355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Жоржия Кальдера » Сад сломленных душ » Текст книги (страница 3)
Сад сломленных душ
  • Текст добавлен: 18 апреля 2022, 12:07

Текст книги "Сад сломленных душ"


Автор книги: Жоржия Кальдера



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава 5
Сефиза

Из легкой полудремы меня вырвал какой-то непривычный шорох. Я медленно приподнялась, опершись на ладони, не понимая, где нахожусь. Когда в голове немного прояснилось, оказалось, что я лежу на самом краю металлического листа, образующего пол моей импровизированной хижины, скрипка наполовину зависла над пропастью, а одной рукой все еще сжимаю смычок. Я навострила уши, прислушиваясь к свисту ветра, и постепенно различила приближающийся звук шагов: кто-то шел по лесу, ступая по собравшемуся под деревьями толстому слою пепла.

Люди никогда сюда не приходили, потому что верили, будто в этих местах обитают духи проклятых – из-за этого лес и получил свое название…

Я сдвинула в сторону несколько листьев, стараясь, чтобы они не задели друг друга, и, выглянув в образовавшееся отверстие, посмотрела вниз.

До утра было еще далеко, а лунный свет померк, так как ночное светило вновь скрылось в густой пепельной дымке. И все же я без труда узнала шагавшего под деревьями человека, его длинные светлые волосы, заплетенные над висками, и атлетическую фигуру. Хальфдан, мой лучший друг, почти ощупью пробирался по лесу, освещая себе путь маленьким фонарем.

– Что сподвигло тебя поднять с постели свою жирную тушу в такую рань, лентяй? – завопила я.

Хальфдан подскочил от неожиданности, и я довольно оскалилась. Лучший друг запрокинул голову и испуганно уставился на меня, но потом взял себя в руки, и на его губах заиграла улыбка, насмешливая и очаровательная одновременно.

– А вот и ты, фитюлька![3]3
  О человеке маленького роста или очень худеньком.


[Закрыть]
Всегда забываю, на каком из этих мрачных дубов ты гнездишься. Как тебе удается засыпать в таком месте? Честное слово, это выше моего понимания…

Как и все прочие люди, Хальфдан терпеть не мог этот лес, в котором все, от самого маленького папоротника до самого высокого дерева, было металлическим. Главным образом мрачную атмосферу этого места создавали проклятые: из некоторых древесных стволов выступали человеческие фигуры с искаженными безмолвным криком лицами. Согласно легенде, тысячу лет тому назад Орион покарал лидеров последнего вражеского режима, навечно заточив их в зачарованные стальные деревья.

– Я пустился в путь исключительно ради вас, моя дорогая, – сообщил мне Хальфдан нарочито чопорным тоном. – Не соблаговолите ли оказать мне честь и спуститься наконец с этого дьявольского насеста?

Он отвесил шутовской поклон, и я фыркнула от смеха.

– Наверное, у тебя есть очень веская причина, раз ты рассчитываешь вытащить меня из-под одеяла до рассвета. Еще довольно холодно, а я прихожу в дурное расположение духа, если не высплюсь.

– Как будто я мог об этом забыть! И все же полагаю, у меня есть то, что сразу тебя расшевелит.

Хальфдан извлек из-под мышки свернутый в трубочку лист бумаги, развернул его и поднял повыше, чтобы мне было лучше видно. Полумрак и витающие в воздухе клочья тумана не давали мне толком разглядеть изображенный на листе рисунок. Приятелю удалось меня заинтриговать.

– Твоя взяла, сейчас спущусь, – вздохнула я.

Поспешно юркнув обратно в свое логово, я быстро надела длинный кафтан из выцветшего, некогда синего льна, а поверх него – дублет из искусственной кожи, решив, что зашнурую его позже. Затем засунула смычок в карман, схватила скрипку, сжав ее гриф, и выскользнула из своего убежища через маленькое отверстие, которое специально оставила между листами железа. Я перебиралась с ветки на ветку, двигаясь легко и свободно, – от ежедневной практики мышцы давно привыкли к таким перемещениям – и наконец спрыгнула на землю.

Пока я спускалась, Хальфдан не сдвинулся ни на миллиметр: так и стоял в торжественной позе, вытянув перед собой руку с зажатым в ней листком. Однако на лице его застыло такое серьезное выражение, что я встревожилась.

Наконец я взяла в руки листок и стала внимательно его изучать.

