Текст книги "Избранные стихи"

Автор книги: Жан Лоррен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Если кто-то роль мою сыграл

На вертушке роковых событий?

Где же ты, счастливый мой двойник?

Ты, видать, увел меня с собою,

Потому что здесь чужой старик

Ссорится у зеркала с судьбою.

1958

МОГИЛА ПОЭТА

Памяти Н.А. Заболоцкого

I

За мертвым сиротливо и пугливо

Душа тянулась из последних сил,

Но мне была бессмертьем перспектива

В минувшем исчезающих могил.

Листва, трава – все было слишком живо,

Как будто лупу кто-то положил

На этот мир смущенного порыва,

На эту сеть пульсирующих жил.

Вернулся я домой, и вымыл руки,

И лег, закрыв глаза. И в смутном звуке,

Проникшем в комнату из-за окна,

И в сумерках, нависших как в предгрозье,

Без всякого бессмертья, в грубой прозе

И наготе стояла смерть одна.

II

Венков еловых птичьи лапки

В снегу остались от живых.

Твоя могила в белой шапке,

Как царь, проходит мимо них,

Туда к распахнутым воротам,

Где ты не прах, не человек,

И в облаках за поворотом

Восходит снежный твой ковчег.

Не человек, а череп века,

Его чело, язык и медь.

Заката огненное веко

Не может в небе догореть.

1959

СЕРЕБРЯНЫЕ РУКИ

Девочка Серебряные Руки

Заблудилась под вечер в лесу.

В ста шагах разбойники от скуки

Свистом держат птицу на весу.

Кони спотыкаются лихие,

Как бутылки, хлопает стрельба,

Птичьи гнезда и сучки сухие

Обирает поверху судьба.

– Ой, березы, вы мои березы,

Вы мои пречистые ручьи,

Расступитесь и омойте слезы,

Расплетите косыньки мои.

Приоденьте корнем и травою,

Положите на свою кровать,

Помешайте злобе и разбою

Руки мои белые отнять!

1959

ДЕРЕВО ЖАННЫ

Мне говорят, а я уже не слышу,

Что говорят. Моя душа к себе

Прислушивается, как Жанна Д'Арк.

Какие голоса тогда поют!

И управлять я научился ими:

То флейты вызываю, то фаготы,

То арфы. Иногда я просыпаюсь,

А все уже давным-давно звучит,

И кажется – финал не за горами.

Привет тебе, высокий ствол и ветви

Упругие, с листвой зелено-ржавой,

Таинственное дерево, откуда

Ко мне слетает птица первой ноты.

Но стоит взяться мне за карандаш,

Чтоб записать словами гул литавров,

Охотничьи сигналы духовых,

Весенние размытые порывы

Смычков, – я понимаю, что со мной:

Душа к губам прикладывает палец – Молчи! Молчи!

И все, чем смерть жива

И жизнь сложна, приобретает новый,

Прозрачный, очевидный, как стекло,

Внезапный смысл. И я молчу, но я

Весь без остатка, весь как есть – в раструбе

Воронки, полной утреннего шума.

Вот почему, когда мы умираем,

Оказывается, что ни полслова

Не написали о себе самих,

И то, что прежде нам казалось нами,

Идет по кругу

Спокойно, отчужденно, вне сравнений

И нас уже в себе не заключает.

Ах, Жанна, Жанна, маленькая Жанна!

Пусть коронован твой король, – какая

Заслуга в том? Шумит волшебный дуб,

И что-то голос говорит, а ты

Огнем горишь в рубахе не по росту.

1959

ПОЭТ НАЧАЛА ВЕКА

Твой каждый стих – как чаша яда,

Как жизнь, спаленная грехом,

И я дышу, хоть и не надо,

Нельзя дышать твоим стихом.

Ты – бедный мальчик сумасшедший,

С каких-то белых похорон

На пиршество друзей приведший

Колоколов прощальный звон.

Прости меня, я как в тумане

Приникну к твоему плащу

И в черной выношенной ткани

Такую стужу отыщу,

Такой возврат невыносимый

Смертельной юности моей,

Что гул погибельной Цусимы

Твоих созвучий не страшней.

Тогда я простираю руки

И путь держу на твой магнит.

А на земле в последней муке

Внизу – душа моя скорбит...

1959

ДВЕ ЛУННЫЕ СКАЗКИ

I. Луна в последней четверти

В последней четверти луна

Не понапрасну мне видна.

И желтовата и красна

В последней четверти луна,

И беспокойна и смутна:

Земле принадлежит она.

Смотрю в окно и узнаю

В луне земную жизнь мою,

И в смутном свете узнаю

Слова, что на земле пою,

И как на черепке стою,

На срезанном ее краю.

А что мне видно из окна?

За крыши прячется луна,

И потому, как дым, смутна,

Что на ущерб идет она,

И потому, что так темна,

Влюбленным нравится луна.

1946

II. Луна и коты

Прорвав насквозь лимонно-серый

Опасный конус высоты,

На лунных крышах, как химеры,

Вопят гундосые коты.

Из желобов ночное эхо

Выталкивает на асфальт

Их мефистофельского смеха

Коленчатый и хриплый альт.

И в это дикое искусство

Влагает зритель городской

Свои предчувствия и чувства

С оттенком зависти мужской.

Он верит, что в природе ночи

И тьмы лоскут, и сна глоток,

Что ночь – его чернорабочий,

А сам глядит на лунный рог,

Где сходятся, как в средоточье,

Котов египетские очи,

И пьет бессонницы глоток.

1959

ПРЕВРАЩЕНИЕ

Я безупречно был вооружен,

И понял я, что мне клинок не нужен,

Что дудкой. Марса я заворожен

И в боевых доспехах безоружен,

Что с плеч моих плывет на землю гнет,

Куда меня судьба ни повернет,

Что тяжек я всей тяжестью земною,

Как якорь, волочащийся по дну,

И цепь разматывается за мною,

А я себя матросам не верну...

И пожелал я

легкости небесной,

Сестры чудесной

поросли древесной,

Затосковал – и приоткрыл лицо,

И ласточки снуют, как пальцы пряхи,

Трава просовывает копьецо

Сквозь каждое кольцо моей рубахи,

Лежу, – а жилы крепко сращены

С хрящами придорожной бузины.

1959

В ДОРОГЕ

Где черный ветер, как налетчик,

Поет на языке блатном,

Проходит путевой обходчик,

Во всей степи один с огнем.

Над полосою отчужденья

Фонарь качается в руке,

Как два крыла из сновиденья

В средине ночи на реке.

И в желтом колыбельном свете

У мирозданья на краю

Я по единственной примете

Родную землю узнаю.

Есть в рельсах железнодорожных

Пророческий и смутный зов

Благословенных, невозможных,

Не спящих ночью городов.

И осторожно, как художник,

Следит проезжий за огнем,

Покуда железнодорожник

Не пропадет в краю степном.

1959

эсхил

В обнимку с молодостью, второпях

Чурался я отцовского наследия

И не приметил, как в моих стихах

Свила гнездо Эсхилова трагедия.

Почти касаясь клюва и когтей,

Обманутый тысячелетней сказкою,

С огнем и я играл, как Прометей,

Пока не рухнул на гору кавказскую.

Гонца богов, мальчишку, холуя,

На крылышках снующего над сценою,

– Смотри, – молю, – вот кровь и кость моя,

Иди, возьми что хочешь, хоть вселенную!

Никто из хора не спасет меня,

Не крикнет: "Смилуйся или добей его!"

И каждый стих, звучащий дольше дня.

Живет все той же казнью Прометеевой.

1959

x x x

Вы, жившие на свете до меня,

Моя броня и кровная родня

От Алигьери до Скиапарелли,

Спасибо вам, вы хорошо горели.

А разве я не хорошо горю

И разве равнодушием корю

Вас, для кого я столько жил на свете,

Трава и звезды, бабочки и дети?

Мне шапку бы и пред тобою снять,

Мой город

весь как нотная тетрадь,

Еще не тронутая вдохновеньем,

Пока июль по каменным ступеням

Литаврами не катится к реке,

Пока перо не прикипит к руке...

1959

КАРЛОВЫ ВАРЫ

Даже песня дается недаром,

И уж если намучились мы,

То такими дрожжами и жаром

Здесь когда-то вздымало холмы?

А холмам на широкую спину,

Как в седло, посадили кремли

И с ячменных полей десятину

В добрый Пильзен варить повезли.

Расцветай же, как лучшая роза

В наилучшем трехмерном плену,

Дорогая житейская проза,

Воспитавшая эту страну.

Пойте, честные чешские птицы,

Пойте, птицы, пока по холмам

Бродит грузный и розоволицый

Старый Гете, столь преданный вам.

1959

СОКРАТ

Я не хочу ни власти над людьми,

Ни почестей, ни войн победоносных.

Пусть я застыну, как смола на соснах,

Но я не царь, я из другой семьи.

Дано и вам, мою цикуту пьющим,

Пригубить немоту и глухоту.

Мне рубище раба не по хребту,

Я не один, но мы еще в грядущем.

Я плоть от вашей плоти, высота

Всех гор земных и глубина морская.

Как раковину мир переполняя,

Шумит по-олимпийски пустота.

1959

ВЕТЕР

Душа моя затосковала ночью.

А я любил изорванную в клочья,

Исхлестанную ветром темноту

И звезды, брезжущие на лету

Над мокрыми сентябрьскими садами,

Как бабочки с незрячими глазами,

И на цыганской масленой реке

Шатучий мост, и женщину в платке,

Спадавшем с плеч над медленной водою,

И эти руки, как перед бедою.

И кажется, она была жива,

Жива, как прежде, но ее слова

Из влажных "Л" теперь не означали

Ни счастья, ни желании, ни печали,

И больше мысль не связывала их,

Как повелось на свете у живых.

Слова горели, как под ветром свечи,

И гасли, словно ей легло на плечи

Все горе всех времен. Мы рядом шли,

Но этой горькой, как полынь, земли

Она уже стопами не касалась

И мне живою больше не казалась.

Когда-то имя было у нее.

Сентябрьский ветер и ко мне в жилье

Врывается – то лязгает замками,

То волосы мне трогает руками.

КОМИТАС

Ничего душа не хочет

И, не открывая глаз,

В небо смотрит и бормочет,

Как безумный Комитас.

Медленно идут светила

По спирали в вышине,

Будто их заговорила

Сила, спящая во мне.

Вся в крови моя рубаха,

Потому что и меня

Обдувает ветром страха

Стародавняя резня.

И опять Айя-Софии

Камень ходит предо мной,

И земля ступни босые

Обжигает мне золой.

Лазарь вышел из гробницы,

А ему и дела нет,

Что летит в его глазницы

Белый яблоневый цвет.

До утра в гортани воздух

Шелушится, как слюда,

И стоит в багровых звездах

Кривда Страшного суда.

1959

* * "

Мы крепко связаны разладом,

Столетья нас не развели.

Я волхв, ты волк, мы где-то рядом

В текучем словаре земли.

Держась бок о бок, как слепые,

Руководимые судьбой,

В бессмертном словаре России

Мы оба смертники с тобой.

У русской песни есть обычай

По капле брать у крови в долг

И стать твоей ночной добычей.

На то и волхв, на то и волк.

Снег, как на бойне, пахнет сладко,

И ни звезды над степью нет.

Да и тебе, старик, свинчаткой

Еще перешибут хребет.

1960