Текст книги "О библиотеках"

Автор книги: Юст Липсий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Юст Липсий
О библиотеках

В. П. Поршнев
Юст Липсий – первый историк античных библиотек и музеев

Для старшего современника Юста Липсия (1547–1606), философа Мишеля де Монтеня, Липсий «самый образованный человек нашего времени, обладающий остро отточенным умом»[1]1
  Монтень М. Опыты. М., 1981. Т. 2, кн. 2, гл. 12: Апология Раймунда Сабундского. С. 510.


[Закрыть]. Все последующие столетия уважение европейцев к знаменитому ученому-гуманисту второй половины XVI века только возрастало. Именем Юста Липсия названо здание, построенное в центре Брюсселя (Rue de la Loi 175, на пересечении с Justus Lipsiusstraat), в котором с 1995 года заседает Совет Европейского Союза (Council of the European Union). Выполненное в традициях функционализма и не имеющее единого автора (в разработке и осуществлении проекта принимало участие много архитекторов и инженеров стран Евросоюза), оно, тем не менее, выглядит достаточно монументально благодаря строгому ритму пилонов в сочетании с большими поверхностями зеркального стекла и декоративными плитками с волнообразным орнаментом. В вестибюле посетителей встречает бронзовый бюст знаменитого фламандца.

Спустя несколько лет (2006), выпускаются две коллекционные монеты, серебряная, номиналом в 10 евро, и золотая в 50 евро, на реверсах которых помещен портрет Липсия, исполненный по старой гравюре XVII века. Главным атрибутом, характеризующим его личность и интересы, является раскрытая книга.

Для бельгийцев Липсий давно уже стал предметом их национальной гордости. На его родине, в маленьком городке Оверейсе во фламандском Брабанте, еще в XIX веке, попечением короля Леопольда II, на общественные пожертвования, ему был поставлен памятник. Он находится вблизи старой готической церкви, где Липсий был когда-то крещен. На пьедестале написано: филологу, доктору словесности Лувена. Естественно, что Липсия, филолога, философа, правоведа, почитают и в университете Лувена, где он преподавал многие годы, а также в университетах Лейдена и Йены.

В России Липсий известен гораздо меньше, хотя о нем упоминают все крупные энциклопедии, начиная с энциклопедического словаря Брокгауза-Ефрона. Там сказано: «Главные заслуги Липсия – изучение римских древностей и критика латинских текстов»[2]2
  Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. Ст.: Липсий // Вехи: б-ка рус. религ.-филос. и худож. лит.: сайт. URL: http://vehi.net (дата обращения: 02.09.2013).


[Закрыть]. Интересующимся творчеством Рубенса, конечно же, знакома картина великого фламандца «Четыре философа» (1611–1612 годы, Флоренция, Палаццо Питти). Художник изобразил на холсте себя как слушателя Липсия, своего брата Филиппа, и своего друга, филолога и книгоиздателя Яна Воверия (Ян ван ден Ваувер). Липсий, главный персонаж картины, показан старым и изможденным, каким он был в последние годы жизни (картина написана уже после его кончины). Он, вместе с Воверием и Филиппом Рубенсом, сидит под бюстом античного писателя или философа, над идентификацией которого бьются авторитетные искусствоведы: одни называют Гесиода, другие Тита Лукреция Кара или Зенона Стоика, но чаще всего – Луция Аннея Сенеку, чьим горячим почитателем, комментатором и издателем был Липсий, разделявший его главные постулаты: жить в гармонии с природой и окружающими людьми, подчинять чувства долгу и трудиться для общего блага. Эти идеи, объединяя их с христианской этикой, Липсий проповедовал в своих философских сочинениях «О постоянстве» (De constantia libri duo, 1575), «О единой религии» (De una religione, 1577), «Политика» (Politicorum sive Civilis Doctrinae libri quattuor, 1589). Как христианского философа-неостоика его характеризуют историки философской и политической мысли нашего времени[3]3
  Отметим отечественные исследования последнего десятилетия: Новикова О.Э. Этико-политические идеи нидерландского гуманиста Юста Липсия (1547–1606): автореф. дис. … канд. ист. наук М.: МГУ, 1999; Ее же. Политика и этика в эпоху религиозных войн: Юст Липсий (1547–1606). М.: РХТУ, 2005; Ее же. Неостоицизм, тацитизм и (анти)маккиавеллизм в «Политике» Юста Липсия // Культура Возрождения и власть. М.: Наука, 1999. С. 187-196.


