Текст книги "Остров 'Его величества'"

Автор книги: Захар Максимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Сергей мне как-то сказал по этому поводу:

– Беда ваша в том, что рубите вы сучья, и иногда даже довольно эффективно. Щепки летят с шумом и треском. Но сучьев много, и со всеми вам не справиться, если не срубить ствол под корень. А этого вам никто не разрешит.

Я было взвился:

– Как так не разрешит? У нас свободная страна, и людям давно уже надоело, что молодежь, их детей травят всяким зельем. Ты только посмотри, какая поднялась кампания борьбы против наркомании: врачи добровольно дежурят в специально оборудованных больницах; учителя пытаются занять подростков, чтобы отвлечь их от всяких уличных шаек, где процветает наркомания; общественные организации создают специальные фонды помощи жителям бедных районов, где особенно активно орудуют "пушеры". Известно ведь, что в безысходной нищете час искусственного блаженства, купленный за пятерку, иногда кажется единственным выходом. Мы боремся с этой заразой и справимся с ней...

– А "пушеры" ходят за вами по пятам и стреляют вам в спину, – хмыкнул Сергей. – Все деньги, друг мой, деньги. Я от души желаю вам успеха, ты же знаешь. Но в корень бить вам все равно не дадут, потому что в корне деньги, как ты сам лучше меня знаешь, деньги большие, чтобы от них так запросто отказаться. Торговля наркотиками давно превратилась в хорошо поставленный бизнес. И, по данным ООН, дает своим организаторам больше прибыли, чем вся космическая промышленность.

Русские подо все стремятся подвести социальную базу. Но... За годы службы в СОБН я уже привык, что в Совете Безопасности наша организация получает больше поддержки от Советского Союза, чем от американского правительства. Вот и задумаешься поневоле.

В бытность свою астрономом я как-то по-другому на эти вещи смотрел. Ну не парадокс ли – обрести философский взгляд на жизнь, переквалифицировавшись из ученого в полицейского!

Хотя всерьез я начал об этом задумываться, еще когда отлеживался в госпитале после крушения моей башни из слоновой кости, крушения иллюзий о независимости академической жизни от суеты мирской и грез о безмятежном существовании среди друзей в тихом городке с его обсерваторией, библиотекой и спортивными площадками.

Задумался потому, что потерял Боба – давнишнего своего друга, коллегу и соратника по этим самым спортплощадкам, который за большие деньги стал связником бандитов. Он-то и порекомендовал им начать обрабатывать меня. Как знать, может, по-своему он о моем благе и заботился – как же, заработал сам, дай заработать и другу. Да и о чем тут особенно рассуждать, если в засаду, из которой я чудом ушел еле живой и не ушел бы вообще, если бы не счастливое стечение обстоятельств, заманила меня Кэт, на которой я хотел прежде жениться. Но что поделаешь, если очень уж она любила меха и бриллианты.

Мы с Сергеем молча сидели бок о бок за стойкой, потягивая виски. Хорошо, когда есть человек, с которым можно вот так просто помолчать. Даже от души отлегло.

– Как у тебя дела? – спросил я наконец, заказав нам еще по бокалу.

– Дела как сажа бела, – вздохнул мой русский приятель, помешивая лед в бокале.

Беседуя, мы обычно "меняемся языками" для практики – я разговариваю по-русски, он по-английски. Но сейчас он тоже говорил по-русски, из чего мне нетрудно было сделать вывод, что мой друг действительно чем-то изрядно огорчен. Я так не привык видеть этого здорового русского парня растерянным или опечаленным, что даже забыл о своих собственных заботах.

– Так что же у тебя стряслось? Главный редактор статью зарезал? Или ты проиграл в шахматы любимому партнеру? – пошутил я.

Карпов любит шахматы. С друзьями он играет охотно, потому что знает: им интересно с ним играть. Но когда ему хочется помериться силами с достойным противником, играет со специальным шахматным компьютером повышенной сложности. За год всего одну партию ему проиграл и ужасно расстроился. Живем мы в компьютерный век, но Карпов считает, что машина никогда не должна стать интеллектуально сильней человека. Или, вернее, человек не должен стать интеллектуально слабее компьютера. По его мнению, логика и быстрота мышления компьютера должны лишь все время подстегивать человека, держать в постоянной рабочей форме мыслительные способности, напрягать и тренировать их.