Изображение было стилизованное, линии скупы и лаконичны, и все же образ получился довольно впечатляющий. Две фигуры застыли друг напротив друга. Один из изображенных был высокий и вытянутый, в богато украшенных одеждах – он возвышался над вторым персонажем на две головы. Второй выглядел карликом по сравнению с первым, был бедно одет, но стоял, гордо вскинув голову, и дерзко глядел в глаза своему сопернику, словно считал себя равным ему, как будто их разница в росте и положении не играла никакой роли.

Сомнений быть не могло: я смотрела на изображение человека, который бросал вызов власти бога, вопреки обычаю отказывался склониться и подчиниться высшей силе.

Немыслимая, непостижимая ситуация…

– Где ты это взял? – потрясенно выдохнула я.

Хальфдан снова свернул плакат в трубочку и убрал в свою сумку, из которой выглядывали похожие рулоны.

– Вчера вечером отец решил разобраться наконец в сундуках, что стоят у нас на чердаке, и я наткнулся на этот набросок – он лежал между двумя платьями, принадлежавшими моей покойной матери. Отец сделал вид, будто не знает, что это такое, хотя я уверен: он солгал. Уж больно странно он себя повел, когда я показал ему свою находку. Не сомневаюсь, это нарисовала моя мать. В том же сундуке лежала стопка чистых листов бумаги и принадлежности для рисования…

Мать Хальфдана скончалась от пепельной болезни, когда моему другу было всего шесть лет, задолго до того, как мы с ним познакомились. Я мало о ней знала, потому что Хальфдан почти никогда не говорил о маме.

– Я всю ночь не мог уснуть, – продолжал друг, глядя на меня своими небесно-голубыми глазами. По его красивому мужественному лицу пробежала нервная судорога. – Я взял чистые листы бумаги, старые кисти, чернила и сделал несколько копий этого рисунка. Получилось штук двадцать.

– Зачем ты это сделал? – воскликнула я, отшатываясь. – Ты же можешь угодить в большую беду! Ты просто сумасшедший!

Внезапно ужасный страх сдавил мне горло при мысли о том, что Хальфдана тоже могут арестовать и наказать…

– И это говоришь ты?

Он крепко сжал мои плечи, заставляя меня взглянуть ему в глаза.

– Я знаю, как ты ненавидишь богов, Сефиза. Разумеется, ты никогда не высказывала этого открыто, но я все вижу. Представляю, какая ненависть охватывает тебя каждый раз, когда они наблюдают за нами со своих балконов, представляю, какой гнев наполняет твое сердце во время каждого ритуала, каждого празднования. И кто посмеет тебя винить? Они причинили тебе столько зла…

Я сжала кулаки и вырвалась из его рук, до смерти перепуганная тем, какой оборот приняла наша невинная болтовня.

Если мои дурные мысли, как это ни удивительно, до сих пор не привлекли внимания наших владык, то что насчет мыслей Хальфдана? А произнесенные им страшные слова, повисшие в воздухе тяжелым эхом? Если бы кто-то случайно услышал наш разговор, последствия оказались бы фатальными для нас обоих.

Император всеведущ. Если он и способен уловить бо́льшую часть наших потаенных мыслей, то слова, произнесенные вслух, даже едва уловимым шепотом, тем более попадут в его ментальную сеть. Несомненно, за нами уже отправили взвод солдат…

Несколько долгих секунд мы с Хальфданом стояли неподвижно, не говоря ни слова, испуганно глядя друг на друга. И все же в наших глазах, помимо тревоги и страха, мы видели и капельку восторга. По мере того как проходили минуты, охватившее нас нервное возбуждение росло, а над нами так и не прогремел зловещий набат.

– Возможно, Орион сейчас занят другими делами? Может, он усмиряет мятежников Ашерона, и ему недосуг подслушивать разговор двух подростков, забравшихся в этот мрачный лес за несколько часов до рассвета? – предположил Хальфдан, пожимая плечами.

Он старался говорить непринужденно, но я видела: это напускная бравада.

Наверняка история о восстании в далеком королевстве – не более чем досужие сплетни. Как Хальфдан мог поверить, что где-то в Империи группа людей посмела бросить вызов нашим всемогущим правителям?

– А может быть, наши имена уже внесли в список на ближайшее воскресенье, – не моргнув глазом, ответила я.

Подобная перспектива меня ужасала. Я годами страшилась этого дня недели, опасаясь, что моя неудержимая жажда мести откроется, и меня постигнет та же кара, что обрушилась на моих родителей. Тем не менее я чувствовала, как меня раздувает от восторга, и преисполнилась такой гордости, что она затмила все прочие чувства – даже страх за друга, рисковавшего жизнью, коль скоро в его душе поселились столь крамольные мысли.

