Текст книги "Мегрэ и господин Шарль"

Автор книги: Жорж Сименон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– Если я не обедаю в столовой, то ем здесь.

Она сохраняла безразличие гида, ведущего экскурсию в каком-нибудь музее.

– Теперь мы входим в помещения слуг.

Сначала большая комната с застекленными шкафами, заставленными столовым серебром, потом маленькая белая столовая и, наконец, кухня со старинной плитой и медными кастрюлями. Здесь хозяйничала немолодая женщина.

– Мари Жалон. Она работала тут еще при моем свекре.

– Когда он умер?

– Десять лет назад.

– Значит, вы успели застать его?

– Мы прожили вместе пять лет.

– Вы ладили друг с другом?

– Я была ему совершенно безразлична. В ту пору я обедала в столовой и могла бы сосчитать, сколько раз он заговорил со мной.

– Какие отношения были у него с сыном?

– В девять часов Жерар спускался в контору. У него был там свой кабинет. Не знаю, чем имение он занимался.

– Случалось тогда, что он пропадал?

– Да, на два-три дня.

– Отец ничего ему не говорил?

– Он делал вид, что не замечает этого.

Перед Мегрэ открывался целый мир, обветшалый и замкнутый на самом себе.

Наверное, в прошлом веке или в начале XX здесь устраивались приемы, в гостиных давались балы. Их было две – вторая почти такая же большая, как первая.

Стены повсюду были отделаны потемневшими резными панелями.

Повсюду были также картины отошедшей в прошлое эпохи: портреты мужчин с бакенбардами, в высоких воротниках, жестко подпирающих подбородки.

Казалось, что жизнь на секунду остановила здесь свое течение.

– Теперь мы входим на половину мужа.

Кабинет с уходящими к потолку книгами в переплетах. Скамеечка из орехового дерева, чтобы можно было добраться до верхних полок. Наискосок от окна письменный стол с моделью подводной лодки и письменными принадлежностями из темной меди. Все в полном порядке. Ничто не говорило о присутствии здесь живого человека.

– Вечера он проводит здесь?

– Если находится дома.

– Я здесь вижу телевизор.

– У меня тоже есть телевизор, но я его никогда не смотрю.

– Вам случалось проводить вечера в этой комнате?

– Первое время после свадьбы.

Ей стоило определенного труда выговаривать слова, она роняла их, как будто они не имели значения. Уголки губ у нее снова опустились, и это придавало лицу страдальческое выражение.

– Его комната.

Мегрэ успел убедиться, что ящики письменного стола были заперты на ключ. Что могло в них храниться?

Во всей квартире были очень высокие потолки, окна, с задернутыми малиновыми бархатными шторами, тоже очень высокие.

Стены комнаты, отделанные панелями, но не деревянными, а из желтой меди. Двуспальная кровать. Кресла со слегка продавленными сиденьями.

– Спали вы здесь?

– Иногда, первые три месяца. Уж не ненависть ли сквозила в ее голосе, в выражении лица?

Осмотр продолжался по-прежнему как в музее.

– Его ванная комната…

Здесь все так и оставалось на своих местах: зубная щетка, бритва, щетка для волос и расческа.

– Он ничего с собой не брал?

– Насколько мне известно, нет. Гардеробная, как на половине Натали, потом гимнастический зал.

– Он им пользовался?

– Редко. Он погрузнел: толстым его назвать было нельзя, а вот полноватым…

Она толкнула следующую дверь.

– Библиотека.

Тысячи книг, старых и новых, современных, однако, сравнительно мало.

– Он много читал?

– Я не интересовалась, что он делает вечерами. Эта лестница ведет прямо в контору – мы с вами прошли над вестибюлем. Я вам еще нужна?

– Возможно, мне еще надо будет встретиться с вами. Если это случится, я позвоню.

Ее вновь влекла к себе бутылка коньяка.

– Вы, наверное, спуститесь теперь в нотариальную контору?

– Мне действительно хотелось бы поговорить с господином Лёкюрёром. Простите, что побеспокоил вас.

Г-жа Сабен-Левек удалилась: в общем-то выглядела она жалко, но одновременно вызывала раздражение. Мегрэ начал спускаться по лестнице. Наконец-то он мог раскурить свою трубку – курить ему хотелось еще в квартире.