[Закрыть]. Филологи-классики, в свою очередь, отмечают заслуги Юста Липсия в изучении наследия Плавта, Цезаря, Тацита, Тита Ливия, Сенеки.

Для него лично работа над текстами античных авторов была, без всякого сомнения, главным делом жизни. Скорее всего, что именно ради возможности трудиться в относительно безопасных и комфортных условиях, насколько это было возможно в охваченной религиозными войнами Европе второй половины XVI века, он трижды менял вероисповедание. Родившийся в католической семье и воспитанный в коллегии ордена иезуитов в Кельне, учившийся затем в католическом университете Лувена, он, лишившись родительского дома, разграбленного испанским отрядом в 1572 году, бежит из бунтующих испанских Нидерландов. Липсий поселяется в Йене, где переходит в лютеранскую веру, обзаводится семьей и преподает классические языки в Йенском университете. Затем он перебирается в освободившийся от испанцев кальвинистский Лейден, снова меняет вероисповедание, но после тринадцати лет преподавательской и научной деятельности (1578–1591), возвращается в южные провинции и соответственно – в лоно римско-католической Церкви. Он был прощен, несмотря на то, что его трактат «Политика» в свое время занесли в папский Index librorum prohibitorum (Индекс запрещенных книг). До конца жизни он будет теперь преподавать в родном университете, публиковать труды и вести обширную переписку. Среди его друзей и учеников оказываются люди разных исповеданий и убеждений: воевавший в Нидерландах против испанцев и погибший в сражении при Зютфене в 1586 году английский поэт Филипп Сидней (англиканин), братья Питер и Филипп Рубенсы (католики), будущий автор теории общественного договора, тогда еще молодой начинающий юрист Гуго Гроций (кальвинист).

К последнему периоду жизни Липсия относится ряд его трактатов, где он закладывает начала исследований, относящихся к весьма важной области истории мировой культуры, которую называют ныне культурой повседневности. Занятия греческими и латинским текстами побудили Липсия изучать то, что для древних писателей являлось делом обыденным: они не объясняли читателям забытые впоследствии значения слов и выражений, обозначавших культурные реалии античности. Теперь для их понимания требовалась напряженная умственная работа, разделяющаяся на два этапа. Первый – собирание сведений, для чего нужно было читать и перечитывать все доступные на то время тексты, не только напечатанные стараниями прежних поколений европейских гуманистов, но и остававшиеся в рукописях. Второй – словесная (и для наглядности, насколько возможно – графическая) реконструкция, позволяющая создавать идеальные модели культуры и быта древних. В итоге, между 1593 и 1606 годами, появляются сочинения, отличавшиеся по тем временам новизной темы. Липсий пишет трактат «О кресте» (De cruce)[4]4
  Lipsius J. De cruce libri tres ad factam profanamque historiam utiles. Antverpiae: ex officina Plantiniana, apud I. Moretum, 1593. 111 p.


[Закрыть], где исследует важную для христиан тему: римскую казнь через распятие. Собрав виртуальный «музей» из различных типов крестов, подкрепив вербальное описание натуралистической графикой, он особо останавливается на crux simplex (вертикальный столб) и patibulum (перекладина), двух наиболее часто встречающихся разновидностях. Их изображения часто перепечатывают нынешние свидетели Иеговы, ссылаясь на Липсия, хотя у него нет прямого утверждения, будто бы Христа распяли на перекладине.

Другой трактат рассказывает нам о римских амфитеатрах[5]5
  Lipsius J. De amphitheatro liber in quo forma ipsa loci expressa, et ratio spectandi. Cum aeneis figuris. Antverpiae: ex officina Plantiniana, apud I. Moretum, 1598. 90 p.: il.


