Текст книги "Сова - символ мудрости (СИ)"

Автор книги: Жанна Ивченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Металлическая дверь камеры закрылась за спиной Томмазо. Лязгнул замок, и тюремщик потопал по коридору. Камера с синими стенами, кое-как освещенная тускловатым дневным светом из небольшого окна, имела форму вытянутого прямоугольника. У входа слева располагались умывальник и унитаз, отгороженные белыми пластиковыми ширмами. По обе стороны окна стояли две койки. На одной лежал, закинув руки за голову, рослый африканец в джинсах и футболке с портретом Боба Марли. Появление Томмазо не слишком его заинтересовало: он даже не пошевелился, и, бросив нелюбопытный взгляд на нового сокамерника, вновь устремил взгляд в потолок.

   Томмазо медленно, точно пол камеры был скользким льдом, прошел к свободной койке и сел на нее. Он не знал, что ему делать, как себя вести. Что вообще делают люди, оказавшись в тюрьме? Он не знал. Тюрьма ассоциировалась с чем-то чужим, далеким и ужасным. В этой камере не было ничего ужасного, но в ней чувствовалось что-то безнадежно-тоскливое.

   Наконец он сообразил поздороваться с сокамерником. Тот равнодушно поздоровался в ответ. Похоже, от этого человека не стоит ожидать агрессии, хотя кто его знает. Мысли Томмазо путались, ощущение нереальности происходящего нарастало, точно он попал в какой-то сюрреалистический фильм. Внезапно он вспомнил, как пять часов назад мечтал увидеть солнце Рима. Сейчас в их квартире столовая залита солнечным светом, мать накрывает на стол, время от времени бросая взгляд в сторону прихожей. Мама его ждет и волнуется, почему он не отвечает на звонки. Мама его ждет, а он... Что с будет с ней, с отцом, с бабушкой, когда они узнают, что их единственный сын и любимый внук арестован в Амстердаме за перевозку наркотиков?

   При мысли о семье Томмазо сломался. Слезы потекли по его лицу, и ему было плевать, что сокамерник повернул голову и смотрит на него.

   – Ты здесь в первый раз? – сказал африканец скорее утвердительным, чем вопросительным тоном.

   Томмазо судорожно втянул воздух и кивнул.

   – А я в третий. Но в этот раз надолго. Случайно подрезал в клубе одного урода, а он взял и умер. А ты из-за наркоты, да?

   – Да, – кое-как справился со своими эмоциями Томмазо. – Но я тут ни при чем. Меня подставили. Это какой-то абсурд! Я ничего не понимаю.

   – Расскажи, как дело было, – предложил африканец, – покумекаем вместе.

   Томмазо заколебался на секунду, но понял, что сокамерник прав. Ему следует рассказать все, что случилось, хотя бы для того, чтобы справиться с хаосом мыслей и чувств, бушующих внутри.

   2

   Четыре дня тому назад Томмазо Веттини, девятнадцатилетний студент-искусствовед из Рима, сошел с трапа самолета в амстердамском аэропорту «Схипхол», обуреваемый двумя чувствами: легким самодовольством и не менее легкой грустью. С грустью все было просто: он должен был лететь вдвоем со своей девушкой, но в последний момент они поругались, и он полетел один. Самодовольство же, в принципе не свойственное Томмазо, проистекало из цели его визита.

   Студент смотрел на своих попутчиков чуть свысока, полагая, что эти пошляки направляются в Амстердам за травкой и приключениями в квартале красных фонарей. А вот он, утонченный эстет, будет любоваться старинными зданиями и работать в Стеделейкмюсеум – городском музее Амстердама, где находится коллекция работ «Арте повера» – группы итальянских художников 2-й половины 1960-х. Он был готов держать пари, что никто из его случайных попутчиков не слышал не только о такой группе, но и о самом Стеделейкмюсеум, и испытывал тайную гордость посвященного.

   Положа руку на сердце, визит в Стеделейкмюсеум не так уж обязателен – работ «Арте повера» хватало и в Риме. Но это будет смотреться круто: доклад по материалам поездки на семинаре, выступление с презентацией на студенческой конференции. К тому же ему давно хотелось побывать в Амстердаме. Лучше бы вдвоем, но Томмазо казалось, что в таком веселом и оживленном городе он останется в одиночестве только в том случае, если сам того захочет.

