Текст книги "Был настоящим трубачом"

Автор книги: Юрий Яковлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

8

Котя проснулся среди ночи и никак не мог понять, где он. Словно заблудился во сне и попал в какое-то темное, незнакомое место. Под ним вздрагивал пол, а стекла мелко дрожали. Он опасливо открыл глаза. Раздавался тяжелый грохот, в темных окнах время от времени возникали огненные всполохи, и стекло становилось красным. При этом коротком тревожном свете в углу мерцал медный умывальник, похожий на старинный шлем. Когда же вспышки исчезали, окна снова заливала тьма.

Котя сел и, услышав, как зашуршало сено, вспомнил, что лежит на полу. Вспомнил, что вечером Яшечкин уложил его спать в избе. Принес откуда-то охапку пахучего сена и уложил, а сверху накрыл своей шинелью. Здесь же, в избе, устроились на ночлег военлет Семенов и еще несколько бойцов.

«Кто это стреляет? – подумал мальчик. – Может быть, белые? Те самые белые, которые открыли огонь по вокзалу, когда там шел спектакль? Может быть, батарея отбивается от белых? А если не отобьется? – Коте стало не по себе. – Где же Яшечкин?»

Снова грохнуло. Снова стекло стало красным. При свете этой вспышки Котя огляделся и увидел Яшечкина. Старый боец спокойно спал, свернувшись калачиком. Ему, наверное, было холодно в одной гимнастерке. Увидев, что Яшечкин рядом, Котя успокоился. Он взбил сено и лег, при этом прикрыл своего друга краешком шинели.

Котя долго не мог уснуть. Теперь он думал о папе и маме. Где они? Ведь станцию заняли белые. Может быть, их ранило? Или они попали в лапы контрразведки Юденича? Потом мальчик вспомнил мчащийся фургон, бледное, неподвижное лицо Икара. Он спешил, потому что спасал артистов Героического рабочего театра. Увез их в безопасное место, а Котю оставил на пылающей привокзальной площади.

Котя уснул так же неожиданно, как и проснулся. Исчезли красные стекла, медный шлем, спящие на полу бойцы…

Когда же он снова открыл глаза, стрельба прекратилась. В окнах стоял мутный рассвет. Котя приподнялся и прислушался. И вдруг до его слуха донесся дробный рокот мотора. «Аэроплан! – подумал мальчик. – Он улетает. Я обещал его проводить…» Котя поднялся, стряхнул с себя сено и на цыпочках направился к двери, держа за шнурки ботинки.

Утренняя прохлада сразу разогнала остатки сна. Аэроплан тарахтел где-то близко, за домами. Мальчик проворно обулся, шнуруя ботинки через дырочку, и побежал.

Он бежал огородами. Гулкий, отрывистый звук подгонял его. Уже кончилась деревня, и Котя увидел полянку, на которой стоял аэроплан. Пропеллер вертелся так быстро, что перед аэропланом возник прозрачный круг. На другой стороне полянки Котя увидел знакомый театральный фургон с красными звездами. Котя очень удивился: «Неужели наши приехали?» – но задерживаться не стал, побежал дальше.

Яшечкин проснулся от скрипа двери. Не открывая глаз, протянул руку в правую сторону: Коти-но место было пусто. Сон как рукой сняло, боец вскочил на ноги. И только тут до его слуха донесся дробный стрекот аэроплана. «Значит, Котя убежал вместе с военлетом Семеновым!» – смекнул боец и Почти в ту же минуту увидел, что военлет Семенов спит, закрывшись с головой кожаной курткой.

«Тут что-то неладно!» – подумал Яшечкин и стал будить военлета.

– Военлет, вставай! Слышь! Твой аэроплан улетел! – крикнул он и, подхватив винтовку, бросился к двери.

А Котя тем временем добежал до полянки, где стоял готовый к отлету аэроплан, и остановился, не зная, что делать дальше. Ведь выбегать на «летное поле» не полагалось.

Котя замахал рукой и крикнул: «Я пришел, я не проспал!» – но его голос затерялся в грохоте мотора.

