Текст книги "У фламандцев"
Автор книги: Жорж Сименон
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Жорж Сименон
«У фламандцев»
Глава 1
Анна Питерс
Когда Мегрэ сошел с поезда на вокзале в Живе, первой, кого он увидел, была стоявшая напротив его вагона Анна Питерс.
Можно было подумать, что она точно рассчитала, в каком месте он должен выйти на перрон. При этом лицо ее не выражало ни радости, ни удивления. Она была такой, какой он видел ее в Париже, такой, какой она выглядела, по-видимому, всегда. На ней был темно-серый костюм, черные туфли, а на голове такая неинтересная шляпка, что, как Мегрэ потом ни пытался, он не мог вспомнить ни ее цвета, ни формы.
– Я была уверена, что вы приедете, господин комиссар.
Была она уверена в себе или в нем? При встрече с ним она не улыбнулась и сразу спросила:
– У вас есть еще багаж?
Нет! У Мегрэ был только чемодан из грубой кожи, довольно увесистый, но он нес его сам.
На этой станции из поезда вышли только пассажиры третьего класса, которые уже успели разойтись.
– Я сначала хотела приготовить для вас комнату в нашем доме, но, подумав, решила, что разумнее будет, если вы остановитесь в гостинице. Тогда я заказала для вас лучший номер в отеле «Мёза».
Мегрэ, тяжело ступая, тащил чемодан. Он рассматривал все вокруг: дома, людей, а особенно свою спутницу.
– Что это за шум? – спросил он, услышав какой-то гул и не понимая, в чем дело.
– Это Мёза вышла из берегов, и вода бьет о пилоны моста. Вот уже три недели, как навигация прервана…
Они прошли через переулок, и перед ним внезапно возникла река, широкая, с неясно очерченными берегами. Вода, местами коричневая, широко разлилась по лугам. Вдалеке виднелся затопленный сарай.
Не менее сотни баржей, буксиров, катеров стояли вплотную друг к другу, образуя плотную стену.
– А вот и ваш отель… Он не слишком комфортабельный… Может быть, хотите зайти к себе в номер и принять ванну?
Мегрэ не мог определить, какое она на него произвела впечатление. Никогда еще ни одна женщина не вызывала в нем столько любопытства, как эта. Она была спокойна, не улыбалась, не пыталась казаться привлекательной и только изредка прикладывала к носу платок.
Ей было, вероятно, лет двадцать пять – тридцать.
Выше среднего роста, крепко скроенная, костистая, совершенно лишенная грации.
Одежда мещанки, удивительно неприхотливая. Манера держаться – спокойная, почти изысканная. Это она принимала его в своем городе. Она была у себя дома.
Она все предусмотрела.
– Я не вижу необходимости сейчас принимать ванну.
– Тогда не угодно ли вам будет пройти прямо к нам? Отдайте ваш чемодан посыльному. Гарсон! Отнесите этот чемодан в третий номер… Месье скоро придет.
А Мегрэ, наблюдая за ней краем глаза, подумал:
«Должно быть, я выгляжу идиотом!»
Ведь он отнюдь не походил на мальчика. И если она совсем не казалась хрупкой, то он был по крайней мере вдвое шире ее, а его толстое пальто придавало ему такой вид, словно он был высечен из камня.
– Вы не очень устали?
– Да я совсем не устал!
– В таком случае я могу уже по пути дать вам первые показания.
Первые показания! Он получил их от нее еще в Париже! Однажды, явившись к себе в кабинет, он застал незнакомку, ожидавшую его уже два или три часа; служителю не удалось ее выдворить.
– Это дело сугубо личное, – заявила она, когда Мегрэ стал задавать ей вопросы в присутствии двух инспекторов.
А когда они оказались с глазу на глаз, она протянула ему письмо. Мегрэ узнал почерк одного родственника его жены, который жил в Нанси.
«Мой дорогой Мегрэ!
Ко мне обратился мой шурин, который знает мадемуазель Анну Питере уже лет десять. Это очень серьезная девушка. Она сама поведает тебе о своих горестях.
Сделай для нее, что сможешь».
– Вы живете в Нанси?
– Нет, в Живе!