   Чисто внешне Амстердам не разочаровал Томмазо. До обеда он работал в музее, а потом бродил по улицам, впитывая город, такой своеобразный и так не похожий на его родной Рим. Он сделал кучу фотографий на айфон, катался на катере по каналам, посетил еще три музея, кроме городского, в том числе и музей Ван Гога. Город был прекрасен, но Томмазо так ни с кем и не познакомился. О нет, он не искал романтических приключений. Ему просто хотелось с кем-то потрепаться, обсудить впечатления, причем неважно с кем – с такими же туристами или с кем-то из местных. Однако, хотя языкового барьера не было – Томмазо хорошо говорил по-английски, а почти все голландцы знают этот язык, – все разговоры ограничились формальными и безэмоциональными диалогами с сотрудниками Стеделейкмюсеум. Оставалось постить фото в Instagram, обмениваться там комментариями с друзьями и раз в день общаться по телефону с родителями.

   И потому, когда незнакомец попросил разрешения сесть за его столик в кофе-шопе, Томмазо почти обрадовался: заскучал по живому общению.

   В кофе-шоп он попал случайно: проходил мимо и решил, что вечером накануне отъезда можно наконец поддаться любопытству и посмотреть, как устроены подобные заведения. Едва он вошел, сладковатый дым шибанул ему в нос, и Томмазо чихнул. В кафе царил приятный полумрак, но даже слабого красноватого света светодиодных светильников было достаточно, чтобы заметить: все столики, кроме одного, заняты. Томмазо взял меню и сел за этот столик. Пока он размышлял, съесть ли ему кексик с гашишем или ограничиться обычным кофе, откуда-то из клубов дыма возник этот тип – круглолицый, рослый, с розовой кожей и рыжеватыми волосами, лет двадцати восьми – тридцати на вид. Сначала он обратился к итальянцу «Руди!», как к старому знакомому, а когда Томмазо дал понять, что он ошибся, принялся извиняться.

   – Я принял вас за своего приятеля! Думаю, за его столом есть свободный стул как раз для меня. Но, быть может, вы позволите мне присесть рядом? Или вы кого-то ждете?

   – Нет, я никого не жду. Присаживайтесь.

   Томмазо снял со стула рюкзак, поставил возле себя на пол. Рыжий со скрипом развернул стул и уселся на него, как ковбой на коня.

   – И все же ваше лицо мне знакомо. Вы часто бываете здесь, правда?

   – Я впервые в Амстердаме, – пожал плечами Томмазо, – а сюда зашел случайно.

   – Здесь отличные джойнты, и недорого.

   – Я не курю. Вот думаю, не взять ли кексик с гашишем.

   – Хотите мой совет? – убежденно сказал рыжий. – Не берите. Или джойнт, или ничего.

   – Гм. Тогда я возьму кофе, а там видно будет,

   – А я выкурю косячок.

   Судя по тому, как уверенно рыжий заказал определенную смесь, а потом проворно скрутил джойнт, в кофе-шопе он был привычным гостем. Томмазо сперва разговорился с ним о кофе-шопах. Незнакомец, с наслаждением затягиваясь и выпуская клубы ароматного дыма, рассказал немного о заведении, в котором они находились, дескать, очень приличное и публика спокойная, и добавил, что отговорил его от кекса не потому, что он плох, а потому, что он влияет на каждого по-своему,

   – Одного вообще не вставляет, а другой на следующий день до обеда не сможет встать с кровати. Косячок в этом плане надежнее.

   – Ну нет, – помотал головой Томмазо, – у меня завтра самолет в 7 утра, мне проблем не надо.

   Разговаривая, он осматривался по сторонам. Среди публики в кофе-шопе, к его удивлению, были не только молодые люди, но и те, в чьих волосах виднелась обильная седина. За соседним столиком и вовсе сидела парочка явных пенсионеров лет семидесяти пяти, не меньше, курила и заливисто хохотала.

   – Сюда приходят самые разные люди. Многие ради этого и приезжают в Амстердам, – заметил рыжий, уловив взгляд Томмазо.

   – Не знаю, – горделиво вскинул голову итальянец. – Амстердам настолько красив, что приезжать в него ради косяка – значит обворовывать себя. Лично я приехал сюда работать в музее.

   – Ух ты, круто! – восхитился незнакомец. – Ты искусствовед?

   До получения бакалаврского диплома искусствоведа Томмазо оставалось еще два с лишним года, но он не смог удержаться от соблазна прихвастнуть перед этим человеком.

   – Да! Меня пригласили в Амстердам из Рима... на консультацию.