Он оказался в просторной комнате, где полдюжины машинисток яростно стучали по клавишам и с удивлением подняли на него глаза.

– Я хотел бы видеть господина Лёкюрёра.

Сотни зеленых папок на стеллажах, как обычно в учреждениях и в большинстве нотариальных контор. Невысокая брюнетка провела его через комнату, где стоял только длинный стол и огромный сейф устаревшей конструкции.

– Сюда, пожалуйста.

Другая комната, где человек неопределенного возраста в полном одиночестве склонился над чем-то. Он безразлично взглянул на Мегрэ, который проследовал в соседнюю комнату, где трудились пятеро служащих.

– У господина Лёкюрёра никого?

– Кажется.

– Вас не затруднит узнать у него по телефону, может ли он принять комиссара Мегрэ?

Им пришлось немного подождать, стоя перед обитой дверью, прежде чем она распахнулась.

– Входите, пожалуйста. Вы мне не помешаете.

Лёкюрёр был моложе, чем представлял его себе комиссар, узнав, что он работал еще при покойном старом нотариусе. Ему, наверное, не было еще и пятидесяти. Это был брюнет с маленькими усиками в темно-сером, почти черном костюме.

– Прошу садиться.

Снова резные деревянные панели на стенах. У основателя конторы была неудержимая склонность украшать стены резными панелями темного дерева.

– Думаю, вас побеспокоила госпожа Сабен-Левек?

Мебель здесь была из красного дерева в стиле ампир.

– Думаю, что именно вы заменяете своего патрона во время его отлучек?

– Я занимаюсь этим как старший клерк. Однако есть документы, подписывать которые я не имею права, что приводит к определенным затруднениям.

Г-н Лёкюрёр был человеком спокойным: благовоспитанность, отличавшая его, бывает присуща людям, которым приходится общаться с представителями высшего света. Угодливостью это не назовешь, но в его манере держаться сквозила известная почтительность.

– Он ставил вас в известность в случае подобных исчезновений?

– Нет. Это не сообщалось заранее. Я, конечно, не в курсе его личной жизни. Мне приходилось обходиться собственными предположениями. Он часто выходил вечерами, почти каждый вечер, по правде говоря.

– Минутку. Он активно участвовал в делах конторы?

– Большую часть дня он проводил у себя в кабинете и лично принимал большинство клиентов. Он не производил впечатления занятого человека, и тем не менее дел у него было больше, чем у меня. Особенно в том, что касается управления состояниями, продажей или покупкой замков и владений. Чутье у него было невероятное, и я не мог бы заменить его.

– Его кабинет рядом с вашим?

Лёкюрёр встал открыть дверь.

– Вот он. Обстановка, как видите, того же стиля, но здесь на три кресла больше.

Полный порядок. Ни пылинки. Окна кабинета выходили на бульвар Сен-Жермен, и сюда доносился монотонный шум уличного движения.

Мужчины вернулись на свои места.

– Кажется, обычно эти отлучки не длились больше двух-трех дней…

– В последнее время он исчезал, случалось, и на неделю.

– Ваш патрон держал с вами связь?

– Он почти всегда звонил мне узнать, не случилось ли чего-нибудь требующего его присутствия.

– Вы знаете, откуда он звонил?

– Нет.

– И вам неизвестно, было ли у него в городе какое-нибудь пристанище?

– Я думал о такой возможности. Он не носил с собой много денег и почти все оплачивал чеками. Прежде чем попасть в бухгалтерию, корешки чеков проходили через мои руки. – Г-н Лёкюрёр нахмурился и замолчал. – Не знаю, вправе ли я касаться подобного рода вопросов. Я приучен к святости профессиональной тайны.

– Но не в том случае, если произошло, например, убийство.

– Вы серьезно об этом думаете?

– Кажется, об этом думает его жена.

Г-н Лёкюрёр пожал плечами, давая понять, что мысли г-жи Сабен-Левек не имеют особого значения.

– Признаюсь, я тоже думал об этом. Впервые его отсутствие длится так долго и он не звонит мне. Неделю назад у него должна была состояться здесь встреча с одним из самых наших влиятельных клиентов, одним из самых крупных, если не самым крупным землевладельцем Франции.