– Однако ж это письмо…
– Я специально заехала в Нанси перед тем, как отправиться в Париж. Я знала, что мой родственник знаком с каким-то важным лицом в полиции…
Это была необычная просительница. Она не опускала глаз, держалась совсем не робко. Говорила отчетливо и смотрела прямо перед собой, словно требовала то, что ей полагалось по праву.
– Если вы не согласитесь заняться нашим делом, мои родители и я, мы погибли, и это будет самая ужасная судебная ошибка…
Слушая ее рассказ, Мегрэ делал заметки. Это была довольно путаная семейная история.
Семья Питерсов держала бакалейную лавку на бельгийской границе. Трое детей… Анна, помогавшая родителям торговать… Мария – учительница и Жозеф – студент, изучавший право в Нанси…
У одной местной девушки родился ребенок от Жозефа… Ребенку уже три года… И вот эта девушка вдруг исчезает. Питерсов обвиняют в том, что они либо убили ее, либо куда-то упрятали…
Мегрэ не следовало вмешиваться в это дело. Им уже занимался его коллега из Нанси. Комиссар дал ему телеграмму и получил категорический ответ:
«Вина Питерсов бесспорна точка Ближайшее время арест».
Это решило дело. Мегрэ приехал в Живе не по служебным делам, без официального поручения. И уже на вокзале попал под опеку этой Анны, которая не давала ему возможности даже оглядеться вокруг.
Течение было бурное. Вода била шумными волнами о каждую опору моста и гнала по реке целые деревья.
Ветер, прорвавшийся в долину Мёзы, дул против течения, поднимал воду, создавая настоящие волны, как на море.
Было три часа дня. Чувствовалось, что скоро стемнеет.
По почти пустынным улицам гулял ветер. Редкие прохожие шагали быстро, и не одна только Анна прикладывала к носу платок.
– Взгляните на этот переулок, налево…
Девушка на минуту остановилась и спокойным жестом указала на второй дом от угла. Бедный дом, всего лишь в два этажа. Сквозь одно из окон виднелся слабый свет.
– Вот здесь она живет!
– Кто?
– Жермена Пьедбёф… Девушка, которая…
– Та, у которой от вашего брата ребенок?
– Если это его ребенок! Это совсем еще не доказано… Посмотрите!..
На пороге стояла какая-то пара: девушка с непокрытой головой, наверное, работница с завода, и обнимавший ее мужчина. Он стоял спиной к переулку.
– Это она?
– Да нет же, ведь она исчезла… Но эта одного с ней поля ягода… Вам понятно? Ей удалось убедить брата…
– Ребенок на него не похож?
– Ребенок похож на свою мать, – сухо заметила она. – Пойдемте. Люди здесь следят из-за занавесок…
– У нее есть семья?
– Отец ночной сторож на заводе и брат Жерар…
В памяти комиссара с тех пор запечатлелся маленький домик, и в особенности освещенное тусклой лампой окно.
– Вам не приходилось бывать в Живе?
– Проезжал однажды, но не останавливался.
Бесконечная, очень широкая набережная с квадратным причалом для баржей. Несколько складов. Низкое здание, над которым развевается флаг.
– Это французская таможня… Наш дом подальше, возле бельгийской…
Всплески волн были столь яростны, что баржи ударялись одна о другую. Распряженные лошади пощипывали редкую травку.
– Вы видите свет?.. Это уже наш дом…
Таможенник молча посмотрел на них. В группе стоявших тут же речников послышалась фламандская речь.
– Что они говорят?
Она ответила не сразу, впервые отвернувшись от него:
– Говорят, что правды никогда не узнают.
И она зашагала быстро, согнувшись, чтобы противостоять напору ветра.
Это уже был не город. Это была область пароходов, таможни, грузов. То здесь, то там горели, раскачиваясь на ветру, фонари. На одной из баржей хлопало развешанное белье. На берегу играли ребятишки.
– Ваш коллега явился к нам еще вчера и сообщил по поручению следователя, что мы не имеем права никуда уезжать… Вот уже четвертый раз у нас производят обыск, искали даже в цистерне…
Они уже подошли близко. Дом фламандцев был отчетливо виден. Довольно большое здание на берегу реки, в том месте, где стояло особенно много судов. Поблизости ни одного дома. Только в ста метрах отсюда контора бельгийской таможни, рядом с которой возвышался трехцветный столб.
– Угодно вам будет войти?