Хальфдан скрестил руки на груди и требовательно спросил:

– Ты никогда не задавалась вопросом, почему решения наших вождей неизменно считаются в высшей степени мудрыми, хотя очевидно, что они допускают ошибки, карая собственный народ, и приносят ему только вред?

– Конечно, я думала об этом, – выпалила я, не сумев сдержаться.

Друг слегка кивнул, явно довольный, что я наконец осмелилась его поддержать.

– Моя мать нарисовала это, стремясь показать, что мы не так уж слабы и уязвимы пред лицом силы богов, как бы они ни пытались убедить нас в обратном. В противном случае, как у матери могла появиться идея сделать этот рисунок? Она представила его во всех подробностях, потом нарисовала и хранила у себя, а боги так ни о чем и не узнали. Отец уже видел это плакат прежде, я в этом уверен. Он много лет хранил рисунок в том сундуке. Если бог-император настолько могущественный и всеведущий, как нам говорят, почему он допустил подобное? В этой системе есть лазейки, Сефиза. Моя мать нашла одну из них, а теперь моя очередь. Ее работа пробудила что-то в моей душе, хотя до сих пор моя душа спала. Теперь я уверен: есть другой мир, иная жизнь. Нужно, чтобы и остальные люди очнулись и стряхнули с себя сковавшее их губительное оцепенение…

Я сжала губы, пытаясь сдержать бурю эмоций, грозившую захлестнуть меня с головой. Друг высказал вслух мою давнюю потаенную мечту, которую я давно лелеяла в сердце, боясь поделиться с кем бы то ни было…

До сих пор мы с Хальфданом никогда не касались этой темы. Да и как мы смогли бы это сделать, если за одну только крамольную мысль наказывали скорой и неотвратимой смертью?

Я начала понимать, что задумал Хальфдан, какие причины побудили его скопировать сделанный его матерью набросок и прийти ко мне под покровом ночи, пока все остальные жители города спят…

– Где? – спросила я, сгорая от нетерпения. – В каких частях города мы развесим эти плакаты?

Друг просветлел лицом, в его глазах зажглись мятежные искорки.

– На улицах, рядом с которыми есть мосты, но там, где стражники обычно не появляются. Лучше всего было бы повесить несколько плакатов рядом с шахтами, чтобы увидело как можно больше людей.

Возможно, наша попытка ни к чему не приведет. Может быть, план Хальфдана просто безумен, и никто не увидит глубокого смысла, скрытого в нарисованном его матерью плакате…

А может быть, благодаря другу я смогу поучаствовать в важном деле? Что, если это неожиданная возможность нанести первый удар – пусть даже такой слабый и смехотворный – по виновным в гибели моей семьи?

– Никто не должен нас увидеть, – серьезным тоном проговорил Хальфдан. – Никто не должен узнать, что за всем этим стоим мы. Если этот образ одновременно появится в умах всех жителей Стального города, Орион ни за что не сможет вычленить виновных. Кроме того, он не сможет осудить подданных лишь за то, что они помимо своей воли увидели какой-то лист бумаги…

В его рассуждениях был резон. Потрясающая идея.

С другой стороны, я не была столь уверена в возможной реакции императора… и все же решила рискнуть, как бы безрассудно это ни звучало.

Глава 6
Сефиза

Итак, мы с Хальфданом сделали свое черное дело: развесили на улицах плакаты, а несколько даже прилепили рядом с угольной шахтой, расположенной за чертой города, и теперь торопились обратно, чтобы успеть в Академию к началу занятий. Задыхаясь, мы бежали по переходу, ведущему к этому учебному заведению – справа от нас находился мост Собора Вечности, – как вдруг я остановилась и бросила взгляд на раскинувшийся внизу город.

Поднимавшееся над высокими стальными зданиями солнце озаряло ощетинившиеся готическими шпилями крыши, раскрашивало их конические силуэты тенями и серебром. Так что, несмотря на окутавшую город дымку, все это переплетение тонких арок и островерхих башенок искрилось и сияло, как одно большое зеркало.

Этот ни с чем не сравнимый мегаполис, почти полностью построенный из металла, был творением Ориона – бога из богов, мастера чар, мудрости и железа – подарок, преподнесенный человечеству много столетий назад, дабы сделать это место столицей всей Империи. Около пятисот тысяч душ обитали в его холодных металлических стенах и почти вдвое больше старались выжить в пригородах.

Нынче утром я всматривалась в серые, посверкивающие улочки и с замиранием сердца выискивала хоть малейший признак чего-то необычного.

