Текст книги "Тетушка Мерта"

Автор книги: Зенна Хендерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Хендерсон Зенна
Тетушка Мерта

Зенна Гендерсон

ТЕТУШКА МЕРТА

Пер. с англ. Т. Завьяловой

Я ахнул. Изумленные, переглянулись папа и мама. Тетушка Мерта двигалась. Ее сложенные ладони медленно поднялись к сморщенному пергаментному личику, прикрывая его от жара камина. Но надолго ее не хватило. Руки бессильно упали на колени и стали похожи на сухие желтые листья. Вдруг старческие губы, казалось, навечно сомкнутые, разжались, и между ними мелькнул кончик языка. Удивительно: этот язык был очень живой, а мне казалось, что в тетушке Мерте давным-давно не осталось ничего живого. Мама тяжело вздохнула и снова наклонилась к своему шитью.

– Похоже, начинается – сказала она, прислушиваясь к шуму внезапно налетевшего дождя.

– Да нет, по-моему еще не время,– заметил отец. – В прошлый раз начиналось так же. Да и Полю скоро 20. Как теое в тот раз, помнишь?

– Да.– Папа уселся поудобнее и развернул газету. – А ты не боишься, что на этот раз я погляжу-погляжу, да и влюблюсь? – отец из-за газеты взглянул прямо в глаза маме.

– Не боюсь.– Мама спокойно продолжала разбирать запутавшиеся нитки.– Да тебе и не придется идти. Такое случается только раз в жизни. Теперь очередь Поля.

– Он еще мальчишка,– не согласился отец,– и детям от таких вещей лучше держаться подальше.

– Поль старше, чем ты был тогда,– сказала мама,– сейчас рано взрослеют.

– А что было в прошлый раз? – спросил я.– И от чего держаться подальше? Вы заговорили об этом потому, что зашевелилась тетушка Мерта?

– Все узнаешь,– мама явно была не в себе.– Мы подшучиваем над этим только между собой. А вообще-то, это не тема для шуток. Хоть бы бог скорее ее прибрал. Уж очень все это неестественно.

– Не ворчи, Мэймин,– нахмурился отец.– Не так уж это и страшно. У всех свои проблемы, и тетушка Мерта не худший вариант. Она, по крайней мере, тихая и послушная, не то что другие старухи.

– Зато те – нормальные старухи,– упрямо сказала мама,– а тут....

– А сколько лет тетушке Мерте? – спросил я. А про себя

подумал, что время высушило ее до бумажной сухости, и даже странно, что при ее движении не слышно шороха.

– Бог знает, сколько ей лет,– мама наконец закончила шить и сложила работу. Она подошла к тетушке Мерте и тронула ее за плечо.

– Пойдемте спать, тетушка Мерта,– мама старалась говорить громко и отчетливо,– пора спать.

Я стал считать... три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять. Тетушка Мерта встала, покачиваясь, словно ноги отказывались нести ее невесомое тело.

Я улыбнулся. Все было, как обычно. Она смогла подняться на "десять" и это совсем неплохо, потому что только на счет "5" до нее доходило, что от нее требуется, и она начинала шевелиться. Я смотрел, как мама уводит тетушку Мерту. Ее нельзя было подталкивать и.направлять, она могла только как тень идти следом за вами. Потом я спросил отца:

– А как на самом деле зовут тетушку Мерту? И кем она нам приходится?

– Да я сам не знаю,– ответил он.– Можно, конечно, посчитать, в каком мы родстве, только это слишком долго. А тетушкой Мертой ее прозвал мой пра-пра-дед. Может, это и не очень красиво, но прозвище так и прижилось в нашей семье.– Отец зевнул и поднялся с кресла.

– Ну, я тоже пошел спать,– он взял со стола газету и отправился на кухню перекусить чего-нибудь на сон грядущий.

– А почему ее так прозвали? – крикнул я.

– Не знаю,– голос отца звучал "глухо, наверное, он шарил в холодильнике.– Он говорил, что она давным-давно мертва, вот и прозвал так.

Я решил подсчитать. Я, отец, дедушка, пра-дедушка, пра-прадедушка и еще "пра" – шесть поколений. Если по 30 лет на поколение – получается 180. Я грыз кончик карандаша, чувствуя неприятный холодок в животе.

"Это же не точно,– успокаивал я себя.– Папа мог преувеличить, ради шутки. Но, даже если отбросить одно поколение, остается 150 лет".

Я отложил карандаш. Значит 150 лет назад кто-то считал,

что тетушка Мерта давнымдавно мертва. Сколько же ей все-таки лет?

Наступившее утро встретило меня чистотой и свежестью. Умытый ночным дождем мир спал. Я наслаждался утренней прохладой и радовался жизни. Каникулы только начались, и работы на ферме пока не много.

Мама позвала к столу. Еще издали я почувствовал дразнящий запах оладьев, сосисок и кофе. И не заставил себя долго ждать и упрашивать. Оладьи были что надо – жаль, быстро кончились.

– Похоже, ты и вправду вырос,– заметил папа.– Управился быстрее отца...

Вдруг из спальни выбежала мама.

– Тетушка Мерта проснулась и сама встала,– сказала она испуганно.

– Да,– сказал папа,– Ты была права. Похоже, начинается.

– Мам, можно я поеду на рыбалку? – спросил я, не слишком прислушиваясь к их разговору. Я собрался на пару дней съездить на озеро Хонен.

– Лучше не сейнас, сынок,– ответил отец.– Я думаю, что не сегодня-завтра для тебя здесь найдется дело.

– Ну, пап,– я даже расстроился,– я ведь давно собираюсь.

– Ничего, это не надолго,– сказал папа.– А на озеро еще успеешь.

– Но что я должен буду делать? Мама, расстроенная, тереби ла угол фартука. – Ты нам будешь нужен,– повторила она. Но зачем? – Сводить на прогулку тетушку Мерту. – Прогули вать тетушку Мерту? – удивился я.– Но мама, ты же всегда сама с ней гуляешь.

– Это совсем другое,– мама, наконец, оставила фартук в покое.– На эту прогулку тетушка сама выбирает спутника. И идти придется тебе.

За ужином я стал внимательно рассматривать тетушку Мерту. До этого я не особенно обращал на нее внимание. Она была всегда такой же привычной и незаметной, как мебель.

Тетушка Мерта была совсем маленькой. Если бы она не была такой высохшей, то, наверное, походила бы на маму. Серые волосы заколоты в крохотный пучок на затылке. Лицо, как измятая бумага, провалившийся беззубый рот, крохотные, потерявшиеся в морщинах абсолютно пустые глаза. Она без всякого выражения смотрела сквозь меня, и только зубы, ощутив прикосновение ложки, начинали двигаться, втягивая жидкую кашу, которую подавала ей мама. Рот закрывался, и на каждый глоток дергалась тощая куриная шея.

– А она может разговаривать? – спросил я. Отец посмотрел

на маму и уткнулся в свою тарелку. – Никогда не слышала,

ответила мама. – А делать что-нибудь она может? – допыты

вался я. – Ну, в общем, да,– сказала папа.– Она отлично

чистит горох, если ее правильно попросить.

– Да...– меня передернуло. Я вспомнил, как однажды меня, еще маленького, посадили помогать тетушке Мерте. Я подавал ей стручки, а она быстро, как автомат, вылущивала из них горошины. И, когда горох кончился, ее руки все никак не могли остановиться – брали, лущили, складывали...

– Еще она хорошо рвет полоски для половиков и может прополоть грядку от сорняков перед посадкой.

– Так почему...-я не знал, как бы спросить поделикатнее.

– Почему она живет у нас? Ты это хотел спросить? – мама вздохнула.– А куда ее денешь? Живет и живет. Да, в общем-то, она особенно и не мешает.

– Можно ее отправить в интернат,– сказал я.

– Во-первых, в интернат надо представлять документы, а откуда им взяться у тетушки Мерты,– объяснила мама, готовя сладкую кашу для старухи.– А, во-вторых, интернат стоит денег.

– А про какую прогулку вы говорили? Куда это мне с ней идти?

– В лощину,– ответил папа, нацеливаясь на очередной кусок пирога с вишней.– Вниз, до старого дуба,– папа тяжело вздохнул, словно вспомнив что-то.– И обратно.

– Ну, зачем же туда. Там же полно крапивы, да и комаров хватает. А кроме того там... ну– нехорошо.

– Ты хочешь сказать, нечисто? – улыбнулась мама.

– Ну, в общем, да,– я попытался объяснить.– Там даже погода не такая,, как вокруг. Чего ради лезть туда?

– Она всегда идет именно туда,– сказал папа.– А ты будешь ее провожать.

– Ну раз надо, значит надо,– я поднялся.– Тогда уж лучше сделать это поскорее. Пойдемте, тетушка Мерта.

– Сейчас она не пойдет,– сказала мама.– Она сама решит, когда будет готова.

– А почему с ней не может сходить папа? Ведь он уже один раз ходил.

– И с меня вполне хватило одного раза,– ответил папа холодно.– В этот раз пойдешь ты. И ты должен быть здесь, когда придет час. Рыбалка от тебя никуда не денется.

– Ну ладно,– я почти смирился.– Но вы хоть объясните почеловечески, а то я так ничего и не понял.

И мне объяснили. Тетушка Мерта всегда была в нашей семье, хотя папа так и не смог рассчитать, в каком родстве она с нами. И всегда она была такой же старой и высохшей. В ней словно совсем не осталось плоти, ничего, способного разлагаться, поэтому она не была такой противной, какими бывают старухи.