Зазвенел колокольчик. И с самого порога их окутало теплом спокойной домашней атмосферы, где царили запахи корицы и молотого кофе. Пахло также бензином и можжевеловой водкой.
За выкрашенным в темно-коричневый цвет деревянным прилавком стояла седая женщина в черной блузке и говорила с фламандкой, державшей на руках ребенка.
– Пройдите, пожалуйста, сюда, господин комиссар.
Мегрэ успел заметить полки, тесно заставленные товарами. Он обратил внимание на бутылки с водкой, которые стояли в конце прилавка, там, где он был обит оцинкованным железом.
Они прошли через другую застекленную дверь, на которой висела портьера, потом пересекли кухню. У самого очага в плетеном кресле сидел старик.
– Вот сюда…
Еще коридор, здесь уже прохладнее. Еще одна дверь.
Мегрэ не ожидал, что в этом доме могла быть такая комната. Это была одновременно и гостиная и столовая. Мегрэ увидел рояль, футляр для скрипки, натертый паркет, комфортабельную мебель, репродукции картин на стенах.
– Дайте мне ваше пальто…
Анна повесила пальто Мегрэ в коридоре и вернулась в комнату.
Стол уже был накрыт: скатерть в крупную клетку, серебряные приборы, чашки из тонкого фарфора.
– Вы не откажетесь чего-нибудь выпить?
В белой шелковой блузке она имела вполне домашний вид.
И формы у нее были довольно округлые. Почему же, в таком случае, она не казалась женственной? Трудно было представить ее в кого-то влюбленной, еще труднее вообразить, что кто-то влюблен в нее.
Анна принесла кипящий кофейник, налила три чашки. Потом снова исчезла и появилась с рисовым пудингом.
– Садитесь, господин комиссар… Моя мать сейчас придет.
– Это вы играете на рояле?
– И я, и сестра… Но у нее меньше свободного времени, чем у меня… По вечерам она проверяет тетради учеников.
– А кто играет на скрипке?
– Мой брат…
– Его сейчас нет в Живе?
– Он скоро должен быть… Я предупредила его о вашем приезде.
Она нарезала пудинг и, не спрашивая разрешения, положила кусок на тарелку гостя. Вошла мадам Питере. Скрестив руки на животе, она приветствовала Мегрэ робкой улыбкой, полной меланхолии и покорности.
– Анна сказала мне, что вы любезно согласились…
Она больше походила на фламандку, чем ее дочь, и даже сохранила легкий акцент. Черты лица были тонкие, а белые волосы придавали ей известное благородство. Она села на кончик стула, словно привыкла, что ее в любую минуту могут потревожить.
– Вы, должно быть, проголодались после путешествия… А я совсем потеряла аппетит с тех пор…
Мегрэ подумал о старике, оставшемся в кухне. Почему он не пришел, чтобы вместе со всеми отведать пудинга? Как раз в эту минуту мадам Питере сказала дочери:
– Отнеси отцу пудинга…
А потом добавила, обращаясь к Мегрэ:
– Он почти не встает со своего кресла… И едва сознает, что происходит вокруг…
Здесь ничто не напоминало о драме. Напротив, казалось, что извне могли происходить самые ужасные события, не нарушая спокойствия дома, где было так чисто и тихо, что слышалось гудение огня в печи.
Мегрэ, кладя в рот куски пудинга, задавал вопросы:
– В какой точно день это произошло?
– Третьего января… в среду…
– Сегодня у нас двадцатое…
– Да, но нас не сразу стали обвинять…
– А эта девушка… Как ее зовут?
– Жермена Пьедбёф… Она явилась около восьми вечера… Вошла в лавку, где ее встретила моя мать…
– А что она хотела?
Мадам Питере сделала вид, что смахнула слезу.
– Как всегда… Жаловалась, что Жозеф к ней не приходит, не дает о себе знать… А ведь он так много работает!.. Уверяю вас, он заслуживает уважения за то, что не бросает занятий, несмотря ни на что…
– И долго она здесь оставалась?
– Минут пять… Мне пришлось попросить, чтобы она не кричала… Могли услышать речники… Тут вышла Анна и сказала, что ей лучше будет, если она уйдет.
– И она ушла?
– Анна вывела ее на улицу… А я пошла в кухню и убрала со стола…
– С тех пор вы ее не видели?