– Ну, признавайся, еще раз продул своему железному ящику? – засмеялся я и стукнул его слегка по плечу.

Он отрицательно качнул головой и продолжал молчать. Это мне совершенно не понравилось. Необходимо было его расшевелить.

– Неужто... – я сделал страшные глаза, – Сергей Карпов совершил предосудительный поступок и теперь стыдится показаться на глаза соотечественникам?

– Единственное, что есть предосудительного в моем поведении, это дружба с тобой, – вздохнул Сергей. – Мало кто из моих соотечественников понимает, как я могу дружить с человеком столь низкого интеллектуального уровня.

– Ладно, не злись, я больше не шучу, – миролюбиво сказал я.

– Нет, почему же, если выйдет остроумно – я не против, – пробурчал он. – Только не очень верится, что у тебя получится.

– Сережа, что же случилось? – спросил я уже серьезно.

– Дали мне тут одно задание... – начал он, теребя галстук. – Думал, управлюсь, перед шефом щегольну, и все такое... А получилось совсем не так, как хотелось. Меня послали взять интервью у Хауза...

"У Хауза? – тут же мелькнуло у меня в голове. – Ничего себе... Интересно, на какую тему они должны были беседовать?"

Сергей в лицах принялся рассказывать мне обо всем, что с ним произошло дальше.

То, что Хауз "тянет резину", Сергей заподозрил сразу, когда была отложена заранее согласованная встреча. Нет, ему не отказали, а вежливо попросили перенести встречу на более удобное для мистера Хауза время. То же самое повторилось и во второй раз. А когда это произошло и в третий, он все окончательно понял. Сергей поинтересовался, когда же наступит это "удобное время", ему посоветовали позвонить через месяц.

– Это еще не конец света! – засмеялся я.

– Ведь я самонадеянно, как мальчишка, заявил шефу, что уже добился согласия на встречу и через два дня сдам срочный и нужный материал, вздохнул Сергей.

В редакции Сергей самый молодой, коллеги его – опытные, цепкие профессионалы, и он боится показаться слабачком.

– Хауз не хочет меня принимать, – продолжал Сергей. – Но почему? Что ему от меня скрывать?

– Крупному бизнесмену всегда есть что прятать от прессы!

Мы помолчали. Почему Хауз так странно повел себя? Совсем на него не похоже. Ведь рекламу он любит. Тратит на нее огромные деньги, а сейчас отказался от бесплатной. Только ли из-за подводных разработок? Вряд ли. У миллиардера есть какие-то основания отказываться от интервью русскому журналисту.

А может, рассказать Сергею кое-что об этом Хаузе? Хотя я должен держать все в тайне, но Сергей меня не подведет.

– Слушай, а ты самого-то Хауза когда-нибудь видел? – спросил я.

– На экране и в газетах – тысячи раз, – пожал плечами мой приятель. А в чем дело?

– Личность он колоритная. Богат до неприличия, а взгляни на него одет как обычный служащий. Дед у него, Бернард Хауз, был скряга. Но Ричард Хауз не такой. Общителен, любит приемы. И высок, чуть седой, имеет изысканные манеры, но способен и на ковбойскую грубость. Одет просто, но если достает из кармана зажигалку, то она обязательно золотая, хотя сделана будто из меди.

– Зачем ты рассказываешь мне это? – Сергей отодвинул фужер, собираясь покинуть стойку. – Я и сам кое-что знаю о Ричарде Хаузе.

Я эффектно допил виски. Сергей тоже отхлебнул немного и от неожиданности поперхнулся.

– Фу, Джерри, как ты глотаешь, – он потер себе пальцами горло и пристально взглянул на меня. – Уж не хочешь ли ты помочь мне встретиться с Хаузом?

