Текст книги "Газета Завтра 800 (64 2009)"

Автор книги: "Завтра" Газета

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Юрий Павлов СЕРОСТЬ ВЫПОЛЗАЕТ НА СВЕТ

В 2008 году в «Литературной России», в номерах 42-51, было опубликовано большое по объёму сочинение А. Разумихина «Трое из сумы». Это редкая за последние 20 лет попытка дать в одном «флаконе» портреты Ю. Селезнёва, А. Ланщикова, М. Лобанова, В. Бондаренко, А. Казинцева, С. Куняева, Н. Машовца, С. Боровикова, И. Шайтанова, А. Неверова, В. Калугина, Л. Барановой-Гонченко, В. Коробова, В. Куницына, А. Михайлова и других критиков. Всех их Разумихин якобы знал лично, отсюда чрезмерно большой, на мой взгляд, мемуарный крен в подаче материала. Более того, «личный фактор» негативно повлиял на достоверность изображаемого, на адекватность многих и многих оценок. В итоге получился чёткий, узнаваемый автопортрет Разумихина и смазанные, в разной степени отличные от оригинала портреты критиков. Это наиболее наглядно проявилось там, где речь идёт о Михаиле Лобанове, Владимире Бондаренко, Александре Казинцеве.

Важную роль у Разумихина играют эпизоды, в которых действующие лица – сам Александр Михайлович и один из критиков, – то есть эпизоды, когда не было свидетелей. Поэтому трудно, а иногда невозможно понять: рассказанное Разумихиным – это правда или вымысел. Сам же повествователь стремится создать иллюзию достоверности, сообщая многочисленные подробности происходящего.

Например, разговор о Лобанове предваряет эпизод встречи Разумихина с критиком около Литинститута. По версии автора сочинения, Михаил Петрович приехал на собственной машине, напоминавшей авто Труса, Балбеса и Бывалого в фильме "Самогонщики". Лобанов, которому Александр Михайлович хотел помочь опубликоваться в журнале "Литература в школе" в период очередных гонений на критика, повёл себя странным образом. Он, по сути, не захотел разговаривать с Разумихиным, сославшись на отсутствие времени из-за проблем с мотором машины. Но читателям следует знать, что собственной машины у Михаила Петровича никогда не было…

Тон, заданный этим эпизодом, доминирует в оценке Лобанова, человека и критика, на протяжении всего повествования. Например, говорится о богатой фантазии Лобанова и в качестве иллюстрации приводится его книга "Островский" (М., 1979), где Михаил Петрович якобы "доказывает народность положительной Кабановой, которая по-своему любит Катерину". Несчастную же героиню Лобанов "не пожалел", "потому как Катерина посмела пойти вразрез с его точкой зрения, с его "Надеждой исканий"".

Разумихинское толкование очень напоминает то шельмование, те бездоказательные обвинения, которым критик подвергся в конце 70-х-начале 80-х годов со стороны партийных ортодоксов и либеральных овчарок. Понятно, почему не приводятся цитаты из книги "Островский", ибо их, подтверждающих правоту Разумихина, нет.

У Лобанова об отношении Кабановой к Катерине говорится следующее: "Она "уму-разуму учит" сноху не потому, что ей дороже сын. Можно не сомневаться, что в случае замужества Варвары она будет брать сторону не дочери, а зятя". В книге "Островский" вообще отсутствует акцент "любит – не любит", в ней лишь справедливо утверждается, что нельзя упрощать характер Кабановой. Сие же не означает "народность положительной Кабановой", на чём настаивает Разумихин. У Лобанова в этой связи сказано принципиально иное: "Нравственно нетерпимая Кабаниха – при всех её благих помыслах – ни в коей мере не может быть поставлена в один ряд с такими просветлёнными носителями народной нравственности, как Русаков".

При характеристике же Катерины критик делает постоянное ударение на её трагедии, смысл которой видится ему в "нравственной катастрофе" героини, в нарушении "извечных в глазах Катерины моральных установлений", в "невозможности найти себя", во "внутренней бесперспективности". У Лобанова нет даже намёков на то, что ему не жаль героиню, тем более потому, что она "посмела пойти вразрез с его точкой зрения, с его "Надеждой исканий"" (так называется книга критика, опубликованная на год раньше "Островского"). Этот разумихинский бред – с точки зрения фактов, логики, русского языка – нет смысла комментировать.

Другие суждения автора сочинения "Трое из сумы" о Михаиле Лобанове качественно ничем не отличаются от приведённых, можно лишь констатировать разную степень произвола, человеческой и профессиональной непорядочности. Вообще же Разумихин не утруждает себя ссылками на первоисточники, хотя бы называнием тех работ, откуда он берёт "строительный материал" для своих фантазий, подобных следующей: "И Ноздрёв для него (Лобанова. – Ю.П.) был вполне симпатичным героем, образцом национального характера, потому что сказал Чичикову, что тот подлец!"

Я не знаю, о какой статье или книге критика идёт речь, но понимаю: сие – очередная грубая фальшивка, что проявляется уже на уровне подмены понятий. Между "симпатичным героем" и "образцом национального характера" дистанция огромного размера, и не видеть это может лишь тот, у кого полное затмение ума и совести…

По свидетельству Разумихина, он в конце 80-х годов задумал книгу о литературе уходящего десятилетия, но после распада СССР отказался от этого замысла и уже написанных глав, уничтожив их. Свои действия Александр Михайлович объясняет следующим образом: в новых условиях издать такую книгу было делом нереальным, да и "читать о литературе, ушедшей в небытие страны, – думал он, – никто не станет". И нигде далее в тексте не говорится, что сие решение и видение вопроса было ошибочным, наоборот, приводятся различные подтверждения справедливости авторской правоты.

Видимо, правильно сделал Разумихин, выбросив в мусоропровод главы книги, которую он планировал как "а н а л и т и ч е с к и й (разрядка моя. – Ю.П.) обзор прозы", ибо с логикой, с адекватным представлением о мире и литературе у него явные проблемы. Книги о словесности уже не существующих стран – от Римской империи до СССР – выходили, выходят и будут выходить. Тот же Владимир Бондаренко, один из самых нелюбимых критиков Разумихина, в 90-е годы публикует множество газетно-журнальных статей подобной тематики, которые впоследствии вошли в книги "Крах интеллигенции" (М., 1995), "Дети 1937-го года" (М., 2001). То есть, такая критическая продукция оказалась востребована и издателями, и, несомненно, читателями. И вообще, суть не в том, о чём книга, а в том, как она написана, кто её автор…

Ещё одна особенность Разумихина – это отсутствие у него единых критериев в оценке критиков, схожие поступки которых трактуются им по-разному. Так, Владимир Коробов характеризуется сочувственно-осуждающе как жертва обстоятельств: "Именно в пору своего пребывания в "Нашем современнике" Володя, человек от природы сильный и крупный, а потому (??? – Ю.П.) очень добрый, стал очень мягкий и податливый. Он стал таким, каким хотели, чтобы он стал. Он научился обслуживать. Есть такой жанр не только в критике. Он написал оду собственному руководителю – С. Викулову. Он писал о большом начальнике – Ю. Бондареве".

Однако подобный факт из биографии Татьяны Ивановой ("ода" С. Викулову) интерпретируется Разумихиным куда мягче, и главное – под его пером Иванова, человек-флюгер и бездарная критикесса, неузнаваемо преображается: "Серьёзная и правильная, ничуть не ангажированная и не идеологизированная Татьяна Иванова, разве что излишне восторженная, когда доводилось писать комплементарные статьи о поэте Сергее Викулове". Как правило, Разумихин "прописывает" судьбы своих героев, сообщая о том, что было "дальше", "после"… Для "правильной" Ивановой он делает исключение, ибо пришлось бы рассказывать о её оголтело-безумных, русофобских статьях в "Огоньке", "Книжном обозрении", и не только об этом…

Интересно и то, каким самооправданием Разумихин подпирает свою оценку Владимира Коробова: "Наверное, сегодня я имею право на подобные слова в адрес Володи, потому что ещё тогда в одном из разговоров сказал ему напрямую: "Володя, мне кажется, что это неэтично – писать о собственном главном редакторе". Кстати, раздражает постоянное запанибратство автора, он указывает Лене, Володе, Сереже, Саше, при этом сам оставаясь всю жизнь в серой тени…

Я дважды принимался за ответ Александру Разумихину и дважды бросал – скучно, неинтересно, малопродуктивно писать об очевидном. Дураку проще сказать, что он дурак, завистнику – завистник, но неправоту сочинителя всё же нужно доказывать. Тем более, сейчас, когда многие и многие даже филологи не обладают самыми элементарными знаниями по истории русской литературы и критики последнего пятидесятилетия. Большая часть наших вузовских преподавателей – западники, космополиты. Поэтому их студенты знают только русскоязычных авторов, постмодернистов прежде всего, и пропагандирующих их критиков и литературоведов, о русских писателях и критиках они, вероятно, лишь слышали. Но слышали так, что лучше бы вовсе не слышать…

В конце своего повествования Александр Разумихин отвечает на вопрос: "Почему русские патриоты всегда проигрывают?" Часть моего ответа на этот вопрос такова: потому что среди называющих себя "русскими патриотами" и русскими людьми вообще слишком много разумихиных.

Полностью публикуется в газете «День литературы», 2009, N3

АНОНС «ДЛ» N3

Вышел из печати, поступает к подписчикам и в продажу мартовский выпуск газеты «ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ» (N3, 2009). В номере: передовая Юрия ПАВЛОВА; материалы к 85-летию Юрия БОНДАРЕВА; беседа с председателем Национального союза писателей Украины Владимиром ЯВОРИВСКИМ; проза Николая ДОРОШЕНКО и Мастера ВЭНА; поэзия Олега ПАВЛОВА; Татьяна РЕБРОВА пишет о Владимире ЛИЧУТИНЕ, Владимир МАЛЯВИН – о Великом Шелковом Пути, Юрий МИЛОСЛАВСКИЙ – о ПУШКИНЕ и ГОГОЛЕ. Кроме того, в номере – хроника писательской жизни, список жюри и номинантов премии «Национальный бестселлер», а также традиционная поэтическая пародия Евгения НЕФЁДОВА.

"ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ", ведущую литературную газету России, можно выписать во всех отделениях связи по объединённому каталогу "Газеты и Журналы России", индекс 26260. В Москве газету можно приобрести в редакции газет "День литературы" и "Завтра", а также в книжных лавках СП России (Комсомольский пр., 13), Литинститута (Тверской бульвар, 25), ЦДЛ (Б.Никитская, 53) и в редакции "Нашего современника" (Цветной бульвар, 32).

Наш телефон: (499) 246-00-54; e-mail: [email protected]; электронная версия: http://zavtra.ru/

Главный редактор – Владимир БОНДАРЕНКО.

Андрей Смирнов В СУМЕРКАХ ЕВРОПЕЙСКОГО ЛЕТА

Сантим Затерянные в космосе. «Мир на закате» («Rebel records») 2008.

Солнце садится. Мир на закате.

На выживание времени хватит.

В небе раскинулась звёздная скатерть.

Солнце садится. Мир на закате.

Этот альбом проявлялся на свет целых три года. Интересы Сантима давно уводили его в сторону дарк-вейва, апокалиптического фолка. Впрочем, аудитория ожидала иного. Когда проект «Сантим Затерянные в космосе» был представлен в «Точке», публика по инерции ещё требовала «Оле-оле». А один мой друг, не видевший Сантима и Ко с середины девяностых и помнивший яростный радикализм «уничтожим всё, чтобы не было следа, чтоб остался только эха звон», чуть позже удивлённо констатировал, что парни повзрослели.

Ныне Сантим един в трёх "агрегатных состояниях". Концертный состав экзистенциально-урбанистического пост-панка именуется "Сантим и Ангелы на краю Вселенной", есть акустическая ипостась под легендарной шапкой "Резервация здесь". Наконец, "Затерянные в космосе" – с середины 90-х полигон для воплощения оригинальных идей Алексея Экзича. Кстати, история "Затерянных в космосе" пару лет назад была официально закончена, так что "Мир на закате" – своеобразная кода проекта.

Представленные на пластинке поэтические вдохновения по своей внутренней энергии требовали новых музыкальных решений. В данном случае можно сказать удались на сто процентов. Сантимовские откровения обрамляет красивая, выверенная музыка, сотворённая Экзичем и Константином Мишиным. Это именно красота, а не красивость. Интуиции создателей подчинены идее пластинки. Музыка не стремится обрадовать, она задевает, тревожит, ибо тревожна эпоха.

С 2005 года немало воды утекло, но актуальности программа совсем не потеряла. У Сенеки есть очень меткая формула: "Много поэты говорят такого, что или сказано, или должно быть сказано философами". И когда молчат философы, поэты берут бразды правления в свои руки. Прослушивая альбом, можно куда больше получить представлений об окружающем мире, нежели читая записных идеологов. Сантим пытается решать экзистенциальные кроссворды "здесь и сейчас". При этом никакого дешёвого мистицизма. Путь воли – не метания очарованного странника, это строгий и спокойный шаг.

"Истина должна быть пережита, а не преподана", – изрёк некогда Герман Гессе. То, что заимствовано, неизбежно уйдёт, предаст. Сантим вполне вошёл в "кризис среднего возраста", в котором происходит своеобразный опыт переоценки всех ценностей. На смену вдохновению от "пива, футбола и революции" приходят более изысканные и сложные темы. Это не отступление, сдача позиций – просто повестка дня изменилась.

Покидая кресты, где распяты,

Наблюдая сияние звёзд,

Провожая вагоны на запад,

Удивляясь жужжанью стрекоз,

Просыпаясь без сна и веселья,

Засыпая без ночи и дня

Без прощения и на коленях.

Зазеркалье не для меня.

У последнего моря

Остаются тела.

Просто юность героев

Ушла.

Подлинный радикализм проявляется по-другому. Нет смысла противопоставлять реальной жизни наивные фантазии. Сначала своя чёткая жёсткая позиция. Любое «анти» неизбежно рискует раствориться в том, что отрицает, стать его подобием. Многие экстремальные идеи прошлого десятилетия ушли вслед за врагами-оппонентами. «Мир на закате» скорее созвучен антропологическим пессимистам, которые не готовы смотреть на человечество сквозь розовые очки социального переустройства.

Основанием подлинного восстания против современного мира является не социально-политический, но внутренний человеческий импульс. И далеко не каждый способен открыть его в себе.

Ещё в ранних проектах Сантима ощущался мощный культурный бэкграунд. Так и "Мир на закате" полон аллюзий на "философов подозрения", разнообразных странных писателей, неполиткорректные доктрины. Композиция "Кошки" на текст самого Г.Ф.Лавкрафта. Кстати, так описывали Лавкрафта биографы: "Он любил кошек и мороженое, Древний Рим и старинную колониальную архитектуру своего родного Провиденса. Он обожал восемнадцатый век и сверхъестественное, астрономию и книги лорда Дансени. Он ненавидел современность и механизацию…". Сантим вполне может примерить многое из списка: Рим, старая архитектура, прошлые века и отношение к настоящему как к подлому времени. И даже с астрономией есть параллели, пусть знаменитая композиция "К звёздам" и утверждает Плоскую Землю.

Это не комично-политизированный поход "в европейцы". Это соотнесение себя с образцами европейской культуры. Зачастую "на Европу" претендуют те, кому до неё как до Луны. Повёрнутая на Запад голова не является свидетельством европейства. Для многих музыкантов быть в Европе – это записаться в Германии, покидать камешки в фонтан Тревизо, выпить хорошего пива. Полнота ощущений исчезает в нагромождении фактов. Для Сантима – Европа – нечто волнующее, близкое и далёкое, обретаемое и теряемое. Это исконная Европа, не нынешний Запад, в котором "американцы сберегли самые обветшалые элементы европейской культуры, сохранили только тот отвратительный и утративший всякую силу современный миф, который составлен из рационализма, механицизма и меркантилизма" (Дриё Ла Рошель).

Занятие вполне для русского художника – поиск себя, оснований собственного мира через обращение к высоким образцам мировой культуры. Посему и апокалипсис здесь носит не личный, и даже не национальный характер. Речь идёт уже о судьбе белой христианской цивилизации.

Но сказано: "Конец цикла есть конец иллюзии".

Звонко,

Звонко хрустит снежок.

Только

Ангел летит на восток.

Гаснет

Свет. Пол-Европы во мгле.

Место

Забыть о добре и зле.

Как можно выжить живому

В бойне на этой земле.

Где находится дальний остров Туле.

Чем завершится эпоха,

Дойдя до переднего края.

Только Россия знает.

Только Россия знает.

Тит ТАК!

Кризис стучится в двери и окна русского народа. Он вываливается из почтовых ящиков вместе с повестками о повышениях тарифов на свет, газ и горячую воду. Огорошивает отцов семейств вестями о разорении фирм, об остановках предприятий. Звенит в ушах сообщениями о неожиданных сокращениях и увольнениях. Рябит в глазах от зловещего мелькания цифр на ценниках в магазинах, что означает, по всей видимости, «бешенство цен». Изношенная структура жизнеобеспечения страны скрипит, стонет и грозит разрушиться. Денежный ручеек, дающий жизнь городам и весям обобранной родины, иссякает, на глазах превращается в неверную капель, вырождается в больничную диету, когда в «час по чайной ложке». Недостаток средств приводит к тому, что еще вчера замазанные пробоины государственного суденышка сегодня дают течь, а вроде бы потушенные в трюмах пожары – разгораются по-новой.

И в этой ситуации единственным окном, через которое не лезет в дома кризис, остаётся телевизор. Там, пусть и поредевшие, но по-прежнему мощные когорты хохмачей обливают народ тёплыми помоями своих сальностей и двусмысленных шуток. В нем всё те же фильмы, прославляющие мощь Америки и её крутых парней, которые нет-нет, да и "грохнут" в весёлом экранном режиме очередного русского, "отягощенного злом".

В этом проклятом телевизоре, полностью подконтрольном власти и всецело зависимом от государства, вместо крупномасштабного идеологического и информационного проекта под названием "Антикризис" – напротив, начинаются беспринципные возня и шатания. Очередной подарок, приуроченный к кризису, дарит нам Первый канал, спешащий вдохновить подрастающее поколение фильмом "Воротилы", реинкарнацией пресловутой "Бригады". Трое парней начинают свой путь с мелкой спекуляции во времена позднего СССР, а заканчивают, надо думать, крупными аферами на залоговых аукционах. Это и есть последовательно формируемый телевидением положительный образ для молодого человека эпохи кризиса. Как раз впереди новый передел собственности и влияния, экономический хаос, питательный бульон для лихих людей… Как раз выходят на свободу зеки 90-х, которые участвовали в основных разборках, и самое время "начать всё сначала", пересмотреть итоги приватизации, растрясти маленько продюсеров и сытых модераторов телевизионных рейтингов.

Стоит ли говорить, что дельцы, воротилы и бандиты – в тяжелую годину не спасут страну и народ! Потому что они "заточены" совершенно в другую сторону, действуют только в свою пользу, потому что их идеал – деньги, а смыслы их колеблются вместе с курсами мировых валют.

Очевидно, вскоре наши славные рейтингом телеканалы, откликаясь на демографическую катастрофу в России, выпустят телесериал "Шлюхи"…

С таким кино и телевидением, которые подсовывают народу очередную свинью, страна обречена. В СССР было создано великое кино – не только как подразделение большого искусства, но как фабрика смыслов и идеалов. Эти идеалы кому-то сейчас кажутся наивными, но они не были разрушительными, не были бесплодными. Это были образы строительства, созидания, спасения.

И если большой художник бросает в пасть стихийного божества своего искусства мораль, ценности, жизни будущих людей, – это вряд ли можно оправдать, но можно понять. Когда государственный канал продуцирует, идеологически спонсирует новый циничный передел, впрыскивая в мозг русской бесхозной молодежи, как кислоту, свои "старые песни о главном", что происходит в период так называемого идеального мирового шторма, – этого понять в принципе нельзя… С одной стороны, это нонсенс, но с другой – неумолимо свидетельствует о том, что наши власть-народ-интеллигенция находятся в непреходящем ступоре.

В великом романе Льва Толстого князь Андрей Болконский на Бородинском поле не мог оторвать взгляда от свистящего у его ног смертоносного ядра.

Так наше общество поражённо и бездейственно глядит на крутящуюся пред его носом смерть.

Эрнст, ты не прав!

Даниил Торопов, Сергей Угольников АПОСТРОФ

Борис Козадаев. Универсальный порядок. Том I. Поиск общетеоретической концепции развития общества. – М.: Общество дружбы и развития сотрудничества с зарубежными странами, 2008. – 556 с.

Вспоминается старый анекдот. Дали представителям разных народов задание – сделать книгу о слонах. Американец вскоре припёр брошюру: "Всё, что вы хотели знать о слонах в ста вопросах и ответах". Русский выдал книгу "Россия – Родина слонов", француз – иллюстрированный альбом "Половая жизнь слонов". Последним пришёл немец и принес трёхтомное "Введение в слоноведение".

Приходилось писать, что философ на Руси всегда "немец". Посему и получается могучее сочетание двух подходов. Когда немецкая фундаментальность ложится на русское мессианство и всё скрепляется крепким базисом научно-технического знания.

Пятисотстраничное сочинение Бориса Козадаева – научно-политический роман, герои которого ведут дискуссии по острейшим проблемам современности и "пытаются с научной точки зрения понять истину происходящего, отчего впоследствии убеждаются в несовершенстве современного знания и необходимости поиска новых подходов и методов в решении насущных проблем как в научной сфере деятельности, так и в общественной жизни". "Универсальный порядок" относится к проблеме создания общей теории развития общества. Оно позволит создать основы для "Всероссийского Универсального Социального Проекта по общетеоретическому и системному развитию российской науки и практики XXI века". Первый том – это всего лишь "введение в вопросы создания универсальной науки". В дальнейшем планируются разработка философско-методологического подхода к созданию универсальной науки и работа с основными темами и категориями.

Обострение интереса к марксизму в период финансовых кризисов вполне понятно, марксизм, в своей частичной ипостаси, есть мировоззрение кризисов. Столь же естественно желание создать "философию всего", которая включала бы в себя марксизм, ведь и основоположник научного коммунизма претендовал на универсальность своей доктрины. Не удивляет и желание включить в универсальные доктрины наиболее доступные и массовые образы современной цивилизации – к примеру, футбол. Бодрийяр, пытаясь утвердить тотальность манипуляций массами, – тоже приводил в пример игру в мяч ногами. Только вот Маркс в футбол не играл и даже не знал о существовании этого вида спорта. Да и сам "научный социализм", объявляя предшествующие учения "ненаучными", на выходе, при развитии, должен был распасться на ряд противоречащих друг другу направлений, даже без учёта слишком большого позитивизма Маркса в отношении идиотизма деревенской жизни, включая агрокультуру. Поэтому сложно представить себе серьёзное отношение к "Универсальному порядку", ввиду отсутствия общности даже в восприятии терминов "буржуазия" и "капитализм" "во всемирном масштабе".

Представления о порядке – всегда частные, как частным является климат, который даже по Марксу определяет сознание. И то, что англосаксонская философия устремилась к рекламному подходу, определено не только "общерекламным стилем" англосаксов (и ещё одного вида мировоззрения), но и определением всех "универсальных доктрин" разновидностями рекламы. Ведь в конечном итоге футбол – это не только часть "оздоровления масс через физкультуру", но и часть рекламного рынка, "рекламный носитель рекламного носителя", имеющий к дворовому беганию за мячиком очень условное "отчуждённое" отношение. Условным достоинством "универсального порядка" (точнее – их множеств) может быть только сравнение с множественностью частных беспорядков ("параллаксное видение", по Жижеку). В таком контексте отказ от радикальных актов может стать радикальным актом (что вполне может считаться частной интерпретацией марксизма, включив в него даже Поппера). У науки, как известно, нет столбового направления, кроме устойчивого желания создать "общую теорию поля".

Пару лет назад в газете "Завтра" был опубликован развёрнутый материал о бестселлере Алексея Нилогова "Кто делает философию в России", где фиксировался общественный "запрос на философию". Однако это не запрос на "общую теорию всего", хотя некоторые тенденции к формированию единого поля, где сталкиваются наука, философия и даже религия, налицо. Но нам ближе формула Милорада Павича "Истина не выносит перемены континента", к формированию некоего универсального подхода, тем более на гуманистической основе мы относимся скептически. Просто философы должны куда более активно выходить в общество, не замыкаясь в интеллектуальной башне из слоновой кости.

"Универсальный порядок" – не первая и даже не сотая книга подобного рода. Что говорит о мощной интеллектуальной энергии в обществе. По большому счёту, власть и общество на паях могли быть создать целую систему площадок, где подобные работы могли бы обсуждаться, отрабатываться, анализироваться. Ибо полезные и нетривиальные идеи в них, несомненно, присутствуют. Пока же удел таких разработок – локальные среды, которые варятся в собственном соку, фактически не имея адекватного и внимательного читателя.