– Ни разу!
– И никто из местных жителей ее не встречал?
– Все говорят, что нет!
– Она не грозилась покончить с собой?
Нет! Такие женщины с собой не кончают…
Еще немножко кофе?.. Кусочек пудинга?.. Это Анна испекла…
Новая черточка прибавилась к облику Анны в глазах Мегрэ. А она невозмутимо сидела на своем стуле и наблюдала за комиссаром, словно они поменялись ролями, словно она служила в Париже, в полиции, а он был членом семьи фламандцев.
– Вы помните, что делали в тот вечер?
На этот вопрос, грустно улыбнувшись, ответила Анна:
– Нас столько раз спрашивали об этом, что пришлось вспомнить малейшие детали. Возвратившись, я поднялась в свою комнату за шерстью и собралась вязать. Когда я спустилась вниз, моя сестра сидела за роялем в этой комнате. К нам только что пришла Маргарита…
– Маргарита?
– Да, наша родственница… Дочь доктора Ван де Веерта… Они живут в Живе… Скажу вам сразу, потому что вы это все равно узнаете… Это невеста Жозефа…
В лавке зазвенел звонок, и мадам Питере поднялась, вздыхая. Слышно было, как она довольно весело разговаривает по-фламандски с посетительницей.
– Это больше всего огорчает мою мать… Давно было решено, что Жозеф и Маргарита поженятся… Они обручились уже в шестнадцать лет… Но Жозефу нужно было закончить образование… И вот появляется этот Ребенок…
– И, несмотря на это, они собирались пожениться?
– Нет! Только Маргарита ни за кого другого не хотела выходить замуж… Они по-прежнему любили друг друга.
– Жермена Пьедбёф это знала?
– Да! И она решила женить его на себе! Моему брату, чтобы не поднимать шума, пришлось обещать ей…
Свадьба должна была состояться после экзаменов.
– Я вас спрашивал, как вы провели вечер третьего…
– Да. Так я уже сказала, что, спустившись вниз, застала в этой комнате мою сестру и Маргариту… До половины одиннадцатого играли на рояле… Мой отец, как обычно, в девять часов лег спать… А я с сестрой проводила Маргариту до моста…
– И вы никого не встретили?
– Никого. Было холодно… Мы вернулись домой… А на следующий день начались разговоры об исчезновении Жермены Пьедбёф… И только через два дня нам предъявили обвинение, потому что кто-то видел, как она вошла в нашу лавку… Сначала нас вызвал комиссар полиции, потом ваш коллега из Нанси… Видимо, месье Пьедбёф подал жалобу… Обшарили дом, погреб, сараи, все… Даже перекопали землю в саду.
– Ваш брат не был третьего числа в Живе?
– Нет! Он приезжает только по субботам на мотоцикле… Изредка бывает и в другой день недели… Весь город ополчился против нас, потому что мы фламандцы и у нас есть деньги…
Оттенок гордости прозвучал в ее голосе.
– Вы не представляете, чего только о нас не говорят!
В лавке снова зазвенел звонок, потом послышался молодой голос:
– Это я!.. Не беспокойтесь!..
Раздались торопливые шаги, и в столовой появилась очень женственная фигурка. Она направилась в глубь комнаты, но, увидев Мегрэ, остановилась.
– Ах! Простите… я не знала…
– Комиссар Мегрэ, он приехал помочь нам… Моя кузина Маргарита…
Маленькая ручка в перчатке очутилась в огромной руке Мегрэ…
– Анна сказала мне, что вы согласились…
Лицо ее было скорее очень тонкое, чем красивое. Его окаймляли мелкие завитушки белокурых волос.
– Говорят, вы играете на рояле?
– Да… Люблю музыку… Особенно когда мне грустно.
Ее улыбка напоминала улыбку хорошеньких девушек на рекламных календарях. Надутые губки, глаза с поволокой, чуть склоненная набок головка.
– Мария еще не приходила?
– Нет, видимо, поезд опять опаздывает.
Хрупкий стул затрещал, когда Мегрэ попытался скрестить ноги.
– В котором часу вы пришли сюда третьего числа?
– В половине девятого… А может быть, немного раньше… Мы рано обедаем… У отца собрались друзья для игры в бридж.
– Была такая же погода, как сегодня?
