Текст книги "Роман"

Автор книги: Жанна Свет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Жанна Свет
РОМАН

Лето в этом году выдалось какое-то, совершенно сумасшедшее – безумно жаркое, знойное даже, душное, липкое.

Все ждали его, с отчаянием и надеждой, в темноте и холоде изнурительно длинной зимы, всем хотелось тепла, солнечного света, зелени и запахов – моря, цветов, шашлычного дыма, укропа на огороде, хрустящего огурца в салате.

Зима все длилась и длилась, заметала жизнь вьюгой, сковывала чувства и мысли стужей, дула пронизывающими ветрами, не имевшими определенного направления, а одинаково несшими в лицо колючую снежную крупу – даже при смене движения на противоположное.

Но все когда-нибудь проходит, прошла, кончилась убийственная зима, и после сопливой, слезливой весны, каждый год приносящей разруху и грязь, пришло это дикое и странное лето: солнце уже с восьми часов утра жгло и пылало, болезненно-белое в выгоревшем, тоже белесом, небе; стекла распахнутых окон, казалось, плавились и стекали по раскаленным стенам домов, слепя глаза, делая зной еще нестерпимее, мягкий асфальт прожигал ноги сквозь любые подметки, а разогретые, потные, липкие тела в транспорте могли сделать убийцей самого кроткого святого, вегетарианца и всепрощенца.

Страшное было лето. Без дождей, без запахов. На корню высыхала трава, листья на деревьях скукоживались, сворачивались в трубочки и висели на поникших ветках жалкими тряпочками.

О шашлыках и не помышлял никто: вид огня в мангале мог довести до нервного срыва, а охладить вино до нужной в эту жару температуры было не под силу ни одному холодильнику, во всяком случае, с водой холодильники не справлялись, утолить жажду не удавалось.

И вот в эту жару нужно было работать, сидеть перед компьютером, писать, исправлять и думать – вот что самое ужасное! Думать в эту жару не получалось ни за что.

Два вентилятора надрывались день и ночь, обдувая разгоряченную голову с мокрыми, как после купания, а на самом деле, – от пота, – волосами, не принося никакого облегчения, но лишь отвлекая и раздражая своим неумолчным жужжанием.

И ведь еще нужно было что-то есть и пить, нужно было стирать одежду, которую, по этакой жаре, приходилось часто менять, мытье посуды доводило до исступления, и она чудом не перебила в это лето все свои тарелки, удерживаемая от такого опрометчивого шага лишь сознанием, что все равно придется покупать новые, так чего уж…

Роман не вытанцовывался, вся работа застряла на семнадцатой странице, дальше воображение забастовало, а изнывающее тело хотело одного: в прохладную воду, хотя бы в ванну.

Как следствие недовольства собой, раздражения, телесных мучений, пришла бессонница, что сделало душные и потные ночи еще муторнее, муки совести невыносимыми, характер, и так не слишком ангельский, испортился окончательно. Казалось, что все идет к суициду, другого выхода просто не видело ее распаленное и измученное воображение.

После одной, особенно мучительной ночи, когда она, проворочавшись в клубке сбитых влажных простыней, выползла со стоном на балкон, и смотрела воспаленными глазами на пробуждающийся – тоже со стоном – не отдохнувший за ночь город, пришло спасение.

Полюбовавшись багрово-огненным маревом на востоке и послушав огорченное чириканье просыпающихся птиц, она вернулась в квартиру, напустила ванну воды из холодного крана – то обстоятельство, что вода вытекала именно из этого крана, не делало ее холодной, ни в коей мере – и вползла в нее, испытывая блаженство (уже хотя бы от того, что вода смыла пот и тело перестало быть липким), тут же засыпая с риском утонуть в этой ванне – а какую еще смерть, как не такую глупую и пошлую, могло приготовить интеллигентному человеку это оголтелое лето?! И тут зазвонил телефон, слишком громко, слишком нахраписто, просто въедался, вгрызался в утомленный мозг его пронзительный звонок – она со стоном опять выползла из блаженства в ад, взяла трубку и вернулась в свою купель.

– Алло!

Голос ее был слаб, истомлен и вызвал правильную реакцию на другом конце провода: звонящий стал разговаривать извиняющимся тоном, но все равно категорично.

– Алка, это ты?

– Нет, мой труп. Чего тебе от меня нужно в такую рань?

Звонил ее муж, он уже две недели был в отпуске, который проводил у родителей, в южном городке, куда он увез и обоих детей под девизом «не мешать маме строить себе нерукотворный памятник».

Как ни удивительно, но на юге вовсе не было такой жары, как здесь, и они там прекрасно отдыхали, наслаждались всеми прелестями отпускной и каникулярной южной жизни, где, как она поняла из его предыдущих звонков, имели место и шашлыки, и холодное винцо, и огурчики с укропом. Муж очень переживал, что она осталась мучиться, а он сибаритствует, поэтому при каждом телефонном разговоре голос его звучал виновато, деловые нотки прорезались впервые, что вызвало у нее слабое удивление – на более сильные реакции она была просто не способна, так ее измучили эти две недели жары.

– Алка, тут такое дело… Мне предложили подхалтурить, а предки в санаторий намылились – отцу путевку дали, мама – сопровождающей. Так что, приезжай, поживи тут… от жары отдохнешь, да и ребята по тебе скучают уже.

– Ага, есть у них время по мне скучать, так я и поверила! Что за халтура? У тебя ведь отпуск, тебе отдохнуть тоже нужно…

– Да ты понимаешь, наше управление и предлагает. Они отзовут меня из отпуска, я потом догуляю. Когда роман допишешь, возьму эти дни и куда-нибудь вместе смотаемся. Деньги очень уж хорошие предлагают! Давай, а?

Она задумалась. В принципе, глупо было сидеть и мучиться здесь, в этой жаре, где работа все равно стояла. Там она придет в себя, глядишь, и дело сдвинется с мертвой точки… Но вот билеты…

– Думаешь, я смогу билет достать?

– С билетом, как раз, проблем не будет. Ты позвони в управление Матвею Семенычу: есть договоренность, что твой билет – их проблема, я сразу это условие поставил.

– Ну, хорошо, когда ты должен ехать?

– А вот, как ты приедешь, так я сразу же и свалю, так что поспеши.

Следом за этим трубка захрипела, завыла, в ней что-то щелкнуло, и раздались гудки зуммера.

Странным образом, этот разговор взбодрил ее, она вылезла из ванны, и уже через час с небольшим вышла из подъезда, направляясь в кассу за билетом.

Потом, когда все кончилось, и жизнь пришла в норму, она не раз сама себе задавала вопрос, как получилось, что ее невероятная интуиция дала в тот день сбой и не велела ей отказаться от этой поездки. Вероятно переутомление и жара сбили ее здоровые настройки, лишь встряска, пережитая в последующие дни, сумела вернуть их к нормальному уровню – так решила она.

Как бы то ни было, но тревоги она не испытала ни отправляясь за билетом, ни покупая городские лакомства и деликатесы для детей и родни, ни собирая вещи, ни даже в самолете, хотя летать не любила и предпочитала ездить в поездах.

Мало того, выйдя из самолета и увидя в толпе встречающих загорелые лица своего семейства, она испытала радость и облегчение и мысленно поблагодарила управление, волею которого она в один день оказалась в нужном месте в нужное время.

Даже при этих мыслях ее интуиция не проснулась, продолжала сладко спать, а может быть, и вовсе померла, убитая жарой, а ведь могла бы проснуться, хотя бы из чувства противоречия, и тогда все сложилось бы совершенно иначе.

Свекры уже, оказывается, уехали, муж только и ждал ее приезда, вещи у него были собраны и упакованы, в середине ночи за ним должна была прийти машина, чтобы отвезти его в аэропорт.

Они ждали ее прихода в беседке. Дети были уложены, видели десятый сон. Было тихо, воздух был заполнен ароматами летней южной ночи: пахло морем, цветами, сырой землей, а главное – было прохладно. Алла вдыхала свежий воздух и не могла надышаться. Она ощущала такую безмятежность, такой покой, что почти не слушала мужа, который перед отъездом хотел ввести ее в курс дела.

– Ты, главное, отдыхай. Работать тебе не придется – за домом следят. И уборку сделают, и садом-огородом есть кому заниматься. Да, имей в виду, что Никиту, адъютанта, отправили в отпуск, пока отец лечится, а он отвечал за охрану усадьбы. Должен приехать другой человек на это время, он здесь еще до Виктора был. Помнишь Виктора?

– Это тот, что в академию поступил?

– Ага, точно, он. Заместитель уже должен был приехать, но он опаздывает – какие-то бюрократические заморочки, в общем, я не в курсе. Должен в ближайшие дни появиться, а пока из города будут присылать милицейский наряд, так что не пугайся, если у ворот ментов увидишь. Эти зверюги тоже тебя никому в обиду не дадут, – муж кивнул на двух здоровенный овчарок, лежавших по обе стороны входа в беседку. Алла уже познакомилась с ними днем, была ими вежливо обнюхана, но отношения у них пока не определились.

Она машинально кивала головой, но мысли ее были далеко, вернее, их не было совсем – все ее существо, казалось, растворилось в запахах, лунном свете, шелесте листвы и чуть слышном дыхании моря.

Послышался рокот мотора и муж, поцеловав ее, укатил в аэропорт, оставив в полное ее распоряжение и эту ночь, и эту прохладу, сонную тишину и покой. Она посидела еще немного, глядя на Луну, но усталость заставила ее уйти спать.

Слегка ошеломленная быстротой перемены участи, она несколько дней приходила в себя, отсыпалась в ночной прохладе, упивалась холодной водой из артезианской скважины, морскими купаниями, а затем, обретя утерянную бодрость, наладила распорядок дня – свой и детей – с тем, чтобы получить от отдыха как можно больше.

Просыпались они на рассвете и шли в сопровождении псов по прохладному влажноватому песку к морю, которое было всего метрах в ста от усадьбы – светилось там жемчужным серовато-голубым светом, в котором все сильнее звучала розовая нота от выбирающегося из-за горизонта на волю солнца.

Вода была неподвижна, тишина стояла над пляжем, пустым и казавшимся от этого бескрайним, только они трое нарушали его утренний покой: делали зарядку, потом купались в прозрачной, не взбаламученной воде, а потом, окончательно проснувшиеся и освеженные бежали домой завтракать.

Свекор был важным человеком, генералом, но при этом инженером, крупным ученым, а потому смог выбрать исключительное место для своей дачи. Просторный добротный дом белого кирпича был обшит внутри деревом, хорошо держал тепло и прохладу, во всех комнатах стоял аромат смолы – обшивка была сделана из лиственничных досок, – был светлым и удобным. Стоял он на огромном участке, выходившем одной стороной в сторону шоссе, а другой – к морю.

Город был в каких-нибудь десяти минутах езды от поселка и был отгорожен от него скалистой грядой, в которой пробили туннель для шоссе, но которая надежно защищала поселковый пляж от толп курортников, почему он и был чистым и тихим.

На участке, обсаженном по периметру соснами, магнолиями и рододендронами так густо, что дома не было видно ни с шоссе, ни от пляжа, ни с соседних участков – даже крыша терялась в сплошной массе зелени и цветов – было все, что нужно для спокойной автономной жизни: своя артезианская скважина, богатый фруктовый сад, цветник, огород с теплицами и парниками, даже небольшой птичник, исправно снабжавший обитателей этого райского уголка свежими яйцами и мясом.

Кроме основного дома, имелись еще два небольших домика для гостей, устроенных таким образом, чтобы живущие в нем люди могли быть совершенно независимыми и отдыхали, не досаждая хозяевам и не чувствуя неловкости или стеснения.

Были на участке и летняя кухня, и площадка для шашлыков и застолий… В общем, приятно и спокойно можно было жить здесь, полноценно отдыхать и плодотворно работать. Алле даже пришло в голову, что может быть, оставить городскую жизнь, перебраться в такой же тихий уголок у моря, где можно было бы не тратить себя на ежедневную нервотрепку существования в мегаполисе.

Она понимала, что эта мысль ее совершенно бесплодна: дети были еще малы, учились в школе, а такой школы, какая была у них, здесь, конечно, не найти. Вот когда станут студентами, можно будет подумать на тему переезда всерьез: оставить им городскую квартиру – благо они очень дружили между собой и ужились бы в ней – а самим уехать сюда и здесь, в этой тишине, аромате и мерном шуме моря, придающем всей жизни четкий ритм, писать – умно и честно – замечательные книги, какие никогда не смогут родиться в деструктивном шуме и реве большого города.

Поначалу ее испугали размеры сада и огорода: она не представляла, как ей справиться с уходом за всем этим огромным хозяйством, но страхи ее оказались напрасными – все было предусмотрено самым наилучшим образом.

Трижды в неделю приходила женщина средних лет, чтобы сделать уборку в доме, постирать и погладить белье и одежду, а по понедельникам и четвергам являлась целая бригада садовников – убирала в саду, подрезала, полола, снимала созревшие фрукты и овощи, корзины с которыми оставляла возле летней кухни, так что Алла с детьми объедались свежими плодами. Она проявляла чудеса кулинарной изобретательности, но всего было так много, что, воленс-ноленс, пришлось заняться варкой варений и джемов, маринованием и солением. Работала она так рьяно, что очень скоро в кладовой исчерпался запас пустых банок, и пришлось ехать в город на приемный пункт стеклянной посуды – покупать недостающую тару.

В лодочном сарае были найдены удочки, в результате чего они стали подниматься еще раньше, чтобы застать утренний клев, рацион их пополнился свежекопченой рыбой – коптильня тоже наличествовала в хозяйстве, и освоили они ее быстро.

В общем, совершенно неожиданно для себя, она получила такой отдых, о котором можно было лишь мечтать.

Так, в трудах и отдыхе прошли неполных две недели.

В пятницу, возвращаясь с утреннего купания, они обнаружили, что во дворе кто-то сидит на подвесной скамейке.

Собаки заворчали и кинулись к сидящему человеку. Подойдя ближе, Алла с детьми увидели, что это девушка лет двадцати или около того. Собаки обнюхивали ее, порыкивая, но девица не выказывала страха или беспокойства. – сидела с ногами на скамейке и курила, задумчиво глядя на всех и не спеша поздороваться и объяснить свое появление. Рядом со скамейкой стояла большая дорожная сумка.

– Здравствуйте, – сказала Алла, – позвольте узнать, кто вы и чем мы обязаны.

– Привет, – последовал ответ, – я Зойка.

– И?

– Я к дяде Родиону и тете Лиде на лето приехала ( так звали свекра и свекровь Аллы)

– Меня никто не предупредил о вашем приезде.

– Серьезно? Во, блин, забыли, наверное! Я тетилидиной племянницы дочка, я каждый год почти здесь бываю.

Алла удивилась. Она была замужем уже двенадцать лет, время от времени тоже бывала в гостях у родителей мужа, но никогда не встречала ни племянницу свекрови, ни, тем более, эту ее дочку.

– Я даже не знала, что у Лидии Ивановны есть племянница, – сказала она, – никогда о вашей маме не слыхала и не встречала ее здесь.

– А! Они были в ссоре много лет, а теперь, уже года четыре, помирились. Вы же, вроде, за границей жили в это время – вот и не встречались с нами.

Осведомленность девицы удивила Аллу, но и успокоила: они, действительно, жили в одной европейской стране, где муж работал по контракту, было ясно, что чужой человек не может знать таких подробностей о ее жизни.

– Ну, хорошо, Зоя, пойдемте в дом. Вы, наверное, голодная с дороги, да и нам завтракать пора.

– Ой, чего это вы мне «выкаете», я это не люблю. Говорите мне «ты», я ведь младше вас. Я ужасно есть хочу! И душ принять, можно?

– Разумеется, можно. Ты хочешь в большом доме ночевать или в гостевом домике устроишься?

– А можно в гостевом?

– Как захочешь, выбор твой.

– Клево! Тогда я вот в этом устроюсь, – и она пошла к домику, до крыши заросшему плетистыми розами, белыми, розовыми и красными, которые превратили его в корзинку с цветами и благоухали на весь участок.

– Как устроишься, приходи к летней кухне – мы там едим, чтобы в доме не пачкать, да и вкуснее на свежем воздухе.

– Ага, хорошо.

Алла смотрела ей вслед, и что-то ей не нравилось, она сама не понимала что.

Девушка была маленькой и щуплой, выглядела недокормленной и даже слегка рахитичной – во всяком случае, именно такое впечатление оставляли кривоватые тонкие ноги, узкая грудь, почти не заметная под джинсовой курточкой, сероватая, неважного качества, кожа и такие же сероватые, жидкие волосы. Вообще, она производила впечатление ребенка из среды крепко пьющих простолюдинов: печать пьянства многих поколений лежала на ней.

Алла живо представила себе ее родителей – малорослый хилый отец, и такая же щуплая и невысокая, рано состарившаяся мать, оба с такими же, как у дочери, серыми жидкими волосами, плохой кожей и зубами, с грубыми, слишком большими руками и ногами.

Не вязалась эта девчонки с образом Лидии Ивановны – красивой и образованной дамы. Алле было известно, что Лидия Ивановна была совсем молоденькой, когда вышла замуж за будущего генерала, а тогда – просто выпускника физтеха. Были они очень дружны, помогали друг другу, результатом чего стали ее кандидатская степень и его докторская… Нет, странно было, что у свекрови такая родственница!

Но думать на эту тему было некогда: нужно было принять душ, накормить всех завтраком, и Алла отбросила тревожные мысли прочь.

После завтрака она забралась с вязанием в самую гущу рододендронов, в восхитительную тень, где уже давно устроила себе лежбище для отдыха в одиночестве. Вязание очень помогало думать, а подумать было о чем.

Один из псов лежал рядом с нею в густой траве и, казалось, крепко спал.

Звали его Рексом. С первого же дня после приезда Аллы он взял над ней шефство: весь день ходил за ней бесшумной тенью, скалил зубы на всякого, подозревавшегося в нечестивых намерениях по ее поводу, ночью спал под дверью ее комнаты и будил утром лучше всякого будильника – просто открывал дверь, нажав лапой на ручку, и тыкался носом в лицо спящей женщины.

Второй пес – Ральф – был помоложе и опекал детей. Целыми днями он носился с ними, участвовал во всех их затеях – даже забирался по лестнице в дом, который отец построил им на старой огромной груше и в котором дети проводили немало времени. Спал он, беря пример со старшего товарища, под дверью детской.

Но не успела Алла связать и двух рядов, как пес заворчал и поднял голову. Послышались шаги, и к ней подошел Николай – приехавший лишь вчера вечером долгожданный заместитель адъютанта Никиты.

Почему– то собаки его невзлюбили и принимать за своего отказались. Вот и сейчас Рекс с подозрением смотрел на подошедшего и не прекращал тихонечко рычать.

Было видно, что Николаю не по себе. Он извинился за беспокойство, косясь на скалившего зубы пса, но взял себя в руки и спросил:

– Алла Сергеевна, разрешите спросить, что это за девушка появилась в доме?

– Говорит, что родственница Лидии Ивановны.

– Да? Вы очень удивитесь, если я вам скажу, что у Лидии Ивановны родственников нет вообще?

– Как это?

– Вот так. Отец ее был из репрессированных, его семью уничтожили в сороковые годы, а мать была вывезена в блокаду из Питера уже после смерти всей ее родни.

Кто же эта девица?

– Николай, вы меня озадачили! Мне и самой показалось странным, что Родион

Михайлович меня не предупредил, да и не подходит она Лидии Ивановне!

– Ну, подходит – не подходит, – это не нам судить, родню не выбирают, но это лишь в том случае, если родня существует, а если ее нет, то и выбирать не из чего.

Вы паспорт у нее спросили?

– Нет, – виновато сказала Алла, – она меня застала врасплох, в голову не пришло.

– Ясно, ладно, я сейчас сам с нею побеседую.

– А она скажет, что у вас нет права документы проверять…

– Есть у меня право – я начальник охраны этого объекта, а она незаконно вторглась… Я понять не могу, как ей это удалось! По всему периметру камеры слежения и люди…

Тут он спохватился, что болтнул лишку, осекся, неловко помолчал, а затем неуверенно произнес:

– Только я вас прошу, пожалуйста, не обсуждайте ни с кем-то, что я вам сейчас сказал, хорошо? У вас допуска нет, вы не должны быть в курсе. Для всех я – адъютант, а Анатолий – шофер, договорились?

– Хорошо, мне это не трудно. Но она утверждает, что бывала здесь и раньше – в прошлом году, например.

– Я в прошлом году здесь уже не служил. А при мне ее ни разу не было. Вот ведь незадача! Может быть, уборщицу спросим?

– Ее сегодня не будет. Она звонила, просила отгул на сегодня. Я ей разрешила – не так уж у нас и грязно: мы весь день в саду, в дом только ночевать заходим.

– Все одно к одному! Шофер – Анатолий – тоже новенький, прибыл вместе со мной: его предшественник отслужил и демобилизовался. Получается, нам и спросить некого об этой девице. А вы сюда не каждый год приезжаете?

Ответить Алла не успела, потому что на нее налетели Юлька и Лешка и запросились в город – в кино и гости. Вместе с ними примчался и Ральф – веселый, возбужденный, язык наружу. Он увидел Николая, и его веселье тут же улетучилось, а улыбку сменил оскал, сквозь который стало цедиться рычание.

Алла в который раз удивилась этой собачьей антипатии: ведь собаки знали Николая и не должны были так на него реагировать. Чем-то он их обидел, и они не хотели забыть и простить эту обиду.

Она приказала собакам успокоиться и лечь, что они и выполнили с недовольными мордами.

– Мама, мама, в городе американский фильм показывают, фантастический, про космос, мы хотим посмотреть! И Петька с Машкой нас в гости зовут! Мам, отпусти нас, мамулечка!

– Подождите, подождите! Кто это – Петька и Машка?

– Это младшие дети Анны, уборщицы, – ответил за ребят Николай, – до вашего приезда она их иногда приводила сюда, ваши с ними дружат.

Алла вопросительно посмотрела на него. Он понял ее взгляд и сказал:

– Весь персонал проверен-перепроверен, хорошая семья, хорошие дети, ваши уже бывали у них.

– Мы с ними на аттракционы пойдем, а потом к ним домой – мальчишки модель катера клюют, а мы с Машкой картину вместе рисуем, – умильным голоском докладывала Юлька.

– Если это ваши друзья, то почему вы две недели почти о них не вспоминали?

– Они к бабушке с дедушкой на хутор уезжали, а вчера вернулись, тетя Аня сказала, чтобы мы приходили.

– Ох, ребята, не даете вы маме отдохнуть, – со вздохом сказала она, собираясь встать, но тут в разговор встрял подошедший шофер – Толик:

– Алла Сергеевна, давайте я с ребятами съезжу. Я тоже хочу этот фильм посмотреть. Я их потом отвезу в гости, а вечером, когда скажете, съезжу за ними.

– Толик, мне неловко вас обременять…

– Да какое там, «обременять»! Фильм дефицитный! Когда еще его показывать будут! А вы отдохните, а то вон, сколько работы у вас все время!

– Ну, хорошо, уговорили, спасибо вам. Так, вы двое – в душ и переодеться, и возьмите денег в моей сумочке.

– А нам денег не надо, – с важным видом сказал Лешка, – мы богатые и независимые!

– Ишь, ты, богатые! Когда это вы успели разбогатеть?

– Дед с бабушкой, когда уезжали денег нам дали, и папа тоже добавил. Мам, а мороженое можно?

– Можно. Толика тоже угостите.

– Обязательно, могла бы и не говорить.

– На аттракционы у вас денег хватит? И на какой сеанс вы едете?

– В одиннадцать пятьдесят, мам, мы пошли собираться, хорошо? Можно мы Машке и Петьке отнесем конфет, которые ты привезла?

– Конечно, наберите там всякого вкусного, чего захотите – неловко в чужой дом с пустыми руками заявляться. И не шалите, тете Ане не докучайте, она и так устает в будни, дайте человеку отдохнуть.

– Хорошо!

Гуляки уже совсем, было, собрались бежать к дому, как из кустов ленивым шагом вышла Зойка и псы опять встрепенулись и зарычали. Пришлось успокаивать их еще раз. Алла подумала, что отдых перестает быть спокойным и безмятежным: ей совсем не улыбалось все лето заниматься дрессировкой раздраженных собак.

Зойка опять не отреагировала на собачье поведение, было видно при этом, что она совершенно искренне не боится.

Все умолкли и смотрели на нее, а она стояла и сосредоточенно стряхивала пепел с вечной сигареты.

– Зоя, пожалуйста не кури ни во дворе, ни в доме, – сказала ей Алла, – ты же знаешь, что хозяева не разрешают здесь курить.

– Да? – удивилась девушка, – впервые слышу.

Но сигарету она погасила и бросила в траву.

– Нет, и окурки не разбрасывай, не сори. Садовникам и так хватает работы, не нужно им ее утяжелять.

Зойка недобро сверкнула глазами, но окурок подобрала и положила в карман курточки, которую она так и не сняла, несмотря на жару.

– Кто-то в город собирается? – спросила она небрежно.

– Да, дети едут в гости.

– И в кино, я слыхала.

– Да.

– Я тоже хочу в кино. Возьмете меня с собой?

Ребята недовольно молчали, Зойка смотрела на них и тоже молчала. Потом она сказала:

– Можете в кино сесть отдельно, мне, собственно, доехать до города только нужно, я не собираюсь вам мешать.

Алла посмотрела на Николая, но тот успокаивающе покивал ей головой и сказал, что хочет побеседовать с Зойкой, а потому, не отложит ли она эту поездку.

Зойка и глазом не моргнула:

– Ну, побеседуем потом, куда я денусь? Вот же, сказал человек, что фильм дефицитный, что же я его пропустить должна из-за ваших разговоров? И о чем вы собираетесь со мной разговаривать, интересно, что нельзя это на после кино отложить?

– Ладно, езжайте, действительно, поговорим потом, – решил Николай, и дети с визгом помчались к дому, Ральф с лаем понесся за ними, а взрослые медленно пошли следом, причем Рекс шел у правой ноги Аллы, явно охраняя ее от гипотетических врагов.

Проводив детей, Алла взяла свой ноутбук, решив поработать на воздухе. Она расположилась в беседке в компании обоих псов и стала перечитывать готовый материал.

На удивление, работалось очень легко, и она не только отредактировала те семнадцать страниц, что уже были написаны, но проработала целую главу и начала ее писать. Время летело незаметно, она даже не знала, который час, когда от дома прибежал Николай и не прокричал:

– Алла Сергеевна, штормовое предупреждение, сейчас по радио объявили.

– Нужно детей домой вернуть, сколько времени есть в запасе?

– Обещали часа два, но, думаю, что меньше.

– Я сейчас позвоню туда, чтобы Толик срочно вез их домой. А вы позвоните ему в машину.

– Невозможно, радиосвязи нет. И телефон тоже не работает. Я сам туда съезжу – у нас тут мотоцикл есть.

– Я с вами!

– Что вы, зачем?! Вы лучше тут подготовьтесь к непогоде – ведь на несколько дней задуть может.

Он быстро ушел, и через пару минут стал слышен треск мотоцикла.

Алла отнесла свои вещи в дом и пошла в летнюю кухню, чтобы забрать из нее продукты. Она полностью освободила и выключила холодильник, перетащила корзины с фруктами и овощами, опустила ставни, которыми закрывали помещение на зиму – окон и дверей в нем не было, оно, по сути дела, было открытой верандой.

Пока она раскладывала все принесенное по местам в кухне большого дома, снаружи стемнело, и в окна забили дождевые струи.

Снаружи бушевала буря, а в доме было тепло и тихо: окна она успела задраить раньше. Спустившись в подвал, она разожгла огонь в водогрее, чтобы все промокшие и озябшие могли бы принять горячую ванну, а сама занялась ужином.

Вдруг обе собаки залаяли и помчались в холл.

Входная дверь с треском распахнулась, и в дом ввалились дети, Зойка и Николай с Толиком, которые несли какого-то человека, бывшего, явно, без сознания. Зойка поддерживала другого, который шел сам, но, хромал и одной рукой придерживал на весу другую, лицо у него было окровавлено, одежда, мокрая и грязная, кое-где была порвана.

Появление этой группы было встречено яростным лаем и рычанием обоих псов. Они хрипели и скалились на идущего раненого, что заставило его побледнеть еще сильнее, он пошатнулся и чуть не упал. Зойка подхватила его и помогла сесть в кожаное кресло.

Алла остолбенела, увидев эту картину.

– Что случилось? – только и смогла промолвить она.

– Мы их на шоссе у въезда к нам нашли. Ехали на мотоцикле, ветром их сбило на полном ходу. Алла Сергеевна, их нужно переодеть, и покрывало какое-нибудь дайте, чтобы обивку на диване не испачкать.

Когда пострадавшие были переодеты, умыты, перевязаны и уложены в мансарде, Алла вызвала Николая в кухню и шепотом, чтобы не услыхали остальные, сказала:

– Николай, их нужно в больницу!

– Это невозможно, в городе нет электричества, генератор в больнице испорчен…

Тут в кухню ворвались дети и хором закричали:

– Мам, представляешь, у Машки аппендицит! Ей только успели операцию сделать и шов зашить, свет погас!

– Вы откуда знаете?

– Мы в больнице были. Темнотища, генератор не работает, нянечки стали свечки зажигать!

– Ага, а тут приезжают дядя Коля с Толиком и Зойка с ними…

– Толик, где же вы были, почему домой не вернулись?

– Да мы с Зоей погулять пошли. Договорились, что приеду за ребятами в шесть. Звонил вам, звонил – не ответил никто, ну, я поехал за ними, а их нету, в больнице у подружки, говорят, мы туда, а потом и Николай приехал…

– Мам, какой шторм ужасный! Мы еле проехали – волны почти до шоссе доставали, сейчас уже, наверное, достают…

Юлька стала толкать брата, чтобы тот умолк и не выдавал матери лишнюю информацию, но Алла уже успела представить себе, что было бы, если бы волна достала до шоссе, и побледнела.

– Мамочка, успокойся, все ведь обошлось, все хорошо.

– Так значит, врач не сумеет проехать…Я подумала, что, может быть, съездить за врачом.

– Что вы, вот утром увидите – весь пляж будет под водой, а ведь шоссе за туннелем ближе к морю подходит, чем ваш участок.

– Что же с ними делать?

– Во-первых, нужно попробовать их напоить и накормить чем-нибудь горячим. Перевязал я их по всем правилам, сыворотку противостолбнячную вколол, болеутоляющее. Нужно еще снотворного им дать. А утром посмотрим, будем действовать по обстановке. Вкусно пахнет! Покормите нас?

Все собрались на кухне за большим обеденным столом. Псы лежали снаружи: в кухню им заходить запрещалось, а поели они раньше – Алла всегда кормила их до людей, чтобы собаки не завидовали.

Алла смотрела на своих невольных домочадцев и думала, как по-разному все едят, и как манера есть выдает характер человека.

Толик ел истово, как и полагается молодому человеку, солдату, которому надоела казенная кухня. У него, что называется, « за ушами трещало», а лицо выражало блаженство.

Николай ел со сдержанным аппетитом, быстро, но не жадно.

Зойка лениво ковырялась в тарелке и еле жевала, весь вид ее выражал скуку. Несколько раз она вынимала сигарету из кармана своей бессменной курточки, но, словно опомнившись, быстро взглядывала на Аллу и прятала обратно в карман.

Алла порадовалась, что дети приняли ванну до ужина. Они сидели в своих пижамках и халатах такие чистенькие и умилительные, такой румянец сиял на их загорелых мордахах, что у нее заныло сердце в странном предчувствии непонятно чего.