355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » "Завтра" Газета » Газета Завтра 207 (46 1997) » Текст книги (страница 9)
Газета Завтра 207 (46 1997)
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 22:30

Текст книги "Газета Завтра 207 (46 1997)"


Автор книги: "Завтра" Газета


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

А мы еще шли пешком среди вечереющих полей, лесов до нашего Старово-Смолино, и Марина воскликнула: “Как хорошо, что я никуда не поехала! Слава Тебе Господи… какое прекрасное Борисоглебское лето мы с тобой прожили”. Правда, вспомнились наши односельчане, Виктор. Ведь и они могли прожить сегодняшний нетленный день Борисоглебского лета… Но насильно никого не спасешь…

ПОСЛЕ ОТЪЕЗДА Марины взялся я за уборку (православные суеверий не имеют). Подметаю пол и вдруг явственно чувствую духмянный запах лугов, речной воды. Гляжу, Маришина красная косынка, в которой она всегда ходила на Устье, висит на занавеске, разделяющей нашу комнату на “кабинет” и “спальню”… Подошел, погладил ее, и вдруг меня обдало родным Марининым теплом. Потом я часто останавливался возле косынки – вдыхал запах Борисоглебского Марининого лета.

Закончил уборку, помолился всласть, улегся в постель, взял с тумбочки Златоуста, открыл, а из него вместе с закладкой выпал лист. На нем словно лучики солнечные: “Я очень люблю своих роднушей и жду в Москве, чтобы дружно и весело (по-православному) прожить зиму до следующего счастливого Борисоглебского лета. И мы будем трудиться, трудиться и трудиться с молитвой, чтобы все так и случилось. Марина”.

Старово-Смолино – Москва

август-октябрь 1997 г.

Печатается в сокращении

“ЕЩЕ УСПЕЮ!..”

Иван Переверзин

* * *

Есть правда высшая на свете,

ее от сердца не отринь -

я – тишь-покой, я – буря-ветер,

я – утра вспененная синь.

Еще я – стать зверей – сохатый

и соболь, чей порывист бег,

а вместе все я – трижды клятый,

не раз хваленый человек.

Земли рассветнее не знаю,

чем та, где, плача, жизни рад…

Но – отпою, но – отрыдаю

и снова в глубину, назад.

* * *

Не помню, двадцать или больше

я лет в больнице не лежал,

а жизнь была полыни горше,

а жизнь валила наповал.

Спасибо родичам за силу,

за дух, что крепли с ранних пор,

наперекор слепой стихии,

беспамятству наперекор!

Событья изменились круто:

кто задержался – пропадай!..

Профессор, русского якута

не медли, у крыльца встречай.

Встречает мудро, по-больничьи,

о чем-то важном говорит,

но я не слышу – стаей птичьей

душа к Архангелу летит…

* * *

Я – крепкий, верую в Удачу,

но тем не менее с тоски

бывает, что напьюсь и плачу,

как плакать могут мужики.

Оправдывать меня не надо,

как и не надо осуждать -

жизнь, как и всякую громаду,

без травмы на себя не взять…

* * *

До срока скрученный недугом,

нет, я Отчизной не забыт,

но точно не привечен другом,

да только Бог его простит.

Как и меня простит за то, что

не слал я маме письмеца,

а ведь она его из почты

ждала сильнее, чем отца.

Отца, прошедшего с боями

полмира в муках, по крови,

чтоб я родился и стихами

звенел о счастье, о любви!

* * *

Наверно, летом здесь красиво -

в соседстве с тополем и ивой

береза и сосна растут.

Фонтаны над летящей аркой

струятся радугою яркой

и соловьи – поют, поют.

Прозрачен светло-синий воздух,

колеблясь, полыхают звезды -

и листья видно, и траву.

Идешь по ним, в душе надежда:

судьба наладится, как прежде -

синицей взмою в синеву!

Ах, как на Севере далеком

она чиста, она глубока -

летишь, не ведая преград.

Когда б ни страсть к родному полю,

к его святым трудам на воле,

не возвращался бы назад…

* * *

На остановке – лужей – кровь,

взгляд от нее народ отводит.

И в тике дергается бровь,

и судорога душу сводит.