– Шел дождь… Он шел всю неделю…
– Мёза уже разлилась?
– Половодье едва лишь начиналось… Но плотины прорвало только пятого или шестого… Еще ходили караваны баржей…
– Кусочек пудинга, господин комиссар?.. Не хотите?.. Тогда, может быть, сигару?..
Анна протянула коробку с бельгийскими сигарами и пробормотала, словно извиняясь:
– Это не контрабанда… Одна сторона нашего дома в Бельгии, другая – во Франции…
– В общем, ваш брат, во всяком случае, совершенно непричастен к делу, раз он был тогда в Реймсе…
Анна с раздражением в голосе возразила:
– Как бы не так! Один пьяница утверждает, что видел, как мотоцикл брата проехал по набережной… Он рассказал об этом спустя две недели… Как будто он мог вспомнить!.. Это дело рук Жерара, брата Жермены Пьедбёф… Ему делать нечего. Вот он и проводит время в поисках свидетелей… Подумайте, они хотят предъявить гражданский иск и потребовать триста тысяч франков.
– Где ребенок?
Раздался звонок, и мадам Питере бросилась в лавку. Анна убрала пудинг в буфет, поставила кофейник на печку.
– У них.
А из лавки слышался голос речника, покупавшего можжевеловую водку.
Глава 2
«Полярная Звезда»
Маргарита Ван де Веерт лихорадочно рылась в своей сумке, торопясь что-то показать.
– Ты еще не получила «Эхо Живе»?
И она протянула Анне вырезку из газеты. Анна передала бумажку Мегрэ.
– Кто тебя надоумил это сделать?
– Сама сообразила.
В газете было напечатано объявление:
«Просьба к мотоциклисту, который проезжал третьего января вечером по дороге вдоль Мёзы, дать о себе знать. Возможно хорошее вознаграждение. Обращаться в лавку Питерсов».
– Я не осмелилась дать свой адрес, но…
Мегрэ показалось, что Анна слегка раздраженно смотрела на свою кузину; она прошептала:
– Это идея… Но только никто не придет…
А Маргарита-то ждала поздравлений.
– А почему бы ему не прийти? – спросила она. – Ведь это был не Жозеф, и у него нет причин…
Через открытую дверь из кухни доносился шум закипающего чайника. Мадам Питере накрывала на стол к обеду. С порога лавки раздались голоса, и обе девушки вдруг стали прислушиваться.
– Входите, прошу вас… Правда, мне нечего вам сказать, но…
– Жозеф! – вскочила Маргарита.
В ее голосе чувствовалась не просто любовь, а страстное обожание.
Теперь голос доносился уже из кухни.
– Здравствуй, мать…
И другой голос, более официальный:
– Простите меня, мадам, но мне нужно кое-что проверить, и я воспользовался приездом вашего сына…
Наконец оба мужчины показались в дверях столовой.
Жозеф Питере едва заметно нахмурился и произнес с преувеличенной нежностью:
– Здравствуй, Маргарита!
Она взяла его руку в свои.
– Не слишком устал, Жозеф? Настроение хорошее?
Анна же, более спокойная; обратилась к спутнику брата, указывая ему на Мегрэ:
– Комиссар Мегрэ, которого вы должны знать…
– Инспектор Машер… – представился тот, протягивая руку. – Это правда, что вы…
Инспектор был круглолицым человеком, жизнерадостным на вид. Но невозможно было разговаривать таким образом, стоя между дверью и накрытым столом.
– Хоть я сюда и приехал, – буркнул Мегрэ, – действуйте так, словно меня здесь нет.
Кто-то коснулся его руки.
– Мой брат Жозеф… Комиссар Мегрэ…
И Жозеф протянул длинную костлявую холодную руку. Он был на полголовы выше Мегрэ, хотя рост комиссара достигал ста восьмидесяти сантиметров. Но при этом Жозеф был такой тонкий, что, несмотря на его двадцать пять лет, казалось, будто он все еще растет.
Нос со сжатыми ноздрями. Синева вокруг усталых глаз. Светлые, коротко подстриженные волосы. По-видимому, у него было плохое зрение: он беспрестанно моргал, отворачиваясь от лампы.
– Рад вас видеть, господин комиссар… Я немного смущен…
Жозеф не был элегантен. Он снял забрызганный грязью плащ, надетый поверх плохо сшитого серого костюма.