Некоторое время мальчик стоял, внимательно разглядывая аэроплан. Пропеллер вращался, крылья вздрагивали, однако аэроплан не взлетал. Котя заметил, что он не взлетает потому, что кто-то держит его двумя руками, вцепившись в хвост. Это был… Икар! Так вот почему на краю поля стоит театральный фургон! Икар приехал и не дает аэроплану взлететь. Почему?

В это время за спиной мальчика раздался винтовочный выстрел. Котя оглянулся и увидел бегущего Яшечкина. Это он стрелял в аэроплан и кричал:

– Стой! Стой, стрелять буду!

И стрелял.

Почему Яшечкин стрелял в военлета Семенова? Почему Икар вцепился в хвостовое оперение аэроплана и не дает ему взлететь? В следующее мгновение Котя увидел самого военлета, только не в кабине аэроплана, а бегущим с наганом в руке. Кто же тогда сидит в кабине? Мысли метались в голове мальчика. А Яшечкин уже подбежал к машине:

– Стой! Глуши машину! Руки вверх!..

В это время что-то сверкнуло, грохнуло, задымило… Яшечкин упал в траву. Икар тоже выпустил хвост аэроплана и схватился руками за голову. Аэроплан вздрогнул и, подпрыгивая на бугорках, побежал по полю. Он удирал трусливо и дерзко. Напрасно военлет Семенов бежал сзади и стрелял из нагана. Возле кустарника машина оторвалась от земли и стала углубляться в небо, оставляя за собой дымный след.

Котя вышел из оцепенения и бросился к Яшечкину. Икар стоял в стороне, держась за голову.

Мальчик опустился на колени перед лежащим неподвижно бойцом. Фуражка со звездочкой валялась в траве, волосы потемнели от крови.

– Яшечкин! Только не умирайте, Яшечкин!

Слезы застилали глаза мальчика. Ему казалось, что он теряет бесконечно близкого человека, который был рядом с ним всю жизнь.

Заботился о нем. Спасал, когда ему угрожала опасность.

– Яшечкин, только не умирайте!

Раненый боец открыл глаза и снова закрыл их. Этим коротким взглядом он как бы успокаивал своего маленького друга.

Появился санитар, сделал перевязку. Раненого положили на сено в фургон Героического рабочего театра.

Держась за голову, к Коте подошел Икар.

– Котя, я за вами… Я хотел задержать аэроплан… там белый. Он бросил гранату… У меня голова разламывается… Я за вами, вот фургон… – Он был бледен и морщился от боли.

– Вы знаете этого молодого человека? – спросил военлет Семенов.

– Да… – рассеянно ответил Котя, – знаю… Он – конюх в театре…

Военлет пожал плечами.

– Не знал, что в театрах есть конюхи… А часового убили сзади, ножом… Кто-то помогал белому пилоту.

9

На Петроградском фронте шли напряженные бои. Не было дня, чтобы землю не сотрясали разрывы снарядов. А по ночному небу плыли красные облака – их окрашивали в красный цвет горящие деревни.

По дорогам, ведущим в город, медленно двигались фургоны с большими санитарными крестами на брезенте. В Петроград увозили раненых красноармейцев. В одном ряду с санитарными фургонами ехал необычный, разрисованный красными звездами фургон Героического рабочего театра. Но хотя на нем и не было красных крестов, внутри на сене лежали двое раненых: Яшечкин и Икар.

Красноармеец находился в полузабытьи и только, когда фургон встряхивало на ухабах, тихо стонал. А потом затихал снова. Лежавший рядом с ним юноша был контужен взрывом гранаты и мучился головной болью. Но еще сильнее его мучило сознание, что Виктор предал его. Узнав о том, что брат в беде, он, Икар, не думая об опасности, поехал с красными на фронт, в первую же тревожную ночь сбежал от них вместе с краснозвездным фургоном. Помог снять часового… Держал аэроплан за хвост, чтобы можно было хорошо прогреть двигатель. Когда же появился этот сейчас лежащий рядом с ним в фургоне солдат, брат швырнул гранату и улетел один. Он мог убить и младшего брата этой гранатой, мог тяжело ранить. Но это не остановило поручика Воронова. Красные могли догадаться, что Икар – белый, и на месте, без суда и следствия пустить ему пулю в лоб. Хорошо, что здесь оказался Котя – этот славный мальчик из хорошей артистической семьи. Иначе бы – крышка!