Варфоломеевская ночь,

только московского пошиба,

где снова некому помочь

уйти от ножика и сшиба.

Лавины мчащихся машин,

потоки взвинченных сограждан,

но ты – один, но ты – один -

напуган, вымучен, раздавлен.

И высоко, над головой,

кресты и купола соборов -

как свет о жизни золотой,

как суд над временем-позором.

* * *

Когда-то все черновики

я взял и в пламя бросил.

Горели желтые листки,

как взвихренная осень.

Горела даль, горела высь,

горело все на свете!..

И бился грудью о карниз

с ума сошедший ветер…

И рядом – близко никого,

кто удержал бы руку.

До дна сознанья своего

испил я божью муку.

Потом стоял пустой-пустой,

как колокол чугунный,

не убеленный сединой,

а бесконечно юный.

Чего желал, чего хотел,

начать судьбу сначала.

Но ведь еще и не летел

да и не шел, пожалуй.

ЕЩЕ УСПЕЮ…

Листва ломается, как хворост,

присыпан снегом палый лист, -

и это не зима, а возраст,

не птичий свист, а в легких свист.

Бегу на лыжах, мокну в стужу,

летит со лба горячий пот, -

дойду? А, может быть, не сдюжу?

А, может, кто-то обойдет?

Беру судьбу в железо воли,

пытаю жилы на разрыв.

Подъем и пуск. Могилы. Поле.

Седые космы дряхлых ив.

И снова вверх коньковым ходом

через туман, сквозь мглу и муть…

Проститься со своим народом

еще успею как-нибудь.

ПОНЯТЬ СЕБЯ

Понять себя – поднять себя,

вставай с колен, иди,

пусть солнце бьет в глаза, слепя,

пусть в скулы бьют дожди.

Не говори, что постарел,

что пыл в душе не тот:

есть не достигнутая цель,

есть путь один – вперед.

На склоне дней слабеет взгляд,

ржавеют меч и щит,

и жилы рвутся и трещат,

стальной хребет скрипит…

Неукротимая судьба:

и смерч, и круговерть,

где борет жизнь саму себя,

где смерть идет на смерть!

КАИН

…И век уходит, словно Каин,

дрожащей дланью сжав топор,

В твое сознание, как впаян,

его горящий, ярый взор.

Ты не остыл еще от битвы

и ни на пядь не отступил,

и защитил свои молитвы,

сестер и братьев защитил.

Морщины радости и горя

ползут, как лава, по лицу, -

ты победил, со смертью споря, -

нет передышки молодцу!

Дрожит земля, вскипают реки,

спор не унять на рубеже

последнем, видно, в этом веке,

а, может, в жизни вообще.

РОКОВАЯ ОШИБКА ЕСЕНИНА ( Отрывок из нового, дополненного издания книги “Сергей Есенин”. )

Станислав Куняев

В ТЕ САМЫЕ ДНИ, когда Есенин “отбывал срок” в больнице, сидел в Доме Герцена и Госиздате, в Москве разворачивалась драма, достойная шекспировской кисти.

Еще 3 ноября состоялся Пленум ЦК – велась подготовка к XIV съезду. К этому времени ленинградская партийная организация и ЦК были на ножах. Ситуация сложилась такая, что противостояние могло перерасти в открытое столкновение. “Ленинградская правда” становится, по сути, личной газетой Григория Зиновьева, который претендует на то, чтобы стать в партии первым лицом. Занимая пост первого человека в Питере и будучи председателем Коминтерна, он бросает вызов Сталину.

18 декабря Сталин читает политический доклад.

19 декабря Григорий Зиновьев выступает с содокладом.

20-го – выступление Надежды Крупской, поддержавшей Зиновьева.

Это как бы во исполнение “заветов Ильича”. Ленин считал Зиновьева своим личным другом, и последний имел основания полагать. что он – самая реальная кандидатура на должность генсека после отстранения Сталина.

А 21 декабря (в день выхода Есенина из больницы) обстановка на съезде достигла своей кульминации. День рождения Сталина – и выступление зиновьевского соратника, председателя Моссовета и Совета Труда и Обороны Каменева.