– Я встретил его возле моста, – сказал инспектор Машер, – и попросил подвезти меня сюда на мотоцикле.
Затем он повернулся к Анне. Теперь он обращался только к ней, как если бы она была настоящей хозяйкой дома. Не видно было ни мадам Питере, ни ее мужа, неподвижно сидевшего в своем плетеном кресле на кухне.
– Думаю, что у вас легко взобраться на крышу.
Присутствующие вопросительно посмотрели друг на друга.
– Можно через слуховое окно чердака, – заметила Анна. – Вы хотите?..
– Да, я хотел бы поглядеть, что там наверху…
Для Мегрэ представился случай осмотреть дом. Натертая лестница так блестела, что приходилось следить, как бы не поскользнуться.
На площадку второго этажа выходили двери трех спален. Жозеф и Маргарита остались внизу. Анна шла впереди, и комиссар заметил, что она слегка покачивала бедрами.
– Мне нужно будет с вами поговорить, – шепнул инспектор.
– Сейчас.
И они поднялись на третий этаж. С одной стороны была мансарда, переделанная в комнату, никем не занятую, с другой – обширный чердак с открытыми балками, где громоздились ящики и мешки с товарами.
Чтобы добраться до слухового окна, инспектору пришлось влезть на два ящика.
– У вас есть чем посветить?
– Есть электрический фонарик…
Мегрэ не полез на крышу, но посмотрел в слуховое окно. Порывами налетал шквальный ветер. Слышался рокот Мёзы, и смутно виднелись ее бурные волны.
Слева, у карниза, стоял цинковый бак емкостью не менее двух кубометров, к которому, не колеблясь, и направился полицейский. Бак, по-видимому, был предназначен для сбора дождевой воды.
Машер наклонился, потом, явно разочарованный, выпрямился, еще несколько минут походил по крыше и снова наклонился, чтобы что-то поднять.
Анна молча стояла в темноте позади Мегрэ. Показались ноги инспектора, потом туловище, наконец, голова.
– О тайнике я подумал сегодня днем, узнав, что на крыше собирают в бак дождевую воду… Но трупа там нет…
– А что это вы подобрали?
– Носовой платок… Женский носовой платок…
Он развернул его, посветил своим фонарем, напрасно стараясь обнаружить инициалы. Носовой платок, очень грязный, видимо, долгое время лежал здесь под дождем.
– К этому мы вернемся позднее, – вздохнул инспектор, направляясь к двери.
Когда они снова очутились в столовой, то увидели, что Жозеф Питере сидит на табурете возле рояля и читает объявление. Маргарита стояла возле него, и ее шляпа с широкими полями, пальто, украшенное мелкими воланами, еще больше подчеркивали ее воздушность.
Не зайдете ли вы ко мне сегодня вечером в гостиницу? – обратился Мегрэ к Жозефу.
– В какую?
– В гостиницу «Мёза»! – вмешалась Анна. – Вы нас уже покидаете, господин комиссар? А я хотела, чтобы вы с нами пообедали, но…
Мегрэ уже проходил через кухню. Мадам Питере с удивлением посмотрела на него.
– Вы уже уходите?
А у старика были совсем пустые глаза. Он курил пенковую трубку и ни о чем не думал. Он Даже не кивнул комиссару.
На улице дул ветер, шумели высокие волны на Мёзе, сталкивались пришвартованные рядом баржи.
– Вы думаете, Питерсы не виновны? – спросил инспектор Машер.
– Я еще ничего не знаю. Есть у вас табак?
– Только местный… Знаете, о вас много говорят в Нанси… И меня беспокоит, что… Потому, что эти Питерсы…
Мегрэ остановился перед баржами и окинул их взглядом. Благодаря половодью, прервавшему навигацию, Живе стал похож на большой порт.
– Нужно будет купить фуражку! – буркнул комиссар, которому все время приходилось придерживать свою шляпу.
– Что они вам, собственно, рассказывали? Конечно, уверяли в своей невиновности.
Из-за шума ветра приходилось говорить громко.
Живе в пятистах метрах отсюда казался скопищем огней. Дом фламандцев вырисовывался на облачном небе, на его окна ложились желтоватые отсветы от неярких фонарей.