– Сефиза! – нетерпеливо окликнул меня Хальфдан. – Проклятье, шевелись же! Сегодня мы не можем себе позволить опоздать…

Разумеется, он был прав. Не стоило привлекать к себе внимание после нашей утренней вылазки. Я догнала друга, и мы продолжили подъем на высокий уступ скалы, на которой стояла Академия, как вдруг мое внимание привлекла какая-то странная женщина, стоявшая чуть в стороне – она глядела прямо на меня, да еще так пристально, что мне стало не по себе.

Хальфдан тут же проследил за моим взглядом и, кажется, тоже заинтересовался – откуда такое внимание к нам. Он остановился и в свою очередь уставился на незнакомку.

На женщине было свободное платье цвета пепла, почти сливавшееся с окружающим ландшафтом. Голову незнакомки покрывал большой капюшон, из-под которого выбивались длинные светлые пряди, украшенные подвесками и косточками давно вымерших животных. Однако в первую очередь приковывало внимание ее лицо, наполовину состоявшее из латуни и раскрашенное странными полосками, так что сине-зеленые глаза казались двумя драгоценными камнями. В искусственной руке незнакомка держала длинный резной посох – из-за разделявшего нас расстояния я не могла утверждать наверняка, но мне показалось, что эта вещь вырезана из настоящего дерева…

– Наверное, какая-то бродяжка, – предположил Хальфдан, озадаченно хмурясь. – Судя по виду, она нездешняя.

– В таком случае она на редкость удачно выбрала время для посещения наших краев.

Путники у нас появлялись редко, поскольку перемещаться между разными городами Пепельной Луны – и тем более между девятью королевствами – было непросто, долго и очень опасно. Принимая во внимание недоверие, которое обычно вызывали чужаки, а также учитывая, что странная молодая женщина была Залатанной, я могла только надеяться, что ее не заподозрят в распространении крамольных рисунков – если к нашим плакатам возникнет слишком большое внимание…

– Нам и впрямь пора идти, – повторил Хальфдан, хватая меня за запястье.

Мимо нас пробегали последние ученики, торопясь поспеть в Академию вовремя. Я кивнула, волевым усилием заставила себя отвести глаза от незнакомки и, ускорив шаг, вслед за Хальфданом поспешила ко входу в здание.

Как обычно, на пороге нас ждали жрецы в белых одеяниях: они держали в руках карманные часы и со злобным удовлетворением поглядывали на циферблаты, готовясь отловить опоздавших. Едва мы вбежали внутрь, жрецы закрыли за нами двери, явно разочарованные тем, что на этот раз никому не пришлось делать выговор.

Войдя под своды зала, посвященного музыкальному искусству, мы с Хальфданом встали в одну из шеренг, выстроившихся перед жертвенниками, за которыми около десятка жрецов совершали обряд. Они читали псалмы, прося богов помиловать нас и благословить наш бесценный дар, чтобы мы с его помощью могли достойно чтить наших бессмертных правителей. Под сводами зала журчали сотни приглушенных голосов – мы, ученики, тихо повторяли слова псалмов, клянясь полностью и безоговорочно посвятить себя нашим владыкам.

Если и было время, когда эти молитвы имели для меня смысл, оно давно прошло. Я машинально повторяла заученные фразы, но мой разум витал далеко от тела. Ни одно слово, срывавшееся с губ, не достигало моего сердца, я двигалась, как заведенная механическая игрушка.

Когда подошла моя очередь, я шагнула к богато украшенному металлическому столу и протянула жрецу руку – не искусственную, а настоящую. Облаченный в роскошную, расшитую яркими нитками тунику, лысый человек с лицом, полностью покрытым загадочными татуировками, окунул церемониальный кинжал в чашу со спиртом, чтобы очистить лезвие. Затем он привычным движением полоснул меня по ладони, при этом лицо его ничего не выражало – жрец полностью сосредоточился на строгом выполнении ритуала.

Я постаралась не поморщиться от боли, когда острый клинок впился в мою плоть, и вытянула руку над большим сосудом. Потом я сжала кулак и в свою очередь уронила несколько капель крови, принося жертву богам, как и все остальные ученики.

Страдание являлось неотъемлемой частью культа, своеобразной священной данью, которую люди приносили богам. Если большинство подданных Империи собирались раз в неделю в разных церквях своих городов для участия в службе, люди искусства и будущие музыканты, напротив, должны были делать это ежедневно. Считалось, что страдания удесятеряют мастерство и делают искусство еще прекраснее – особенно в случае музыкантов, которым приходилось преодолевать боль, задействуя порезанную руку.