Икар повернулся на другой бок и застонал, но не от боли, а от обиды.

Что же будет дальше, когда его вместе с раненым бойцом привезут в Петроград? Ведь ему еще придется держать ответ перед Николаем Леонидовичей за похищенный фургон.

Котя сидел снаружи фургона на козлах, рядом с красноармейцем, которому поручили довезти раненых до ближайшего госпиталя, а Котю сдать на руки родителям.

Мальчик был подавлен происшедшим. Ведь оба его новых военных друга ранены, страдают, а о судьбе папы и мамы ничего не известно.

И тогда Котя стал сочинять стихотворение про Яшечкина. Ему казалось, что если он сочинит стихи, то другу станет легче. Эта мысль подогревала мальчика. Колеса, гремящие по камням мощеной дороги, подсказывали ему стихотворный ритм: та-ра-та-ра, та-ра-ра…

 
Жил Яшечкин отважный.
Товарищ боевой.
На третьей батарее
Сражался как герой.
 

– Ты чего? – спросил молоденький красноармеец, временный возница фургона.

– Это стихи, – сказал Котя, – про моего друга, которого ранили…

 
Он шел под пули смело,
От страха не робел.
Из пушки бил по белым,
Снарядов не жалел.
 

Молоденький красноармеец широко раскрытыми глазами смотрел на Котю. Мальчик замолчал. Задумался.

Та-ра-та-ра… та-ра-ра… – отбивали колеса фургона.

 
Свинец горячий, вражий
В бою в него попал.
И Яшечкин отважный
Как скошенный упал…
 

Красноармеец все не спускал глаз с Коти. Сам же Яшечкин не слышал стихов, только что сложенных про него маленьким другом. Зато их слышал Икар. Он слушал стихи и в какое-то мгновение позавидовал раненому солдату, лежащему рядом на сене. «Про него слагают стихи, – думал Икар, – потому что он никому не изменял, выполнял свой долг. Он в фургоне, как в колеснице победителя, а я еду бесславно, преданный братом! И никаких стихов!»

Икар поднялся. Огляделся. Тихо выбрался из фургона. Некоторое время он шел за фургоном. Потом подался вправо. Перемахнул через канаву и скрылся в лесу.

Никто не заметил его исчезновения.

В это время Котя сочинил еще одно четверостишие:

 
Гремела канонада,
А Яшечкин лежал,
В руке держал винтовку
И руку не разжал.
 

Когда фургон приблизился к станции, утром освобожденной от белых, Коте показалось, что прошло очень много времени. Может быть, год. Столько он успел пережить за минувшие два дня, так много изменилось в нем.

Площадь перед вокзалом была изрыта снарядами. Деревья обгорели. Да и само здание выглядело, как после пожара. Стекла в окнах были выбиты. На стенах чернели зализы пламени. Над входом в вокзал развевался белый флаг с красным крестом. Здесь был создан эвакогоспиталь. Глядя на все это, трудно было поверить, что два дня назад вокзал был театром и здесь показывали спектакль, гремели одобрительные хлопки зрителей.

Фургон остановился. Котя спрыгнул на землю. Заглянул внутрь. Яшечкин лежал один. Икара не бы ло. Куда он делся? Может быть, его выкрали белые лазутчики? А может быть…

В это время послышался мамин голос:

– Котя! Мальчик мой! Ты жив? Котя!

Маленький артист оглянулся и увидел маму. Она бежала через площадь к фургону.

– Я как увидела фургон – сразу решила, что ты здесь!

10

В солнечный апрельский день замкового третьей бригады Яшечкина выписали из госпиталя. Ему принесли гимнастерку, брюки, высокие стоптанные сапоги и шинель, терпеливо ждавшие своего хозяина в лазаретной каптерке.

Яшечкин натянул на себя старое обмундирование и удивился, что оно висит на нем, словно с чужого плеча. После легких туфель-шлепанцев сапоги оказались непомерно тяжелыми, и каждый шаг сопровождался грохотом.

Яшечкина покачивало от слабости, и когда он неторопливо спускался с лестницы, то крепко держался за перила. Голова кружилась, в ушах стоял звон. В канцелярии ему сказали:

– Демобилизован вчистую…

– Как так вчистую? – недовольно переспросил боец. – У меня в полку обязанности. Орудие надо переводить на летнюю смазку.

– Никаких орудий! С того света чудом выкарабкался, а еще подавай ему орудие. Сколько лет провоевал?

– Считай, шесть лет.

– И не навоевался, – усмехнулся начальник канцелярии. – Поезжай в полк. Сдай оружие. Получи денежное довольствие. И – домой.

Яшечкин молча повернулся, вскинул винтовку за плечо и пошел к выходу.

Весеннее солнце сразу ослепило его, и он некоторое время стоял, зажмурив глаза, свободной рукой держась за стенку дома. Пели птицы. А ветер с Невы пахнул морем. Яшечкин сунул руку в карман шинели и нащупал какую-то записку. Он вынул ее и долго разглядывал. Прочитать же не мог, потому что был неграмотным. Так и стоял он с запиской, собираясь попросить кого-нибудь из прохожих. Смутное чувство подсказывало ему, что записку написал Котя. Котя! Как живет его маленький друг? Вернулся ли в Питер или странствует со своим Героическим рабочим театром? «Сперва я подношу патроны, потом меня убивают…»

Яшечкин стоял у подъезда с запиской в руках и все не решался подойти к кому-нибудь.

Мимо шла девушка в красном кумачовом платочке, увидела красноармейца с запиской и сама поняла, что человеку надо помочь.

– Вы что, товарищ красноармеец? – спросила она. – У вас затруднение?

– Затруднение, – отозвался Яшечкин. – Прочесть не могу.

– Давайте, я прочту!

Яшечкин нерешительно протянул девушке записку. Она развернула сложенный вдвое листок и стала читать:

– «Дорогой Яшечкин, когда поправитесь, приходите в сад Буфф. Буду ждать вас каждый день с четырех до пяти. А вот стихотворение. Я обещал…»

Девушка удивленно посмотрела на бойца и стала читать стихотворение:

 
Жил Яшечкин отважный,
Товарищ боевой.
На третьей батарее
Сражался как герой…
 

Девушка читала, а боец стоял и, зажмурив глаза, слушал. А когда стихотворение кончилось, поскорее взял листок обратно и уже не выпускал из рук.

– Где этот сад Буфф? – спросил он у «красного платочка».

– Буфф? – Девушка задумалась. – Кажется, на Фонтанке. Это далеко.

– Ничего, время есть, – сказал Яшечкин. – А за чтение спасибо вам.

Девушка еще раз посмотрела на бойца, которому было посвящено стихотворение, и зашагала своей дорогой. А Яшечкин отправился искать сад Буфф.

Каждый день Котя приходил в сад Буфф в надежде встретить своего боевого друга. Другой бы на его месте давно отчаялся. Ведь времени прошло много, а боец все не шел. Может быть, умер от раны? Может быть, вернулся на войну и некогда ему было ходить по всяким Буффам? А может быть, он забыл Котю? Разные сомнения одолевали мальчика. Но каждый день перед спектаклем Котя шел в сад Буфф. Шел под осенними дождями. Проторивал дорожку в свежем снегу. Прыгал через лужи, когда стало пригревать весеннее солнце.

Вот и сегодня Котя прошмыгнул в калитку ворот и зашагал по саду. Было тепло. От дорожки шел пар. Мальчик подставил лицо солнцу и прищурился. Здесь пахло пробуждающейся теплой землей. Такой запах редко встретишь в городе. Это запах полей и перелесков. Котя шел по дорожке, пока не уперся в забор. Здесь сад кончался. А что, интересно, дальше? Котя заметил, что одна доска в заборе отставала. Котя отвел ее в сторону и просунул голову в образовавшуюся щель. Там тоже был сад. Только уже другой. В саду стоял желтый облезший особнячок, он как бы притаился среди темных стволов деревьев. Что в нем?