– А почему бы нет? – мне было приятно подсмеиваться над Карповым. Денег таким, как Хауз, всегда не хватает. А мне кое-что о нем известно. Не зря же я ищу и ловлю торговцев наркотиками?.. У Хауза все куплено. И полиция, и сенаторы, и даже кое-кто в Интерполе. И в нашем СОБН у него тоже есть свои люди, а они делают так, что он якобы никакого отношения к торговле наркотиками не имеет...

Я насладился удивлением, которое выражало розовое лицо моего русского друга и сделал знак бармену, чтобы он принес еще виски. Сергей отрицательно покачал головой.

– Все, что я сейчас сказал, известно лишь мне, двум моим сотрудникам и начальнику нашего СОБН. Да теперь еще тебе.

– Почему не Совету Безопасности? – насторожился Сергей. – Он же преступник.

– Тише, Сережа, – я постучал пальцем о краешек стойки, – у Хауза везде свои люди: и в правительстве США, и в ООН, и в Совете Безопасности, и у нас в СОБН. Мы зашумим. Он быстро заметет следы и на нас же подаст в суд. У нас с тобой не хватит денег расплачиваться... Вот если бы получить неопровержимые доказательства...

Мы оба таращились друг на друга. Для Сергея выглядят преступлениями многие из тех операций, которые в Америке воспринимаются как обычная деловая практика. Даже элементарную свободную торговлю он считает спекуляцией. Но Хауз занимается кое-чем не дозволенным даже в мире бизнеса.

– Только держи язык за зубами, – еще раз напомнил я. – Хауз отказался дать тебе интервью. Не случайно. Он почему-то нервничает. Ты бы мог нам помочь... Если тебе проявить журналистскую настойчивость... Ты обладаешь куда большей свободой действий по отношению к Хаузу, чем любой из наших журналистов. Сотрудник ооновской газеты, да еще к тому же и советской. У Хауза руки коротки достать тебя...

– К чему клонишь? – насупился Карпов.

– Риск большой. Мне не очень-то хотелось бы тебя впутывать, но, пожалуй, никто больше не сумеет... Пока отложим этот разговор...

– Как знаешь. – Сергей отодвинул в сторону свой фужер. – Я готов тебе помочь! – И вдруг он улыбнулся. – А что за нацистскую организацию накрыли в Латинской Америке твои коллеги?

В одной южноамериканской стране агенты Интерпола, который теперь подчинен СОБН, вышли неожиданно для себя на подпольную типографию, печатающую нацистские листовки. При ней обнаружили склад с эсэсовскими формами. Пятьдесят штук – и все с иголочки.

Карпов не прерывал моего рассказа.

Министерство внутренних дел страны, о которой идет речь, закрыло представительство СОБН и Интерпола, мотивируя свое решение тем, что работники ооновской полиции нарушили целый ряд пунктов соглашения ее правительства с ООН, регламентирующего порядок их деятельности на данной территории. А еще два дня спустя местные полицейские перевозили в легковой машине из одной тюрьмы в другую троих молодцов, арестованных в этой типографии. В эту машину на улице города кто-то всадил два снаряда из базуки. Все разнесло в клочья.

На чердаке, откуда стреляли, нашли базуку и надпись на стене: "Смерть нацистским последышам!" И все. Больше никаких следов.

– Странная история, – проговорил Карпов. – Нацисты, эсэсовские униформы... Откуда они взялись? Интересно, дадут мне туда визу?

– Попробуй, ты же ничего не теряешь.

Мы долго еще сидели в баре, но в разговоре больше Хауза не касались, хотя оба думали о нем.

КОРОЛЬ И НАСЛЕДНИК

(3.2.1995 г.)

К 1995 году, в канун девяностолетнего юбилея, Бернард Хауз, прозванный за свою особую, непонятную большинству конкурентов, да и просто всякой мелкоте и обывателям манеру вести дела и за некоторые "оригинальные" личные привычки Невидимкой, "стоил" ни много ни мало около восьми миллиардов долларов.