– Откуда они родом?
– С севера Бельгии… Папаша Питере родился где-то близ Лимбурга, на голландской границе… Он на двадцать лет старше жены, и, значит, ему теперь где-то около восьмидесяти… Он всю жизнь занимался плетением корзин… Еще несколько лет назад он держал мастерскую с четырьмя рабочими позади дома… Но теперь он совсем впал в детство…
– Они богаты?
– Говорят… Дом принадлежит им… Они даже давали деньги взаймы бедным речникам, которые хотели завести свою баржу… Видите ли, комиссар, у этих людей совсем иная психология, не похожая на нашу…
У мадам Питере сотни тысяч франков, но это не мешает ей, как говорят, наливать рюмочки клиентам…
Зато сын скоро будет адвокатом… Старшую дочь выучили играть на рояле… Другая служит учительницей в большом монастыре в Намюре… А это лучше, чем быть учительницей в обычной школе… Это вроде лицея…
Машер указал на баржи:
– Половина людей на этих баржах – фламандцы…
Люди, которые не любят менять свои привычки… Другие ходят во французские бистро возле моста, пьют там вино и аперитивы… фламандцы же любят свою можжевеловую водку, говорят на своем языке и так далее…
Каждое судно закупает провизию на неделю, а то и больше. Я уже не говорю о контрабанде!.. Для этого их лавка стоит на хорошем месте.
Они мыслят совсем не так, как мы… Для фламандских речников это не бистро… Для них это лавка, хотя там им и наливают вино у стойки… Даже женщины, когда приходят за провизией, тоже выпивают рюмку…
Кажется, это и есть главный доход Питерсов.
– А Пьедбёфы?
– Это бедные люди… Отец – сторож на заводе. Дочь служила машинисткой в той же фирме… И сын там служит…
– Серьезный парень?
– Этого сказать нельзя… Он не слишком себя утруждает… Предпочитает играть на бильярде в кафе возле мэрии… Красивый парень, и он это знает…
– А дочь?
– Жермена?.. У нее были любовники… Знаете, комиссар, это одна из тех девушек, которых встречаешь по вечерам в темных уголках с мужчиной… Однако же ребенок точно от Жозефа Питерса… Я его видел… Он на него похож… Во всяком случае, нельзя отрицать тот факт, что третьего января, вскоре после восьми часов вечера, Жермена вошла в дом Питерсов и с тех пор ее никто больше не видел.
То, что говорил инспектор Машер, казалось вполне убедительным.
– Я все осмотрел… Даже сделал с помощью топографа детальную съемку местности… Я упустил только одно: не осмотрел крышу… Обычно не подозревают, что можно спрятать труп на крыше… Вот я и решил сегодня туда залезть… Но нашел только платок, ничего другого…
– А Мёза?
– Вот, вот! Сейчас я вам и об этом скажу… Вы ведь знаете, что почти всех утопленников находят у плотин…
Отсюда до Намюра их целых восемь. Но два дня спустя после преступления вода в реке так поднялась, что прорвало плотины. Так бывает каждую зиму… Выходит, труп Жермены Пьедбёф мог доплыть до Голландии, а то и попасть в море.
– Мне сказали, что Жозефа Питерса не было в Живе в тот вечер, когда…
– Я знаю! Они так утверждают… Однако же один свидетель видел мотоцикл, похожий на его… Жозеф Питере клянется, что это был не он…
– У него нет алиби?
– И да, и нет… Я специально вернулся в Нанси… Он снимает меблированную комнату, куда может пройти так, что квартирная хозяйка не увидит… А кроме того, он посещает кафе и бары, где каждую ночь собираются студенты… Никто не может точно вспомнить, что третьего или четвертого января он провел ночь в одном из этих баров.
– А Жермена Пьедбёф не могла покончить с собой?
– Она не из таких… Кроме того, говорят, что она обожала своего сына…
– Возможно, она оказалась жертвой другого преступления?
На этот раз Машер промолчал и устремил взгляд на суда, скопившиеся в нескольких метрах от берега.
– Я об этом думал… И узнал все о каждом из речников… Большинство из них люди серьезные, живут на борту вместе с женами и детьми. Не по душе мне только «Полярная звезда»… Последнее судно, если смотреть вверх по течению… Самое грязное… Кажется, оно вот-вот пойдет ко дну.