“Каменев. …Лично я полагаю, что наш генеральный секретарь не является той фигурой, которая может объединить вокруг себя старый большевистский штаб… Я пришел к убеждению, что тов. Сталин не может выполнить роли объединения большевистского штаба (голоса с мест: “Неверно!”, “Чепуха!”, “Вот оно в чем дело!”, “Раскрыли карты!” Шум, аплодисменты ленинградской делегации. Крики: “Мы не дадим вам командных высот”, “Сталина! Сталина!” Делегаты встают и приветствуют тов. Сталина. Бурные аплодисменты. Крики: “Вот где объединилась партия. Большевистский штаб должен объединиться”).

Евдокимов с места. Да здравствует российская коммунистическая партия!.. (Делегаты встают и кричат “ура!”, шум, бурные, долго не смолкающие аплодисменты).

Евдокимов. …Партия превыше всего! Правильно! (Аплодисменты и крики “ура!”).

Голос с места. Да здравствует товарищ Сталин!!! (Бурные, продолжительные аплодисменты, крики “ура!”. Шум.).

Рыков. Товарищи, прошу успокоиться. Тов. Каменев сейчас закончит свою речь.

Каменев. Эту часть своей речи я начал словами: мы против теории единоначалия, мы против того, чтобы создавать вождя! Этими словами я и кончаю речь свою (аплодисменты ленинградской делегации).

Голос с места. А кого вы предлагаете?

Рыков. Объявляю десятиминутный перерыв!”

22-го числа бой продолжается. Ни одна из сторон не могла и не желала уступать. 23-го Зиновьев заявил, что если ЦК заткнет ему и ленинградцам глотку “молчаливым большинством”, то о разногласиях в партии узнает вся страна и пролетариат всего мира, и “дискуссия дойдет до низов”. В ответ раздалось: “Пугаете!”, “Не боимся!”, “Ультиматум партии!”

На 28 декабря была намечена речь Зиновьева как председателя Коминтерна и Каменева как председателя СТО. Партия находилась на грани полного раскола. А 23-го вечером был объявлен перерыв на один день.

Каждый из участников этой схватки отдавал себе отчет в том, что проигравший потеряет не пост, не кресло, не место в ЦК. Голову. Игра шла по высшим ставкам.

А теперь представим себе, что означало в этой ситуации кому-либо из людей, причастных к происходящему, узнать о чем, в частности, говорилось 23-го числа недалеко от Госиздата.

Именно в этот день, за несколько часов до отъезда в Питер, Есенин совершил роковую ошибку. Он произнес фразу, которая, похоже, стоила ему жизни. Сидя в пивной напротив Тарасова-Родионова, Сергей заявил:

– Я очень люблю Троцкого, хотя он кое-что пишет очень неверно… А вот Каменева, понимаешь ты, не люблю. Подумаешь – вождь. А ты знаешь, когда Михаил отрекся от престола, он ему благодарственную телеграмму закатил за это самое из Иркутска. Ты думаешь, что если я беспартийный, то я ничего не вижу и не знаю. Телеграмма-то эта, где он мелким бесом семенит перед Михаилом, она, друг милый, у меня.

– А ты мне ее покажешь?

– Зачем? Чтобы ты поднял бучу и впутал меня? Нет, не покажу.

– Нет, я бучи поднимать не буду и тебя не впутаю. Мне хочется только лично прочесть ее, и больше ничего.

– Даешь слово?

– Даю слово.

– Хорошо, тогда я тебе ее дам.

– Но когда же ты мне ее дашь, раз ты сегодня уезжаешь? Она с тобой или в твоих вещах?

– О нет, я не так глуп, чтобы хранить ее у себя. Она спрятана у одного надежного моего друга и о ней никто не знает, только он да я. А теперь ты вот знаешь. А я возьму у него… Или нет, я скажу ему, и он передаст ее тебе.

– Даешь слово?

– Ну, честное же слово, кацо. Я не обманываю тебя.

– Идет, жду.

Что означает сей диалог? Действительно ли у Есенина была в руках эта телеграмма? Как он мог ее получить? Будучи в Царском селе? Каким образом? Или это своеобразная мистификация, проверка “на вшивость” своего собеседника, зондирование “политической почвы” в сей критический момент? Или похвальба – дескать, что взять с Каменева, не такая уж и шишка, коли такой компромат на него имеем… И это притом, что 20 декабря Есенин сообщает Наседкину о возможности издания двухнедельного журнала в Ленинграде через Ионова, то есть непосредственно под “покровительством” Зиновьева, в то время когда еще никто не знал, останется последний или слетит. Все висело на волоске.