Жил он в полнейшей изоляции то на купленном им острове в Атлантическом океане, то в специально выстроенных для него домах-крепостях в Багаме, Акапулько, Лондоне и Лас-Вегасе, где у него были не только свои заводы, но и игорные и публичные дома.

Со своими секретарями, юристами и советниками Хауз общался только через стеклянную стенку, прикладывая к ней записки с инструкциями. Количество персонала, общающегося с боссом непосредственно, сократилось лишь до пяти человек. Одним из этих пяти был внук Хауза Ричард, единственный оставшийся в живых прямой наследник старика. Его отец, сын Бернарда Хауза, много лет назад погиб в авиационной катастрофе при весьма странных, вызывающих некоторые подозрения обстоятельствах.

Ричард и был тем человеком, к кому знаменитый Невидимка снизошел до личной беседы в начале 1995 года.

Старик допустил к себе Ричарда, но приказал охране облачить своего внука в специально доставленный и несколько раз заранее продезинфицированный... космический скафандр! И велел разговаривать с собой по радио.

Перед дедом на столике стоял небольшой микрофон, а на голове красовались наушники.

Бернард Хауз по-старчески пожевал дряблыми губами:

– Ричард, по пустякам я не стал бы встречаться с тобой... Я стар, болен, и долго мне уже не протянуть...

Внучек понял, что разговор сейчас пойдет о завещании.

– О, да что вы, сэр...

– Заткнись! – зло проворчал старик. – Мне не нужны твои вздохи!

Ричард счел за лучшее помолчать.

– Тебе уже тридцать пять лет. Ты – мужчина в расцвете сил и единственный, в ком течет моя кровь. – Старик устало замолчал. Могло показаться, что он уснул.

Ричард просто обливался потом и думал со злостью:

"Наверняка люди этого помешанного на экономии старого скупердяя купили по дешевке подержанный скафандр, у которого кондиционер перестал работать лет десять назад. Его бы самого в это идиотское испорченное изобретение – блеск конструкторской мысли пятнадцатилетней давности, сразу бы отправился к праотцам. Больше двух минут уж точно не выдержал бы".

– Хотя наследство можно завещать не только кровной родне, – очнулся Бернард Хауз. – И такие случаи нередки. Но ты уже получил кое-какую власть в моей империи...

Ричард невольно усмехнулся выспреннему слову, но неуместная усмешка тут же сползла с его лица. А как еще назвать все то, что создал за свою жизнь этот проклятый старик? Он на корню скупал республиканцев и демократов, отечественных министров и иностранных, клерков и королей, горничных и президентов. И каждый из них в нужную минуту сослужил ему службу. Такого могущества не было ни у одного императора прошлого.

– ...Ты много знаешь. Но своих главных тайн я тебе не раскрывал. Сегодня же я вынужден посвятить тебя во все мои секреты. Дело в том, что...

Ричард застыл и даже затаил дыхание в предвкушении откровения.

– Я купил себе... бессмертие, – тихо произнес Бернард-Хауз, посмотрев на внука, как тому показалось, с иронической улыбкой.

"Спятил, – мелькнуло у Ричарда в голове. – Все-таки девяносто лет старику".

– Не беспокойся, я в здравом уме и твердой памяти. А бессмертие – тот же товар, только дороже прочих. Теперь я могу купитьа иасатаоараиаюа и сделать с ней все, что хочу, – с расстановкой проговорил старик, пристально глядя на внука, но выражения его лица за начавшим запотевать стеклом скафандра различить не смог.

"Нет, все-таки он окончательно рехнулся, – подумал Ричард. – Что же теперь делать?"

– Еще десять лет назад я приказал своим медицинским институтам решить проблему пересадки моего мозга в молодое, здоровое, сильное мужское тело, – доносился до Ричарда голос деда, ворочавшегося в кресле. – Пять лет спустя врачи заявили, что такая операция пока полностью невозможна. И я уволил всех, кто работал по этой программе, нанял других ученых. К счастью для себя, – Бернард Хауз зловеще улыбнулся, – они отнеслись к моим приказаниям более серьезно. Медикам на основе всех собранных научных сведений удалось составить программу для головного компьютера моего вычислительного центра. Затем компьютеру задали вопрос: когда станет возможной пересадка мозга? Ответ был неутешительным для меня: только через двадцать пять лет, то есть в 2020 году.

Ричард крикнул в скафандре:

– Да, но ведь...

– Совершенно верно, – кивнул старик. – Двадцать пять лет – срок весьма долгий для моего возраста. Поэтому я и вызвал тебя сюда. В тебе течет моя кровь, кровь Хаузов. Ты сделаешь все, что я прикажу. За это будешь щедро вознагражден. Ну, а если же ты ослушаешься... – Пауза была красноречивее слов. Старик устало вздохнул. – Сейчас я нажму кнопку, и кресло, в котором ты находишься, опустится этажом ниже. Там найдешь на столике папку. Прочтешь все бумаги, лежащие в ней. А я тем временем немного отдохну. Через два часа я верну кресло вместе с тобой обратно сюда, и тогда мы продолжим...

Через несколько мгновений Ричард сидел в том же кресле, но уже за столом в небольшой комнатке без окон, в которой ничего, кроме этого стола, и не было. Подняв стекло шлема и утерев пот с лица ладонью, Ричард открыл лежащую перед ним черную кожаную папку и принялся за изучение подшитых и пронумерованных листов, на которых была запечатлена история "империи" Хауза...

А началось все с того, что нюх опытного воротилы уловил интересную тенденцию среди мафиози – старые "семейства", накопившие немалые средства налетами на банки, торговлей спиртным в годы "сухого закона", содержанием публичных и игорных домов, пытались обрести респектабельность. Им необходимо было легализовать миллионы, "выйти на поверхность", и они входили в союзы с промышленниками, банкирами, политиками.

Но после того как первые биржевые начинания мафии довольно быстро лопнули, встретив глухую оппозицию капиталов Хауза, "крестные отцы" поняли, что здесь конкуренции им не выдержать, что разбой и в подметки не годится деловой хватке "честного бизнеса". Приходилось перестраиваться и, отчасти сохраняя свое, работать все же на Хауза. Однако понимание этой необходимости пришло к ним не сразу. Поначалу Вено Джакомо, король мафии Нью-Йорка, решил "проучить" Бернарда Хауза. Полсотни отборных головорезов готовились штурмовать поместье в Неваде, где, по данным его разведки, находился в то время Хауз. Велико же было изумление Джакомо, когда всего за день до операции ФБР накрыло его резиденцию под Нью-Йорком. Ближайший помощник и друг с детских лет, Марио Косой, прежде чем застрелить Джакомо, сказал:

– Ты извини, Вено, но нет другого выхода. Или я тебя, или же они меня. Не удивляйся, я ведь теперь работаю у Хауза.

И Джакомо было чему удивляться в свой предсмертный миг. ФБР терпело его пятнадцать лет и исправно получало за молчание мзду. Но терпение ФБР лопнуло тут же, как только Джакомо захотел поднять руку на самого Хауза. Акции фирмы Хауза стоили куда больше, чем наличные мафии.

Этот урок пошел впрок гангстерам, конечно, а не банкирам. Одно "семейство" за другим начало капитулировать перед императором. А бравые молодцы Джакомо, отобранные в свое время для нападения на поместье Бернарда Хауза в Неваде, стали его гвардией. И тогда-то в руки Хауза перешла изрядная доля организованной торговли наркотиками. Но даже среди самых высопоставленных чиновников его империи мало кто был ознакомлен с информацией, переданной Хаузу Марио Косым. Он поведал миллиардеру, что в операциях Джакомо, охватывающих и Азию, и Африку, и Европу, и Америку, активно участвовали люди нацистского подполья. Они старались прибрать к рукам контроль над сетью в Европе и в Азии и уже замахивались на Америку.

Так перед Бернардом Хаузом встала проблема, требующая неотложного решения...

Н-да, трудно сразу переварить такую информацию. Практически новость для Ричарда состояла только в одном: что Марио использовал в своих операциях нацистское подполье. Но она стоила всех остальных фактов, вместе взятых, тем более если учесть, как Бернард Хауз с ним управился.

Именно сейчас Ричарду не помешал бы добрый глоток бурбона... Он с досадой пнул носком облаченной в ненавистный скафандр ноги стол. Закурить и то нельзя, зажигалка и сигареты остались в пиджаке.

Человек сугубо деловой, старый Хауз презирал нацистов. Одобряя в принципе их методы и цели, он все же считал большинство из них, особенно вождей, бездарными истеричными людьми, демагогами, авантюристами. Из всей нацистской своры он видел цену разве что только в эсэсовцах. От таких кадров, как Скорцени, Бернард Хауз в любое время не отказался бы. Для черной, естественно, работы.

Из документов в черной папке Ричард узнал, что нацистское подполье семидесятых годов интересовало деда потому, что где-то отсиживались главари, хранящие ключи к несметным тайным вкладам "третьего рейха" в швейцарских банках. Но, кроме интереса к нацистским деньгам, думать о них заставляла и необходимость. Он понимал, что наци было просто не по зубам "семейству" Джакомо, чего покойный никак по своей самонадеянности осознать не мог. И поэтому наци могли спокойно копить силы, чтобы захватить охотничьи угодья Джакомо в самих Соединенных Штатах и этим полностью поставить под контроль торговлю наркотиками. Добившись этого, они получили бы в свои руки огромный источник доходов, а дальше – мощное оружие политического влияния.

Люди Хауза разрабатывали сложную операцию несколько лет. Тайно собирали информацию, устанавливали адреса, решали, кого оставить в живых и взять в дальнейшем на службу. Так что дел им хватало с лихвой, вс? они готовили тщательно и кропотливо.

Потом решительно, быстро и эффективно, как и всегда, провели эту операцию, которую сам старик иронически назвал "Неделей длинных ножей". "Ножи" работали одновременно и в Европе, и в Азии, и в Америке, и в Австралии. Главарей перерезали, остальных прочно, как и требовал Хауз, взяли под контроль, заставив работать на нового хозяина...

Много над чем мог еще поразмышлять Ричард Хауз, продолжая листать "Историю" Бернарда Хауза. Тут на стене вспыхнул красный сигнал, и внук, чертыхнувшись, еле успел опустить стекло шлема, прежде чем снова предстал перед дедом.

КОННИ ПАРКЕР

(7.5.2005 г.)

Вдруг поймала себя на том, что жду звонка Сергея Карпова. Странно, я недавно знакома с этим русским парнем, а уже привыкла к нему и его частым звонкам. Сказать по правде, когда после своих неудачных попыток встретиться с "Его величеством" он вдруг подкараулил меня на улице и пригласил на представление гастролирующего в Нью-Йорке Московского цирка, я отнеслась к этому как к обычной попытке репортера разработать источник и получить необходимую информацию. Кого же еще в таком случае окрутить, если не молоденькую дурочку секретаршу! Что же, вроде бы самый подходящий вариант. Я ведь все уловки этих газетчиков знаю настолько хорошо, что просто вспоминать не хочется...

Именно поэтому-то я сначала резко и холодно отказалась. Ведь в данном случае я была на улице, и значит – сама себе хозяйка и не обязана мило улыбаться журналистам и клиентам фирмы. Но в глазах у этого крупного уверенного парня вдруг появилось такое детское выражение боли и обиды, что я даже растерялась.

– Как вам удалось достать билеты? – спросила я, когда мы уже ехали в такси. – Весь город просто с ума сошел, только о цирке и говорят... Билеты на представления перекупают за бешеные деньги...

– Мне очень хотелось провести с вами вечер, – улыбаясь, ответил он. Зашел к директору труппы и сказал: "Помогите соотечественнику, совсем пропадаю на чужбине! Встретил американку, которую ничем не проймешь и не удивишь".

– А вы советский?

– Да, я представляю в нашем "Вестнике" Советский Союз, – улыбнулся он.

"Наверное, именно поэтому босс и отказался его принять!" – подумала я.

Мелькнула у меня тогда мысль, не лучше ли сообщить о своей неожиданной встрече с советским журналистом мистеру Джонсону, начальнику службы нашей внутренней безопасности, но я передумала.

Я сидела в гостиной и смотрела на молчащий телефон. Что же он не звонит? Как он может?

Да что же это я? Неужто опять, как зеленая девчонка, влюбилась в журналиста! И это после истории с Моррисом!

Моррис был предупредителен и настырен. "Ах, Конни, вы просто прелесть!" И приглашал в бар, а потом и в свою квартиру. Я догадывалась, чем может все кончиться, когда он в загородном мотеле стал подробно расспрашивать меня о Хаузе, о его делах, о персонале, о порядках в конторе. И это ночью, под самое утро... Но я так любила его, что, хоть и поняла, что он из меня просто-напросто информацию выкачивает, пыталась убедить себя не верить в это. Он журналист, у него работа такая, он должен уметь в любых условиях необходимую информацию добывать. Иначе кто же его в газете будет держать?

И я уверяла себя, что сначала он просто видел во мне удобный подход к Хаузу, при котором можно еще и совместить приятное с полезным, но потом по-настоящему полюбил меня. Я хотела помочь Моррису в его работе. Но Моррис, выведав, что надо было, перестал мне звонить. Я все еще надеялась на что-то, верила, что можно вернуть того, прежнего Морриса. Я преследовала его звонками, пока не поняла: все кончено...

Шесть больших очерков Морриса о Хаузе уничтожили мои иллюзии. К счастью, босс не догадался, от кого узнал Моррис подробности о его персоне. Хауз в целом был даже доволен этой публикацией. Я ничего плохого о нем не рассказала.

Сергей сильный, умный, добрый и открытый, неловко подозревать его в нечестности. Мне хорошо с ним. По газетам и кино я представляла себе русских совсем другими. Вечно насупленными, подозрительными, холодными... И по моим прежним представлениям, они должны были сторониться американских девушек, а не ухаживать за ними. А нравлюсь я ему совершенно определенно. Хотя опять привычное слово тут не подходит.

Нравлюсь-то я многим, мужские взгляды ловлю на себе часто. На меня даже сам босс поглядывает, хотя романы с сотрудницами не в его правилах. А человек он привлекательный, всегда аккуратный, подтянутый. Прямо с рекламы или из фильма. Разговаривает-то как – голоса никогда не повысит. Сплошная вежливость, хотя и проглядывает сквозь нее жесткость и властность. Недаром все у нас за глаза называют Ричарда Хауза "Его Величеством", что ему, разумеется, давно известно. Но он молчит. А раз молчит, значит, нравится ему это. И ведь действительно, что ни говори, "Его Величество" – и богатства хоть отбавляй, и внешность в самый раз.

Богатство... богатство... Конечно, меня не во все посвящают, но я знаю достаточно, чтобы понимать: не все дела чисты у босса, не все деньги – от честного бизнеса. Слишком много у него тайн, и от многих. Хотя, кто его знает, может быть, мне все это только кажется. Да и кто выживет в нашем мире, не сохраняя своих тайн – коммерческих в том числе.

Вспомнить страшно те бесконечно долгие месяцы безуспешных поисков места после коммерческой школы. А ведь закончила я ее блестяще и никак не думала, что основным источником пропитания станет знание стенографии и абсолютная память, не раз выручавшая меня во время учебы. Когда мной вдруг заинтересовался Хауз и предложил через своего сотрудника стать его личной секретаршей, я согласилась почти не раздумывая. И дело было вовсе не в магии имени. Десятки отказов от фирм, куда я посылала свои предложения, лишили меня многих надежд, но уверенность в собственных силах не уменьшилась, и справиться с работой секретарши для меня не составляло труда. Ну еще, может быть, решение подстегнуло любопытство – фигура Хауза манила своей загадочностью.