[Закрыть], где устраивались не только зрелища, но и публичные казни христиан. Подробная реконструкция этого античного сооружения подкреплена гравюрами на меди, показывающими римский амфитеатр во всех деталях, важных для понимания того, как проходили представления.

Ранее отдельный трактат был специально посвящен самым популярным в древнем Риме праздникам – Сатурналиям, а также организации гладиаторских боев[6]6
  Lipsius J. Satumalium sermonum libri duo qui de gladiatoribus. Antverpiae, 1598. 122 p.


[Закрыть].

Расширяя исследовательскую сферу, Липсий от единичных культурных феноменов переходит к комплексному воспроизведению таких составляющих античной культуры как военное дело[7]7
  Lipsius J. De militia romana libri quinque commentarius ad Polybium. E parte prima historicae facis. Antverpiae: ex officina Plantiniana, apud I. Moretum, 1595. 292 p.


[Закрыть] и религия. Последней теме посвящен трактат, рассказывающий о жизни, социальном статусе и обрядах римских весталок[8]8
  Lipsius J. De Vesta et vestalibus syntagma. Antverpiae: ex officina Plantiniana, apud I. Moretum, 1602. 65 p.


[Закрыть].

Наконец из-под его пера выходит свод сведений обо всех достижениях древнего Рима, своего рода статистический отчет о Римской империи[9]9
  Lipsius J. Admiranda sive de magnitudine Romana libri quattuor ad Serenissimum Principem Albertum Austrium. Antverpiae: ex officina Plantiniana, apud B. et I. Moretum, 1598. 242 p.


[Закрыть], наследницей которой выступала Священная Римская империя германской нации (а ее верноподданным был и вернувшийся из добровольной эмиграции на имперские земли автор книги). На двухстах сорока страницах он сообщает читателю о границах (finibus), воинских силах (copiis), богатствах (opibus), достижениях (operibus), мужах (viris) и добродетелях (virtutibus) Рима. Присутствующий в названии трактата герундий admiranda (буквально – то, что достойно восхищения) раскрывает цель сочинения: вызвать у читателя восторг перед величием древней цивилизации, и раскрыть перед глазами новоевропейских правителей вечный образец для подражания.

Единодушно со всеми гуманистами Липсий воспринимает античность не как что-то давно умершее, но именно как живой образец, которому нужно следовать не только в творчестве, но и в повседневной жизни. Он был буквально «погружен» в античность, избрав для себя идеалом жизнь и учение философа Сенеки. Подпись под одним из его портретов гласит: moribus antiquis (образом жизни подобен древним). Но восхищение древностью и накопленные за много лет знания переросли у него и в практические советы правителям Европы, как организовать интеллектуальную жизнь их подданных, возвысившись над религиозными и политическими распрями. Казалось, этому благоприятствовал утвердившийся на время в княжествах Священной империи принцип cujus regio, ejus religio (чья страна, того и вера). В поисках форм объединения интеллектуалов, он обращается к мало изученным до него античным библиотекам и Музеям. Слово Музей мы пишем с большой буквы, как писал его и Липсий, поскольку речь у него идет еще не о музеях, а об античных храмах Муз[10]10
  В русскоязычной литературе они чаще называются Мусеями, или Мусейонами, но, в данном случае, мы сохраняем звонкое латинское «s», поскольку именно так это слово звучало в устах современников Липсия, для которых латинский был родным живым разговорным языком.


[Закрыть], точнее, о самом знаменитом из них – Александрийском Музее. Он считал его (невольно принижая его значение) творческим союзом интеллектуалов, посвятившим себя хранению и приумножению богатств знаменитой Александрийской Библиотеки. А ее, в свою очередь, наследницей более древних и общей матерью более поздних библиотек античного мира. Последнее по времени публикации «культурологическое» сочинение Юста Липсия, заложившее начала библиотековедения и музеологии носит латинское название De bibliothecis syntagma[11]11
  Lipsius J. De bibliothecis syntagma. – Antverpiae : ex officina Plantiniana, apud I. Moretum, 1602. – 42 p.


[Закрыть].