Совершив положенный ритуал, я встала возле стены рядом с остальными и посмотрела на Хальфдана – он, как обычно, был в сером дублете из синтетической шерсти, обшитом искусственной кожей и отделанном небольшими металлическими бляшками, на которые он сам нанес гравировку. Друг с отрешенным видом протянул жрецу руку, но я знала: это лишь видимость. На самом деле его рвение столь же наигранное, как и мое. Лишь сейчас я поняла, что Хальфдан неискренне произносит слова молитв, которые нам приходилось повторять.

Лично я очень точно представляла, когда потеряла веру, но совершенно не догадывалась, когда та же перемена произошла с моим другом. В какой момент он тоже перестал верить в безграничную мудрость и безмерное превосходство наших богов?

Я всегда чрезвычайно дорожила дружбой Хальфдана – порой она буквально становилась для меня спасительной силой, – но сегодня утром нас связало нечто более значимое. Постыдная тайна и ужасная опасность, благодаря которым я вдруг перестала чувствовать себя такой одинокой…

Когда все учащиеся выстроились полукругом вдоль стен зала, жрецы затянули последние псалмы. Их голоса становились все громче и пронзительнее, эхом отражаясь от высокого купола, а ритмичные удары барабанов подвели церемонию к кульминации, словно призывая божественную силу.

Вдруг кровь в широких чашах вскипела, и по краям сосудов потекли отвратительные пурпурные струйки. Наконец из чаш стал вырываться черный густой дым, поглощая подношение, пока сосуды не опустели. Мы все стояли, склонив головы в почтительной сосредоточенности, а жрецы старательно тянули последнюю ноту гимна.

Когда служба закончилась, на несколько минут воцарилась благоговейная тишина, но вот наконец и она подошла к концу, и нам с Хальфданом пришлось разойтись в разные стороны. Он направился к группе певцов, а я – к той, что занималась игрой на струнно-смычковых музыкальных инструментах.

Я вдруг вновь оказалась отделена от окружающих глухим молчанием: мое положение Залатанной напомнило о себе, что происходило ежедневно.

Никто из моих одноклассников не сказал мне ни слова. За четыре года я привыкла к такому отношению. Впрочем, у меня до сих пор щемило сердце, когда люди вокруг скользили по мне взглядами и тут же отворачивались, стараясь ни в коем случае не смотреть мне в глаза. Единственным знаком внимания, который отваживались демонстрировать мне учащиеся, было презрение, как будто сам факт моего присутствия в стенах Академии оскорблял их до глубины души. Обучение здесь считалось привилегией.

В учебном классе я села на свое место в самом последнем ряду (соседняя с моей парта как обычно осталась незанятой) и постаралась сосредоточиться на объяснениях профессора. Однако краем уха я напряженно прислушивалась к перешептываниям одноклассников, надеясь услышать, не упомянет ли кто-то наши с Хальфданом плакаты.

Однако никто не поднимал эту тему. Конечно, ничего удивительного в этом не было: даже упоминание подобного кощунства могло повлечь за собой большие неприятности…

Весь день я разрывалась между страхом и восторгом, сгорала от нетерпения и страшилась при мысли о том, как выйду из Академии и увижу результаты нашей вылазки, которую мы с Хальфданом совершили под покровом ночи.

Ближе к вечеру я встретила друга на тренировочном концерте, в котором обычно участвовали все группы учащихся. Дважды в неделю мы выступали перед собранием экспертов, дабы те оценили наши достижения. По окончании обучения счастливчики, успешно сдавшие массу экзаменов, получали шанс присоединиться к одному из Священных оркестров девяти дворов Империи – разумеется, самым престижным считался оркестр Пепельной Луны.

Во время концерта я заметила, что Ольда, студентка из того же класса пения, который посещал Хальфдан, прожигает меня разъяренным взглядом. Немного удивленная столь внезапным вниманием, я тем не менее постаралась не отвлекаться и продолжала играть свою партию, не допустив ни одной неверной ноты.

Предполагалось, что мой лучший друг уже около месяца встречается с этой длинноволосой кудрявой шатенкой, обладательницей голубых глаз, пухлых губ и пышной груди. Ольда не могла не знать, что занимает – дцатое по счету место в списке любовных побед Хальфдана, но все равно упорно жаловалась, что тот проводит с ней слишком мало времени. По правде говоря, друг действительно бо́льшую часть своего времени проводил со мной.

Судя по злобным взглядам красавицы, она все-таки решила объявить меня виновницей своих неудач и выместить на мне обиду…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю