Текст книги "Якви"

Автор книги: Зейн Грей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Зейн Грей
Якви

I

Час заката был часом караула Якви. Вождь преследуемых остатков когда-то могучего племени никому не доверял сторожевого поста к концу дневного перехода. Пока его люди разгружали измученных лошадей, женщины приготовляли ужин, а бронзовые дети играли в песке, Якви наблюдал открытый горизонт пустыни.

Долгие годы тянулась вражда между яквами плоскогорья Соноры и мексиканцами с востока. Целые столетия племя индейцев, подобно орлам, жило скрытое в твердынях Сьерра-Мадре, свободное, счастливое, гордое. Но скитальцы-искатели открыли золото в стране, и это положило конец мирной жизни индейцев. Вначале, гонимые все возрастающим наплывом золотоискателей, якви в поисках уединенных мест для своих селений уходили все дальше и дальше в глубь страны. Но, оттесненные с гор в пустыню, они наконец поняли, что золото несло гибель их племени, и начали сражаться за свою страну. Страшны и кровопролитны были битвы, и сыновья этого племени наследовали от отцов ужасную ненависть.

Якви был последним из великих вождей когда-то многочисленного племени. Всю жизнь он хранил в памяти слова отца и деда, что якви должны найти никому неизвестное, недосягаемое убежище или их сотрут с лица земли. Когда мексиканские солдаты по приказу правительства начали войну с индейцами, убивая тех, кто сопротивлялся, а пленников уводя в рабство, Якви со своей семьей и с остатками племени отправился в путешествие через дикую Сонору. Горя ненавистью и страшась востока, откуда надвигалась гроза золотоискателей и разорителей страны, он бросился к западу, в обширную, пустынную область, неизвестную его народу,– пустыню палящей жары, раскаленных песков, колючих кактусов и застывшей лавы, откуда было много дней пути до воды, леса и равнин, поросших травою. Некоторые из более слабых детей умерли дорогой, и все, кроме самых выносливых мужчин, были совершенно истощены.

Стоя один на холме, Якви караулил, окидывая ястребиным взглядом пройденную дорогу. Хотя целые мили простирались до горизонта, его глаза, привычные к пустыне, различили бы лошадей на фоне ясного неба.

Пустынная, дикая, обширная страна казалась безжизненной. Только солнце горело, бросая красное золото на далекие изрезанные вершины гор, замыкавших пустыню. Для Якви тишина казалась музыкой. Красное солнце зашло, и пустыня преобразилась. Померкли скалы и золотые волны песков, и ярко-синими стали розовые краски неба. Очертания горных вершин вдали сделались смутными и окрасились в пурпур. Пламя в западной части неба побледнело и погасло. Над плоскогорьем, загроможденным обломками скал и песками, опустилась странная, серая тень. Якви оставался на посту до тех пор, пока все вокруг из серого стало черным и ночь поглотила линию горизонта. Теперь до рассвета преследование не угрожало племени.

Идя на огонь костра, разложенного в лагере, он вернулся к толпе молчаливых мужчин и плачущих женщин, чтобы разделить с ними скудную трапезу. Ни голод, ни жажда не смущали Якви. Путешествуя по пустыне, он мог четыре дня оставаться без воды, и большая часть его стойкого племени обладала такой же выносливостью. Никакая работа не подрывала гигантской силы его тела.

Могучий вождь, слыша стоны женщин и глядя на молчаливых, неподвижных детей, озаренных светом звезд, склонил голову и опустился на песок, шепча молитвы своим богам. Он просил немногого – только жизни, свободы и укромного убежища, где его люди не услышат чужих шагов и перестанут бояться нападений. Наконец он вытянулся на песке, и ночь быстро пролетела в крепком сне. На рассвете, сером, холодном и молчаливом, с яркой утренней звездой, сияющей подобно серебряной луне, длинная нить якви потянулась к западу, вниз по голым, изрытым пространствам пустыни.

В стране врагов, на безжалостном востоке, взошло ослепительное солнце. Его лучи растопили иней на скалах, и горячий ветер сжег прохладную свежесть утра. Солнце поднималось, и медленно тянулись часы и мили.

Беглецы вступили в область, покрытую застывшей лавой. Продвижение по неровной местности под палящими лучами солнца было так мучительно, что слабейшие падали по дороге.