   Незнакомец выразил такую заинтересованность, что Томмазо минут десять ему пускал пыль в глаза, рассказывая о мнимых и подлинных достижениях. Пока он рассказывал, его душевное состояние незаметно изменилось: Томмазо охватила какая-то приятная расслабленность и тяга к откровенности. То ли он слишком давно ни с кем не разговаривал по душам, то ли дымок, витавший вокруг, подействовал на сознание. Когда рыжий спросил его , почему он приехал в Амстердам один, Томмазо поведал ему в мельчайших подробностях историю своей ссоры с Аннунциатой.

   – ...И вот так получилось, что я прилетел сюда один, – закончил свою историю Томмазо. – Я уже три дня не звоню ей и не пишу.

   – Бро, – рыжий картинно прижал руку к груди, – послушай меня: помирись с ней. Иначе будешь страдать и мучиться, как я. Думаешь, зачем я сюда пришел? Ради этого? – он указал глазами на дымящуюся самокрутку. – Я хочу забыться – и не могу.

   Как любой итальянец, Томмазо был весьма неравнодушен к любовным историям. Честно говоря, эти истории в силу возраста интересовали его куда больше, чем картины и музеи. Рыжий несколькими искусно брошенными намеками так раззадорил его любопытство, что Томмазо согласился выкурить слабенький косячок «за компанию», пока тот будет рассказывать о своей любовной драме.

   – Когда я услышал, что ты из Рима, то подумал – это знак. Я был в Риме много раз...

   – Ты был в Риме? – перебил его Томмазо.

   – Великий город! Обожаю вашу культуру. А знаешь, благодаря кому я в нее влюбился? Благодаря Джованне! Она работала гидом, вела экскурсию, и когда я впервые ее увидел, то сразу понял – это она! Она одна на миллион! Смотри – это мы у нее дома.

   Рыжий протянул Томмазо свой смартфон, не выпуская, однако, его из рук. На фото рядом с рыжим на фоне безликой белой стены улыбалась смуглая черноволосая красавица.

   – Хороша, правда?

   – Красотка!

   – Мы должны были пожениться, но я сам все испортил. Месяц назад я хотел сделать ей сюрприз и прилетел в Рим без предупреждения. Заехал к ней в офис, там сказали, что она вышла пообедать в кафе рядом. Я пошел в кафе, и что я увидел? Она была с каким-то парнем! Они сидели, держась за руки, и смотрели друг другу в глаза. Я приревновал, ты меня понимаешь?

   – Конечно!

   – Я не смог совладать с собой и устроил скандал! Я обозвал ее, а она оказалась ни в чем не виновата!

   – Почему? – засмеялся Томмазо. Ему внезапно стало весело, хотя рыжий говорил вполне серьезно.

   – Потому что это был ее сводный брат! Он живет в США, и прилетел на похороны их бабушки. Джованна – очень гордая. Она не простила мне публичного унижения, хотя я на коленях просил прощения. Бесполезно. Она заблокировала меня в соцсетях, не отвечала на звонки, сказала, что я для нее умер. Я был в шоке. Я даже думал покончить с собой...

   Рыжий шморгнул носом и склонил голову. Томмазо вдруг стало его жалко, и он принялся утешать человека, которого видел первый раз в жизни, словно тот был его лучшим другом.

   – Завтра у нее день рождения! – заявил рыжий. – Как ты думаешь, если бы я пришел к ней в этот день, у меня был бы шанс?

   – Не знаю, – развел руками Томмазо.

   – Как бы я хотел вручить ей подарок! Она коллекционирует сов. Совы – символ мудрости. Я уже давно купил ей очень классную игрушечную сову – такой у нее нет. Я знаю, она ей понравится, но от меня подарок она не примет. Если бы посторонний человек принес ее Джованне, тогда был бы шанс...

   Рыжий вопросительно взглянул в глаза Томмазо, но тот не понял намек.

   – Ты сказал, что завтра возвращаешься в Рим? Помоги мне, бро! Если ты завтра передашь подарок Джованне и она его примет, у меня появится надежда. Если бы ты знал, как я ее люблю!

   Хотя голова Томмазо уже отяжелела от травки, все же он сохранил достаточно здравого смысла, чтобы представить все затруднения, которые повлечет за собой его согласие. Колесить по Риму, искать какую-то Джованну, девушку, судя по всему, со строптивым характером...

   – Понимаешь, – стал отбрыкиваться Томмазо, – завтра я целый день буду занят. Как прилечу в Рим – так и буду занят... у меня не будет времени искать Джованну... Мне очень жаль...