Он знал о ней. Несмотря на свою рассеянную манеру держаться и легкомысленный вид, он никогда ничего не забывал и в делах профессиональных был скорее въедлив.

– Что вы предприняли?

– Я перенес встречу на более поздний срок, сославшись на то, что патрон находится в отъезде.

– Почему, несмотря на свои подозрения, вы не обратились в полицию?

– Это должна была сделать его жена, а не я.

– Она, судя по всему, никогда не появляется в конторе?

– Совершенно верно. Было время, она приходила сюда раз-другой, но не задерживалась.

– Ее встречали не слишком радушно?

– Здесь не были готовы к этому. Даже ее собственный муж.

– Почему?

Он снова умолк, придя в еще большее замешательство, чем прошлый раз.

– Простите, господин комиссар, но вы ставите меня в затруднительное положение. Меня не касаются взаимоотношения моего патрона с его женой.

– Даже если было совершено убийство?

– Это, естественно, все изменило бы. Мы здесь обожаем господина Жерара. Я зову его так, поскольку знал его еще тогда, когда он только закончил университет. Его ценит весь персонал. Никто не позволяет себе обсуждать его личную жизнь.

– Насколько я понимаю, это не распространяется на его жену.

– Она вроде как чужеродный элемент в семье. Я не утверждаю, что она психопатка. Но это как нарывающая заноза.

– Потому что пьет?

– И поэтому тоже.

– Ваш патрон был с ней несчастлив?

– Он никогда не жаловался. Он мало-помалу стал вести свою собственную жизнь.

– Вы только что говорили о корешках чеков, которые проходят через ваши руки. Думаю, что он выписывал их на имя женщин, с которыми проводил большее или меньшее количество дней.

– Я тоже так думаю, но доказательств у меня нет.

Эти чеки выписывались на предъявителя, а не на какое-нибудь конкретное лицо. Чеки были и на пять тысяч франков, и на двадцать…

– Сумма каждый месяц была одной и той же?

– Нет. Именно потому я и думаю, что пристанища у него не было.

Теперь они молча смотрели друг на друга. В конце концов старший клерк вздохнул:

– Кое-кто из персонала видел, как он входил в ночные кабаре. Почти всегда в этих случаях он исчезал – ненадолго или надолго.

– Вы ведь думаете, что с ним случилось несчастье?

– Боюсь, что да. А вы, господин комиссар?

– По тому немногому, что я пока знаю, – тоже… Случалось ли, что ему в контору звонили женщины? Наверное все переговоры идут через коммутатор?

– Я, конечно, разговаривал с телефонисткой. Нет и намека на звонки подобного рода.

– Следовательно, можно предположить, что во время своих исчезновений он пользовался вымышленным именем.

– Есть одна деталь, которую я должен, наверное, сообщить вам. Волноваться я начал еще недели две назад. Я позвонил госпоже Сабен-Левек, чтобы сказать ей об этом, и посоветовал связаться с полицией.

– Что она ответила?

– Что еще нечего волноваться и она сделает это, когда сочтет нужным.

– Она не попросила вас подняться и не спустилась сама, чтобы поговорить с вами?

– Нет.

– Пока у меня нет больше к вам вопросов. Если что-нибудь появится, не сочтите за труд позвонить в уголовную полицию. Давайте тем не менее уточним. Слуги со второго этажа разделяют чувства служащих конторы к госпоже Сабен-Левек?

– Да. Особенно кухарка. Мари Жалон работает в доме уже сорок лет, она знала господина Жерара еще ребенком и буквально ненавидит ее.

– А остальные?

– Терпят ее присутствие, не больше. Кроме горничной Клер Марель: она предана хозяйке и раздевает ее перед тем, как уложить в постель, когда та валяется на полу.

– Благодарю вас.

– Вы собираетесь начать следствие?

– Козырей у меня для этого маловато. Буду держать вас в курсе дела.

Мегрэ вышел из конторы и около станции метро Сольферино решил заглянуть в кафе. Коньяк он заказывать не стал – комиссар возненавидел его надолго, а ограничился большой кружкой очень холодного пива.

– Есть у вас телефонные жетоны?

Он прикрыл за собой дверь кабины и принялся искать номер телефона мэтра Бернара д'Аржана, у которого, по словам Натали, она работала до замужества. В телефонной книге его не значилось.

