему Сефиза так для меня важна. Я не собирался рассказывать ему, как эта девушка использовала нашу с ней связь, попеременно пуская в ход яростную искренность и коварный обман, настоящий гнев и фальшивую нежность, и в итоге совершенно меня запутала и привела прямиком в расставленную ловушку.

– По какой неведомой причине Сефиза так странно себя ведет с тех пор, как я пришел в себя? – спросил Хальфдан, растерянно моргая. – Почему она не хочет, чтобы тебе причиняли вред? Проклятие, да что ты с ней сделал?!

На этот раз я не сдержался и озадаченно сдвинул брови.

Однако хорошенько обдумать последние слова молодого человека я не успел. Хальфдан вдруг потерял терпение и, продолжая держать меня за волосы, вскинул свободную руку. Потом он ударил меня по лицу кулаком, и костяшки его пальцев с силой врезались мне в лицо.

Скулу больно обожгло, я выдохнул, готовясь к новым ударам.

Между тем Хальфдан отпрянул, глаза его расширились: он понял, какую ошибку совершил. Молодой человек резко выпустил меня и поспешно натянул защитную маску.

Затем он снова повернулся ко мне и угрожающе занес кулак.

– Поверь, я заставлю тебя открыть рот, кусок дерьма!

Я скользнул по нему равнодушным взглядом, решив и впредь придерживаться линии поведения, которую выбрал, когда попал в это место.

Видя, что я упорствую, Хальфдан сердито вздохнул, звук его дыхания прозвучал приглушенно из-за защитной маски. Потом он снова ударил меня, целясь в нос. Камеру огласил ужасный звук ломающихся костей, и меня пронзила знакомая боль.

Хальфдан отступил на шаг, дабы оценить результаты своих усилий, а я почувствовал, как из моей ноздри течет тонкая струйка крови. Оставалось лишь надеяться, что остальные члены банды подпольщиков в данный момент достаточно далеко отсюда и моя сила не вынудит меня всасывать их души.

Хотя, если подумать, с какой стати я так волнуюсь? Какая глупость! В конце концов, что я должен делать? Эти заговорщики планируют забить меня до смерти, чтобы отыграться за все свои несчастья. Почему меня должна заботить участь этих людей?

Хальфдан едва заметно покачал головой, не сводя глаз с алой струйки, медленно стекающей по моим губам. Затем он снова потянул меня за волосы, выворачивая мне шею и вынуждая запрокинуть голову. Звякнули цепи. Проклятые крылья оказались прижаты к стене, и я понял, что это причиняет мне боль. Молодой человек прорычал, все больше распаляясь от злости:

– Я тебя не боюсь!

«Конечно боишься…»

Словно бы рефлекторно я выбросил из себя волну ужаса, вложив в этот отчаянный маневр все силы.

Пожалуй, это было ребячество, но у меня не осталось других средств защиты. Кроме того, почему я должен позволить своему тюремщику разорвать меня на куски, не оказывая ни малейшего сопротивления и не прибегая к немногим оставшимся в моем распоряжении преимуществам? Я не собирался подавать этому типу свою голову на блюде с голубой каемочкой, закрывать глаза и покорно ждать, что будет дальше.

Пальцы Хальфдана внезапно разжались, он выпустил мои волосы.

Несомненно, мне не следовало испытывать злорадного удовольствия, видя, как этот тип, обладающий тем, чего у меня уже никогда не будет, дрожит от ужаса, но я ничего не мог с собой поделать.

Хальфдан отступил на шаг и замер, отказавшись от попыток вытрясти из меня ответы – во всяком случае, на время. Я видел, как побагровело его лицо под защитной маской, слышал, как опасно участилось его дыхание; собрав все оставшиеся силы, я продолжал давить на него волнами ужаса. Молодой человек сделал еще шаг назад, запнулся и схватился за грудь.

Внезапно дверь распахнулась, от сильного удара створка стукнулась о стену. На пороге стояла Сефиза, и выражение лица у нее было полубезумное.