   – Слушай, а если подарок отвезет Джованне другой человек? У меня есть знакомый голландец в Риме, Фред. Он подъедет в аэропорт и заберет у тебя сову. Все, что от тебя потребуется – отдать ему подарок.

   – Ну, я не знаю...

   – Чувак, это минутное дело! Понимаешь – я на грани. Если ты мне не поможешь, то я не знаю, что со мной будет. Ну фигня же вопрос: положить в рюкзак мягкую игрушку.

   – Ладно, – махнул рукой Томмазо.

   Рыжий тут же позвонил Фреду, но о чем они говорили, он не понимал – разговор велся на голландском. Только раз рыжий перешел на английский – когда спросил у Томмазо его номер.

   – Договорились, – нажал на отбой рыжий и спрятал смартфон в карман. – Ты каким рейсом летишь? EasyJet в 7.15? В 9.35 самолет приземлится в Риме, Фред тебе позвонит, вы встретитесь в аэропорту, ты отдашь ему игрушку и получишь мою вечную благодарность. Ты где остановился? Хостел «Yellow Submarine»? Знаю его. Завтра с утра я заскочу в хостел и отдам тебе подарок.

   3

   Обкуренный Томмазо вернулся в хостел и сразу завалился спать. Он собирался на следующий день проснуться в половине пятого утра, принять душ, выпить кофе и заблаговременно приехать в аэропорт, но все пошло наперекосяк. И в половине пятого, и в пять, и в полшестого Томмазо спал мертвым сном и, весьма вероятно, проспал бы свой рейс, если бы не сосед по комнате, который включил свет, стал копошиться и что-то уронил на пол из своих вещей.

   – Блин, дай поспать! – заворчал на него проснувшийся итальянец. – Который час?

   – Без четверти шесть. Извини, я сейчас выключу свет.

   – Что? – приподнялся на локте Томмазо. – Как без четверть шесть? У меня самолет через полтора часа!

   Голова была тяжелая, во всем теле чувствовалась разбитость, но надо было собираться, причем максимально быстро. Томмазо решил забить на кофе и душ – перекусит в самолете, помоется дома. Он натянул на себя джинсы и толстовку, всунул ноги в кроссовки, проверил, все ли в порядке в рюкзаке – вроде ничего не забыл, и вызвал такси. Диспетчер сказал, что машина будет через пять минут, и точно – только Томмазо вернулся из туалета, как пришло сообщение, что такси подъехало.

   Томмазо накинул куртку, подхватил рюкзак, бросил «Чао!» портье за стойкой ресепшена и вышел на улицу, где только-только рассвело. Утро выдалось холодное, с пронизывающим сырым ветром, с тяжелыми темно-серыми тучами, нависшими над каналом. На улице не было ни души, кроме какого-то высокого парня в черной толстовке с капюшоном. Как только Томмазо шагнул с крыльца к стоявшему перед входом в хостел такси, парень бросился к нему.

   – Привет, бро! Вот, – протянул он ему большую округлую мягкую игрушку – коричневую с желтыми короткими крыльями сову, таращившуюся на мир бессмысленными зелеными глазами.

   Томмазо с недоумением посмотрел на него.

   – Ты что, забыл? – удивился парень. – Мы вчера договорились, что ты отвезешь в Рим подарок моей девушке, Джованне... Я тебя тут уже полчаса жду... Ну вчера, в кофе-шопе, помнишь?

   В голове Томмазо прояснилось. Он вспомнил вчерашнюю встречу, но сейчас, в мутном свете дня, все показалось таким ненужным. Да и времени не было для разговоров.

   – Ты же обещал, бро, – напомнил ему парень. Он явно замерз в своей тонкой толстовке, дожидаясь Томмазо. Выглядел он почти жалко: нос покраснел, голова втянута в шею, умоляющий взгляд. Забавная игрушка в его руках казалась совершенно безобидной. И Томмазо стало его жаль. В конце концов, не так часто в наше время встречаются влюбленные, готовые встать затемно и полчаса дрожать на холодном ветру только для того, чтобы передать подарок девушке, которая не хочет их знать.

   – Давай, бро, – итальянец протянул руку. – Я держу обещания.

   Сова оказалась чуть более тяжелой, чем можно было предположить, судя по ее внешнему виду, но раздумывать над этим было некогда: Томмазо едва успевал на свой рейс. Таксист нажал на газ, и машина сорвалась с места так резко, что Томмазо на своем заднем сиденье чуть не свалился на стоящий рядом рюкзак. Через минуту хостел и парень в толстовке возле него остались позади.

   В аэропорт Схипхол он приехал за сорок минут до вылета и бегом бросился к автоматическому устройству, выписывающему посадочные талоны – хорошо хоть багаж ему сдавать не надо, легкий рюкзак идет как ручная кладь. Томмазо промчался мимо больших деревянных скамеек, имевших форму полукруга, оббежал группку китайцев, громко галдящих по-своему, и тут ему в глаза бросились эти двое. Высоченные, почти двухметровые, в синей полицейской униформе и бронежилетах, они вели на поводке большую овчарку, «одетую» в синий жилет. Томмазо с детства – после того, как его покусал соседский бульдог – испытывал легкий страх перед большими собаками. И сейчас его внезапно бросило в пот.

   С этого момента все происходящее стало напоминать дурной сон. Собака, от которой Томмазо не мог оторвать взгляд, внезапно побежала к нему, и полицейские поспешили за ней. Животное приблизилось к застывшему на месте Томмазо и начало громко лаять. Его охватил тот давний, детский страх, тем более, что овчарка попыталась подпрыгнуть и достать до рюкзака.

   – Ваши документы, – сказал один из подошедших вместе с собакой полицейских.

   – Да, – засуетился Томмазо, – сейчас, они тут, в кармане...

   Овчарка все не унималась, и ее звонкий лай резал слух Томмазо, словно ножом. Совершенно некстати руки его начали трястись. Подавая полицейским паспорт, он наткнулся на их твердые, недоброжелательные взгляды, и понял, что полицейские заметили его страх, его дрожь.

   – Я боюсь собак, – пояснил Томмазо. – Я с детства их боюсь.

   – Снимите рюкзак, – потребовал полицейский.

   Томмазо неловким движением, чуть не вывихнув плечо, снял рюкзак и поставил его на пол. Овчарка тут же бросилась к нему и стала тыкать носом, демонстрируя крайнее беспокойство. Полицейские переглянулись.

   – У меня сейчас самолет, – сказал Томмазо. – Я уже опаздываю...

   – Сожалеем, но вам придется пройти с нами.

   Они повели его через весь аэропорт, и пассажиры, мимо которых они шли, смотрели на Томмазо с осуждением. Или так ему казалось. Люди ведь склонны к поспешным выводам и не понимают, что не каждый, кого задержали полицейские, преступник. Томмазо успокаивал себя, что полицейским просто не понравилась его реакция на собаку. Они увидели, что он побледнел, занервничал, и решили проверить, нет ли в его рюкзаке контрабанды. Но у него в рюкзаке почти ничего и нет, кроме запасного свитера, пижамы и свертка с грязным бельем. Ах да, еще эта сова.

   Внезапно сердце сдавило дурным предчувствием. Его привели в какую-то комнату, где был невысокий металлический стол. На этот стол выложили все вещи из его рюкзака, начиная с совы – она лежала сверху. Овчарка снова залаяла. К носу животного поднесли игрушку, и оно буквально зашлось от ярости. На другие вещи собака не реагировала.

   Полицейский взял ножницы, обычные ножницы, и сделал надрез на спине совы. Из надреза сперва посыпался белый пух, похожий на обрывки облака – синтепон для игрушек. А потом из надреза выпал прозрачный пакет с мукой.

   – Вы арестованы по подозрению в транспортировке наркотиков, – сказал Томмазо полицейский. – Сейчас мы отправим этот порошок на экспресс-экспертизу, и если подозрение подтвердится, вы предстанете перед судом.

   Эти слова обрушились на Томмазо, как удар по голове: пол на миг поплыл у него под ногами. Несколько секунд он не мог выговорить ни слова, беззвучно раззевая рот. Когда же к нему вернулся дар речи, его буквально начало трясти.

   – Это не моя вещь! – завопил он. – Мне ее дали!

   – Конечно, не ваша. Вы курьер, – равнодушно ответил полицейский.

   – Я не знал, что там внутри!

   – Все так говорят.

   С ужасом глядя на полицейских, Томмазо понял, что ему не верят. Его сочли обычным наркокурьером, рискнувшим своей свободой в обмен на пару тысяч евро. Напрасно он клялся и божился, рассказывал о своей учебе и семье – его слова не долетали до адресатов, словно между им и другими людьми встала непроницаемая стена.

   Ему никто не верил. Ему не верили полицейские, оформлявшие документы на его арест, не верил тот тип из отдела борьбы с наркотиками, который допрашивал его, не верили тюремщики, никто, никто...

   4

   – Но ты мне веришь? – усталым голосом спросил Томмазо у сокамерника. Долгий рассказ забрал у итальянца последние силы, и он почувствовал себя совершенно опустошенным.

   – Конечно, верю. Я что, слепых мулов не видел, что ли? – ответил африканец.

   – Слепой мул?

   – Лох, который везет наркоту, не зная, что он везет наркоту. Сколько было в пакете?

   – Полкило. Экспресс-анализ показал – чистый героин.

   – Пятьдесят штук. А вообще не парься – за такой мизер много не дадут. Тем более в первый раз. Годика через полтора вернешься в свою Италию. В Голландии законы правильные, это тебе не Таиланд.

   Внезапно Томмазо, до сих пор сидевший на койке, ощутил прилив слабости – сказалось все напряжение сегодняшнего дня, и со вздохом повалился на койку.

   – Полтора года? Ты считаешь, что у меня совсем нет шансов?

   – На что?

   – На оправдательный приговор.

   – Не-а. Это было бы чудо.

   – Какой я дурак! Следователь из наркоотдела убеждал меня «сотрудничать со следствием»: он не мог поверить, что я в самом деле забыл спросить у этой рыжей сволочи, как его зовут, и думал, что я знаю хотя бы его прозвище – но не хочу сказать. Идиот, кретин, дебил! Но слушай, – вдруг уцепился за соломинку Томмазо, – ведь в том кофе-шопе, где мы вчера сидели, его видели, его могут опознать! Он сказал, что бывает там!

   – Ну и что? Он же не в кофе-шопе передавал тебе игрушку, а на улице, где никого не было. Да и не в этом дело.

   Африканец быстрым, пружинистым движением сел на свою койку, глаза его загорелись.

   – Ты не задумывался, почему этот рыжий так легко отдал в руки случайного человека товара на пятьдесят тысяч? Да, он неплохо придумал: принести игрушку утром, чтобы ты не успел прощупать и распотрошить ее в хостеле. И в такси ты бы не занялся ею на глазах у шофера. Но ты мог прощупать ее уже в Риме: зашел в туалет аэропорта, надрезал, запустил руку вовнутрь – и готово. Ты мог обнаружить товар и присвоить его, разве нет? Или выбросить. Неужели он такой дурак, что не понимал это?

   – Я мог это проделать и в Схипхоле, если бы не проспал и приехал пораньше, и что?

   – А то, что не бывает так: один законченный дурак встретил другого законченного дурака. Кто-то один всегда умнее. Рыжий знал, что ты не доберешься до хмурого, потому что тебя сразу же возьмут в аэропорту. На это и был расчет.

   – Что за фигня! – Томмазо подскочил, как ошпаренный. – Зачем ему подставлять меня, он видел меня в первый раз в жизни! Между нами нет никаких счетов!

   – Ему плевать на тебя, парень. Ему нужно было, чтобы во время облавы кого-то взяли. Чувак, ты не понимаешь: те, кто продает наркоту, и те, кто борется с ней, всегда повязаны – иначе с наркотой давно бы покончили, как в Китае при Мао. Свои люди в отделе по борьбе с наркотиками информируют торговцев, когда будут облавы в аэропорту. В эти дни большие партии не идут. Но если борцы с наркотой никого не задержат во время одной облавы, второй, третьей, это будет выглядеть очень подозрительно, правда? Копов, которые никого никогда не ловят, или заподозрят в коррупции, или погонят за некомпетентность. И потому наркоторговцы отправляют слепого мула и дают на него полную ориентировку. Держу пари: копы знали, как ты выглядишь и каким рейсом улетаешь. Ты дал свой номер айфона, да? По айфону тебя и отслеживали. В результате все довольны: от информаторов отведут подозрение, копы получат премию, следак быстро передаст дело в суд.

   – Твою мать!.. – вырвалось у Томмазо. С минуту он сидел неподвижно, глядя в пространство огромными глазами, а потом его охватил истерический смех. – Сова, твою мать, символ мудрости! Я считал себя самым умным, а оказался глупее всех...

   – Не вини себя. Ты же не мог знать о втором значении совы.

   – Каком втором значении? – Это у белых сова – символ мудрости. А у нас она – птица ведьм и колдунов. Африканец не взял бы даже игрушечную сову из суеверия. Ничего, теперь ты будешь умнее.