– Что это за судно?
– Баржа одного бельгийца из Тийера, что возле Льежа… Эта старая скотина дважды привлекался к суду за преступления против нравственности… Баржа совсем заброшена, за ней не следят… Компании отказываются ее страховать… Но почему она вас интересует?
Теперь они шли по направлению к мосту. По мере их приближения к городу свет фонарей становился ярче и они лучше освещали дорогу. Стали попадаться бистро, где назойливо звучали музыкальные автоматы.
– Я велел следить за этим речником… Хотя свидетельские показания насчет мотоцикла…
– В какой гостинице вы остановились?
– В вокзальной.
Мегрэ протянул инспектору руку:
– Мы увидимся, старина… Конечно, продолжать расследование будете вы… Ведь я здесь только в качестве любителя…
– А что мне делать? Если не найдут тело, не будет никаких доказательств… А если труп бросили в реку, то его уже никогда не найти…
Мегрэ рассеянно пожал ему руку, так как они уже были возле моста, и повернул к гостинице «Мёза».
За обедом Мегрэ пометил в своей записной книжке:
«Мнения о Питерсах.
Машер: Они считают себя выше владельцев бистро.
Содержатель гостиницы: Эти люди считают себя крупными буржуа. Разве я могу думать о том, чтобы мой сын стал адвокатом?
Один речник: Фламандцы – они все такие.
Другой речник: Они держатся друг за друга, как масоны».
Было любопытно смотреть в сторону фламандцев из города, со стороны моста, образующего центральную точку Живе. Это был французский город. Маленькие улочки. Кафе, набитые любителями бильярда или домино. Запах анисовых аперитивов и всеобщая непринужденность в обращении.
Затем шла река. Здание таможни. И наконец, совсем на краю, на границе с полями, дом фламандцев: бакалейная лавка, набитая товарами; маленькая стойка для любителей можжевеловой водки; кухня и старик, впавший в детство, сидящий в своем плетеном кресле, придвинутом к печке; столовая, она же гостиная, а в ней рояль, скрипка, удобные стулья; домашний пудинг; Анна и Маргарита; клетчатая скатерть; Жозеф – длинный, тощий и болезненный, приезжающий на мотоцикле и окруженный всеобщим обожанием.
В гостинице «Мёза» обычно останавливались коммерсанты. Хозяин всех их знал. У них были постоянные места в ресторане.
Около девяти часов Жозеф Питере нашел Мегрэ в ресторане и сообщил:
– Есть новости!
Так как любопытные стали смотреть в их сторону, Мегрэ предпочел увести молодого человека в свой номер.
– Что случилось?
– Вы в курсе дела насчет объявления? Так вот, объявился один мотоциклист… Хозяин гаража из Динана, который проезжал в тот вечер, около половины девятого, мимо нашего дома…
Мегрэ сел на край кровати, предоставив единственное кресло своему посетителю.
– Вы в самом деле любите Маргариту?
– Да… То есть…
– То есть?
– Это моя кузина! Я собирался взять ее в жены… Это было решено уже давно…
– Но, несмотря на это, у вас ребенок от Жермены Пьедбёф.
Молчание. Потом едва слышное:
– Да…
– Вы ее любили?
– Не знаю.
– Вы могли бы на ней жениться?
– Не знаю…
При ярком свете Мегрэ отчетливо видел его усталые глаза, утомленное лицо. А Жозеф Питере не осмеливался посмотреть на комиссара.
– Как же это случилось?
– Мы встречались, Жермена и я…
– А Маргарита?
– Нет! Это совсем другое…
– И что же дальше?
– Она мне объявила, что у нее будет ребенок… Я не знал, что делать…
– Это ваша мать вам…
– Мать и сестры… Они мне доказали, что я у нее не первый, что у Жермены уже были…
– Приключения?
Окно выходило на реку как раз в том месте, где волны били об опоры моста. И здесь не прекращался шум, беспрерывный, могучий…
– Вы любите Маргариту?
Молодой человек поднялся встревоженно, беспокойно.
Что вы этим хотите сказать?
– Вы любите Маргариту или Жермену?
– Я… То есть…
На лбу у него выступили капли пота.
– Что я могу знать?.. Моя мать уже договорилась для меня об адвокатском кабинете в Реймсе…