Тарасов-Родионов, воспроизведший этот диалог в своих мемуарах, многого явно не договорил, а возможно, и кое-что сознательно исказил. Факт подачи телеграммы действительно имел место, и этот сюжет получил совершенно неожиданное развитие почти десять лет спустя.

На XIV съезде этот козырь, который мог показаться убийственным в борьбе Сталина с зиновьевской оппозицией, так и не был брошен на стол. То ли Сталин считал, что не пришло для него время, то ли сей аргумент мог оказаться чрезмерно обоюдоострым в данной ситуации. Телеграмма была использована год спустя на VII расширенном пленуме Исполкома Коминтерна. 13 декабря Сталин произнес заключительное слово, которое по объему превышало его доклад, сделанный неделей ранее и которое окончательно уничтожило идейно Зиновьева и Каменева в глазах собравшихся коммунистов. Причем даже здесь он коснулся этой телеграммы как бы вскользь, прерывая раздавшийся крик “Позор!” репликой, что “Каменев признал свою ошибку, и эта ошибка была забыта”.

На самом деле, ничего забыто не было. Свидетельство тому – буря, разыгравшаяся на закрытом заседании Исполкома в те дни, и речь Сталина на этом заседании, не вошедшая даже в собрание его сочинений.

“Дело происходило в городе Ачинске в 1917 году, после Февральской революции, где я был ссыльным вместе с тов. Каменевым. Был банкет или митинг, я не помню хорошо, и вот на этом собрании несколько граждан вместе с тов. Каменевым послали телеграмму на имя Михаила Романова… (Каменев закричал с места: “Признайся, что лжешь, признайся, что лжешь!”) Молчите, Каменев. (Каменев вновь закричал: “Признаешься, что лжешь?”) Каменев, молчите, а то будет хуже. (Председательствующий Э. Тельман призывает к порядку Каменева.) Телеграмма на имя Романова как первого гражданина России была послана несколькими купцами и тов. Каменевым. Я узнал на другой день об этом от самого т. Каменева, который зашел ко мне и сказал, что допустил глупость. (Каменев вновь с места: “Врешь, никогда тебе ничего подобного не говорил”.) Телеграмма была напечатана во всех газетах, кроме большевистских. Вот факт первый.

Второй факт. В апреле была у нас партконференция, и делегаты подняли вопрос о том, что такого человека, как Каменев, из-за этой телеграммы ни в коем случае выбирать в ЦК нельзя. Дважды были устроены закрытые заседания большевиков, где Ленин отстаивал т. Каменева и с трудом отстоял как кандидата в члены ЦК. Только Ленин мог спасти Каменева. Я также отстаивал тогда Каменева.

И третий факт. Совершенно правильно, что “Правда” присоединилась тогда к тексту опровержения, которое опубликовал т. Каменев, т. к. это было единственное средство спасти Каменева и уберечь партию от ударов со стороны врагов. Поэтому вы видите, что Каменев способен на то, чтобы солгать и обмануть Коминтерн.

Еще два слова. Так как тов. Каменев здесь пытается уже слабее опровергать то, что является фактом, вы мне разрешите собрать подписи участников Апрельской конференции, тех, кто настаивал на исключении тов. Каменева из ЦК из-за этой телеграммы. (Троцкий с места: “Только не хватает подписи Ленина”.) Тов. Троцкий, молчали бы вы! (Троцкий вновь: “Не пугайте, не пугайте…”) Вы идете против правды, а правды вы должны бояться. (Троцкий с места: “Это сталинская правда, это грубость и нелояльность”.) Я соберу подписи, т. к. телеграмма была подписана Каменевым…”

Можно себе представить впечатление, произведенное на Каменева и его сторонников при упоминании об этой телеграмме. Как огня боялись многие из большевистских вождей всплытия на поверхность некоторых фактов их биографий, имевших место в февральские дни и ранее. Если Каменев решился на заседании Исполкома Коминтерна обвинять Сталина во лжи, отрицая известный всей большевистской верхушке факт, значит, он прекрасно понимал его значение и все последствия происшедшей огласки.