Раз в двадцать-тридцать лет, она как будто просыпалась и рвалась куда-то идти. И сопровождать ее должен был обязательно мужчина. С женщиной она идти не могла. И ее провожатый возвращался изменившимся.

– Это очень сильно действует,– сказал папа.– Когда своими глазами видишь то, что никогда тебе не понять...

– А однажды это был настоящий кошмар,– начал рассказывать папа.– Это когда наша семья только переехала сюда. Тогда еще был жив твой пра-прадедушка. Они добирались сюда в крытом фургоне, и всю дорогу тетушка Мерта ничего не замечала. А когда она начала просыпаться и не нашла знакомых мест, она словно с ума сошла. Прадедушка хотел вести ее по дороге, но она металась в темноте, словно собака, потерявшая след. Прадедушка привел ее домой только утром, весь ободранный и в синяках. Но в конце концов она облюбовала себе эту лощину.

– А зачем она туда ходит? – спросил я.– Что ей там надо?

– Этого не расскажешь,– ответил папа.– Это можно только увидеть самому.

В этот вечер тетушка Мерта снова зашевелилась. Сначала она закрыла руками лицо, потом попыталась встать. Одной рукой она вцепилась в спинку стула, а другой взмахивала, словно пытаясь ухватиться за воздух. Мама подошла, погладила ее по плечам и усадила назад.

На следующий вечер все ^началось сначала. Она несколько раз вставала со своего стула, подходила к двери и останавливалась, словно к чему-то прислушиваясь. Я тоже волновался и каждый раз кидался открывать ей дверь, но она только выглядывала и снова брела к своему стулу.

На следующий вечер все было так же часов до 10, пока мы не собрались идти спать. Вдруг тетушка Мерта бросилась к двери и, нетерпеливо притоптывая, начала даже царапать дверь пальцами, как кошка.

– Надо идти,– тихо сказала мама. Мне стало не по себе.

– Мам, ты смотри, какая темень,– попытался протестовать я,– и луны сегодня нет.

Тетушка Мерта начала повизгивать. Я остолбенел. Я первый раз в жизни услышал ее голос.

– Пора,– твердо сказал отец.– Отправляйся с ней. И обязательно приведи ее назад, сынок.

– В лощине и днем нехорошо,– я невольно говорил шепотом и не мог глаз оторвать от шарящих по двери тощих старческих рук. Она всем телом прижалась к двери, прислонилась к ней лицом, и ее обвисшее черное платье казалось на двери чернильным пятном.– А в такую ночь там сам черт ногу сломит.

– Попробуй выбирать дорогу,– папа тоже зашептал.– Может, у тебя и получится. А сейчас иди и без нее не возвращайся.

Мы быстро очутились за дверью, и я почувствовал, как сухие пальцы вцепились мне в руку, и вот тетушка Мерта уже тащит меня

в темноту. С перепугу мне показалось, что я слышу, как шур

шит ее высохшая кожа. Я чуть не закричал и только старался не думать куда и зачем она меня ведет.

Я попытался направить ее в сторону от лощины, в поле, на дорогу, на пустырь – в любую сторону, но не смог даже свернуть. Она снова возвращала меня на видимую только ей тропу. И я перестал сопротивляться. Темень была такая, что с трудом можно было различить землю и небо, а больше я ничего не видел. В гнетущей тишине слышалось только свистящее дыхание тетушки Мерты и мой задыхающийся хрип. От ужаса и темноты я не смог бы даже закричать.

Вдруг она остановилась, и я буквально наткнулся на нее. На меня пахнуло запахом слежавшейся бумаги. Мы стояли почти прижавшись, но в этих разлитых чернилах я не мог даже различить ее лицо. Постепенно я стал видеть тетушку Мерту. Светлее не стало, но, видимо, я немного пригляделся.

Она тихонечко зевнула, прикрыв рот рукой, и рассмеялась. Я поперхнулся. Таким молодым и изящным был этот жест – и так же не вязался он с высохшими старческими руками и лицом.

– Я оживаю,– я вздрогнул от звука этого живого, теплого голоса.– Я оживаю,– повторила она с восторгом,– Я чувствую, что это не сон.

Она с удивлением разглядывала свои руки.

– Но они до ужаса реальны,– сказала она.– Они совсем как настоящие.

Она протянула их в мою сторону, и я с удивлением услышал свой ответ.

– Они и есть настоящие. Она оглянулась на мой голос, и

исходящий от нее свет стал ярче. – Ты со мной разговари

ваешь? Она говорила словно сама с собой, и с каждым сло

вом лицо ее становилось все живее, ярче и моложе.

– Мне было предсказано, что я начну выздоравливать только тогда, когда смогу различить сон и явь, пойму, где реальность, а где иллюзия. Я понимаю, что это странный сон. Я знаю, что я сплю... но можно ли разговаривать с тем, кто мне снится? – она удивленно посмотрела на меня.– И может ли он мне отвечать?

Теперь тетушку Мерту было не узнать. Мягкое, молодое лицо, огромные, сияющие глаза. Тело расправлялось, наливалось жизнью. И вдруг платье соскользнуло с нее, как старая ненужная шкура. Она стояла, окутанная странным светом, не дававшим тени и не освещавшим ничего, кроме нее самой.

Я попробовал пристальнее вглядеться в этот свет и вдруг почувствовал, как исчезает незыблемость моего мира.

Не каменная основательность, а зыбкое сплетение звездного света, крохотный уголок огромной вселенной, осуществившаяся внезапность, одна из множества. И еще ощущение глубины человеческой жизни, не начинающейся рождением и не кончающейся смертью.

– Ах, если бы я могла окончательно проснуться,– воскликнула она.– Если бы не возвращаться в этот ужас! – Она вскинула руки и потянулась к небу: тонкая и изящная, как огонек свечи.

– Я верю, я чувствую, что все это только сон, все это старое, дряхлое– только ылюзия,– она легко подбежала ко мне и взяла меня за руки.– Ведь ты просто снишься мне? – спросила она.– И моя старость и беспомощность только мой кошмар?

Она так прижалась ко мне, что я почти вынужден был обнять ее. И сразу меня окутало серебристое облако ее волос.

– Ты очень симпатичный,– рассмеялась она,– но только, пожалуйста, не снись мне больше.

Как-то вдруг получилось, что я стоял совершенно один в такой темноте, что не видел собственных рук, все еще ощущая кончиками пальцев шелк ее кожи. Я с трудом перевел дыхание и наклонился, чтобы поднять валявшееся под ногами платье тетушки Мерты. Только тут до меня дошло, как я перепуган – колени мои дрожали и ноги просто подгибались.

Все во мне кричало от ужаса, и непонятно было, как это я до сих пор не удрал отсюда сломя голову. Может быть, меня удерживал приказ отца: "Приведи ее обратно". Я заставил себя думать о том, что я не первый, кто это видел. Все мои предки прошли это испытание, и все они выдержали его, и... "привели ее обратно". Это немного успокоило меня, и, хоть зубы мои стучали, а ногти врезались в ладони, я мог стоять и ждать.

Я не мог бы сказать, сколько прошло времени, только платье тетушки Мерты вдруг зашевелилось у меня в руках. Я подпрыгнул от неожиданности и отбросил его, словно обжегшись.

Она появилась снова. Закрытые глаза, волосы, льющиеся как прекрасная мелодия, и все очарование, вся нежность, все, что тблько можно себе вообразить, было в ее лице. И тут она открыла глаза и все увидела.

– Нет,– закричала она, и тут же прикрыла рот ладонью.Только не это! Не надо снова! Ведь я уже проснулась!

Она с рыданием прижалась ко мне, и я снова смог обнять ее. Всю красоту и нежность мира держал я в руках, и все отчаяние. Но вот она отстранилась и начала говорить медленно, как заклинание: "Все это только сон. Страшный сон, но я верю, что он кончится,– она даже не пыталась сдержать слез,нужно только дожить до утра и проснуться. Все это мне снится, и ты тоже мне снишься..."

Руки ее метнулись к лицу и нащупали первые морщины, появившиеся на лбу. Черное платье, как живое, наползло* на ее тело, выжимая из него жизнь. Облако волос редело и теряло блеск. Последними погасли глаза, опять спрятавшиеся под темными морщинистыми веками.

– Нет, нет,– повторял я, потрясенный этим превращением. Я пытался разгладить появляющиеся морщины и чувствовал, как прямо под моей рукой высыхала и стягивалась кожа.

Я отшатнулся и машинально вытер руки о штаны, и когда поднял глаза, передо мной уже стояла тетушка Мерта. Исходивший от нее свет погас, и мы опять были в полном мраке.

На обратном пути мы лезли через какие-то кусты и колючки, а тетушка Мерта с трудом передвигала ноги и не переставала плакать. Мне даже пришлось взять ее на руки – горстку праха с затхлым пыльным запахом.

Наконец я выбрался из лощины, гудевшей от ветра, хотя вокруг было очень тихо. В мозгу бесконечно крутилаоь засевшая фраза: "Жизнь – это сон... жизнь – это сон...".

Но прежде чем перешагнуть порог кухни и вернуться к привычному миру, я встряхнул все еще рыдавшую тетушку Мерту жуткую куколку такой прекрасной бабочки – и на ухо ей прошептал:

– Просыпайся, тетушка Мерта! Скорее просыпайся!