Присутствующее в оригинальном названии греческое, написанное латиницей слово syntagma, обозначающее сложившийся у античных авторов определенный литературный жанр, не поддается точному переводу на русский язык. Обычно переводчики, по крайней мере – богословской литературы (а этот жанр был распространен как у православных, так и у католических богословов), оставляют термин без перевода или вовсе пропускают его. Поэтому и нам труд Липсия можно называть просто «О библиотеках». Синтагма (это же слово присутствует в названии книги Липсия «О Весте и весталках») подразумевает последовательное изложение подобранных и систематизированных сведений о каком-либо предмете, в данном случае, – все сведения о древних библиотеках, извлеченные из памятников греко-римской словесности. Расположив их в хронологическом порядке от древнего Египта до конца Римской империи, облегчив тем самым изыскания ученых следующих поколений, Липсий подчеркивает, что главной его целью было показать достойные образцы тем, кто будет заниматься составлением и организацией новых публичных библиотек Европы.

Книга, ставшая не только плодом многолетних поисков сведений у античных авторов, но и завещанием вскоре умершего ученого, после первого прижизненного издания (1602) всего через два года, в 1604-м, выдержала еще одно. Третье (и последнее, исправленное рукой автора) появилось посмертно в 1607 году, на другой год после его кончины. Следующее издание (1620 года) вышло с заметками Фульвио Орсини, итальянского филолога, историка, антиквара и мецената, друга и покровителя Эль Греко, создателя знаменитой библиотеки палаццо Фарнезе в Риме[12]12
  Lipsius J. De bibliothecis syntagma et Fulvii Ursini eadem de re commendatio cum nonnullis Isidori de eodem argumento. – Helmaestadt: Typis heredum Iacovi Luci, 1620. – 50 p.


[Закрыть]. В приложении там приведены выдержки из сочинений Плутарха и Исидора Севильского, касающиеся библиотечного дела. Затем Синтагма была включена в собрания сочинений Липсия, выходившие в последовательно в 1637 и 1675 годах[13]13
  С издания 1675 года недавно сделан репринт: Lipsii J. Opera Omnia: 4 vol. in 8. Reprint 1675 ed. Hildesheim: Georg Olms, 2003. 8 vol.


[Закрыть]. Но литературное наследие Юста Липсия оказалось столь объемным, что она попросту затерялась среди философских, политических, исторических и филологических трактатов фламандского гуманиста. Оставивший нам самое полное исследование его жизни и творчества профессор Лувенского университета и хранитель Королевской библиотеки барон Фредерик фон Рейфенберг (1795–1850), ограничился простым упоминанием о ней[14]14
  Reiffenberg F. De Justi Lipsii vita et scriptis / comment, auctore Frid. Aug. barone ab Reiffenberg. Bruxellis, 1823. P. 112.


[Закрыть]. В начале XX века Синтагмой заинтересовался Джон Коттон Дана, американский музеолог и библиотековед, сотрудник публичной библиотеки в Неварке (штат Нью-Джерси), основатель и руководитель Неваркского музея. В 1907 году он опубликовал английский перевод[15]15
  Lipsius J. A Brief Outline of the History of Libraries / transl. by J.C. Dana. Boston: Merrymount Press, 1907.


[Закрыть], приуроченный к трехсотлетию издания 1607 года.

Липсий действительно был зачинателем. До него в 1587 году Хуан Батиста Кардоний, епископ Тортосы, сделал для Филиппа II описание библиотек Эскориала и Ватикана[16]16
  Reiffenberg F. De Justi Lipsii vita et scriptis. P. 112.


[Закрыть], а в 1595 историк и картограф Петр Берций опубликовал в Лейдене описание библиотеки Лейденского университета[17]17
  Bertius P. Nomenclator autorum omnium, quorum libri, vel manuscripti, vel typis expressi exstant in Bibliotheca Academia? Lugduno-Batavæ, cum epistola De ordine eius atque usu, ad nobiles et magnificos Academiae curatores et consules. Lugduni Batavorum: Apud Franciscum Raphelengium, 1595.


[Закрыть]. Но они касались лишь дел современных.

Как и все поздние «культурологические» сочинения Липсия, прижизненные тиражи Синтагмы печатались в знаменитой Officina Plantiniana, антверпенской типографии, основанной Кристофом Плантином (1520–1589), а после его смерти возглавляемой зятем издателя Яном Моретом (1543–1610). На титульных листах выпускаемых книг они ставили фирменный знак: руку с циркулем и девиз: labore et constantia (трудом и постоянством). Теперь типография стала музеем (Museum Plantin-Moretus), где для посетителей воспроизводят весь процесс напечатания книг и гравюр на старинных станках и со строгим соблюдением старинной технологии. Вдоль стен, перед полками с книгами, всеми, когда-либо напечатанными в этих стенах, стоят мраморные и бронзовые бюсты писателей-классиков. Библиотечный зал оформлен именно так, как Юст Липсий предлагает в своем сочинении украшать, по опыту древних, идеальную библиотеку, превращая ее, помимо основного предназначения, еще и в подобие музея-мемориала, хранящего память о великих писателях.

В полном согласии с традициями времени Липсий ищет покровителя, которому посвящает труд. Им стал Карл III де Круа (Charles Philippe de Croy) (1560–1612), правитель двух крохотных княжеств в испанских Нидерландах, именуемых Липсием на латинском языке Кройя – собственный феод рода Croy, чья столица в латинской транслитерации называется Липсием Геврией, (современный Havre), и соседняя Арсхотана (нынешний Aarschot).

На первый взгляд, Липсий пишет в обычных высокопарных выражениях, которые теперь кажутся притворной лестью, а в преддверии эпохи барокко были литературной нормой: «Кого еще Бог, Природа, Судьба пожелали одарить столь выдающимися дарованиями? Вижу я твою родословную – от царей она. Дела? Почти что царские. Душу? Совершенно царственную. И что как не возвышенное и величественное ты ею постигаешь, делами же проявляешь?»[18]18
  Lipsius J. De bibliothecis syntagma. P. 4.


[Закрыть].

На самом деле за видимой лестью крылась серьезная надежда на то, что обрушившиеся на земли Нидерландов беды наконец-то закончились и наступает долгожданный мир, когда при просвещенном князе будут забыты религиозные и национальные распри, хотя бы в масштабах маленькой Кройи. Тогда можно будет приступить к главному: возрождению библиотек, которые смогут сравняться с библиотеками древности. А через них – к подлинному возрождению наук и словесности.

Герцог Карл, которого Липсий назовет еще и «бельгийским Лукуллом» (по имени великого римлянина, прославившегося не только пирами, но и щедростью по отношению к людям искусства и науки), сделал свое княжество именно таким островком благополучия. Он правил, не преследуя протестантов и евреев, советуясь с учеными людьми и щедро их окормляя. В своем замке (в наше время, к сожалению, пребывающем в руинах) он собрал большие коллекции монет и манускриптов, любил читать античных авторов, учредил при дворе Академию (по подобию платоновской Академии в Афинах и ее преемницы эпохи Возрождения – флорентийской Академии Медичи). Липсий пишет: «Занятый прочими делами, ты избираешь Геврию местом для нашей Академии и возвеличиваешь ее, как я уже сказал, делами, что разве не на пользу преимущественно искусствам и талантам устраиваешь? Дерзну сказать: эти твои здания, прогулочные аллеи, сады, фонтаны, рощи – для нас построены и посажены, не только те, кто живут здесь ими наслаждаются, то есть – прогуливаются, приходят, входят, но и те, кто намеревается сюда прибыть, будут это делать»[19]19
  Ibid. Р. 7.


[Закрыть]. Липсий, живший тогда в соседнем Лувене, но бывавший частым гостем герцога, старается придать его начинаниям большую целенаправленность, для чего и показывает во всех подробностях античные образцы.

Библиотеки имеют столь же древнюю историю, как и сами книги. Их истоки Липсий находит в Египте. Представления об этой стране были у гуманистов весьма туманными, так как их единственные источники – сочинения Геродота и Диодора Сицилийского. Самым древним ценителем книг Липсий называет мифического фараона Осимандуя (Osymanduas, другое написание, ставшее популярным благодаря сонетам Перси Шелли и Горация Смита, появившимся в результате творческого состязания двух поэтов – Ozymandias). Сведения о нем заимствованы из «Исторической библиотеки» Диодора Сицилийского[20]20
  Diodorus Siculus. Biliotheca historica / ex recensione et cum annotationibus L. Dindorfii. – Lipsiae, 1866. – Vol. 1, P. 73.


[Закрыть], который, как полагают египтологи, исказил тронное имя великого фараона Нового Царства Рамсеса II. Но для Липсия Осимандуй – реальное историческое лицо, имя которого сохранилось в веках благодаря Священной библиотеке, чей эпитет, также заимствованный у Диодора, Липсий с удовольствием выписывает в латинском переводе: animi medica officina (целительница души).

Птолемеи, преемники фараонов, намного превзошли их в собирательской активности (Липсий сразу переходит к Александрийской библиотеке, вызывающей у него наибольшее восхищение). Но заслуга их не только в невероятном количестве книг, но и в том, что они сделали книги общим достоянием, а также, не ограничиваясь эллинской мудростью, на равных основаниях и с уважением хранили мудрость египтян, халдеев, евреев, римлян, заботясь о доступных переводах их текстов на греческий язык. Участь Библиотеки была печальной: «О, какое сокровище! Но в лучах бессмертной славы своей само оказавшееся совсем не бессмертным…»[21]21
  Lipsius J. De bibliothecis syntagma. P. 12.


[Закрыть]. В сожжении Библиотеки Липсий прямо винит Цезаря, что для современных историков совсем не является доказанным фактом (мы не знаем, что именно сгорело во время Александрийской войны – книги, или лежавшие на складах в гавани кипы папируса). Но Липсию были слишком памятны устроенные испанцами недавние пожары Гента и Антверпена, и он не упускает случая бросить упрек сильным мира сего: «Печальная участь, и для Цезаря (даже если он совершил это непреднамеренно) какой позор!»[22]22
  Ibid.


[Закрыть]. Мало того, осуждению, хоть и намеком, подвергаются христиане, спалившие при императоре Феодосии Великом храм Сераписа. Хоть это и «твердыня суеверия», но жаль библиотеки, существовавшей столь же долго, как и храм, построенный из массивных глыб[23]23
  Ibid. P. 14.


[Закрыть].

Оставив Александрию, Липсий отправляет нас в виртуальное путешествие по греко-римскому миру, перечисляя все известные собрания книг. Он с похвалой отзывается о тиранах Писистрате и Поликрате за то, что свои книжные богатства они отдали в общее пользование. За такую благотворительность можно даже отбросить при их упоминании ненавистное слово тиран (odiosum hoc modo cognomen tolle). Отмечаются заслуги Аристотеля, учившего искусству собирать книги. Среди достойных подражанию мужей Рима назывются Лукулл и соратник Юлия Цезаря Азиний Поллион, основатель первой светской публичной библиотеки в Риме. Поступок богатого римлянина Квинта Саммония Серена, завещавшего свою библиотеку императору Гордиану Младшему, вознес до небес и самого этого мало примечательного правителя: «Бесспорно, если бы я был одарен столь великолепной и богатой библиотекой, и я больше был бы расположен к прославлению молвой: он же достиг славы благодаря суждению образованных людей, достойно достиг. Представь, сиятельнейший князь, какую уготованную славу и благодарность подобное благодеяние беспрестанно дарило бы вам, великим» – замечает Липсий[24]24
  Ibid. P. 26.


[Закрыть]. Но особенно им выделяются Октавиан Август, учредитель Палатинской библиотеки, и Траян, основавший Ульпиеву библиотеку. Для императоров, в отличие от частных лиц, утверждает Липсий, забота о книгах не прихоть, но государственная обязанность.

Книгопечатание в Европе на рубеже XVI-XVII веков еще не превратило книгу в обыденный предмет. Книги оставались произведениями искусства, в их производстве участвовали видные художники, искусством был и ручной переплет. Поэтому, для Липсия, книга, даже вне зависимости от содержания, представляла собой артефакт, музейный экспонат, которым можно было любоваться. Особенно же – рукописная книга, намного превосходившая по качеству исполнения книгу печатную. Византийская цивилизация даже для жившего полтора века спустя английского историка Э. Гиббона была лишь временем «упадка и разрушения Римской империи». Но для Липсия ее несомненное достижение – сохранение публичных библиотек, где имелись удивительные редкости, вроде длинного свитка из кишечника дракона (Draconis intestinum), на котором золотыми буквами были записаны поэмы Гомера. Библиотеки стоило посещать не только ради чтения, но и для того, чтобы посмотреть на подобные шедевры.

Поэтому и убранство библиотек, для создания нужного настроения, следует делать как можно более роскошным и торжественным, наподобие убранства храмов. Библиотеки древних имели разноцветные мозаичные полы, над залами возводились золоченые своды, шкафы дорогого дерева инкрустировались слоновой костью. Однако действеннее роскоши было другое украшение: «…наилучшее и достойное подражанию украшение, которое ныне еще не применяют, это изображения или статуи ученых мужей, поставленные перед полками с книгами. Разве это не прекрасно и не было привлекательно для глаз и рассудка?»[25]25
  Ibid. Р. 29.


[Закрыть].

Так Липсий объединяет в одно целое библиотеку и то, что впоследствии назовут мемориальным музеем. Слово Музей (Museum) употребляется Липсием в последней главе, где он возвращает нас в Александрию. Потерявшаяся позднее прочная связь музея и библиотеки, кажется Липсию нерушимой. А значение слова Музей еще весьма далеко от того, которое оно приобретет в век Просвещения и в период Великой Французской революции конца XVIII века. Музей – это не залы с экспонатами, выставленными на обозрение, но творческий союз писателей и ученых, который сложился при Александрийской Библиотеке. Союз, без которого Библиотека была бы мертва: «Ведь если бы только они [библиотеки] одни были, заявляю я, то либо редкий гость, либо вовсе случайные посетители туда заглядывали, к чему такое скопление народа? И были бы там плодотворны ученые изыскания, как призывает Сенека? Это также предусмотрели правители Александрии: и единовременно с библиотеками они обустроили Музей (так называли будто бы храм Муз), где занятия имели мужи, преданные Музам и от других забот свободные. Мало того, от забот житейских и добычи пропитания свободные, так как все блага им за счет казны даровались. Прекрасное учреждение!»[26]26
  Ibid. Р. 32.


[Закрыть]. И далее: «Где вы, князья? Кого из вас обжигает и воспламеняет столь славный огонь подражания?»[27]27
  Ibid. Р. 34.


[Закрыть]. Показав образец, Липсий настойчиво предлагает возродить его здесь и сейчас. Люди выдающиеся и достойные благодеяний должны быть не только свободны от мирских забот, но и жить без опаски за высказанные им суждения. Атмосфера творческих бесед и диспутов, отстаивание разных точек зрения – единственный путь к истине. Князья же будут получать советы от ученых мужей, как получал их когда-то просвещенный император Адриан. Распространяя книги и просвещение, они наилучшим способом обессмертят и свои имена.

Липсий заканчивает настолько зажигательно, что даже цензор, подписавший рукопись к печати, вдохновленный, замечает от себя: «Эта книга весьма достойна быть выпущенной в свет, поскольку, кроме рассказа о происхождении библиотек, она показывает их предназначение, каковые сведения могут послужить в качестве образца и побуждения к деятельности»[28]28
  Ibid. Р. 37.


[Закрыть].

Значение липсиевой Синтагмы сегодня не только в ценном подборе источников, и не только в том, что автор, не ограничиваясь историческим исследованием, предлагает целую программу возрождения библиотек. Впервые в европейской науке делается попытка, хотя и по случаю (in occasione), осмыслить культурный феномен птолемеевской Александрии. В восприятии птолемеевского святилища Муз еще присутствует мифология, выражающаяся, например, в исчислении количества книг (Липсий сознательно берет самое большое число в 700 000), в описании единовременной гибели Библиотеки при пожаре, в общей идеализации жизни сообщества Музея, в преувеличении количества ученых находившихся на царском окормлении. Не называя конкретную цифру, он считает их число «немалым» и расходы тоже «немалыми», чтобы подчеркнуть сопоставимость с современными университетами. Желание возродить такой союз, дополнением к которому стали бы библиотеки, а также – лаборатории, залы для диспутов, коллекции художественных шедевров и разных редкостей, обусловило и риторический пыл сочинения, и прямые обращения к князьям Священной империи. Впрочем, в изданиях, напечатанных после 1602 года, выделяется уже призыв не к князю (переместившийся в конец книги), а к абстрактному читателю, любителю чтения (мы бы сказали – к интеллигенту), – учиться опыту древних и укреплять свой дух книгами.

Российскому читателю впервые предлагается перевод незаслуженно забытого сочинения, которое положило начало двум сложившимся в XX веке гуманитарным наукам: библиотековедению и музеологии. За основу взято первое издание 1602 года, сверенное по тем двум публикациям (1604 и 1607 годов), в которых автор успел принять участие, а именно – исправил обнаруженные им типографические погрешности и немного сократил количество цитат. В оригинальных изданиях Липсия чаще всего (но не всегда) цитаты греческих авторов приводятся в подлиннике, затем Липсий дает свой собственный латинский перевод. Мы, чтобы не перегружать внимание читателя, опускаем в русском переводе греческий текст, с которым можно познакомиться в напечатанном в Приложении авторском, латинском варианте Синтагмы. Мы сохраняем в русской и латинской версиях курсивы, а также слова и фразы, набранные, для большей выразительности, заглавными буквами. В латинском тексте исправлены явные типографские опечатки (например, устранены слова, напечатанные по вине наборщиков дважды, и наоборот, восстановлены пробелы между словами). Приведены в соответствие с современными правилами знаки препинания (в начале XVII столетия двоеточие, набранное с отступом от слова, могло, к примеру, употребляться вместо точки или точки с запятой). Устранены литеры â, è, ò. Знак & везде заменен обычным союзом et.

В русском тексте оставлены авторские сноски (в разных изданиях книги присутствующие как на полях страниц, так и прямо в тексте). В то время еще не существовало единой системы аббревиатур, применяемых сейчас повсеместно при цитировании античных авторов. Липсий дает произвольно сокращаемое им имя, название труда, и в лучшем случае – номер книги или главы, не указывая абзац или строку. В тексте такие сноски сохраняются, но в Комментариях мы ссылаемся на источник так, как это принято в наши дни.

К сожалению, Липсий нигде не указывает, какими именно изданиями авторов он пользовался. А сочинения древних писателей тогда, по количеству изданий, почти не уступали библейским текстам и богословским трудам Отцов Церкви. В распоряжении Липсия были книги как его собственной библиотеки, так и университетской библиотеки Лувена, и еще коллекции издательского дома Плантина-Морета. Но даже если бы и удалось точно определить цитируемые Липсием издания, обращать читателя к столь старым книгам, которые теперь, в большинстве, являются музейными экспонатами, вряд ли целесообразно. Поэтому в разделе Библиография читатель найдет сведения о более доступных изданиях XIX-XXI веков, как в печатном, так и в электронном виде, и обо всех имеющихся на 2012 год русских переводах. Отметим, что многие авторы, цитируемые Липсием, перепечатываются сейчас с добротных немецких и английских изданий более чем вековой давности. Российскому же читателю, благодаря Интернету и программе Google Books, гораздо легче получить именно эти старые издания, нежели чем дорогие перепечатки, сделанные с них же коммерческими издательствами NabuPress или BiblioBazar. Читатели, владеющие греческим и латинским языками, без сомнения помнят, что современные версии античных текстов содержат многочисленные исправления ошибок, допущенных средневековыми переписчиками рукописей. Сам Липсий занимался этими исправлениями, готовя к печати труды любимых им Тацита и Сенеки. Но в то время серьезная работа над рукописями еще только начиналась. Поэтому цитаты Липсия, выписанные из книг XVI столетия, иногда могут немного расходиться с текстами изданий, указанных в библиографическом списке.