Текст книги "Газета Завтра 288 (23 1999)"
Автор книги: "Завтра" Газета
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
Виктор Мироглов МЫ ЖИВЕМ В ГВАТЕМАЛЕ...
“Гватемалы, например, не существует.
Я это знаю точно, потому что там жил”.
Ж. Арно. Французский писатель
Слова, приведенные в эпиграфе, звучат, на первый взгляд, абсурдом, но это только на первый взгляд. Оказывается, то, о чем говорит француз, вполне может случиться в жизни. Возьмем, к примеру, наш «независимый» Казахстан. Ну чем не Гватемала? На географической карте он есть, на бумаге тоже, но на самом деле его и нету вовсе. Представьте сами, может ли существовать страна, в которой все продано забугорному дяде? Нет, конечно. Если в доме твоем всем распоряжается пришелец, если он заставляет тебя жить не так, как ты привык, а как он считает нужным, то ты уже не хозяин, а приживалка. Твой удел – подобострастно заглядывать ему в глаза, робко протягивать лапку в надежде получить хоть какое-то подаяние.
«Работают» в этом направлении наши вожди смело и с размахом. Да и чего бояться? Освободились от строгого «имперского» глаза, сорвались с цепи. Да и народ опасливо помалкивает. Подобострастно, словно выросла при ханском дворе, поддакивает, подхихикивает значительная часть казахской интеллигенции – цвет нации, ум ее и совесть. Оглянитесь. Возьмем хотя бы писателей и журналистов. Кто еле сводил концы с концами при тоталитаризме, тот и сейчас в жатаках (бедняках) ходит. Зато все бывшие идеологические начальники, «классики» и «золотые перья» и сегодня согреты «отеческим» теплом «всенародно избранного». Все пристроены. Кто в послах ходит (кормится), кто в советниках, кто в мажилисе заседает, а кто и в сенате. Да разве посмеют сказать они хотя бы маленькую правду президенту. Ведь так кушать хочется. А как в президиуме сидят! Словно на персональном золотом унитазе. Это о таких говорят в Одессе: «Они умеют говорить и писать вперед и взад».
Наши вожди словно обезумели. Бездарность и темпы приватизации, которую они навязали народам Казахстана, беспрецедентны. Уже сегодня практически продана вся промышленность некогда мощной индустриально-аграрной республики. В редком выступлении наш президент обходится без того, чтобы не вылить ушат помоев на Империю, не обвинить ее во всех неудачах своего правления. Наследство, оказывается, она оставила не такое. На всех предприятиях оборудование морально устарело, а поскольку оно требует модернизации, а денег нет, надо предприятия продавать. Лукавит президент. Ведь не пять лет сидит он на троне. У руля он был еще при Кунаеве и при Колбине (Предсовмина). Ну а про последние пять лет и говорить нечего. Вожжи были полностью в его руках. И деньги еще были, поскольку соратники еще не успели все растащить и поделить Так кто же мешал ему проводить модернизацию? Выходит, ни при чем здесь Российская империя. За десяток лет и камни в песок превращаются, а что говорить про машины.
Надо честно признаться, что голубая мечта Назарбаева о создании в республике «среднего класса» с треском провалилась. Вместо настоящих предпринимателей, которые действительно могли бы укрепить экономику и помогли бы жить народам достойно, в эту нишу влезли и стали хозяевами жизни мерзавцы и воры. Им всем, без исключения, свойственен «Синдром Василия Алибабаевича» (смотрите фильм «Джентельмены удачи»). Кстати, Алибабаевич был нашим земляком из Джамбула. Прямо символическое совпадение. Наши «новые казахи» и «новые русские» не могут жить и вести какие-либо дела, не разбавив бензин (свое дело) ослиной мочой, как это делал незабвенный Василий Алибабаевич. Да и чему удивляться? Живи они честно при той ситуации, что сложилась в экономике и политике республики, их следовало бы за святую простоту на полном законном основании отправить в дурдом. Предприниматель всегда оглядывается на власть, и если там смыслом жизни стал все тот же «Синдром Василия Алибабевича»: красть, где возможно и что возможно, разбавляя дела и слова ослиной мочой,– значит, жить иначе грешно и не нужно.
К примеру, наше родное правительство загнало бельгийцам производственное объединение «Алматыэнерго» за пять миллионов долларов, тогда как его стоимость консалтинговой фирмой определена почти в четыреста пять миллионов долларов. Пусть побьют меня камнями, если причастные к этой продаже чиновники не погрели руки, притом нагло (не миллиончик-два тяпнули). И ведь не побоялись обжечься. А чего бояться? У нас «находчивость» в чести. Криминал у нас не выжигают каленым железом, а пестуют и холят. Лучший друг независимости – вор в законе.
Я возьму эти слова обратно, принесу публичные извинения, если правительство, наконец, назовет поименно тех, кто провернул эту аферу и представит справку из дурдома о коллективном сумасшествии своем и этих «деловаров». Только неумные могут быть искренне уверены в выгодности для республики и народа подобной сделки. Это еще не конец аферы. Она имела не менее «захватывающее» продолжение. Еще четыре предприятия «Алматыэнерго» проданы новому владельцу за 150 миллионов тенге при их истинной цене не ниже 40 миллиардов все тех же тенге. Депутат же мажилиса Кобес Акылбаев называет сделки по «Алматыэнерго» диверсией против государства. Он прав на все сто. За реализованное на двух тендерах имущество энергетических комплексов нужно было получить минимум 80 миллиардов тенге. Этого вполне хватило бы, чтобы рассчитаться с народом республики по всем долгам – по пенсиям и зарплате.
Похоже, что Казахстаном сегодня правят инопланетяне, которые только внешне напоминают людей, но на самом деле у них нет ни сердца, ни сострадания, ни Бога в душе. Как же надо ненавидеть и презирать свой народ, чтобы почти даром отдать иностранцам-"благодетелям" знаменитую «Балхашмедь»?! В республике, наверное, только нашим вождям неизвестно, что при строительстве Балхашского медеплавильного завода от холода и голода ушло в землю сорок тысяч человек. Выходит – наши вожди торгуют кровью народа. Не одну страницу заняло бы простое перечисление объектов, которые они отобрали у народа Казахстана и обменяли заморским пиратам на дешевый бисер, мишуру приемов и трескотню вокруг своих имен.
Меньше чем за два года в республике промотано все, что можно промотать. Дошло до того, что само правительство не знает, кому продано то или иное предприятие. А может, делает вид или, как говорят у русских, валяет Ваньку?
В республике нет ни одного крупного предприятия, которое бы она построила самостоятельно, только на свои деньги. Все создавалось коллективным трудом народов, входящих в «проклятую Империю». Может, поэтому так легко расстаются наши вожди с заводами, комбинатами, а казахская интеллигенция помалкивает, а порой и превозносит их «мудрость». А почему бы и нет? Разве жалко то, что досталось тебе на халяву? Да и менталитет, приобретенный за долгие годы Советской власти, убаюкивает, успокаивает – зачем самим надрываться? Придет снова чужой дядя и снова нам все построит, да еще и лучше, по передовым технологиям. Придет, построит, только теперь все построенное уже больше никогда не будет принадлежать казахскому народу. Новые хозяева очень скоро так оплетут долгами и обязательствами нашу «независимую», что и через тысячу лет казахи будут должны и тем, и этим. Все уйдет «цивилизованным» народам, а Казахстану останутся эвересты шлаков, отвалов, реки, превращенные в сточные канавы, и воздух, похожий по составу на нервно-паралитический газ.
Сегодня уже безвозвратно потеряны для республики (это называется переданы в управление) «Казхром» с Донским ГОКом и двумя заводами ферросплавов. Здесь производилось 95 процентов хрома Советского Союза. Теперь этим богатством за 36,8 миллионов долларов владеет никому не известная японская фирма, зарегистрированная на Вирджинских островах; Павлодарский алюминиевый завод производительностью 1,1 миллиона тонн в год продан за 20 миллионов долларов; Соколовско-Сарбайское горнообогатительное производственное объединение спихнули за 46 миллионов... Нет конца этому страшному, скорбному списку.
Мудрый еврей из Америки миллиардер Алекс Москович еще года два назад в средствах массовой информации буквально кричал, заклиная наше правительство не продавать промышленный потенциал республики, называя это несусветной глупостью и расточительством. Но у нас привыкли слышать то, что приятно слуху. А в таких советчиках недостатка нет. Приедут новые Бэнги-советники, научат, как лучше промотать страну и раздеть народ, а потом, получив свое вознаграждение в сотнях тысяч долларов, смоются в свои кореи и америки. Да что там чужестранцы! Своих «мудрецов» хватает. Вот послушайте: «Если мы не будем дешево продавать эти предприятия, они будут приносить убытки, а это означает, что они вообще не имеют никакой цены». Чувствуете, какая глубина экономического мышления, какая забота о нашей «независимой»?! Это вам не какой-то дурак-миллиардер из Америки, это зампред госкомитета по приватизации Юзеф Дуберман. Из каких щелей вылезают такие экономисты? Вы не знаете? Вот и я не знаю.
Думаешь порой, в какой же тьмутаракнии учились они. Ведь не было и нет в мировой практике такого случая, чтобы государство, получив независимость, пошло по пути деиндустриализации. Даже в странах экваториальной Африки, где совсем недавно сняли набедренные повязки, прийдя к власти, национальные правительства в первую очередь национализируют транспорт, энергетику, главнейшие промышленные отрасли, связь. Наши же вожди, ошалев от «свободы», потеряв всякую ориентацию, подобное ракам, начали пятиться в дремучее средневековье. Ну пусть бы делали это сами, но нас-то зачем тянуть? Там хорошо ханам, каганам, эмирам, а народу там делать нечего.
Прошлой зимой погиб город Кокчетав. Больше половины теплосетей города в один день оказались размороженными, полопались трубы, батареи отопления в домах. По моему мнению, не исключена возможность, что это кем-то тщательно спланированная акция. Зачем? А чтобы выдавить «русских колонизаторов». Ведь не секрет, что нашим националистам не дает покоя тот факт, что в северных областях большинство населения русскоговорящие. Раньше оно было нужно, чтобы работать на заводах и фабриках, шахтах и карьерах, чтобы пахать землю и выращивать хлеб. Теперь же все порушено, продано. И совершенно естественно, если русскоязычные, ошалев от нашей «свободы» и нищеты, вдруг захотят стать частью тоже ошалевшей от “ельцинской свободы” России. Чего только в жизни не бывает. Заговорит голос крови, сообразят они, что к чему, что ждет завтра их самих и детей при нынешнем режиме и... А может случиться, что потребуют автономии. Ну а сейчас, когда убили город Кокчетав, когда в клочья изорвали его кровеносную систему – теплосеть, все стало проще. Сегодня и козе понятно, что разоренной республике теплосистемы не восстановить. Просто не на что. У вождей денег осталось мало, настолько мало, что дай Бог хватило бы на праздники-то да установления монументов и памятников родственникам. Все прозрачно и понятно до идиотизма. Русские уже выматываются на свою историческую родину. Сейчас квартиры в северных областях республики, самые лучшие, стоят не дороже вшивой иномарки, пробежавшей миллион километров. Уезжают и казахи в Оренбург, Омск, в другие города России. Это те, кто понял, что скрывается за нынешним «сладким» словом свобода, это те, кто понял, для кого она «мать родная», а для кого она хуже войны. За морем, а может быть, и наши «мудрецы» самостоятельно, рассчитали неплохо. Коренное население, то, что не сможет уехать в Россию, вернется в аулы, в села, туда, где остались хотя бы какие-то родственники. Там их встретят, там их ждут с нетерпением новые баи – бывшие председатели колхозов, директора совхозов, райкомовские и райисполкомовские фюреры. Ведь кто-то должен пасти их скот, пахать землю. Им очень нужны те, кто за кусок хлеба будет безропотно терпеть любые унижения. А уж унизить на востоке богатый и умеет, и любит.
Кто-то скажет, что я перехлестнул с Кокчетавом. Дай Бог ошибиться! Но если это не так, то почему ни одна сволочь, по вине которой сломаны тысячи человеческих судеб, не понесла ответственности.
Не надо быть Нострадамусом, чтобы предсказать, что будет дальше. Если я прав, то на выморозку следующий кандидат – Алма-Ата. Слишком много развелось «нежелательного элемента» в этой южной столице. Кокчетав – это, как говорится, «проба пера». То ли еще будет. Если хочешь быть турком, я имею в виду богатым турком, а не тем, который скребет немецкие сортиры, то еще и не то придумаешь.
Вымирают, пустеют аулы. Президент объявил о начале экономического процветания, построил «Город Солнца», а его сограждане в сельских районах вынуждены есть комбикорм, который еще недавно скармливали скоту. Молодежь, чтобы не умереть с голода и как-то помочь близким, хлынула в город. Не на учебу, как было при «проклятой» Империи, а за куском хлеба. Его приходится зарабатывать посредничеством, мелкой спекуляцией, воровством, вымогательством, самой грязной работой на базарах и оптовках. Молодежь больше не думает об учебе, ничего не читает и будущего у нее нет. Впереди только нищета. В родные аулы они больше никогда не вернутся, потому что там не нужны, а здесь, в городе, хоть и обманчивое, но все-таки жалкое подобие достатка. Иногда можно заработать на бутылку «самопала» или на не менее ядовитую импортную сивуху. Если такую жизнь наш президент называет долгожданной свободой от тоталитаризма и раскрепощения личности, то хотелось бы его спросить, а что же тогда называется рабством и геноцидом?
А в это время казахская интеллигенция, изображая из себя средневековых батыров и биев – защитников народа, стучит бутафорскими мечами и таскает друг друга за жидкие бороденки. Казахский народ, от имени которого они так яростно орут, вымирает, а они озабочены одним: чтобы казахский язык стал государственным и непременно перешел с кириллицы на латинский алфавит. По-моему, хватит закатывать глаза в истерике, что казахский не хотят учить «некоренные». Его не хотят учить в первую очередь сами казахи. Особенно молодежь. Она не спорит с «Законом о языке», который периодически вытаскивают на свет божий наши «вожди», когда надо в очередной раз отвлечь народ от насущных проблем, от провалов в экономике и изобразить отеческую заботу о духовной жизни народа.
Станкостроительное техоснастка станки proma 6
[Закрыть] предлагает свою продукцию.
Александр Проханов СВЕТОНОСНЫЙ МИСТИК КИМ
Мы поздравляем своего давнего друга, бывшего члена редколлегии боевой газеты “День”, нашего автора, одного из истинных лидеров современной русской литературы Анатолия Кима с шестидесятилетием! Желаем ему новых книг, новых картин, преданных и верных читателей. Всегда рады видеть твои произведения на наших страницах.
РЕДАКЦИЯ
Анатолий Ким – великий мистик в нашей литературе. Он как бы состоит из тончайших воздушных энергий, он прозрачен для солнечного и лунного света. Анатолий Ким, со своей красотой, со своей мучительно утонченной эстетикой, летает над мировыми водами, над мировыми травами, над мировыми цветами, не оставляя на них следа. Его появление в природе и в культуре можно выявить только по легким наклонам зеленых травяных стеблей. Таким Анатолий Ким мне предстал в своих первых рассказах. Это несмотря на то, что в рассказах Ким описывал плоть, женскую любовь, мужскую страсть, рев зверя, накаляемые жаром почвы. Но вся эта материя была пронизана светоносными мистическими энергиями.
Таков Анатолий Ким как художник. В свои метафоры, в свою мучительную утонченную эстетику он закладывает несоединимое и несопоставимое в обычном материальном мире. Его существа, которыми он населяет свои леса и просторы, – это кентавры, сирины, это исчезнувшие пралюди, язык, на котором они говорят, – это язык не птиц и не трав, а тот загадочный таинственный язык, на котором было, по-видимому, произнесено первое слово на земле.
Таков художественный, духовный мир моего друга Анатолия Кима.
Анатолий Ким – прекрасный товарищ. В это изнурительное, грозное и отвратительное время, когда культуру разрубили топором, и этот топор пришелся не просто на левых и правых, на патриотов и западников, на авангардистов и традиционалистов, этот топор пришелся на человеческие дружбы, на давние близкие отношения, на весь наш мир так называемых “сорокалетних”. Было время, когда мы – молодые, веселые, бесшабашные, бражные, влюбленные и непрерывно творящие, создающие книгу за книгой, – были вместе, дарили друг другу свои книги с восторженными автографами, поднимали заздравные чаши, любовались друг другом, когда кто-нибудь из нас появлялся с красивой женщиной или возвращался из дальнего путешествия с бронзовым от загара лицом… Почти все эти дружбы нынче рухнули. Сегодня бывшие “сорокалетние” либо исчезли вовсе, превратились в прах, в туман, либо разделились на несоединимые группировки, на ядра, которые отталкиваются друг от друга, как разные полюса магнита…
Анатолий Ким – один из немногих, который сохраняет наш синтез, союз тех лет. Толя действительно объединяющий, настолько широкий и настолько объемный, что он вмещает в себя всех нас, давно не разговаривающих друг с другом.
В день его шестидесятилетия, в день его юбилея я поздравляю его. Да, сегодня и его я вижу часто печальным, вижу его как бы застывшее, как бы остекленевшее в недоумении от нынешней действительности лицо, мудрые глаза, иногда он напоминает мне ликом таинственного печального Будду, сидящего в позе лотоса на нефритовом алтаре.
Я желаю ему в день юбилея бессмертия, желаю, чтобы в следующем его воплощении он превратился в бабочку, и, быть может, тогда я – верный своему тотемному зверю – бабочке, тоже обращусь в бабочку и мы вместе с Кимом полетим над восхитительными лугами Эдема.
Анатолий Ким БЛИЗНЕЦ (Глава из романа)
Перед всесильным натиском зеленого вируса никто не мог устоять – от великих царей арабских до темного таджикского крестьянина, который вынужден был, когда настали лихие времена, отбросить прочь свой кетмень и схватиться за автомат Калашникова. Вначале я был здоров, молод, жил в кишлаке, учился в школе и наблюдал со стороны, как постепенно зеленеет окружающее нас геополитическое пространство. Василий тоже был молод, учился в школе, потом в университете. По окончании которого работать нигде не стал и начал писать художественную прозу. А мне, в те же годы, стало ясно, что автомат или пистолет гораздо удобнее для рук, и только с ними в руках можно было добыть зеленые доллары во имя Аллаха и ради всемирного священного джихада. Таким образом я принял причастие доллара намного раньше, чем Василий, хотя мы были, кажется, почти ровесниками. А когда, каким образом, по какой причине я был внедрен в кишлачного мальчика, который летом в хорошую погоду спал на плоской крыше родительского дома, во сне сладко посасывая свой далеко отгибающийся на кулаке большой палец, – того я не знаю.
Не знаю и того, почему я однажды утром проснулся человеком, в котором чугунной тяжестью давило душу угрюмое нежелание просыпаться, снова входить с утра раннего в эту жизнь, открывать глаза и видеть ее свет. Мне было 72 года, я был лысым стариком, дряблое брюхо покоилось на моих коленях, я сидел в трусах и майке на краю кровати, свесив с нее сизые зябнувшие ноги. Почему-то возле меня никого не было, ни жены, ни детей, моя жизнь к старости оказалась одинокой, и другого положения для нее, по всей вероятности, уже не предвиделось. Не знаю, потерял ли я жену, умерла ли она, были дети или их никогда не рождалось у меня – моего прошлого нет как нет, остается одно только будущее! То бишь перспектива моего существования безнадежно тонет в дрожащем мареве вечности. И хотя мне известно, что принявшее меня старое тело этого человека вскоре умрет, моя душа, обретающаяся в нем теперь, не перестанет изнывать в унылой меланхолии своего бессмертия. С каким глубоким удовлетворением я ушел бы вместе с этим никому не нужным старцем – умер бы в нем и вернулся туда, откуда был послан. Но такой милости пока нет для меня, а есть лишь суровый гнет бесконечного повторения пройденного. Все, что предстоит мне испытать, – в любом новом воплощении, – то уже было, было! И этот старый человек со своим угрюмым утренним отчаянием, с пустотою в прошлом, напрочь отсеченным от него беспамятством болезни Альцгеймера – также является многомиллионным повтором одного и того же эпизода из всеобщего спектакля под названием “Хочу жить вечно на земле”.
Зачем это, спросите вы; отвечу – чтобы бесконечное число раз умирать. Боюсь, господа, что желание вечной жизни – это бесконечное перетекание через пороги и уступы смерти. Перевалив через очередной уступ, водопад жизни словно бы устремляется к бездне, летит прямо туда! Но дно все-таки достигается – и побушевав в свирепом аду клокочущей пены, желание жить выносится уже на спокойные просторы нового существования. Потому и так завораживает, притягивает моего старика явственно слышимый по утрам шум близящегося водопада. И проснувшемуся человеку отчаянно не хочется просыпаться. Его одолевает ложная надежда: вот если бы сейчас не проснуться, то как-нибудь можно и проскочить водопад... Но вот он сидит, в трусах и майке, на краю своего одинокого ложа – и заоконный грохот утренних рабочих машин, подобный шуму гигантского водопада, едва не оглушает семидесятилетнего старика. Который никак не сообразит, кто он такой, где находится – в своей городской квартире или в больнице, и кто сейчас должен подойти к нему, а то и никто не подойдет...
Недавно с ним встречался Василий, уже вошедший в моду писатель Вас.Немирной со всеми новенькими штемпелями борзопишущих критиков на лбу – этакий новорусский Мартин Иден на востоке своей славы. Вы мой учитель, с приятностию для себя говорил он тогда старцу, ваши книги помогли мне разобраться в самом себе, на ваших книгах я вырос, можно сказать... И Василий полагал, что литературному реликту будет приятно услышать такие слова.
– Я хотел спросить у вас... Как писателю распорядиться своим жизненным временем, чтобы не растерять, а полностью осуществить свои возможности? – солидно-ханжеским тоном, усвоенным им совсем недавно, молвил далее Вас.Немирной.
В ответ он услышал нечто совершенно неожиданное:
– Да вы, судя по вашему виду, уже давно исчерпали все свои возможности, молодой человек! Но это ничего, по этому поводу расстраиваться не стоит. Вот я перед вами – у меня было возможностей в тысячу раз больше, чем у вас, и многие из них мне удалось осуществить. И что же, какая теперь разница между нами? А никакой. Я, со своими громадными осуществленными и упущенными возможностями, и вы, успешно освоивший все свои малые, – мы сидим рядышком, мирно разговариваем, как равные. Мы и есть равные. Ведь нас уже давно сожрало некое огромное чудовище, зверь. Сожрало и переварило – и теперь мы не что иное, как его благополучное и самое убедительное говно, дорогой мой. Которое в наше время – и в нашем государстве также – обрело сейчас зеленоватый оттенок. Вот мы с вами и стали этим зеленым говном, товарищ писатель.
– Вы имеете в виду, наверное, американский доллар, – чувствуя, что криво усмехается, промолвил “товарищ писатель. – Или что-нибудь другое?
– Разумеется, доллар, – был ответ. – А что еще? В более общем смысле – конечно же, деньги. Как только мы напечатаем где-нибудь в журнале первую свою строчку – зверь уже ждет нас, широко раскрыв свою пасть. И никуда нам от него не деться.
– Мне кажется, не очень оригинальная у вас получилась метафора...
– Не очень, согласен.
– И что же, вы считаете – нечисты все без исключения? Все в дерьме?
– Все. Разве что два-три человека за всю историю. Вы сами догадываетесь, о ком я...
– А Ван-Гог? Он ведь был чист – за всю жизнь ни одной картины не продал.
– Зато после его смерти чудовище проглотило его картины и переварило по тридцать семь миллионов долларов штука... Ничего себе, а?
Василий был огорчен получившим столь неожиданный оборот разговором; он сидел перед старым писателем со смущенным видом; та встреча происходила в Переделкине, на писательской даче. (Дорогой читатель, Переделкино – это еще советский писательский поселок с гектарными участками леса, с бревенчатыми теремами и другими старыми советскими привилегиями признанных литераторов строя.)
– Признаться, я шел к вам вовсе за другим,.. – тихо и трусливо пробормотал Вас.Немирной, и только я, его невидимый близнец, мог угадать, какая темная и едкая смута поднимается в его душе.
– С чем же, – был вопрос, – вы пришли ко мне?
– С тем, во-первых, чтобы поблагодарить. Об этом я уже говорил. Много лет с трепетом читал ваши книги.
– Мне очень приятно это слышать. Я тоже благодарю вас. А что дальше?
– В одном своем романе вы сказали, что человек не видит, но знает: позади него остались день его рождения и – до этого дня – вечность времени. Поэтому можно предполагать с уверенностью, что впереди у него будет день смерти, а за ним – все та же неминуемая вечность.
– Вполне возможно, я что-нибудь подобное и написал. Так что же? В чем ваш вопрос?
– А в этом слове – “неминуемая”. В каком смысле вы употребляете его – как что-то обязательное, или в том смысле, что невозможно миновать – “непреодолимое”?
– Не помню. Да это и неважно. Забыл – значит какая-нибудь ерундистика. Я всю свою прожитую жизнь забыл, товарищ, а вы толкуете о смысле какого-то слова. Давайте лучше поговорим о другом. Например, о вас.
– И о чем же... обо мне? – несколько растерялся Василий.
– Проклятый вопрос о смерти остался для вас неразрешенным, так ведь? Впрочем, как и для всех, включая сюда и тех двоих-троих, о которых уже шла речь. И дело вовсе не в том, чтобы решить эту задачу, она, видимо, нерешаема. А в том дело, к какой группе крови относится каждый из нас, к какой категории жильцов на свете относится. Вот мы с вами относимся к той, которая исповедует главный лагерный закон: ты умри сегодня, а я умру завтра. Мы с вами, молодой человек, одной крови – вы и я. (Скрытая цитата.)
– Но это, по-вашему, хорошо или плохо? – несколько ироничным, минорным тоном вопросил Вас.Немирной, как никогда уверенно чувствуя себя представителем постсоветского модернизма.
– Хорошо, хорошо, – успокаивающе махнул на него восковой ленинско-мавзолейной рукою собеседник. – Да вы и сами знаете, поэтому и пришли ко мне. Скоро к вам доллары потекут. Ждите. А потом вы умрете внезапной смертью – скорее всего, вас убьют.
– Спасибо за пророчество, конечно... Но при чем тут доллары? Вы что, прямо связываете их с моей прискорбной гибелью?
– Не обижайтесь, скажите лучше спасибо. Ведь я напророчил вам внезапную смерть, самую лучшую из всех возможных. Хотел бы я оказаться на вашем месте. А насчет долларов – так ведь это, товарищ, общее место. Там, где они текут, обычно убивают.
Если иначе нельзя их отобрать и присвоить. Все можно присвоить, всякое имущество, даже кусок территории на луне и даже пространство другой человеческой личности – да, да, молодой человек: став каннибалом и сожрав труп этой личности. Однако нельзя ни присвоить, ни украсть времени чужой жизни! Это чужое время никогда не станет твоим, убей ты хоть миллион других людей. И безумие – не понимать этого. И этим безумием охвачены девяносто девять целых, девятьсот девяносто девять тысячных процента людей на земле – со дня их творения, если, конечно, они были сотворены, а не произошли от лохматых обезьян.
Вы что думаете, вы пришли ко мне за советом или какой-нибудь премудростью? Нет, вы пришли, дорогой мой, сами того не ведая, в надежде присвоить мое жизненное время. Однако это невозможно. Чужое время непожираемо. И пусть вас не сердят эти мои слова – все мы, бедные, испытываем голод чудовищного недостатка собственного жизненного времени. От этого голода, как от дистрофии, и подыхаем. Умираем голодной смертью времени. Его так мало – и оно принадлежит только каждому из нас. И никакого эквивалента ему нету. Так что напрасно смотрите на меня тоскливыми глазами – не только присвоить, но и получить его от меня, если я вдруг захочу отдать свое время в дар, – вы не сможете! Это действительно невозможно. Не было придумано такого способа присвоения, сколько бы ни старались.
... И тогда появились деньги. Их придумали прагматики человечества. Они смеялись над теми, которые считали, что главные ценности жизни откроются для них на том свете, после смерти, а не на этом. (На этом свете получаем, мол, лишь то самое, что не годится для будущего вечного сосуществования.) Прагматики решили все ценное, что должно открываться на этом свете, оформить во что-то существенное, материальное. И появились деньги, придуманные как эквивалент самого ценного – жизненного времени. Деньги стали солью, консервантом этого жизненного времени. В прямом смысле звучит лозунг новейшего времени: время – деньги. Но это уже не просто лозунг прагматиков всех времен – так звучит их религия всех времен и народов.
Общечеловеческая шизофрения началась и поехала именно с того момента, как были придуманы деньги. То есть с незапамятных времен. Но сумасшедший определяется не только тем, что он утверждает, что у алжирского дея шишка под самым носом, но и тем, что будет утверждать: время – деньги. Однако ни один сумасшедший не признает себя за такового... Вот обратитесь к себе, обратитесь к самому искреннему и самому умному началу своей души: болен я или притворился больным? И вы услышите в ответ: да, притворился слегка... И тогда ни в чем не сомневайтесь, делайте свое дело и смело загребайте столько денег, сколько сможете. И покупайте тренажеры для укрепления мышц, покупайте самые дорогие туристические путевки на экзотические острова.
– А если душа ответит “нет”? – прервал старого писателя молодой.
– Тогда тренажер не покупайте, за удовольствиями туристическими не гонитесь. Живите где-нибудь в деревне или на даче.
– Как вы, например?
– Да, как я, например.
– И что же, будет все хорошо?
– Нет, молодой человек, вовсе не хорошо.
– Тогда как же быть?
– Если бы я знал... Если бы хоть кто-нибудь знал... Вот вы, молодой товарищ, не видите ли во сне, что вас душат за горло?
– Нет, к счастью, пока не вижу таких снов.
– Скоро увидите. По лицу вашему заметно, что это будет скоро. Тогда вспомните меня и произнесите следующее заклинание. Запомните его, пожалуйста, или запишите. “Доллар, доллар, пошел бы ты на хер. Как жил без тебя, так и проживу дальше”. И постарайтесь, уж действительно, немедленно бежать из тех мест, где вас настигла эта зеленая зараза. Ни на миг не задумывайтесь и бегите, иначе вы пропали. Однажды ночью приснится кошмар, что подкрадется к вам некий бандит со зверскими глазами и станет душить, схватив вас за шею. И вы посмотрите ему в глаза и увидите, что это ваш потусторонний близнец, что это вы сами.