Мегрэ допил свое пиво и, остановив такси, назвал шоферу адрес на у яйце Риволи.

– Подождите меня. Я недолго.

Мегрэ зашел в привратницкую, которая была похожа на небольшую гостиную. Привратником оказался седовласый мужчина.

– Будьте добры, мэтр д'Аржан?..

– Он уж лет десять, как умер.

– Вы уже работали здесь тогда?

– Я тут уже тридцать лет.

– Кто занял его контору?

– Это больше не адвокатская контора, а бюро архитектора господина Мажа.

– Из старого персонала там кто-нибудь остался?

– У мэтра д'Аржана была только старенькая секретарша, она ушла на пенсию и вернулась в родные места.

– Вы не знали такую мадемуазель Фрасье?

– Хорошенькая брюнетка, она была все время чем-то возбуждена? Она работала у мэтра д'Аржана лет двадцать тому назад. Работа ей не нравилась, и она пробыла в конторе не больше года. Не знаю, что с ней сталось.

Хмурясь, Мегрэ снова уселся в такси. Разумеется, следствие только начиналось, но начиналось оно не лучшим образом: зацепиться было не за что. Кроме того, надо было соблюдать тайну, так как нотариус мог прекрасным образом объявиться не сегодня завтра.

Солнце скрылось за домами. Похолодало, и Мегрэ пожалел, что оставил демисезонный плащ в кабинете.

Он остановил такси на углу набережной Орфевр и бульвара дю Палэ: ему снова захотелось пива.

То и дело он возвращался мыслями к Натали, этой странной г-же Сабен-Левек: интуиция подсказывала комиссару, что знает она намного больше, чем сообщила ему.

Он вернулся к себе в кабинет, к своим трубкам, набил одну из них, подошел к двери в инспекторскую. Лапуэнт печатал на машинке. Жанвье уставился в окно. Люкас был занят телефонным разговором.

– Жанвье, Лапуэнт. Зайдите оба ко мне.

Жанвье тоже понемногу начинал стареть и обзаводиться брюшком.

– Ты свободен, Жанвье?

– В настоящий момент ничего важного. Я разделался с юным похитителем машин…

– Хватит пороху провести ночь на улице?

– Почему бы и нет?

– Как только сможешь, отправишься на бульвар Сен-Жермен и будешь наблюдать за домом 207-а. Если женщина, описание которой я тебе дам, выйдет оттуда, пойдешь за ней. Тебе стоит иметь в своем распоряжении машину.

Это довольно высокая, очень худая брюнетка с остановившимся взглядом и нервным тиком. Если она выйдет из дому, то наверняка пойдет пешком, хотя у нее есть шофер и две машины. Одна из них «бентли», другая – «фиат».

Скажи Лурти, чтобы он сменил тебя завтра утром, и передай ему инструкцию.

– В чем она будет одета?

– Когда она приходила сюда, на ней было меховое манто, норковое, кажется.

– Хорошо, шеф.

Жанвье вышел, и Мегрэ обернулся к Лапуэнту.

– Что у тебя? Ничего нового?

Лапуэнт, покраснев, запинаясь и избегая смотреть Мегрэ в глаза, промямлил:

– Есть кое-что. Телефонный звонок. Несколько минут назад.

– Кто звонил?

– Утренняя посетительница.

– Что ей было нужно?

– Она сначала спросила, здесь ли вы. Я ответил, что нет. Мне показалось, что она совершенно пьяна.

– А с кем я говорю? – продолжала она допытываться.

– С инспектором Лапуэнтом.

– Это та девица, что записывала сегодня утром все, что я говорила?

– Да.

– Ну что ж, передайте от меня комиссару, что он дерьмо. И вы такое же.

По-прежнему смущаясь, Лапуэнт добавил:

– Были такие звуки, как будто там дрались. «Оставь ты меня, ради Бога…» У нее, наверное, вырвали трубку, потому что связь прервалась.

Перед тем как выйти из уголовной полиции, Мегрэ сказал Лапуэнту:

– Ты не смог бы заехать за мной на машине часов в одиннадцать?

– Завтра утром?

– Сегодня вечером. У меня появилось желание заглянуть кое в какие ночные заведения.

Г-жа Мегрэ оставила мужу сельди, до которых он был охотник, и Мегрэ начал пировать, рассеянно смотря телевизионные новости. По его виду г-жа Мегрэ поняла, что начавшееся дело – не из обычных и нейдет у него из головы, словно касается его лично.

Это была правда. В тот день, 21 марта, который был теплым и прозрачным, Мегрэ окунулся в мир, совершенно чуждый ему, самое главное, он столкнулся с особой, принадлежавшей к тому типу женщин, которых он еще не встречал, и особа эта сбивала его с толку.

– Достанешь мне темный костюм, самый лучший.

– Что случилось?

– В одиннадцать за мной заедет Лапуэнт. Нам с ним надо заглянуть в два-три ночных кабаре.

– Это поможет тебе развеяться?

– Если я смогу там найти ответы на интересующие меня вопросы.

Устроившись в кресле, Мегрэ задремал у телевизора, а в половине одиннадцатого жена подала ему чашку кофе.

– Если ты собираешься долго не спать…

Сначала он раскурил трубку, потом принялся маленькими глотками отхлебывать кофе. По его мнению, трубка и кофе подходили друг к другу.

Он отправился освежиться в ванну, потом переоделся, как будто то, как он выглядит, могло иметь значение. В глубине души для него так ничего и не изменилось с тех времен, когда, отправляясь в оперу, облачались во фрак, а для ночных кабаре надевали смокинг.

Было без пяти одиннадцать. Ему показалось, что он услышал, как подъехала машина. Мегрэ растворил окно и действительно увидел у края тротуара один из небольших черных автомобилей уголовной полиции и силуэт высокого мужчины.

Он поцеловал г-жу Мегрэ и, насупившись, двинулся к двери, но в глубине души был очень доволен, что отказался стать начальником уголовной полиции.

– Не очень-то меня жди.

– Не бойся. Я хочу спать.

На улице было не холодно, и луна всходила над печными трубами. Во многих окнах еще горел свет, а иные были открыты.

– Куда едем, шеф?

Мегрэ извлек из кармана потрепанный конверт, на котором записал адреса, найденные в телефонной книге.

– Знаешь кабаре «У кота в сапогах»?

– Нет.

– Это на улице Колизея.

Они ехали между рядами светящихся витрин в двойном потоке несущихся по Елисейским полям автомобилей. Перед входом в кабаре стоял швейцар, весь в галунах, как какой-нибудь адмирал. Он по-военному отдал им честь и распахнул двустворчатую дверь. Они откинули толстый красный занавес из обивочной ткани и оставили в гардеробе шляпы и пальто.

Пианист что-то подбирал на пианино, гитарист настраивал инструмент, а контрабасиста пока не было.

Зал был красный. Красным было все: стены, потолок, обивка на сиденьях – она была оранжевато-красной и, в конечном счете, выглядела скорее весело, чем вызывающе. В баре же, напротив, стены были из белого искусственного мрамора, и бармен вытирал стаканы, которые расставлял позади себя.

Метрдотель с некоторым сомнением двинулся им навстречу. Может быть, он узнал Мегрэ? Или они не производили впечатление серьезных клиентов?

Комиссар отрицательно покачал головой и направился к бару. За разными столиками сидели трое женщин, а какая-то пара, занимавшая один столик, казалось, о чем-то спорила. Было еще слишком рано. Оживленно здесь станет около полуночи.

– Добрый вечер, господа. Что желаете? Седовласый бармен выглядел изысканно. Смотрел он на них с притворным безразличием.

– Пива, наверное, у вас нет.

– Нет, господин Мегрэ.

– Подайте нам, что хотите сами.

– Сухое мартини?

– Идет.

Одна из женщин перешла было на табурет у стойки бара, но седовласый бармен незаметно сделал ей знак, и она вернулась к своему столику.

Наполнив бокалы, он обратился к ним с вопросом:

– Так в чем дело?

Мегрэ улыбнулся.

– Действительно, – признался он, – мы пришли сюда не развлекаться. Но мы здесь и не для того, чтобы доставить вам неприятности. Мне нужно кое-что выяснить.

– С удовольствием, если это в моих силах.

Между ними установилось некое сообщничество. Мегрэ было нелегко описать человека, которого он никогда не видел.

– Среднего роста, скорее несколько ниже среднего. Сорок-сорок пять лет. Полноватый и успевший уже обзавестись брюшком. Светлые волосы, румяное лицо. Одевается с большим вкусом, предпочитает бежевые тона.

– Вы его разыскиваете?

– Мне хотелось бы найти его след.

– Он исчез?

– Да.

– Что за преступление он совершил?

– Никакого.

– Это может быть господин Шарль.

– Описание верно?

– Почти что. Очень веселый, да? Всегда в хорошем расположении духа?

– Наверное.

– Вы его не знаете?

– Нет.

– Он время от времени заходит, усаживается в баре, заказывает бутылку шампанского. Потом наблюдает за залом, внимательно осматривает каждую девушку. В конце концов выбор его падает на одну из них, и он направляется к той, которая ему нравится.

– Он долго засиживается?

– Когда как. Бывает, уходит вместе с девушкой… В других случаях только незаметно сует ей пятисот-франковую купюру и уходит. Может быть, идет попытать счастье в другое место.

– Он у вас давно не появлялся?

– Да, довольно давно. Месяца полтора, наверное. А может, и два.

– Если он уводил с собой женщину, не случалось ли ей после этого несколько дней отсутствовать?

– Не говорите так громко. Патрон этого не любит. А он там, между столиков.

С виду его можно было принять за итальянца: в смокинге, с блестящими набриолиненными волосами и тонкими усиками. Он издали наблюдал за ними. Наверное, в свою очередь, узнал комиссара.

– Девушкам в принципе не разрешено уходить до закрытия.

– Знаю. Но знаю также, что это правило не всегда соблюдается. Есть здесь, среди этих молодых особ, кто-нибудь, кому случалось составить компанию господину Шарлю?

– Мартине, кажется. Если хотите с ней поговорить, вам лучше устроиться за ее столиком. Я пошлю вам бутылку.

Молодая женщина с мягкими волосами, падавшими ей на плечи, с любопытством взглянула на них.

Появились первые посетители: некоторые из них были с женщинами; небольшой оркестрик играл блюз.

– Вы заказали выпить? – спросила она.

– Бармен заказал за нас, – проворчал Мегрэ, думая о том, как нелегко ему будет отчитываться в израсходованных суммах.

– Вы уже у нас бывали?

– Нет.

– Хотите, я позову подружку? Патрон, стоявший рядом со столиком, предупредил ее:

– Поосторожнее, Мартина. Это полицейские.

– Правда? – спросила она Мегрэ.

– Правда.

– Почему вы обратились именно ко мне?

– Потому что вам случалось сопровождать господина Шарля.

– Что в этом плохого?

В поведении ее ничего не изменилось. Она продолжала мило и тихо беседовать, и, казалось, ее занимает это приключение.

– Ничего. Дело в том, что господин Шарль месяц назад исчез. Если быть точным, восемнадцатого февраля. Вы его видели после этого?

– Я как раз удивлялась, что он не появляется, и говорила об этом со своей подругой.

– Что вы о нем думаете?

– Ясно, что зовут его не господин Шарль. Это, наверное, известный человек, который вынужден, когда ему вздумается развлечься, скрывать свое настоящее имя. Он очень следит за собой, очень педантичен. Я говорила, что руки у него, как у женщины, – с таким они были хорошим маникюром.

– Куда он водил вас?

– Я думала, что он поведет меня в гостиницу, но он спросил, не могу ли я отвести его к себе домой. У меня маленькая студия на авеню Великой Армии. Я туда никого не зову. Да я и редко соглашаюсь пойти с клиентом. Считается, что девушки тут для этого, но это не так.

Подали шампанское, и она подняла свой бокал.

– За господина Шарля, потому что вы здесь из-за него. Надеюсь, с ним ничего не случилось.

– Нам это неизвестно. Он просто исчез.

– Это жена его заволновалась? Эта полусумасшедшая?

– Он говорил вам о ней?

– Мы провели вместе четыре дня. Он был забавный: во что бы то ни стало хотел мне помочь готовить обед и мыть посуду. Иногда говорил о себе, всегда очень неопределенно. Я вас не спрашиваю, кто он.

– Известный человек, как вы и решили.

– Живет в Париже?

– Да.

– И, наверное, время от времени уходит в загул?