Котя отвел доску дальше и, легко проскользнув в щель, очутился в соседнем саду. Прячась за стволами деревьев, мальчик приблизился к особняку. Все окна, кроме одного, были заколочены досками. Видимо, особняк был уже давно покинут хозяевами и стоял, холодный, заброшенный, в ожидании, что кто-нибудь откроет его заново, как Колумб Америку. Котя обошел здание вокруг – совершил кругосветное путешествие, – потом вернулся и, привстав на цыпочки, заглянул в единственное незабитое окно. Он увидел большую полутемную комнату, посреди которой горела маленькая чугунная «буржуйка». У огня сидел сутулый человек в шинели и занимался каким-то делом. Котя привстал еще выше и увидел, что человек чистит оружие. Перед ним лежало две горки револьверов. Он брал револьвер, неторопливо протирал его тряпкой, потом пыжевал коротким шомполом я, прищурив один глаз, смотрел сквозь ствол на огонь. Чистое оружие человек клал в другую кучку.

Во всем облике этого человека, который, как привидение, поселился в заброшенном доме, было что-то зловещее, недоброе. Некоторое время мальчик наблюдал за его работой. Потом отошел от окна и, соблюдая предосторожность, вернулся к щели забора. Он еще раз оглянулся на желтый облезший домик, отвел доску в сторону и тут лицом к лицу столкнулся с Икаром.

– Икар!

– Котя! Вы в Питере?

– Икар, куда вы пропали? Я думал, с вами что-то случилось?

– Целая история! – воскликнул юноша. – Потом расскажу. Как я рад вас видеть.

– И я вас часто вспоминал, – сказал Котя.

Так они разговаривали на границе между садом Буфф и садом таинственного особняка.

И вдруг Икар спросил:

– Что вы здесь делаете?

– Послушайте, Икар! Там какой-то человек чистит оружие. Он похож на привидение.

– Вы верите в привидения? – спросил Икар, силясь улыбнуться.

– Когда привидение чистит револьверы, верю, – ответил мальчик. – Надо немедленно пойти и рассказать… об этом привидении.

– Подождите! – воскликнул Икар, закрывая путь в сад Буфф. – Я схожу посмотрю. Ждите меня.

– Хорошо, – согласился Котя.

– Дайте слово, что будете меня ждать.

– Честное благородное… – неуверенно сказал мальчик. – Но зачем вам ходить? Вас могут убить.

– Ничего. Я осторожно. Ждите меня здесь.

С этими словами он шагнул в сад с заброшенным особняком, а Котя вернулся в Буфф.

– Я пока поиграю в кегли, – сказал он вслед Икару. – Будьте осторожны!

Вместо ответа Икар помахал рукой и зашагал к желтому особняку.

Когда Икар подошел к желтому домику и заглянул в окно, там никого не было. И «буржуйка», стоящая посреди комнаты, не горела. Может быть, Котя на самом деле видел привидение, которое к приходу его, Икара, исчезло. Юноша еще раз обошел особняк, взошел на крыльцо и постучал в дверь. Ему долго не открывали, а он стоял перед дверью и прислушивался.

Неожиданно дверь отворилась, перед ним стоял человек с револьвером в руке. Икар не мог разглядеть его лица, да и не до того ему было, когда пистолет, нацеленный в упор, в любое мгновение мог выстрелить.

– Не стреляйте, – пробормотал юноша, – я свой. Я – юнкер…

И тут произошло то же самое, что полгода тому назад на сеновале в деревне Панево. Тот, кто угрожал ему револьвером, оказался его Виктором.

– Виктор?!

– Тихо, – шепотом сказал брат. – Заходи быстро и закрой дверь. Тут какой-то тип… ходил.

Икар проделал все, что велел брат. Некоторое время они стояли и молча разглядывали друг друга, словно не были уверены, что они те самые, за кого принимали друг друга.

– Я рад, что ты выбрался из этой истории, – наконец сказал Виктор.

– Ты бросил меня, а сам. улетел. Красные могли меня шлепнуть!

Брат усмехнулся:

– Но ведь не шлепнули! А если бы я остался? Нас бы наверняка уже не было в живых. Ты должен понять меня правильно.

– Я пытался, – сказал Икар, – ничего у меня не получалось. Уж лучше бы умереть вместе.

– Брось! Это мальчишество. Вместе надо бороться!

Заметно прихрамывая, брат зашагал по комнате. Икар последовал за ним.

– С кем это ты так громко объяснялся у забора? – спросил брат, садясь в темный угол.

– Это Котя. Я тебе рассказывал о нем. Мальчик. Артист.

– Артист?

– Еще он стихи пишет.

Икару очень хотелось, чтобы брат проникся его симпатией к Коте. Доверился ему. Но тот холодно спросил:

– Он видел меня?

– Да, – ответил Икар. – Понимаешь, он принял тебя за привидение.

– Ладно. Сейчас не до шуток. Он видел оружие?

Икар ответил не сразу. Он хотел соврать брату. Но сказал правду:

– Видел. Но он никому не скажет. Это я беру на себя. Он очень порядочный мальчик. Из хорошей семьи…

– Мы все из хорошей семьи, – мрачно сказал Виктор. – Его надо убрать.

– Он уйдет, – с готовностью сказал Икар. – Он сейчас уйдет. Я уведу его.

– Его надо убрать совсем, – жестко сказал Виктор и разрубил воздух ребром ладони.

– Как… совсем? – Икар все еще не понимал, чего от него хочет старший брат.

– Здесь склад оружия. Здесь явка. А этот твой новоявленный Пушкин… Словом, у тебя есть оружие?

Икар покачал головой.

– Зачем оружие?

– Ты юнкер или баба? – забыв о предосторожности, крикнул Виктор и сунул в руку брата револьвер. – На, держи. Уведи его в глухой конец сада. И без рассуждений!

Икар отвернулся. Потом, не поднимая головы, спросил:

– Зачем ты вернулся в Петроград?

– За тобой! – ответил Виктор. – Будем вместе. Вместе мы – сила. Но нас могут пристрелить, как щенков. Пойми это! Иди! Иди! Пока этот вундеркинд не сообщил в ЧК обо мне, а заодно и о тебе. Или ты за это время продался красным?

– Виктор! – Икар резко повернулся к брату. – Уйдем отсюда. Уйдем куда-нибудь подальше.

– Я не дезертир. Я связан словом. Мы еще зальем Питер кровью. Оружие есть, люди тоже… – Он оборвал свою речь на полуслове и вдруг схватил брата за плечи и с силой потряс его. – Иди! Быстро!

Он буквально вытолкал брата за дверь. Очутившись на крыльце, Икар, прищурясь, посмотрел на солнце и, вдруг вспомнив, что в руке у него револьвер, проворно сунул его в карман куртки.

Яшечкин шел по городу. Мимо дворцов, над которыми развевались уже успевшие выгореть и выцвести красные флаги. Мимо львов, каменных и бронзовых, добродушно смотревших на солдата и не боявшихся его винтовки. Он шел по мостам, ровным и горбатым. Звенел подковками по круглым пористым булыжникам и каменным плитам тротуаров. Винтовка с непривычки оттягивала ему плечо. И боец думал о том, что скоро расстанется с ней и, наверное, будет скучать по этой надежной тяжести.

В руке у него была зажата Котина записка со стихотворением, которую Яшечкин намеревался хранить долго-долго, чтобы, когда выучится грамоте, прочесть самому. Это очень здорово – обходиться без «красного платочка», водить по бумаге пальцем и читать. Тогда и без ружья будешь чувствовать себя человеком.

У какого-то низкого окошка боец остановился и поглядел на свое отражение, провел ладонью по подбородку: «Надо бы побриться, а то зарос, как домовой». И снова его подковки зазвенели по каменным плитам. Им бы звенеть чуть почаще, ему бы прибавить шагу. Но боец разнежился на весеннем солнышке.

…Котя наклонился над газоном, где множеством зеленых точек проклюнулась трава, и увидел подснежник. Мальчик обрадовался этому хрупкому голубовато-белому цветку. Хотел сорвать его, да пожалел. «Надо будет завтра перед спектаклем привести сюда маму и показать ей подснежник».

И тут появился Икар. Котя выпрямился, вопросительно посмотрел на приятеля.

– Ну конечно же, нет никаких привидений. Никакого оружия! – стараясь казаться веселым, проговорил Икар.

Но Котя покачал головой:

– Там был человек. Я точно видел. И оружие видел. Много.

– Откуда может быть оружие? Ведь Юденича разбили. Война кончилась.

– На днях белые убили комиссара. На улице, из-за угла, – сказал мальчик. – Значит, война не кончилась. Может быть, этот человек и убил.

– Котя! Я прошу вас. Забудьте обо всем, что вам… привиделось.

– Я должен пойти рассказать. Это наверняка белый.

Икар был расстроен. Он не знал, что делать, как сломить упорство этого удивительного мальчика. Карман куртки неприятно оттягивал револьвер.

– Зачем это придумали – красные, белые… – пробормотал он.

– Чтобы отличить друзей от врагов, – ответил Котя.

– Разве у вас есть враги?… Котя, вы должны мне дать слово. Поклясться, что никому не расскажете про это… привидение.

Котя покачал головой.

– Ради нашей дружбы!

– Ради дружбы делают только честные дела, – ответил мальчик и собрался уходить.

Но Икар не отпускал его, он все хотел вырвать у мальчика клятву. Он хотел спасти своего маленького дружка. И так он уже столько раз обманывал его. Ему хотелось вынуть из кармана револьвер и забросить его в Фонтанку. Пусть идет ко дну.

Но он не мог этого сделать. Он был связан с братом. С его злобой и беспощадностью.

– Котя, я прошу вас! Котя!

И вдруг послышался слабый треск, доска в заборе отошла в сторону и перед Котей и Икаром возник худой человек с серым лицом и ввалившимися глазами. Он шел прихрамывая, прямо на них. В руке у него был зажат револьвер.

Икар невольно заслонил собою Котю.

– Отойди! – скомандовал Виктор, поднимая руку с оружием.

Тогда Икар повернулся к Коте.

– Котя, я прошу вас, поклянитесь мне… ему… И все обойдется.

– Отойди! Я дважды не повторяю! Икар отшатнулся в сторону:

– Котя! Котя… прошу!

Котя почувствовал, что сейчас произойдет что-то страшное. Такое, как там, у деревни Панево, когда белый пилот угонял аэроплан.

Если бы рядом был Яшечкин! В какое-то мгновение мелькнула мысль – убежать! Но он понял, что бежать некуда. Он окружен врагами. И тогда он поглубже вздохнул и посмотрел в лицо озлобленному хромому человеку. Он хотел увидеть его глаза, но увидел только один глаз. Маленький, черный, железный.

Грохочущее пламя обожгло грудь, сердце, лицо. Деревья покачнулись и стали проваливаться в темную бездну. И весь мир, с весенним солнцем, с запахом земли, с невской свежестью, опрокинулся и растворился в густой, топкой темноте.

Яшечкин услышал выстрел у входа в сад Буфф. Боец сразу почувствовал что-то недоброе. Привычным движением сорвал с плеча винтовку и побежал вглубь. Бежать ему было трудно. Деревья расплывались в глазах. От слабости солдата качало из стороны в сторону. Он увидел сутулую фигуру в шинели, которая, хромая, поспешно удалялась в глубь сада.

– Стой! – крикнул красноармеец. – Стой, стрелять буду!

Фигура прибавила ходу. И тогда Яшечкин вскинул винтовку, прицелился и выстрелил. Фигура замерла, уперлась в забор руками, словно хотела свалить его, и вдруг медленно стала сползать на землю. И тут боец увидел Котю. Он лежал на земле, словно не погиб, а уснул. Рядом с его щекой рос весенний первоцвет, голубовато-белый подснежник…