Но вот кого я здесь терпеть не могу, так это Реймонда Сандерса начальника личной канцелярии и любимца Ричарда Хауза, – это он тогда и приходил меня нанимать. Противный человек. Весь какой-то скользкий, явно себе на уме. Я даже иногда думаю, что все дела вершит за спиной "Его величества" именно он. И этот самый Сандерс еще и неравнодушен ко мне.

"Ах, Конни, Конни, Конни... Не хотите ли провести со мной уик-энд в Париже? Или в Венеции? Или вас больше устроит сафари в Африке?.." Нужен он мне со своим сафари!

Пришлось мне ему несколько пощечин влепить, чтобы в себя пришел, остыл. Подействовало, из приемной пулей вылетел, хотя и пообещал перед уходом, что так просто этого не оставит.

Да, это вам не тихоня Сергей. А ведь мы с ним ездили уже на пикник в Нью-Джерси, да и дома он у меня был, вспомнить только! Два дня назад, провожая меня из театра, он дошел со мной до самой двери в квартиру и начал вежливо раскланиваться, убедившись, что все в порядке и меня не ждут грабители.

Я предложила ему зайти ко мне выпить кофе, и он так робко согласился, что я чуть не расхохоталась. Что им, операцию, что ли, делают, прежде чем отправлять за границу? Он просидел битый час на ковре подле моей тахты, смотрел на меня грустными преданными глазами и – можете себе только представить – читал стихи! Да их мне в жизни никогда никто не читал! А знаете, сказать начистоту, мне это понравилось. Это очень даже хорошо, когда женщине читают стихи.

Что же он не звонит, черт его возьми! Ну а что будет, когда он позвонит? А тогда... да один только бог знает, чем все это может кончиться. В одном лишь я уверена: что бы ни случилось – я никогда об этом не пожалею.

Почему же все-таки Хауз так упорно уклоняется от встречи с ним? Босс, конечно, не девушка, у него другие критерии, но... Но раньше я такого за ним не замечала, он всегда охотно принимал журналистов.

Наконец-то телефон зазвонил. Я не подошла, а просто рванулась к телефону, как будто после одного или двух звонков Сергей мог повесить трубку, решив, что меня нет дома.

– Что же ты так поздно?

– В редакции задержался, – виновато звучал его голос. – Получал очередной нагоняй от редактора.

– Ну ладно, потом расскажешь. Что ты предлагаешь предпринять сегодня?

– Честно говоря, еще не знаю, – признался Сергей. – Как-то не было времени подумать.

– И не надо думать, – уверенно сказала я. – Все уже решено за тебя. Ты сейчас, просто немедленно, приедешь ко мне в гости. И не вздумай отказываться. Надо было звонить раньше, тогда, может, что-нибудь бы и придумали. А теперь уж слушайся меня.

Если бы он позвонил и на три часа раньше, все равно я ничего изобретать бы не стала. Но ему-то совершенно необязательно знать об этом.

– Да я и не собираюсь возражать, – смущенно ответил он. – Жди, сейчас приеду!

Приготовить что-нибудь на скорую руку, когда полон холодильник, труда не составляло. Руки резали овощи, терли сыр, накрывали на стол, мысли же вертелись вокруг одного – сказать или не сказать Сергею, что через день я поеду на неделю, если не больше, на Остров, принадлежащий Хаузу. С одной стороны, вроде бы можно признаться. Но завтра-то я еще буду здесь. Так что, пожалуй, успею.

Остров... И зачем я там понадобилась? Сказали мне только, что там будет какое-то совещание, и я могу потребоваться – обычного штата секретарш не хватает. Кто его знает, может быть, это и так. Но я не очень-то люблю туда ездить, хотя там все шикарно, по высшему разряду.

И яхты, и пляж, и большая вилла для гостей, и теннисный корт, и зверинец, и все, что угодно. Главное же – это гигантский вычислительный центр, электронный мозг всего хаузовского бизнеса. Мозг, который наверняка знает то, о чем я даже и не догадываюсь. Мозг, без которого, как я думаю, Хауз никогда не стал бы столь могущественным. Мозг, на который босс израсходовал просто огромные деньги, но никогда не пожалел и не пожалеет об этом.