Текст книги "Рыцари круглого стола"

Автор книги: Жан Кокто

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Жан Кокто

Предисловие

Примечания

Aкт I

Акт II

Акт III

Жан Кокто

Рыцари круглого стола

Les chevaliers de la table ronde de Jean Maurice Eugène Clément Cocteau (1937)

Перевод Н. Шаховской

Предисловие

Столько произошло чудес с тех пор, как Расин писал свои предисловия, считая, что шедевры нуждаются в защите, столько чудес вошло в жизнь и освободило театр от правил, которые ограничивали его со всех сторон – или, вернее, обязывали таких, как Расин, не назначать себе границ самим, а выступать в качестве моралистов, что я считаю полезным для 1937 года иной род предисловий.

Голгофы, на которые всходили наши учителя, не превратились в места народных гуляний.

Голгофа перемещается, вот и все. Всегда приходится восходить на нее заново, может быть, не так одиноко, но по-прежнему в пустоте и под глумления.

Что касается моей драмы «Рыцари Круглого Стола», где я как будто порываю со своего рода одержимостью Грецией, то было бы безумием опираться на предание и точность, поскольку ее жанр – порождение самой неточности, и точности нет в ней места, кроме как в скрытых формах числа, равновесия, перспективы, мер и весов, чар и т. п…

Мне кажется, интереснее рассказать, как родилась эта вещь. Не стоит усматривать косвенного хвастовства в том, что я не считаю себя вправе нести за нее ответственность. Вдохновение не обязательно нисходит откуда-то свыше. Чтобы объяснить его, пришлось бы всколыхнуть все темное в человеке, и, несомненно, ничего лестного там бы не обнаружилось. Роль поэта очень скромна. Поэт под началом у своей ночи.

В 1934-ом я болел. Как-то утром я, к тому времени отвыкнув нормально спать, проснулся, и передо мной прошла от начала до конца эта драма, интрига, эпоха и персонажи которой были настолько не моего обихода, насколько это вообще возможно. Добавлю, что они были мне неприятны.

Только через три года, уступая дружескому насилию Маркевича, я пришел к тому, чтоб извлечь эту вещь из невнятицы на обочине сознания, где держал ее, как бывает во время болезни утром продлеваешь сновидение, месишь сумрак между ночью и днем и придумываешь какой-то промежуточный мир, увиливая от столкновения с явью.

Раз написав пьесу, я связал себя документом, оказался поставлен перед лицом моих ошибок и решил их и держаться. Не считая «Говорящего цветка», взятого из газетной заметки (какое-то растение во Флориде испускает радиоволны, как передатчик), вся эта вещь была мне, повторяю, подарена мною самим. Не надо видеть в этом даре какого бы то ни было основания гордиться.

Что меня волнует, когда я рассматриваю «Рыцарей» со стороны, так это главный образ, невидимый образ Джинифера, юного беса, слуги Мерлина.

Этот персонаж является лишь в облике тех, в кого перевоплощает его воля чародея. То они действительные персонажи (Гавейн, королева, Галахад), то фальшивые. По ходу пьесы будет видно, что если фальшивые персонажи порой причиняют зло, они могут также украшаться обаянием тем более опасным, что оно дарует лишь призрачную радость. Пример тому – Артур, очарованный Гавейном фальшивым, тогда как действительный наводит на него скуку. Но жизнь – не сновидение; пьеса – увы! – доказывает это, и замок после снятия чар (чуть не сказал – наркотической ломки) станет менее легким для одних, более прочным для других, и во всяком случае в нем не житье будет тем, кто не рассматривает землю как некий рай.

Работу над костюмами мы поручили м-ль Шанель, ибо какова бы ни была эпоха, ни в чем она так не отточена, как в своей моде, и только женщина, которая изобретает моду, может соединить летучие силы элегантной современности и мифологического вымысла.

И вот три удара бросают меня в подобную игорной лихорадку кулис – этого темного мира, где мы должны жить в симбиозе с творениями, которым предназначено жить вместо нас и которые нами питаются.

NB. Если в «Рыцарях» то, что принято называть добром, торжествует над тем, что принято называть злом, это чистая театральная случайность. Такого рода демонстрации отдают, на мой взгляд, нравоучительной эстетикой, хуже которой я ничего не знаю.

* * *

Если бы мне пришлось – а ремесло критика так трудно, что мы должны быть как можно снисходительнее к нашим – итак, если бы мне пришлось рассказывать эту пьесу, вот как я попытался бы с этим справиться.

Акт I

Замок Артура отравлен, одурманен. Одни приписывают это Граалю, таинственной святыне, христианской реликвии, которая околдовывает или расколдовывает Британию; другим это нравится, у кого-то вызывает протест. Прибытие Галахада (Персеваля), непорочного, исцеляющего от наркотической одури, порождает беспорядок и смятение в стане лукавцев.

Акт II

У Мерлина. Теперь мы знаем, кто одурманивает замок Артура и извлекает из этого выгоду. Это Чародей Мерлин, воплощение отрицательной силы, который использует своего юного прислужника, беса Джинифера, превращая его по мере надобности в то или другое из действующих лиц. Тайная сила Галахада превосходит могущество Мерлина. У Мерлина почва уходит из-под ног. Это с ним впервые. Разоблаченный, он защищается всеми правдами и неправдами.

Акт III

Замок Артура пережил дезинтоксикацию, избавлен от козней – или, точнее, автор показывает нам его в самый момент наркотической ломки. Истина открывается. Ее трудно пережить.

Начинается она с позора королевы, с двойной гибели жены и друга. Артур изгоняет Мерлина. И поэт, непорочный, тоже уходит. Там, где его любят, он не может остаться. Возрождаются солнце и птицы. Эта подлинная жизнь, бьюшая ключом, уже забытая, подавляет Артура. Хватит ли у него сил? Этого иронически желает ему Мерлин. «Но, – говорит король, – Лучше настоящая смерть, чем ложная жизнь».

Пожелаем ему оказаться правым и сохранить возвратившийся в Камелот Грааль, который есть не что иное, как чрезвычайно редкое согласие с самим собой.

Для меня очень важно, чтоб мои внимательные читатели уяснили, насколько я остаюсь вне этой вещи.

Театральной публике решать, более или менее приятной делают жизнь силы, действующие в первом и в последнем акте. Главным вопросом, – по Бодлеру, – остается, должна ли жизнь быть приятной. (Письмо Жюлю Жанену.)

Примечания

1. Роль Джинифера существует лишь через актеров, играющих персонажей пьесы, в которых он воплощается, чье место занимает. Тот же актер играет Гавейна и Лже-Гавейна, та же актриса – королеву и Лже-Королеву, и т. д.

Таким образом, королева во втором акте будет подстраиваться под игру Гавейна в первом акте. Лже-Галахад в третьем акте – под Лже-Королеву и Лже-Гавейна. Из этого стиля сложится невидимая роль.

Когда в последнем акте Галахад встречается с убегающим Лже-Галахадом и говорит: «Мне показалось, что я налетел на зеркало», само собой разумеется, что тот же актер выбежит, скроется за сценой, изобразит несуществующее столкновение и вернется усмирять гнев Артура.

2. Все сверхъестественные эпизоды должны быть поставлены без малейшей погрешности и выглядеть реалистично. Рекомендую режиссеру поручить какому-нибудь специалисту устройство трюка с движущимися шахматами. Необходимо, чтобы шахматные фигуры передвигались и воздвигались заметно, ошеломляюще.

Двигающийся и падающий стул, накрытый столик, появляющийся из стены, двери, которые открываются и закрываются сами собой – все это задачи, которые не могут решаться в последний момент, а должны продумываться заранее и со всей серьезностью.

Я рекомендую актерам, играющим двойные роли королевы и Бландины, Ланселота и Саграмура (конец третьего акта) постараться, чтоб замена не давала никакой возможности обознаться. Настоящее сходство не нужно. Костюмы, манеры, прически, цвет волос – все должно сделать эту замену явной.

Освещение будет постоянным; оно меняется только при магических перемещениях Мерлина и в третьем акте – при возвращении жизни.

* * *

Театральный зал должен быть убран оленьими рогами, вымпелами, а пространство сцены обрамлено генеалогическим древом, корень которого приходится перед суфлерской будкой, а гипсовая листва прикрывает неподвижный занавес и торцы правого и левого балконов.

Декорации у меня – стены, в каждом акте другие. Двери повторяют очертания камней, а стена, сдвигаясь, дает рельеф и глубину.

Действующие лица:

Артур, король Британии

Мерлин, чародей

Ланселот Озерный

Галахад по прозвищу Белый Доспех

Лже-Галахад

Гавейн

Лже-Гавейн

Саграмур

Гиневра, королева Британии

Лже-Королева

Бландина

Говорящий цветок.

Голоса фей.

Впервые пьеса была поставлена в «Театр де л'Эвр» (под руководством Полетт Пакс – Бер) 14 октября 1937 г.

Декорации и постановка автора.

Костюмы Шанель.

Aкт I

Заколдованный замок

Сцена представляет большую залу Круглого Стола в замке короля Артура в Камелоте, в день Пятидесятницы.

Голос Артура. Любезный племянник! Гавейн! Гавейн! (Он входит) Гавейн! Ты здесь? Гавейн! Гаве-ейн!

Мерлин. Ваше Величество ищет Гавейна?

Артур. Ты знаешь, где он?

Мерлин. Право же, нет.

Артур. Выйду поищу. Если он зайдет в замок так, что я не увижу, скажи, что я ищу его повсюду.

Мерлин. Скажу.

Артур. Экий дьявол! Ускользает, как уж. Никогда не поймешь, куда он девается. (Выходит налево. Слышно, как он зовет.) Гавейн! Гавейн! Гавейн!

Едва он скрылся, Гавейн высовывает голову из-под скатерти Круглого Стола. Он прятался там, стоя на четвереньках. Гримасничает, передразнивая короля.

Лже-Гавейн. Гавейн! Гавейн! Гавейн!

Мерлин. Это уж слишком! Зачем ты прячешься?

Лже-Гавейн на четвереньках вылезает из своего укрытия и встает. На нем одежда псаря.

Лже-Гавейн. Зачем прячусь? Надоел он мне.

Мерлин. Джинифер!

Лже-Гавейн. Хозяин, хозяин! Если кто неосторожен, так это вы. Вот уж имя, которое лучше бы никогда не выкрикивать в этом замке.

Мерлин. Ты смеешь давать мне указания?

Лже-Гавейн. Советы, хозяин, советы.

Мерлин. Моя слабость к тебе меня погубит. Мне следовало работать одному.

Лже-Гавейн. Но вы работаете не один и задаете мне нелегкую работенку.

Мерлин. Поплачься.

Лже-Гавейн. Думаете, весело никогда больше не быть самим собой, никогда не жить в собственной шкуре. Был я молоденьким бесом, простодушным, мирным…

Мерлин. Давай поговорим об этом.

Лже-Гавейн. И поговорим! Вы спасли меня из когтей одного старого чародея, который меня тиранил и вот я с тех самых пор слуга другого: его паж, правая рука, сообщник.

Мерлин. Кабы не я, Клингсор сгноил бы тебя в своих погребах в Рош-Сабин.

Лже-Гавейн. В одной из бутылок своих Рош-Сабинских погребов. Придет же в голову – засунуть в бутылку такого милого мальчика, как я.

Мерлин. Возможно, он был в чем-то прав. В тот день, когда ты заморочил меня своими ужимками, я допустил просчет, который мне дорого обойдется.

Лже-Гавейн. Разве я плохо сыграл новую роль? Вы недовольны результатами?

Мерлин. Ты прячешься, когда король тебя зовет.

Лже-Гавейн. Это специально. (Он говорит «спесально»)

Мерлин. Специально.

Лже-Гавейн. Что-что?

Мерлин. «Спе-ци-ально», а не «спесально». Когда-нибудь ты нас погубишь своими дурацкими ошибками.

Лже-Гавейн. Да ладно: спесально… специально…

Мерлин. Ты отдаешь себе отчет, наказание ты мое, насколько опасно наше положение? Весь замок уже дивится этому Гавейну, который так же похож на Гавейна, как луна на солнце.

Лже-Гавейн. Наоборот, хозяин. Как солнце на луну. Думаете, любезный дядюшка был бы так же расположен к настоящему Гавейну с его постной физиономией, целомудренному жениху своей дочери, как к тому Гавейну, которого изображаю ему я с тех пор, как вы заставили меня принять этот облик? Похвалите лучше меня, что я такой веселый и веселю короля.

Мерлин. Нельзя не признать, ты вскружил ему голову.

Лже-Гавейн. Ну и?

Мерлин. По-моему, ты переигрываешь.

Лже-Гавейн. Вы сердитесь на меня, когда я прячусь, и вы же меня упрекаете, что я слишком выставляюсь.

Мерлин. Я сержусь, когда ты прячешься под Круглым Столом, и сержусь, что ты валяешь дурака, когда король тебя повсюду ищет.

Лже-Гавейн. Я собирался вам объяснить. Это спес…

Мерлин. Ох!

Лже-Гавейн.…Специально. Чем я неуловимей, тем желанней. Это в моих интересах и в ваших. Вы мне что поручили? Приворожить Артура, развлечь его, стать его фаворитом, его наперсником, прибрать его к рукам и привести, куда захочу… куда вам нужно, чтоб его привели.

Мерлин. Королева поручила мне его развлекать.

Лже-Гавейн. Добрая душа! Так это для прикрытия любовных дел королевы Гиневры и рыцаря Ланселота вы убрали Артурова племянника и заставили меня занять его место.

Мерлин. Твое поведение чем дальше, тем недостойнее. Ты погряз в праздности и пороке. Распущенность правит бал – и воровство, и разврат. Ты водишься с одними псарями, малютка Бландина в слезах, Саграмур избегает тебя, и если так и дальше пойдет, мы погибли, погибли! Артур усыплен чарами…

Лже-Гавейн. Моими чарами.

Мерлин. Он пробудится и выгонит тебя.

Лже-Гавейн. Как вы нынче добродетельны и как пессимистичны. Полно, полно! Каким, по-вашему, образом эти простаки могут догадаться, primo, что некий весьма страхолюдный маг втерся к ним под видом министра, одним своим присутствием приведя весь этот край к бесплодию, что для поддержания своей силы он нуждается во всей силе, питавшей прежде траву, дерево, виноградную лозу, солнце, луну? Secundo, что во власти этого мага превратить своего бедного слугу в Гавейна, а настоящий Гавейн кусает себе локти далеко-далеко, на вершине разрушенной башни? Признайте, хозяин…

Мерлин. Тихо! (Прислушивается.)

Лже-Гавейн. Что такое?

Мерлин. Мне показалось, что король зовет тебя и идет сюда. (Увлекая его на авансцену.) Мне нужна твоя помощь.

Лже-Гавейн. Давайте, я слушаю.

Мерлин. Сегодня, в день Пятидесятницы, еще один неизвестный рыцарь должен явиться, чтоб занять место за Круглым Столом. А вынесли его на берег волны в каменной купели.

Лже-Гавейн. Между нами говоря, вот уж от чего разит колдовством.

Мерлин. Или чудом. Я пока еще не знаю, как это расценивать. Факт тот, что этот бродяга объявляет себя НЕПОРОЧНЫМ и рассчитывает пройти испытание гибельным сиденьем.

Лже-Гавейн. Никто на свете не может сесть на это сиденье, не получив в грудь изрядную рану, которая уже не заживет.

Мерлин. Никто, кроме одного-единственного, а этот единственный может нас разоблачить, разрушить наши замыслы.

Лже-Гавейн. Неужели вы испугаетесь какого-то авантюриста? Сколько их перебывало в Камелоте, и каждый воображал себя спасителем мира.

Мерлин. Возможно, тебе дано будет увидеть это печальное зрелище, так что нельзя терять ни минуты. Будь внимателен и запомни каждое слово.

Лже-Гавейн. Положитесь на меня. (Засыпает.)

Мерлин. Итак, на случай, если рыцарь успешно пройдет испытание, я подготовил свой ход. Едва испытание завершится, зал погрузится в сумрак; от этой вот двери к окну проплывет некий свет, и ты услышишь нечеловеческий голос: «Грааль покидает вас. Грааль уходит. Если вы не хотите лишиться его, следуйте за Граалем».

Лже-Гавейн. Про Грааль что ни наплети…

Мерлин. Вот именно. Вся порча, которую я навожу своим присутствием, списывается на него. Дежурная фраза: «Губительные чары Грааля тяготеют над Британией». Так вот, едва Лже-Грааль подаст голос, как встаешь ты…

Лже-Гавейн... как встает Лже-Гавейн…

Мерлин.…и восклицает: Любезный дядя! Мессиры! Неужели мы позволим Граалю уйти? Неужели так и останемся сидеть, словно старухи, неужели не последуем за ним и не раскроем эту тайну? Что до меня, то я намерен догнать его и увидеть наконец лицом к лицу. Предлагаю всем пуститься на поиски. На поиски Грааля.

Лже-Гавейн. Туманно и все туманней.

Мерлин. Стол почти опустел. Самые доблестные далеко. Они воюют на дорогах с призраками и миражами. Ланселот остается из-за королевы, а Саграмур – чтоб не покидать Бландину. Им и так уже немного стыдно. Они так и вскинутся следом за тобой; а если король попытается удержать вас, повышай голос. А если он попытается отложить поиски, стукни кулаком по столу: «Как, дядюшка? Вы проповедуете малодушие?» Короче, выкручивайся как хочешь, но чтоб поход был объявлен, чтоб рыцари вооружились, чтоб двор огласился бряцаньем, лаем и ржанием. Нужно, чтоб рыцари отправились сегодня вечером.

Лже-Гавейн(подскакивает, пробуждаясь). Сегодня вечером!

Мерлин. Сегодня вечером.

Лже-Гавейн. А незнакомец? Если он – рыцарь Грааля, он не попадется в ловушку и предостережет остальных.

Мерлин. Будь спокоен. Я сумею создать достаточно неразберихи, чтоб извлечь из нее кое-какую выгоду.

Лже-Гавейн. Резюмирую: экспедисию провосирую я.

Мерлин. Безнадежен. А теперь тебе надо одеться. Скоро пир.

Лже-Гавейн. Одеться?

Мерлин. Облачиться в доспехи. Полагаю, ты не собираешься присутствовать на церемонии в костюме псаря.

Лже-Гавейн. Ошибаетесь: собираюсь.

Мерлин. Король потребует, чтоб ты переоделся.

Лже-Гавейн. Чего я хочу, того и король захочет.

Мерлин. Ты нарываешься на скандал.

Лже-Гавейн. Не вижу, в чем тут скандал. Думаете, это такая уж синекура – никогда не жить в собственной шкуре? Раз уж вы в кои-то веки заставили меня принять облик, который мне нравится, естественно, я этим пользуюсь. А в виде Гавейна я себе очень нравлюсь.

Мерлин. О чем бишь мы говорили? (Лже-Гавейн оглядывает себя.) Джинифер! Дело серьезное. Прекрати любоваться этим нарядом с таким омерзительным легкомыслием.

Лже-Гавейн. Теперь я же любуюсь нарядом! А кто попрекал меня, что я не одет?

Мерлин. Я называю нарядом обличье, которое вовсе не твое и которым ты пользуешься лишь по моей воле.

Лже-Гавейн. Не сердитесь; я буду осторожным и послушным, обещаю.

Мерлин. Если незнакомец выдержит испытание, рыцари отправятся сегодня вечером; полагаюсь на тебя.

Лже-Гавейн. Полагайтесь, хозяин.

Голос Короля(снаружи). Любезный племянник! Гавейн! Куда, к черту, он подевался?

Лже-Гавейн. Опять за свое!

Мерлин. Тихо!

Лже-Гавейн. Уж любит меня, так любит!

Мерлин. Вот посмотрим, так ли ему полюбится твое присутствие за Круглым Столом в таком виде.

Лже-Гавейн. На что спорим?

Мерлин. Вот и он. (Входит король.) Сир, Гавейн искал вас.

Король. Где ты был?

Лже-Гавейн. Я кричал «дядюшка, дядюшка», пока вы кричали «племянник, племянник», так и разминулись.

Король. Я думал, ты на псарне.

Лже-Гавейн. А я был во дворе. До чего глупо! Так расположились звезды.

Король. В каком ты виде? Время не ждет, рыцарь уже близко. Тебе надо одеться, Гавейн.

Мерлин(в сторону). Ну вот.

Лже-Гавейн. Сир, вы меня удивляете. Неужели юность должна маскировать свое тело, как старость? Разве лани и дикие жеребята прикрываются парчой и бархатом? Или я урод? Или я горбат, или кривоног, чтоб рядиться в неудобные одежды?

Король. Он прав, честное слово.

Лже-Гавейн(потихоньку, толкая Мерлина). Проиграли. (Вслух.) Спасибо, любезный дядя. Я был уверен, что вы с пониманием отнесетесь к этой новой моде.

Король. Интересно, что на это скажут наши святоши и наш поэт. Они вечно тут как тут, следят за мной, как сговорились. Они меня обожают, Мерлин, но им не по душе, что я смеюсь и живу весело. Право, у меня слишком серьезные дети, а перед супругой я прямо-таки робею.

Мерлин. Королева – святая.

Король. Верно. Королева святая, зато я не святой, и мои нововведения ей не нравятся. (Зовет.) Бландина! Гиневра!

Бландина(из-за кулис). Да, отец.

Король(Мерлину). Вот видите. (Громко.) Попроси мать и брата прийти сюда, и сама с ними приходи.

Бландина(из-за кулис). Хорошо, отец.

Лже-Гавейн. Мне, может быть, лучше удалиться.

Король. Останься!

Дверь в глубине открывается. Входит королева с сыном и дочерью. Они приближаются, отходят вправо и стоят там, потупясь. У Саграмура на тунике посреди груди кровавое пятно от неисцелимой раны. Мерлин низко кланяется. Вошедшие стоят неподвижно.

Королева. Вы звали меня, сир?

Король. Гиневра, и ты, Бландина, и ты, Саграмур, я хотел посоветоваться с вами по поводу новой моды, которую думает завести наш любезный племянник. Подойди, Гавейн. Что скажете о его парадном одеянии? (Королева и дети одновременно взглядывают на него и снова опускают глаза. Молчание.) Так я и думал. Наши праведницы и наш поэт не одобряют.

Королева. Сир, так Ваше Величество пригласили нас для того, чтоб посмотреть на Гавейна без штанов?

Король. Наше Величество от души забавляется вашим смущением.

Лже-Гавейн(в ярости). Или на меня так уж противно смотреть, Бландина, что вы брезгливо отворачиваетесь?

Саграмур. Ты, может быть, и представил моему отцу какие-то благовидные объяснения, но твое одеяние тем не менее остается неприличным.

Лже-Гавейн. Неприличным! Ты еще будешь подражать мне, Саграмур, и дашь свободу своим членам, когда мне вздумается облечь свои в роскошные ткани. Таковы пути моды и глупцов, которые ей следуют.

Король. Он страстный охотник, душа моя, и берет за образец одежду псарей…

Лже-Гавейн(агрессивно). Которые выглядят во сто раз благородней, чем вельможи, приятные вашему взору и маскирующие свои изъяны.

Бландина. Не в моих правилах разглядывать слуг.

Лже-Гавейн. Животных вы разглядываете, а на юность, которая служит вам и разбивается в лепешку для вашего удовольствия, отвратительная гордыня не позволяет вам поднять глаза.

Бландина. Гавейн!

Саграмур. Это уж слишком!

Король. Эй! Эй! Обезьянка! Знай меру. Есть такие веши, которые королям не подобает слышать, и ты поставишь меня в неловкое положение, если скажешь что-нибудь подобное.

Мерлин(ущипнув Лже-Гавейна). Он пошутил.

Лже-Гавейн(с яростью). Я не шучу!

Король. Моя невинная шутка перерастает в ссору. Тихо, тихо. Помолчи, Гавейн. В такой день я не потерплю споров.

Лже-Гавейн. Вообще-то я ухожу.

Король. Насилу разыскал его, и вот уже ускользает!

Саграмур. Мы с Бландиной рассчитывали на его помощь, чтоб украсить замок к празднику.

Лже-Гавейн. Сами занимайтесь этой работой служанок. Там ослепляют птиц для охоты, и я ни за что не пропущу такую операцию.

Бландина. Какая гадость!

Король. Ты меня заинтересовал с этими птицами. Я пойду с тобой.

Лже-Гавейн(замявшись). Так ведь…

Мерлин. Гавейн не осмеливается сказать, что Вашему Величеству, пожалуй, не место на псарне, среди слуг.

Король. Будь проклята должность патриарха! Мне не положено развлекаться. Мне не дают развлекаться.

Лже-Гавейн. Дядюшка!

Король. Увы! Увы! Я пройду с тобой полпути. (Мерлину.) Пойдемте, дорогой министр: вы силком уведете меня обратно и заставите заниматься скучнейшими делами королевства. (Обший поклон королеве, Бландине и Саграмуру.) И устройте нам триумфальную арку покрасивее, сплетите цветочные гирлянды попышнее к прибытию неизвестного рыцаря.

Бландина. Но, отец мой… В Камелоте больше не растут цветы.

Король. Правда. Правда. Ну придумайте что-нибудь такое из бумаги вместо цветов. Вкус у вас есть, так что за это я спокоен.

Артур и Мерлин выходят. Мерлин, прежде чем скрыться, долго раскланивается перед королевой. Левая дверь закрывается.

Бландина. Матушка! Матушка! Это ужасно!

Королева. Умоляю тебя, Бландина, не нервничай так.

Саграмур. Она вправе нервничать. Я еле сдерживался, чтоб не влепить ему пощечину.

Королева. Возьми себя в руки, Саграмур. Ты не можешь осуждать то, что дозволяет твой отец.

Саграмур. Всему есть границы.

Бландина. Ты видела, каким он показал себя грубым, холодным, жестоким, наглым, заносчивым.

Королева. Ничего не понимаю!

Бландина. Невозможно представить, что это тот же человек. Можно подумать, какое-то чудовище заняло его место и его устами и видом над нами насмехается.

Саграмур. Я тайно расспросил Мерлина по твоей просьбе: он утверждает, что Гавейн притворяется, что он тебя испытывает.

Бландина. Испытывает?

Саграмур. Вы помолвлены с раннего детства. Быть может, он хочет узнать, не любишь ли ты его просто по привычке… можешь ли ты его любить, несмотря ни на что.

Бландина. Каждое его слово меня ранит. Его манеры приводят в смущение. Он уподобился этим скотам, с которыми проводит дни и ночи. Он даже говорить стал неправильно.

Саграмур. От него пахло спиртным.

Королева. И это он – такой воздержанный, разумный, благородный, цвет рыцарства, образец прекрасных манер! Не болен ли он? Не сошел ли с ума? Может быть, следовало бы прибегнуть к экзорцизму. Быть может, в него вселился какой-то бес и хочет погубить его.

Бландина. Его взгляд леденит меня; он смотрит на нас без всякого чувства.

Саграмур. Давайте верить объяснению Мерлина.

Бланлина. О, этот Мерлин!.. Я его ненавижу.

Королева. Он тебе ничего не сделал, Бландина.

Бландина. Я ненавижу его инстинктивно, матушка. При виде него у меня мороз по коже. За те два года, что он живет с нами, все изменилось. Вот уже почти год, как Гавейн не похож на себя.

Королева. Ты же не считаешь, я полагаю, что наш министр финансов в ответе за перемену, произошедшую с Гавейном.

Бландина. Иногда мне кажется, что он в ответе за все дурное, что с нами происходит.

Королева. Твой отец питает к нему особое уважение.

Бландина. Мой отец… отец… он тоже изменился. Приглядитесь к нему. Конечно, он всегда любил Гавейна, как и других своих рыцарей, он любил его как племянника и как будущего зятя. Но естественно ли это – что он уже не может без него обходиться, и как раз с тех пор, как Гавейн стал опускаться и отдаляться от нас. Матушка, матушка! можно подумать, что и он, и Гавейн – жертвы какого-то колдовства. Всякий раз, как Гавейн показывает себя с худшей стороны, король его поддерживает. Вот, пожалуйста, один пример из тысячи – эта нелепая идея воссесть за Круглый Стол в костюме псаря. Я обожаю отца, но во всем, что касается Гавейна, так и приходит на ум ослепленный король, которого водит за веревочку его шут.

Королева. Надо быть снисходительной, Бландина. Твой отец с ума сходит по юности. У него самого юность была немыслимая. Ты и Саграмур – вы от природы серьезные. А Гавейн со времени своего загадочного преображения закружил его в хороводе, от которого у него в глазах помутилось. Гавейн снова станет Гавейном, отец твой устанет от всего этого и устыдится, что давал вертеть собою какому-то шалопаю.

Бландина. Гавейн меня больше не любит.

Королева. Он вернется к тебе. Он закусил удила – прояви ловкость; дай ему перебеситься и смотри сквозь пальцы.

Бландина. Хватит ли у меня мужества?

Королева. Ну конечно, Бландина. Это помрачение теперь уже ненадолго. (Целует дочь.) Идите, украшайте вход. (Открывается правая дверь, появляется Ланселот.) Я останусь с Ланселотом.

Саграмур. Матушка расскажет вам про новую моду.

Ланселот(издали, королеве). О какой моде речь?

Королева. Он говорит о последней причуде Гавейна, которая состоит в том, чтоб заседать в Совете одетым, как псарь.

Ланселот(смеясь). Ну-ну, не принимай близко к сердцу, Бландина. Такое ли я еще выделывал, и ничего – рыцарь не хуже других.

Дети выходят.

Саграмур(из-за кулис). Блистательнее всех, Ланселот.

Дверь закрывается.

Королева(тихо, порывисто). Ланселот, мой Ланселот, мы теперь совсем не видимся наедине.

Ланселот. Будь осторожна!

Королева. Любимый, ты ли это? Ты советуешь мне соблюдать осторожность?

Ланселот. Я все время боюсь, что нас подслушают.

Королева. Ты – боишься? Ты, который никогда ничего не боялся. (С тревогой.) Ланселот, ты меня больше не любишь.

Ланселот. Милая моя сумасбродка!

Королева. Еще вчера кто из нас стал бы говорить про осторожность?

Ланселот. Вчера было вчера. Восемнадцать лет верной любви дают мне право так сказать. И потому, что наша любовь остается нерушимой во всех испытаниях, мы не можем продолжать жить в такой тревоге и неуверенности.

Королева. Если любовь смотрит на себя со стороны, разве это любовь? Ланселот, ты любишь меня уже не так.

Ланселот. Я люблю тебя лучше. Мы были сумасшедшими.

Королева. Сумасшедшими друг от друга. Ты теперь образумился; я осталась сумасшедшей. Именно это я хотела сказать.

Ланселот. А я, я обожаю тебя, но мне претит страсть, которая слепа, глуха и упрямо не желает видеть то, что есть. Да, ты сумасшедшая! Сумасшедшая, которая ополчается на себя, на меня, на нас и обвиняет меня в нелюбви.

Королева. Мы были счастливы.

Ланселот. Мы хотели быть счастливы вопреки всему, и нам это удавалось, и наша грешная жизнь была жизнью этого замка. Но отдаешь ли ты себе отчет, как зловеще все изменилось? Замок больше не живет, он спит. Замок спит наяву, и мы – его сновидения. Жизнь умерла, умерла, умерла. И напрасно солнце нашей любви обманывает тебя. Жизнь умерла вокруг нас и, может быть, из-за нас.

Королева. Ланселот! Ланселот! Ты втайне мучился, держа себя в узде, все эти два года, которые мне казались сладостными, потому что ты оставался здесь вместо того, чтобы искать приключений. Первые спокойные годы с рождения Саграмура. Тебе хотелось бы стряхнуть ярмо любви, от которой ты устал, и снова покинуть меня, и странствовать по свету.

Ланселот. Для нашей любви это было бы лучше. Да, в самом деле, я последовал бы примеру моих товарищей, если бы встреченные ими дамы не превращались в гиен, рыцари – в пустые доспехи, а крепостные стены не исчезали бы с рассветом.

Королева. Это все Грааль!

Ланселот. Грааль! Грааль! Опять Грааль! Я ожидал этих слов. Нет, я отказываюсь все, что происходит необъяснимого, приписывать Граалю. Это слишком удобно. Его тайна служит прикрытием другим делам, куда менее сверхъестественным, и это я сумею прояснить.

Королева. Ты кощунствуешь. (Крестится.)

Ланселот. Я не кощунствую. В замке Корбеник хранится чаша, в которую Иосиф Аримафейский собрал Кровь Христову, и чаша эта обладает чудотворной, а подчас разрушительной силой. Вот что такое Грааль. Враг может сколько угодно путать карты. Почему Грааль эти последние два года перестал дарить Британии благоденствие? По– чему Грааль стал пугалом? Хоть один из нас задался вопросом, его ли действия были истинной причиной этой перемены? Хоть один из нас попробовал жить по-другому? Хоть один из нас позаботился выяснить, не он ли в ответе за это бедствие?

Королева. Любовь, насколько мне известно, никогда не бывает от дьявола.

Ланселот. Наша любовь от Бога, в этом я уверен. Но она таится и лжет. Саграмур – сын нашей вины. Он считал себя непорочным, наш поэт, и правильно считал. Удар копьем на гибельном сиденье – наших рук дело, и метил он в супружескую измену. Ты знаешь это не хуже меня.

Королева. Не надо, я не могу об этом думать, Ланселот.

Ланселот. В чем я тебя и упрекаю.

Королева. Любимый…

Ланселот. Именно потому, что я тебя люблю, я хочу, чтоб ты смотрела правде в глаза. Мы обманываем самого простодушного из людей, человека, под чьим кровом я живу, моего друга, моего короля. Бывает, меня мучает мысль – неужели он не заслужил, чтоб я преклонил перед ним колени, признался в нашей беде и молил его о совете и прошении.

Королева. Это безумие!

Ланселот. Безумие менее безумное, чем то, в котором мы пребываем. У меня нет привилегии женщин – придумывать себе такое счастье, какое им хочется. Мне нужны настоящее счастье, настоящая любовь, настоящий замок, настоящая страна, где солнце чередуется с луной, где времена года сменяются, как им положено, где настоящие деревья приносят настоящие плоды, где в реках настоящие рыбы, а в небе – настоящие птицы, где настоящий снег сходит, открывая настоящие цветы, где все настоящее, настоящее, настоящее, взаправдашнее. Хватит с меня этого тусклого света, этих бесплодных земель, где нет ни дня, ни ночи, где выживают лишь хищные звери и птицы, где больше не действуют законы природы.