– Совершенно верно. Дня на четыре-пять, на неделю…

– Я позвонила патрону, господину Мазотти, сказать, что я заболела, но он, по всей видимости, не поверил. Когда я снова появилась в «У кота в сапогах», он устроил мне головомойку.

– Когда была та встреча, о которой вы говорите?

– Месяца два назад. Может быть, чуть раньше.

– До этого он никогда не появлялся на улице Колизея?

– Однажды я видела его в баре. Наверное, он не нашел того, что искал, потому что ушел он один…

– В другие кабаре он захаживал?

– Он мне про это не говорил, но думаю, что да.

– Машина у него была?

– Нет. Мы отправились ко мне пешком, в обнимку. Он был очень веселый.

– Пил много?

– Это не называется «много». Ровно столько, чтобы чувствовать себя навеселе.

– Он не говорил вам, есть у него пристанище где-нибудь в городе?

– Оно у него было?

– Не знаю.

– Нет. Он хотел пойти ко мне. Эти четыре дня мы прожила как старые любовники. Он смотрел, как я принимаю ванну, одеваюсь. Глядел из окна, когда я шла за покупками, а когда я возвращалась, стол был накрыт.

– Вы не припоминаете ничего больше, что могло бы помочь мне найти его?

– Нет. Я думаю… Мы ходили на прогулку в Булонский лес, но было пасмурно, и мы довольно скоро вернулись Он был очень…

Она неожиданно замолкла, словно застеснявшись.

– Продолжайте.

– Вы будете смеяться надо мной. Он был очень нежный, оказывал маленькие знаки внимания, как влюбленный. Когда уходил, вложил в руку чек… Вы уже уходите?

У красного занавеса, скрывающего дверь, их поджидал Мазотти, хозяин заведения.

– Нашли, что искали, комиссар?

– Мартина вам расскажет. До свидания.

Личность Сабен-Левека потихоньку начинала вырисовываться, и Мегрэ узнал о нем больше, чем от его жены и старшего клерка.

– Продолжим? – спросил Лапуэнт.

– Поскольку мы уже начали… Улица Кастильоне, «У Прекрасной Елены».

Внешне кабаре выглядело более изысканно. Все здесь было в пастельных тонах, а скрипки наигрывали медленный вальс. И здесь Мегрэ, следом за которым шел Лапуэнт, направился в бар. Комиссар увидел бармена и нахмурился.

– Тебя выпустили? – спросил он.

– Освободили досрочно за примерное поведение… Это был Морис Мокко, неоднократно судимый корсиканский громила.

– Что вам налить, господин комиссар? А вам, молодой человек? Это ваш сын, господин комиссар?

– Один из моих инспекторов.

– Вы, надеюсь, не по мою душу?

– Нет.

– Что вы хотите?

– Две кружки пива.

– К сожалению, пива у нас нет.

– Воды.

– Вы серьезно?

– Да. Вы знаете господина Шарля?

– Которого? Их несколько. Один, ему наверное лет семьдесят, и он совершенно лыс, приезжает раз в неделю по делам из Бордо и пользуется этим, чтобы заглянуть к нам. Другой наведывается только время от времени. Не очень высокого роста, очень элегантен, очень обходителен, одет всегда во что-нибудь светлое.

– Немного полноват?

– Можно сказать и так. Да, полноват.

– Появляется, чтобы подцепить девушку?

– Чаще всего уходит один, но однажды он приметил тут одну, Лейлу, ее у нас уже давно нет. Это было прошлым летом. Они беседовали за столиком в углу, вот там. Лейла то и дело отрицательно качала головой, а он настаивал… Когда он ушел, я позвал ее

– Что это за тип? – спросила она меня.

– Весьма солидный малый.

– Ему во что бы то ни стало хотелось увести меня с собой в деревню на несколько дней. В какую-нибудь сельскую гостиницу. Безыскусность, свежий воздух. Представляешь?..

– Что он предлагал тебе за это?

– Сначала десять тысяч. Когда увидел, что я упираюсь, увеличил сумму до пятнадцати, потом до двадцати. Видя, что я не соглашаюсь, больше не настаивал. В деревню, поверить трудно! Каких только чокнутых теперь не встретишь!

– Что с этой Лейлой стало?

– Кажется, вышла замуж за инженера из Тулузы. Здесь мы ее больше никогда не видели.

Мегрэ тоже хотелось на простор – в этих кабаре ему не хватало воздуха, от аромата духов его тошнило. Комиссар и Лапуэнт немного прошлись по пустынной улице.

– Этот старый пройдоха Мокко снабдил нас тем не менее ценной информацией. Бывало, что господин Шарль увозил свои находки за город…

– Кажется, я понимаю, что вы хотите сказать.

– Среди этих дам можно встретить кого угодно. Я был знаком с одной, которая была доктором социологии. У некоторых есть любовники. А эти любовники не всегда заслуживают уважения.

Было два часа ночи. Спать Мегрэ еще не хотелось.

Десятью минутами позже оба выходили из машины на улице Клемана Маро, перед дверями кабаре «Крик-крак». Грохот поп-музыки был слышен даже на тротуаре. Фасад здания был выкрашен в разные цвета, таким же разноцветным был и зал, где на танцевальном пятачке теснились пары.

И снова бар. Хозяин заведения, некто Зиффер, молодой блондин, подошел к комиссару и инспектору.

– Что желают господа?

Мегрэ сунул ему под нос полицейский значок.

– Простите, господин комиссар, не узнал: здесь так темно…

Бар, который нельзя было назвать просторным, освещался только медленно вращающимся под потолком шаром, составленным из маленьких зеркал.

– Вы знаете господина Шарля?

Блондин Зиффер нахмурился, как человек, который старается что-то припомнить.

На помощь ему пришел бармен, очень толстый мужчина с чрезвычайно густыми бровями.

– Он всегда заходил в бар.

– Когда вы видели его в последний раз?

– Несколько недель назад.

– Вы его видели восемнадцатого февраля?

– Что это был за день, восемнадцатое февраля?

– Вторник.

– Это мне ничего не говорит. Последнее, что я помню, – я видел его в баре с Зоэ.

– Она ушла вместе с ним?

– Это запрещено, господин комиссар, – вмешался в разговор хозяин.

– Знаю, знаю… Она ушла с ним?

– Нет. Но он что-то записывал в блокнотике. Наверное, адрес, который ему дала Зоэ.

– Эта Зоэ здесь?

– Сейчас она танцует. Платиновая блондинка с красивой грудью.

– Я вам ее приведу, – засуетился Зиффер. А Мегрэ, утирая пот со лба, сказал бармену:

– Пива у вас, конечно, нет…

Светло-голубые глаза делали Зоэ похожей на наивную и невинную девицу. Она хлопала ресницами, с любопытством рассматривая незнакомого ей мужчину, а патрон в это время шептал ей:

– Это знаменитый комиссар Мегрэ, и ты можешь ничего от него не скрывать.

– Я не хотел усложнять себе жизнь отношениями с постоянными любовницами.

Дома, когда Мегрэ стал раздеваться, г-жа Мегрэ, которая была уже в постели, ласково поинтересовалась.

– Хорошо повеселился?

– Кое-что я, кажется, обнаружил. Время покажет, даст это что-нибудь или нет.

– Не очень устал?

– Не очень. Разбуди меня как обычно.

Заснул Мегрэ не сразу, поскольку был немного перевозбужден. В голове у него все еще стоял шум и гомон ночных ресторанов.

Тем не менее в девять утра он уже был у себя в кабинете, и первым, кого он увидел в инспекторской, оказался Жанвье.

– Зайди.

Солнце светило чуть жарче, чем накануне, и так как голова у Мегрэ побаливала, он решил открыть окно.

– Как прошла ночь?

– Спокойно. Был, правда, один странный случай.

– Рассказывай.

– Машину я поставил метрах в пятидесяти от дома. Сидел за рулем, не спуская глаз с двести седьмого «а». В самом начале двенадцатого дверь дома отворилась, и я увидел выходящую женщину.

– Мадам Сабен-Левек?

– Да. Держалась она напряженно, как будто ей стоило усилий идти не шатаясь. Я дал ей немного отойти и завел мотор. Далеко она не ушла. Метров на двести, не больше. Вошла в кабину телефона-автомата.

Мегрэ сдвинул брови.

– Кинула первую монету, но автомат, кажется, не сработал, потому что она сразу же повесила трубку. Вторую монету автомат тоже съел. Соединиться она сумела только с третьего раза. Говорила долго, так как ей еще два раза пришлось опускать монеты.