Пройдя область лавы и колючих кактусов, индейцы вступили в страну голого камня, изрезанного ветрами и водой, в целый лабиринт ущелий, куда немногие из преследователей смогли бы пойти за ними. Якви, обратив на это внимание своих людей, сказал им, что видел барана на одном из склонов далеких гор и слышал запах воды. Ободренные этим, индейцы проходили милю за милей, торопясь добраться до пурпурных высот. Если пустыня, оставленная позади, была жестокой и огромной, то дикая безжизненная страна перед ними казалась еще обширнее и суровее.

Дорога вела все выше и выше по извилистым галереям и ущельям – угрюмая, заколдованная страна цветного камня! И надо всем царило пламенное, безжалостное солнце.

С наступлением ночи Якви позволил замедлить шаг, чтобы отдохнуть от мучительного пути под палящими лучами солнца. Вид почти призрачной пустыни, освещенной чудесным белым светом звезд, вызывал страх у женщин. Мужчины, стойкие, терпеливые, как их вождь, с трудом продвигались вперед, освобождая слабых от тюков, беря детей на руки. Ночь и день прошли в оцепенении в тени раскаленной солнцем скалы; следующую ночь беглецы шли вперед и вперед среди массы обветренных черных утесов. И снова наступил день, и при его безжалостном свете Якви увидел, что только мужчины были в состоянии продолжать путь.

Он расположился лагерем и старался вдохнуть в своих людей надежду, уговаривая собраться с силами и быть терпеливыми, пока они дойдут до прекрасной страны, которой и сам он не мог представить в своем воображении. Потом Якви один ушел в скалы искать пути. Вокруг него были тишина и запустение – серый, бесплодный мир камня, черный, бесплодный мир лавы. Насколько мог охватить его ястребиный взгляд, далеко на север, восток и юг простиралась безграничная, мрачная пустыня, с остроконечными, расщепленными скалами, облеченная в камень.

На следующий день перед Якви, поднявшимся в гору, открылась страна, вид которой исполнил его надеждой.

– Страна наших предков! – вскричал он звонко. Его люди стояли молча, глядя на обетованную землю. У их ног покоилась серебристая, зеленая, обширная долина. Целые мили, поросшие травами, окаймленные скалами и склонами гор, усеянные деревьями, спускаясь, вели к сверкающему белому потоку, подобно серебряной ленте, расширяющемуся при входе в долину и теряющемуся далеко внизу, где цветущая долина исчезала в огромном, беспредельном голубом мареве-море.

– Великие Воды, куда погружается солнце! – сказал Якви, простирая руки вперед.– Отец отца Якви видел их.

Якви взял на руки сына и стал спускаться вниз. Горные олени, бараны и перепела, которые никогда еще не видели человека, не обращали внимания на вторжение в их дикую обитель. Люди Якви, спотыкающиеся и голодные, оглядывались вокруг, и очевидная безопасность этой долины, заключенной в пустыне, с ее травами, водой, лесом и обильной дичью, рождала в них новые надежды и уверенность, что радость снова посетит их.

Они чувствовали прилив новых сил. Длинные склоны, все ярче зеленеющие по мере того как спускались путники, радовали больные глаза, утомленные ослепляющими пространствами пустыни.

Якви решил разбить лагерь при начале долины. Это место, слегка покатое, окруженное стеною скал, с ручьем и рощею сосен и твердодревника, уединенное и скрытое, располагало к себе сердце Якви. Он был почти счастлив. Но все-таки он не мог чувствовать себя и свое племя в полней безопасности, если бы даже обладал крыльями орла. Зоркие глаза Якви различили золото в песке у источника, а золото несло гибель индейцам. Но, несмотря на это, Якви был благодарен и доволен. Не скоро еще их выследят в этой дикой стране. Длинное путешествие кончилось. Женщины уже не пели печальных песен. Они развязывали тюки под ветвистыми соснами, раскладывали костры, чтобы изжарить мясо, которые должны были скоро принести мужчины, и кормили немногих уцелевших детей. Скоро голые малыши, голодные, измученные, с израненными ногами, уже барахтались в прохладной воде, похожие на пытающихся плавать утят.

Якви с ружьем в руке отправился в окрестности лагеря, чтобы узнать больше о чудесной долине. Бросившись ниц у потока, он с жадностью напился. Он, как все индейцы, любил горную воду. Но блеск золота в сыром песке снова опечалил его. Взяв горсть песку и мелкого камня, он растер и промыт их на ладони. Небольшие золотые зерна и маленькие самородки! Где-нибудь высоко, у верховья, были залежи золота. Оттуда оно было смыто вниз.

Якви знал, что здесь были сокровища, за которые белые люди готовы пролить кровь и продать самих себя. Для индейцев же – папагосов, юмов, людоедов-серисов и, особенно, для якви – золото значило не больше, чем скалы и песок, даже гораздо меньше,– они научились ненавидеть его, как проклятую приманку, привлекающую в пустыню белых охотников. Якви отыскал много золотых жил и слоев золота. Вождь ненавидел его. Оно явится постоянной угрозой для его племени. Во время половодья золотые зерна будут унесены этим горным потоком далеко вниз и, может быть, укажут белым путь сюда, в достигнутое с такими лишениями убежище.

Якви пошел дальше. Никто из племени не мог ходить так быстро и много, как он, и расстояние ничего не значило для него. Голод грыз его внутренности, но долгая ходьба по равнинам и возвышенностям не утомила его. Якви никогда не испытывал усталости. Прежде чем солнце прямо стало над его головой, он установил, что долина была хорошо укрыта с запада и поток терялся в непроходимой пустыне. Вождь пришел сюда с северо-востока и по жестокому опыту знал, что путь оттуда невозможен. Он с беспокойством взглянул на юг.

Долго он бродил и карабкался по горам и, наконец, понял, что долина, эта страна его отцов, была доступна с юга. Горные цепи и хребты постепенно переходили в бесплодную, пустынную равнину с палящим солнцем и кактусами. Вероятно, это была страна серисов-людоедов. Но летом эта страна, лишенная воды, должна быть адом. Нечего бояться юга до начала зимних дождей.

Только на закате Якви вернулся в лагерь. В темных любящих глазах его молодой жены светилась радость, когда она поставила перед ним свежее мясо.

– Единственный сын Якви будет жить,– сказала она, указывая на хрупкого спящего мальчика.

Вождь с грустью взглянул на маленькое коричневое личико последнего из его рода.

Проходили дни. Покой, обилие пищи и воды резко изменили мрачное настроение Якви. Дикая долина, окруженная, доступными только баранам и орлам, вершинами гор, была прекрасным местом для охоты. Подобно диким животным, индейцы в покое и уединении скоро забыли перенесенные страхи и пройденный путь. Вождь Якви не забывал его, но время проходило, ничто не нарушало покоя этого убежища, и его опасения улеглись. Ветер и солнце, уединенность, стада антилоп и диких лошадей вблизи лагеря – все это вливало целительный бальзам в его измученное сердце. В каньонах он нашел могилы и кости своих предков.

Проходили недели. Красные цветы вспыхнули на длинных стеблях ocatilla; раскрылись огромные, яркие, синевато-красные почки кактусов; с недосягаемых уступов в каньонах, словно золотой дождь, свешивались изящные, редкие цветы пустыни liuvia d'oro, и много других прекрасных цветов подняли свои венчики из высоких трав.

Это чудо весны не было длительно. Цветы увяли, умерли, и сухой ветер унес их лепестки. Высокие травы пожелтели и засохли. Наступило лето. Ослепительное солнце запылало над восточными хребтами, загорелось белым пламенем над тихой, печальной долиной и погружалось, как огромный раскаленный шар, в далекое, туманное море. С наступлением зноя к вождю якви пришло чувство полной безопасности. Его новый дом был окружен пожираемой солнцем огромной пустыней. Светлый горный ручей спускался все ниже и ниже, но не пересыхал. Птицы и животные, все чаще забегавшие в долину, были живыми свидетелями ужаса окружающей пустыни.

Когда наступила осень, долина была уже высохшей и серой. Лишь вдоль потока сохранилась полоска зелени, и кактусы не потеряли своей вечной свежести. Зимой начались дожди, и волна зелени разлилась по долине с восточного возвышенного края к далекому устью, где она обрывалась в бесплодной пропасти пустыни.

Месяцы проходили, и у женщин ребенок рождался за ребенком. Темноглазая жена Якви подарила ему здоровую темноглазую дочку. Качая на руках крохотное коричневое тельце, вождь вспоминал слова отца:

– Сын, уведи якви назад в горы, туда, где садится солнце,– в страну, свободную от белых людей, в пустынную долину, где олени пасутся с лошадьми. Пусть якви станут великим многочисленным народом, или лучше им исчезнуть с лица земли.

Якви смотрел на ребенка, и лицо его светилось надеждой и печалью. Слова отца были пророческими. Зеленые травы колыхались в широкой долине, дикие лошади, антилопы и олени паслись среди лошадей индейцев. У него на руках лежал его второй ребенок – дочь, а он был уверен, что сын должен быть последним в его роде. Лаская ребенка, он не забывал о золотых зернах в песке под его ногами.

Любовь Якви к жизни снова творила мечты. Жить, быть окруженным своим народом, видеть за работою свою темноглазую жену, голых крошек, играющих в траве, смотреть на эту покатую бесконечную зеленую долину, такую дикую, уединенную, такую плодоносную, чувствовать горячее солнце, ласкающий ветер и ночную прохладу, бродить по горным высотам, наблюдая и слушая, выслеживать зоркого черного барана, есть свежее мясо и пить чистую воду; отдыхать в безмолвные, жгучие полдни и в спокойном сне проводить печальные ночи, наслаждаться играми своих предков – верховой ездой и бегом, уходить одному в пустыню и побеждать там жару, жажду, холод, облака пыли и голод, быть свободным от белых людей, которые казались ему и высшими, и презренными существами,– жить, как живут орлы,– только жить,– Якви не просил большего.

Якви передал ребенка матери и вышел. Обязанности вождя призывали его к своему народу.

Утренний воздух в горах, холодный, бодрящий, сладостный для дыхания, заставлял кровь быстрее пробегать по жилам. Иногда зимним утром легкий иней покрывал зелень. Солнце светило недолго, дни были коротки, ночи длинны. Племя якви вернулось к примитивной жизни вдали от белых людей, готовых убивать в погоне за золотом и наслаждениями.

Якви были лучшими наездниками из всех индейских племен юго-запада. С ранних лет мальчики обучались езде без седла. Юношами они уже обладали чрезвычайной ловкостью и силой.

Несколько мужчин окружили табун диких лошадей и загнали его в треугольник, окруженный скалистыми стенами,– естественную западню, открытую часть которого они обнесли грубой изгородью. Наутро все племя собралось посмотреть на пойманных диких лошадей. Чтобы воодушевить своего маленького сына и других мальчиков, Якви выбрал самую горячую лошадь – вожака табуна. Темноглазые мальчики, возбужденные, горящие любопытством, некоторые совсем голые, вытянув вперед лохматые, черные головы с блестящими волосами, с высокой скалистой стеньг напряженно следили за происходящим. Женщины и девушки племени расположились вдоль серой стены, создавая с нею яркий контраст своими цветными одеждами.

Якви велел вывести на открытое место горячего вожака диких лошадей. Это был неуклюжий жеребец рыжей масти, уже немолодой. Высоко подняв некрасивую голову, с раздувающимися ноздрями, открытым ртом и напряженно стоящими ушами, блестя белками гневных, горящих глаз, он вырвался в середину кольца наездников.

Якви приблизился к нему с длинным кожаным лассо и сделал знак остальным отъехать прочь.

Когда дикий конь начал бросаться в стороны, ища выхода из круга, Якви взмахнул лассо. Дважды он промахнулся. В третий раз петля обвилась вокруг головы животного. Якви туго натянул лассо. Тогда, хрипя от страха, лошадь взвилась на дыбы. Перебирая лассо руками, Якви заставлял ее спускаться к земле; и в то же время приближался к ней. Фыркая и дрожа всем телом, лошадь одно мгновение смотрела на своего победителя, готовая к бою. Но страх осилил. Она отскочила в сторону. Лассо было так натянуто, что, прыгнув, животное упало на песок. Оно вскочило, еще более разъяренное, и бросилось вперед, увлекая за собой индейца. Вдруг Якви чудовищным прыжком, напоминающим прыжок огромной пантеры, вскочил на спину коня и крепко уселся на ней. Он опустил лассо. При первом прыжке испуганной лошади петля распустилась и соскользнула. Теперь ничто не задерживало ее, кроме длинных, мускулистых, коричневых ног Якви.

Лошадь выбежала на открытое место, и только скалистая стена прервала ее отчаянный бег. Тогда она повернула и помчалась вдоль стены, перепрыгивая через канавы и обломки скал, все ускоряя безумный бег. Наконец наступил момент, когда страх победил ярость, и она остановилась, делая ужасное усилие, чтобы сбросить седока. С опущенной головой, со сжатыми ногами она опустилась на песок, взрывая его, а потом снова быстро вскочила на ноги. Но ей не удалось сбросить ловкого наездника. Ноги Якви стальным кольцом сжимали ее бока. Тогда лошадь, вся покрытая белой пеной, взвилась на дыбы и с хрипом снова опустилась на песок. Постепенно ее движения теряли силу, но ярость не затихала. Она повернула к Якви голову с горящими глазами и открытым ртом, пытаясь укусить его. Но огромный кулак индейца встретил ее. Лошадь, стоя на коленях и тяжело дыша, легла на бок, чтобы потом перевернуться на спину. Но Якви высоко поднял ногу, крепко уцепившись при этом за длинную гриву. Когда побежденная лошадь снова поднялась, Якви поднялся с нею, все так же твердо сидя на ее спине. Лошадь снова помчалась по открытому пространству. На этот раз было очевидно, что скорость ее бега постепенно уменьшалась, и животное теряло последние силы. Наконец, измученное, оно упало на землю.

– Пусть сын Якви научится ездить, как его отец! – сказал вождь восхищенному мальчику.

Скоро, увлекаемый каким-то тайным побуждением, вождь пошел вперед.

– Пусть сын Якви смотрит и запоминает. Когда-нибудь он расскажет о Якви своему сыну,– сказал он.

Он послал наездников занять выходы из долины и приказал сыну и всем женщинам с детьми снова взобраться высоко на скалы и оттуда следить за ним. Пусть его сын, будущий вождь якви, и его народ увидят величайшего бегуна племени!

Нагой вождь-гигант пошел обычным быстрым шагом. Он перешел поток и песчаные места и вступил в зеленую долину, где паслись олени и лошади. Якви выбрал одного оленя, казавшегося самым крупным и сильным во всем стаде, и крикнул громким голосом:

– Якви бежит, чтобы убить!

Серые олени с лоснящейся шерстью перестали жевать траву и стояли, насторожив уши и прямо глядя на приближавшегося Якви. Потом бросились бежать. Якви все ускорял шаг, и, наконец, бег его достиг такой быстроты, что, казалось, он летел по земле. Достигнув верхней части долины, олени рассыпались в стороны, а Якви бежал за тем, которого он отметил раньше. Пробежав полмили, олень остановился и оглянулся. Он стал есть траву, но скоро снова поднял голову и посмотрел назад. Якви бежал не замедляя шага, все тем же спокойным, пожирающим пространство бегом. Наконец олень снова помчался вперед и не останавливался до тех пор, пока не стал в глазах Якви только маленькой черной точкой. Уходя так далеко, он начал взбираться по узкой тропинке к вершинам гор; отсюда один из наездников Якви заставил его повернуть обратно. Тогда он пересек широкую долину, но тут ему преградили путь недоступные утесы. Якви не спускал глаз с оленя все время, пока тот бежал по длинному зеленому склону, направляясь к верховью долины.

Здесь, среди скал и деревьев, Якви потерял его из виду, но, замедлив шаг, он продолжал бежать по следам животного. Наконец, достигнув ровного открытого места, он увидел оленя, которого выбрал своею жертвой. Олень все время оглядывался назад.

Якви преследовал обреченное животное по долине, густо поросшей травами.

Олень не мог отделаться от человека. Постепенно расстояние между ними уменьшалось. Ужас охватил теряющее силы животное. Якви, совершенный во всех первобытных способностях человека, превзошел его. Он побеждал не быстротой бега, но выносливостью.

Народ Якви и его маленький сын увидели, как вождь догнал шатающегося оленя и сломал ему шею голыми руками. Один момент он оставался неподвижным возле своей добычи,– высокий, мускулистый гигант, освещенный заревом лучей закатного солнца; потом он поднял вверх руку, как бы призывая взглянуть на свою победу.