И можно себе представить реакцию некоторых ответственных товарищей в декабрьские дни 1925 года, до которых доходит известие о наличии у Есенина подобной телеграммы. Правду ли тогда говорил поэт или мистифицировал своего собеседника – не в этом суть. Главное, что Есенин сделал шаг, равносильный самоубийству.

Кто же такой Тарасов-Родионов, перед которым так не ко времени разоткровенничался поэт? Это была весьма темная личность с сомнительной репутацией. Арестованный летом 1917 года, он написал покаянное письмо секретарю министра юстиции Временного правительства: “Я виноват и глубоко виноват в том, что был большевиком”. После Октября каялся уже перед своими: дескать, отрекся “под влиянием травли и провокации, доведших меня до прострации”. В 1918-1919 годах работал в организованном им самим армейском трибунале в Царицыне. Был непосредственно связан с ВЧК-ОГПУ и одновременно подвизался на ниве литературы в среде “неистовых ревнителей”. При этом был активным сторонником зиновьевской оппозиции.

В своем знаменитом “Открытом письме” Федор Раскольников уже за границей в 1938 году предъявлял счет Сталину, перечисляя имена казненных представителей “ленинской гвардии”: “Где Антонов-Овсеенко? Где Дыбенко? Вы арестовали их, Сталин!.. Где маршал Блюхер? Где маршал Егоров? Вы арестовали их, Сталин!!!” Симптоматично, что в этом списке всенародно известных героев гражданской войны, партийных деятелей, маршалов вдруг возникает имя никому не ведомого рапповского функционера и малоизвестного прозаика Тарасова-Родионова: “Где Тарасов-Родионов?” Очевидно, властные возможности и полномочия этого человека были куда большими, нежели все занимаемые им официальные должности, если его имя упоминается одним из знаменитейших авантюристов и революционеров той эпохи в столь славном ряду.

Вообразить себе, что в решающую минуту человек типа Тарасова-Родионова не поделился бы “ценной информацией” с “нужными людьми” – при всем желании трудно.

творческий вечер Татьяны ГЛУШКОВОЙ

2 декабря 18.30

Центральный Дом медика

ул. Большая Никитская

(быв. Герцена), д.19

Творческий вечер поэта и публициста

Татьяны ГЛУШКОВОЙ

Премьера новых поэтических книг

“Всю смерть поправ”… и “Русские границы”

В вечере участвуют: народный артист России Владимир ЗАМАНСКИЙ, солистка Московской филармонии, лауреат 1-го Всероссийского конкурса патриотической песни Майя КОХАНОВА, лауреат конкурса имени Чайковского пианистка Людмила НИКОЛАЕВА, кинорежиссер Борис КОНУХОВ

Вечер ведет поэт, историк, телеведущий программы “Православный календарь” Николай ЛИСОВОЙ

Вход по пригласительным билетам

Справки по тел.: 925-00-50, 923-38-03

ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ

Вышел в свет пятый номер популярного ежемесячного приложения “День литературы”. В этом номере вы найдете новое осмысление знаменитого Серебряного века русской поэзии в статьях Владимира Бондаренко и Александра Дугина. С вами вновь поэтические шедевры Блока, Гумилева, Ахматовой, Клюева, Хлебникова, Волошина, Есенина и Маяковского… Вас ждут замечательные рассказы Дмитрия Балашова, Ивана Буркина и Владимира Галкина, новые стихи Станислава Золотцева, Багаутдина Казиева, Ивана Голубничего и первая публикация в столице талантливого поэта из Мурманска Николая Колычева… Мир русской провинции вам откроет кудесник слова Владимир Личутин. Как всегда острая литературная полемика в статьях Валентина Курбатова, Владимира Гусева, Александра Михайлова; Виктору Топорову отвечает другой петербуржец Геннадий Муриков… С вами новые молодые звезды русского рока и новые пародии Евгения Нефедова. С вами непримиримый Зоил.

Главный редактор выпуска – Владимир Бондаренко.

Спрашивайте “День литературы” N 5 в редакции и у распространителей газеты “Завтра”.

Наш тел.: 245-96-26.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю