Текст книги "'Калуга' - 'Марс'"

Автор книги: Юрий Сотник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Сотник Юрий
'Калуга' – 'Марс'

Юрий Вячеславович СОТНИК

"Калуга" – "Марс"

Рассказ

В эту дождливую ночь совсем близко от городка ухали орудия. Фашисты были в двенадцати километрах.

С маленькой станции только что ушел последний эшелон, увозивший в тыл женщин, стариков и детей.

Коротко постукивая, прошли теплушки, проползли длинные пассажирские вагоны с чуть заметным светом в замаскированных окнах; процокала открытая платформа с зенитным пулеметом и красноармейцами. Эшелон исчез в темноте. Шум его колес постепенно затих.

На опустевшей станции остались только несколько железнодорожников, часовые на перроне и среди путей да двое мальчишек лет по десяти, притаившихся под башней водокачки: один из них – круглощекий, в длинном пальто с поднятым воротником, обмотанным шарфом, в меховой шапке; другой – худенький, юркий, в коротком черном бушлатике и черной кепке.

Они долго стояли молча возле мокрой стены, прислушиваясь к шагам часового на перроне и к гулким выстрелам орудий. Потом мальчик в длинном пальто прошептал еле слышно:

– Слава! Слава!

– Ну?

– Слава, ты куда записку сунул?

– К маме в узел с постелью.

– К моей маме?

– Нет, к моей... Стой тихо. Услышат!

Они помолчали. Через минуту опять послышался шепот:

– Слава! А, Слава!

– Чего тебе?

– Слава, что ты написал в записке?

– "Что, что"! Написал: "Дорогие мама, бабушка и Вера Дмитриевна! Мы убежали с поезда. Мы хотим грудью защищать город от врагов. Пожалуйста, не волнуйтесь и не беспокойтесь". Ну и всё. Стой тихо и ничего не говори! Понял?

– Понял!

В молчании прошло несколько минут. Шаги удалявшегося по перрону часового слышались всё слабее. Когда они затихли, Слава отошел от стены и осмотрелся, придерживая за лямки рюкзак.

– Мишка! Пошли!

Его приятель подошел к нему с большим, туго набитым портфелем. Оба крадучись прошли через калитку в деревянной ограде станции, секунду помедлили и бросились бежать в дождь, в темноту.

На привокзальной площади они никого не встретили и дальше пошли шагом, держась поближе к заборам и стенам домов. Одна из калош у Славы то и дело соскакивала. Тяжелый портфель бил Мишу по ногам. Оба промокли от дождя и вспотели, но шли не останавливаясь.

Городок, такой знакомый днем, казался теперь чужим и страшным. Ни одного человека не было на улице. Ни одно окно не пропускало света. Даже собаки, обычно лаявшие в каждом дворе, теперь молчали.

Только изредка в темных парадных домов покрупней или под арками ворот краснели огоньки папиросок. Это дежурные жильцы стояли на своих постах. Заметив их, ребята или пускались бегом, или же шли крадучись, чуть дыша.

Так они добрались до центра городка. Впереди, пересекая улицу, прогромыхали не то танки, не то тягачи и свернули в темный переулок. Потом торопливо, почти бегом, навстречу ребятам прошел взвод красноармейцев.

Мальчики спрятались от них в щель между киосками, где когда-то шла торговля морсом и табаком. Они задержались там, чтобы немного отдохнуть.

– Слава! – тихо позвал Миша.

– Что?

– Слава, а ты написал в записке, что мы теперь, может быть, совсем погибнем?

Слава рассердился:

– Ты... ты, Мишка, совсем как маленький! У человека голова болит от заботы, а он со своими дурацкими вопросами! Ну зачем я им буду это писать? Чтоб они поумирали со страху? Да?

Миша не ответил. Он опустился на корточки и некоторое время молчал, шмыгая носом. Затем опять зашептал, еще тише:

– Слава!..

– Опять!

– Слава, честное слово, это последний вопрос... Слава, от какой заботы у тебя болит голова?

– От какой? А вот от какой: нам надо пробраться на передовую так, чтобы не попасться патрулю. Как найти эту самую передовую? Куда нам пойти? Ты об этом подумал?

– Я не думал об этом, но, по-моему, Слава, где пушки стреляют, там и передовая.

Мальчики отправились дальше. Еще несколько раз они прятались, услышав, как шлепают по лужам тяжелые сапоги патрульных, и только через час выбрались на окраину городка. Здесь было особенно пустынно и неприютно. Грохот орудий раздавался сильней.

Слава остановился на перекрестке немощеных улиц и спросил:

– Где ж теперь стреляют? Куда идти?

Мальчики топтались на месте, растерянно поворачиваясь во все стороны. Грохот, тяжелое буханье слышались теперь не только спереди, но и справа, и слева, и позади.

– Слава! Чего это? Слышишь?

Какой-то странный шипящий свист, то нарастая, то затихая, шел сверху, с мигающего неба. Слава подставил левое ухо под дождь, чтобы прислушаться, но тут вдруг раздался не свист, а вой, в темных окнах домов блеснул свет, и через секунду земля дрогнула от мощного удара.

– Слава! Знаешь что? – прокричал Миша. – Слава, это, наверно, фашисты из дальнобойных стреляют. Слава!..

– Ну... ну и что же, что стреляют? Ты только... ты только не трусь, пожалуйста... Ничего тут такого нет, что стреляют.

– Слава, я не трушу... Только знаешь чего, Слава... Зачем мы здесь стоим? Уж идти так идти. А, Слава?

Оба торопливо зашагали, с трудом удерживаясь, чтобы не бежать.

– Обстрел как обстрел. Обыкновенное дело! – говорил Слава.

– Ага! Обыкновенное дело, – соглашался другой, слегка подпрыгивая при каждом новом ударе.

Вдруг Слава заметил, что его товарищ исчез.

– Мишка! Ты где? Ты чего?..

– Слава! Знаешь... странная вещь! – донеслось из темноты. – Уронил портфель и не могу найти.

Слава остановился:

– Ну! Нашел?

– Нет. Слава... Странная вещь!

– Нашел? – послышалось через секунду.

– Нет!.. Вот ведь! Странная вещь!.. Слава, ты здесь?.. Слава!

Наконец Миша нашел портфель в большой луже и присоединился к товарищу. Но тут у Славы соскочила галоша. Он нагнулся, чтобы надеть ее. Вдруг яркий столб света поднялся из-за ближайшего дома, и раздался такой грохот, что у Миши сердце чуть не выскочило. Зазвенели стекла. Где-то громко закричала женщина.

Через секунду приятели во весь дух мчались по лужам: один с портфелем, другой с галошей в руке.

Они не заметили, как выбежали за город, как попали в Большую рощу. Бежали долго, очень долго. Разрывы позади уже прекратились, а ребята продолжали бежать, тяжело и хрипло дыша.

– Стой! Кто идет? – раздался вдруг отрывистый окрик.

Мальчики стали как вкопанные.

– Попались! Патруль! – прошептал Слава.

– Кто идет? – прозвучало в темноте громче и тревожнее.

– Это... мы... – нерешительно сказал Миша.

– Кто "мы"?

– Советские граждане, – пояснил Слава.

– Какие такие граждане? Ложись!

Щелкнул затвор винтовки. Мальчики, не издав ни звука, плюхнулись на землю. В этот момент чей-то бас произнес:

– В чем дело, Симаков?

– Ходит там кто-то, товарищ караульный начальник. Я положил его.

– Эй! Кто там есть? Отвечай! – громко спросил бас.

– Советские граждане. Школьники, – повторил Слава, чуть приподняв голову.

– Ну-ка, Жиров... За мной!

Послышались шаги. На секунду вспыхнул свет карманного фонаря и ослепил ребят. Фонарь тут же погас. Мальчики увидели перед собой двух красноармейцев.

– Кто такие? Как сюда попали? – спросил один из них басом.

Мальчики встали. Миша совсем растерялся и молчал. А Слава поправил кепку и заявил решительным тоном:

– Мы... Нам к командиру нужно.

– К какому командиру? По какому вопросу?

– Добровольцами хотим поступить.

– Жиров, слышишь? – сказал бас товарищу. Затем обратился к ребятам: – Та-ак! А родители ваши где?

– Уехали. Эвакуировались они.

– А вы как же?

– А мы остались.

– Утекли?

– Вовсе не утекли, – соврал Слава. – Просто нас отпустили, и всё.

– Воевать отпустили?

– Ну да.

Красноармейцы захохотали.

– Во, Жиров, дело-то! Как же теперь быть?

– Дежурному нужно доложить, товарищ сержант.

– Дежурному? Гм! Верно! Пошли к дежурному. Пусть разбирается... Ну, вояки, идем!

Они повели мальчиков лесом, изредка на секунду освещая фонариком путь, и вскоре остановились около узкой темной щели в земле.

– Обождите здесь.

Сержант спустился в щель по деревянным ступенькам. Через несколько минут его голос послышался откуда-то слева:

– Жиров! Давай их прямо к лейтенанту.

Ребята с помощью Жирова спустились в щель и пошли по ней, задевая плечами глиняные стенки.

– Слава! Правда, совсем как в настоящих окопах? Да? – прошептал Миша.

Щель вела под невысокий земляной бугор. Стало совсем темно. Но вот Жиров открыл какую-то дверцу, и все трое очутились в светлой землянке, обшитой досками. Ее освещала электрическая лампочка.

В землянке находилось двое военных. Один, в командирской шинели, с противогазом и полевой кожаной сумкой, стоял, прислонившись к стене. Другой, смуглый, курчавый, с черными усиками, с папиросой в зубах, сидел за маленьким столиком. На петлицах у обоих военных ребята заметили по два квадратика.

Военный с усиками поднялся.

– Это и есть ваши герои? – спросил он Жирова.

– Так точно, товарищ лейтенант.

Лейтенант пристально посмотрел на ребят и слегка улыбнулся.

Большая черная кепка Славы так низко съехала на лицо, что из-под нее виднелись только нос да подбородок. С рукавов его бушлата и с Мишиного пальто стекала вода. Чулки, штаны и ботинки ребят были перепачканы глиной. Оба стояли притихшие, неподвижные.

– Воевать, говорите, собрались? Да?

– Воевать, – донеслось из-под кепки.

Лейтенант повернулся к военному у стены:

– Что ж, дежурный, снаряжай с ними связного – да в город.

Ребята огорченно переглянулись.

Тот, кого лейтенант назвал дежурным, задумчиво постукивал папиросой по портсигару.

– В город-то в город, – сказал он медленно, – ну, а дальше что? Родители их выехали. Детские учреждения эвакуированы. Куда связной с ними денется?

Лейтенант прошелся по землянке, заложив руки за спину.

– Гм! Это, положим, неизвестно, уехали или не уехали. Возможно, герои удрали из дому, а их теперь ищут по улицам.

Он остановился перед Славой и поднял козырек его кепки:

– Ну-ка, друзья, выкладывайте правду: удрали?

– Вовсе мы... – начал было Слава.

Но лейтенант перебил его:

– Стоп! Погоди! Вы пришли в армии служить. Так? И вот с первой же встречи врете командиру. Зачем нам такие бойцы, которые обманывают командиров? Нет! Вы уж лучше говорите начистоту: из дома удрали?

– С поезда, – чуть слышно ответил Слава.

– Мы с поезда удрали, – повторил Миша.

– Ну вот! Это другое дело!

Лейтенант снова прошелся и стал перед дежурным, заложив руки за спину.

– Ну и денек! Что ни час, то новая морока!.. – Он помолчал. – Что ж, оставить их пока на свою ответственность да и доложить майору? Или попадет?.. Может, и попадет. Но куда их девать? По городу уже два часа бьют, а здесь пока тихо.

Лейтенант задумался. Ребята стояли не двигаясь, только изредка переглядываясь.

– Ладно... Жиров!

– Я вас слушаю, товарищ лейтенант!

– Отведите их к телефонистам. У них место есть. Придется старшине сказать, чтобы... ну, вроде как зачислил их на довольствие...

Пробираясь ощупью по темному ходу, ребята в восторге щипали и толкали друг друга. Слава громко шептал:

– Понимаешь, что значит "зачислить их на довольствие"? Это значит приняли. Значит – всё, готово!..

Они попали в другую землянку, освещенную лампочкой потусклей. Здесь вдоль стены шли нары, на которых, завернувшись в шинели, спало человек восемь красноармейцев. Посреди землянки стояла железная печь. Было тепло и немного душно.

Жиров указал на свободный топчан справа от двери:

– Давайте ложитесь здесь. Сейчас ужинать вам добудем. И чтоб тихо было! Люди спят.

Он хотел уйти, но тут один из красноармейцев проснулся, сел, обхватив колени руками, и уставился на ребят, подняв светлые брови на розовом лице:

– О-о! Що це таке?

– Пополнение вам. Теперь, Очередько, пропал Гитлер!

Жиров ушел, тихонько прикрыв дверь. Очередько был так удивлен, что растолкал своих ближайших соседей. Через минуту вся землянка проснулась.

Со всех сторон на ребят смотрели удивленные, улыбающиеся лица, со всех сторон сыпались вопросы и восклицания:

– Как же это вы сюда добрались?

– Убежали? Вот шельмецы!

– Мамки-то ваши где?

Видя, что никто здесь на них не смотрит строго, что все рады их появлению, ребята ободрились. Они сняли с себя промокшую верхнюю одежду и теперь сидели на нарах и болтали без умолку. Они рассказали о том, как задумали побег неделю назад, но потом отложили его до отъезда, чтобы родные не застряли из-за них в городе. Рассказали, как им удалось в последний момент незаметно выскочить из вагона, как пробирались они по городу, небрежно упомянули о снарядах, которые рвались "совсем-совсем рядом".

Миша при этом заметил, что у него, наверно, осколком выбило из рук портфель.

Красноармейцы, слушая их, веселились так, словно не было войны, не было фашистов, не было гула канонады, который временами приглушенно доносился сюда.

Неожиданно открылась дверь. В землянку вошел статный военный, держа в руках по котелку, а под мышкой – большой кусок хлеба.

– Где тут наши добровольцы? Получайте!

– О, це важные у нас вояки, – заметил Очередько. – Сам старшина им вечерю нэсэ!

Ребята поблагодарили и принялись за щи и гречневую кашу.

– Далеко отсюда до передовой? – осведомился Слава, пережевывая хлеб.

– Та це ж она и есть, передовая! Метров тридцать чи сорок пройдешь от тебе и фашист.

По смеху бойцов ребята поняли, что Очередько шутит, что до передовой еще очень далеко. Они замолчали, обиженные таким несерьезным к ним отношением.

Устав смеяться, приумолкли и красноармейцы. И тогда в землянке заговорил негромкий голос, которого мальчики до сих пор не слышали:

– Так-так! Ну, вот что, молодые люди: разрешите мне задать вам один вопрос?

На топчане по другую сторону двери лежал худощавый человек с длинным носом. Приподнявшись на локте, он щурил на ребят близорукие глаза и улыбался тонкими губами.

– Какой вопрос? – спросил Слава, не переставая жевать.

– Вот вы желаете воевать с фашистами, защищать Родину. Что ж! Стремление похвальное. Но представьте себе, что все лица вашего возраста побросают школы и отправятся на фронт. Представьте себе, что война продлится года три-четыре. Сколько разведется тогда в стране безграмотных недорослей, из которых нельзя будет сделать ни инженеров, ни ученых, ни хороших командиров! Вы подумали об этом?

– Ого! Вот закавыка так закавыка! – сказал Очередько. – Зараз побачим, що они кажут?

Бойцы опять засмеялись и уселись поудобней на нарах, поглядывая на ребят. Те молчали, озадаченные, поставив котелки на колени, устремив глаза в пространство.

– Ну! Начинайте диспут, – сказал кто-то.

– Очень просто! – вдруг ответил Миша. – Этого вовсе не может быть.

– То есть чего не может быть?

– Чтоб все ребята ушли на фронт.

– Почему же? Все ребята ненавидят фашистов. Вы вот убежали?

– Мы убежали, а все не убегут. У одних ребят такой характер, что они хотят учиться, а у нас такой характер, что мы хотим воевать.

– Значит, по-вашему, у кого какой характер, кто чего хочет, так и делает?

– Ну да!

Их собеседник повернулся и лег головой на противогаз, подложив под затылок ладони.

– Странно! – сказал он задумчиво, глядя на потолок. – А вот у меня, например, такой характер, что я совсем не чувствовал раньше призвания к военной жизни. Что вы на это скажете?

Ребята молчали. Им стало как-то неловко за человека, который сам про себя говорит такие вещи. Это было все равно, как если б он сказал: "А я вот, братцы, трус".

– Н-не знаю... Конечно, всякие бывают характеры, – уклончиво ответил Слава.

– Да. Никакого призвания. Я с детства только и мечтал о том, чтобы стать изобретателем. Перед войной работал на заводе, учился в заочном институте, думал сделаться инженером. – Он вдруг повернулся к ребятам и снова приподнялся на локте. – Вы знаете, чем я хотел заниматься? Слышали что-нибудь о передаче энергии на расстояние?

– Знаем. По радио, – сказал Слава.

– Совершенно верно. И вот представьте себе: есть у вас велосипед, а на нем – маленький приемник и электромоторчик. Сели вы на велосипед, повернули рычажок – и едете хоть до самой Москвы, без всякого горючего, без всяких проводов. Неплохо? Да? Ну, а теперь пришла война, и я вот не изобретаю таких велосипедов, а служу в армии, и неплохо, говорят, служу. Что вы на это скажете?

Ребята не ответили. Они с уважением смотрели на этого странного человека.

– Колы бы мы не воювалы, фашист от таким хлопцам жизни бы не дал, заметил Очередько.

Изобретатель повернулся лицом к стене и зевнул.

– По-моему, ребята, если уж началась война, если на твою Родину нападают, ты уж должен делать не то, что тебе хочется, а то, что нужно делать... Ну, кончим нашу дискуссию, а то и поспать не удастся.

Красноармейцы улеглись и затихли. Легли и ребята, накрывшись чьей-то плащ-палаткой. Где-то продолжали раздаваться выстрелы. Откуда-то, вероятно из соседней землянки, то и дело доносился писк телефонного зуммера и монотонный голос:

– "Калуга" слушает... Чего?.. Даю "Луну". Алло! "Марс"! Алло, "Марс"!.. "Калуга" говорит. Двести десятый у себя?.. Дайте его.

– Слава! Слав! – прошептал Миша.

– Что?

– Слава, вот бы нам такой велосипедик! Правда?

– Ага! А еще лучше – лодку моторную.

Ребята повернулись друг к другу спиной и больше не говорили, но долго еще не могли заснуть. Впервые Славе ясно представились его мама с бабушкой, растерянные, плачущие, в переполненном темном вагоне, а Мише вспомнилась его мама, одинокая, без папы, который уехал на фронт, и вот теперь без Миши, ее единственного сына.

Миша часто задышал, сдерживая слезы. Слава услышал это и притворился, что спит.

Ребята проснулись потому, что кто-то расталкивал их и покрикивал:

– Эй! Друзья! Подымайтесь!

Над ними стоял красноармеец в шинели, с винтовкой.

– Лейтенант приказал вам одеться и быть наготове. Никуда без приказания не выходить. Вот. Завтракайте.

Он поставил на нары котелки, положил хлеб и вышел.

Мальчики сели, моргая заспанными глазами. Только через некоторое время они проснулись окончательно и вспомнили, где находятся.

Землянка была почти пуста. Лишь незнакомый боец, которого мальчики ночью не видели, спал, не сняв шинели, не расстегнув ремня с подсумком. Тяжелый, почти непрерывный гул шел, казалось, откуда-то из-под земли.

Доски на нарах вздрагивали. Временами за дверью слышались торопливые шаги, редкие, отрывистые голоса.

Мальчикам стало тревожно и вместе с тем весело. Натягивая еще не просохший бушлатик, Слава проговорил:

– Что-то там, наверху, делается особенное. Да, Мишка?

– Знаешь, чего делается, Слава? Наверное, бой идет.

Они оделись и сели рядом: один – с мешочком за спиной, другой – с портфелем в руках. Голоса и шаги в проходе затихли. Только голос телефониста, быстрый, напряженный, четкий, продолжал доноситься в землянку:

– "Марс"! "Марс"!.. Алло, "Марс"! Дайте сто четырнадцать!.. "Калуга" слушает! Есть, товарищ лейтенант... "Марс"! Алло, "Марс"!..

Слава спрыгнул на пол, чуть приоткрыл дверь, прислушался и снова закрыл ее.

– Никого нет, – сказал он.

Миша пристально посмотрел на него:

– Слава... Как ты думаешь, зачем нам велели одеться и быть наготове?

– Откуда я знаю зачем?

– Слава! А вдруг нам задание хотят дать?

– Какое еще задание?

– Ну... ну, донесение какое-нибудь отнести.

– Держи карман! Так и дадут донесение незнакомому человеку!

Они замолчали. Томительно ползли минуты, десятки минут, а за ребятами никто не приходил. Гул снаружи усилился. Иногда землянка содрогалась так, что лампочка, висевшая под потолком, начинала покачиваться. Спавший красноармеец вдруг сел на нарах, прислушался и вышел за дверь, даже не взглянув на ребят.

Приподнятое настроение у мальчиков прошло. Им стало тоскливо и немного страшно. Что делается там, наверху? Почему все так возбуждены? Почему никто не обращает на них внимания, как будто все забыли о них?

И тут ребята заметили, что телефонист тревожно, громко уже несколько минут повторяет один и тот же призыв:

– "Марс"! Алло, "Марс"!.. "Марс"! "Марс"!.. "Марс"!.. Алло! "Марс"!..

Наступила пауза. Потом негромко прозвучали слова:

– "Марс" не отвечает, товарищ лейтенант... Да, похоже, что перебита, товарищ лейтенант... Есть, товарищ лейтенант!

– Слава! А, Слава! – сказал Миша.

– Чего?

– Слава, что такое "Марс"?

– Планета, конечно.

– Я не про то. З д е с ь что такое "Марс"?

– Здесь? – Слава подумал. – Название какое-нибудь секретное. Может, штаб так называется.

– И он теперь не отвечает?

– Не отвечает.

Ребята придвинулись друг к другу поближе.

– Слава, а вдруг... вдруг оттого, что он не отвечает, все пропало?

Слава угрюмо смотрел на носки своих калош.

– И очень даже может быть, – сказал он медленно.

– И, может быть, фашисты ворвутся сюда?

– Может, и ворвутся. Может, нас и перебьют здесь всех через полчаса.

После этого они долго сидели, почти не разговаривая, неподвижные, настороженные, прислушиваясь к голосу телефониста, напрасно стараясь уловить в его отрывочных фразах что-нибудь утешительное.

Так прошло часа два, а может быть, три. И тут новая неожиданность обрушилась на ребят: электрическая лампочка, горевшая все время не мигая, вдруг погасла и в землянке наступил кромешный мрак. В первую минуту приятели не двинулись, не шелохнулись. Потом Слава прерывающимся голосом позвал:

– Мишка! Мишка! Ты... здесь?

– Слава, я здесь... Слава, знаешь чего? Слава, пойдем отсюда... А, Слава?

Слава не ответил.

– Слава, пойдем знаешь куда? Ну, хоть к лейтенанту пойдем. Скажем ему что-нибудь... Пусть он нам хоть задание какое-нибудь даст... Слава, уж лучше там, наверху, погибать, чем здесь, как мыши. Пойдем, Слава!

По проходу кто-то пробежал. Слава дотронулся до Мишиной руки:

– Тихо! Слышишь?.. Может, за нами.

Оба затихли. Открылась дверь. Взволнованный голос крикнул в темноте:

– Сержант Смирнов здесь? К лейтенанту!

Обескураженные приятели молчали.

– Нет его, что ли?

Шаги удалились. Прошло минуты две. Что-то особенно тяжело грохнуло наверху. Слава спрыгнул с нар:

– Пойдем!

Несколько секунд они пыхтели, застряв в узкой двери, в которую сунулись одновременно, и наконец выскочили в ход сообщения.

Здесь было почти так же темно. Лишь где-то далеко слева пробивался слабый дневной свет. Ощупывая руками глиняные стены, Слава пошел в ту сторону, Миша двигался за ним, держась за его бушлатик.

Вскоре они заметили дверь, открыли ее и очутились в землянке лейтенанта. Там горел фонарь "летучая мышь". Лейтенант стоя разговаривал с двумя незнакомыми командирами. Все обернулись и посмотрели на ребят.

– Ну! Что вам здесь нужно? – резко спросил лейтенант.

Приятели молчали и не двигались. Только Миша в растерянности покачивал портфелем.

– Кто вам позволил выходить из землянки? – почти крикнул лейтенант. – Почему расхаживаете без разрешения?

Слава открыл было рот, чтобы заговорить, но тут в дверь постучали.

– Войдите! – сказал лейтенант.

Через высокий порог переступил тот самый изобретатель чудесного велосипедика, с которым познакомились этой ночью ребята.

– Сержант Смирнов по вашему распоряжению явился, товарищ лейтенант, – сказал он негромко, отдав честь.

Лейтенант больше не смотрел на мальчиков:

– Так. Хорошо... У нас прервана связь с "Марсом". Возьмите с собой двух человек и восстановите связь.

Вытянув руки по швам, изобретатель повторил:

– Приказано взять двух человек и восстановить связь с "Марсом".

– Правильно. Вы знаете, что Горчаков не дошел?

– Знаю, товарищ лейтенант.

– Идите. Исполняйте.

Снова отдав честь, изобретатель четко повернулся и вышел, слегка запнувшись на пороге.

Лейтенант опять обратился к ребятам:

– Марш в землянку! И не шататься у меня! Ясно?

Ребята поспешно выбрались за дверь и вернулись в свою землянку. Там было по-прежнему темно, однако мальчики уже, успокоились.

По спокойным лицам военных в землянке у лейтенанта они поняли, что сражение идет где-то далеко и нечего бояться, что враги вот-вот ворвутся в их подземное жилье.

Мальчики еще долго болтали, сидя в потемках, и наконец почувствовали, что очень устали от пережитых волнений и совсем не выспались за эту ночь. Они прилегли. Через некоторое время оба спокойно посапывали.

...Слава проснулся через несколько часов. В темной землянке пахло махоркой. Было душно. На разные голоса храпели красноармейцы. Слава повернулся на другой бок и уже сквозь сон услышал голос телефониста:

– Алло! "Марс"! Сколько у вас времени? Мои стоят.

Мальчиков разбудил окрик:

– Вояки! Завтрак проспите!

Под потолком горела "летучая мышь". Бойцы сидели на нарах, гремя ложками в котелках. Все засмеялись, когда ребята вскочили, удивленно оглядываясь. Слава как лег, так и проспал всю ночь, не снимая бушлата и мешка. Миша спрыгнул с нар и тут же схватил свой портфель.

– Что ж это вы! Проспали фашистов. Теперь они километров за сорок отсюда. Как теперь догоните? – шутили красноармейцы.

Приятели набросились на завтрак. За весь вчерашний день они почти ничего не ели. С ними пробовали шутить, расспрашивали их, но мальчики отвечали односложно, все еще переживая вчерашний день.

Миша заметил, что противоположные нары пусты, и спросил:

– А... а где он, изобретатель?

Сразу в землянке стало тихо. Лица бойцов сделались серьезными.

– В отпуск ушел, – не глядя на ребят, сказал один красноармеец.

– В бессрочный, – добавил другой. Лоб его был перевязан свежим бинтом.

Ребята почувствовали недоброе и замолчали. Молчали и красноармейцы. Один только Очередько пробормотал:

– Добрый был хлопец!

Мальчики поняли, что изобретатель погиб, и погиб, быть может, исполняя приказ лейтенанта. Они отложили ложки. Есть больше не хотелось. Красноармейцы вскоре ушли, а они еще долго сидели молча, глядя на пустые нары, где лежали две потрепанные книжки и забытая жестянка с табаком.

– Никогда теперь не сделает велосипедика, – проговорил наконец Миша.

– Погиб, а связь восстановил, – сказал Слава.

Когда-то в кино ребята видели черные столбы дыма и земли от рвущихся снарядов.

Недавно они слышали грохот разрывов настоящих снарядов и авиабомб и видели развороченные фугасками дома.

И сейчас они думали об этом странном человеке, который так спокойно ушел по приказу командира куда-то туда, где вздымаются эти черные столбы, взлетают на воздух раздробленные камни, валятся огромные деревья. Они вспоминали каждое его слово, каждое движение.

– Слава!.. А помнишь, как лейтенант сказал ему: "Горчаков не дошел". Наверно, Горчакова этого тоже убили.

– Ага! И, значит, он знал, что, может быть, сам погибнет.

– Слава!.. И он даже глазом не моргнул. Приказал командир – он отдал честь и ушел.

– Да. А еще говорил, что у него призвания нет воевать!

Ребята помолчали. Вдруг Слава спрыгнул на пол:

– Мишка!

Мишка подбежал к нему.

– Мишка! Дай честное слово... Дай самое страшное честное слово: что бы ни случилось, мы до конца войны с фронта не уйдем!

– Слава, даю честное слово! И знаешь что, Слава? Давай будем мстить фашистам за изобретателя.

– Давай! Пусть мы погибнем, пусть! Все равно мы из армии не уйдем.

– Не уйдем!.. Слава, пошли опять к лейтенанту! Пускай он нам даст какое хочет задание. А не даст – пойдем дальше, на самый передний край!

Слава задумался.

– Нет, не надо, – сказал он, – нужно дисциплину соблюдать. Он сам нас вызовет. Что нас, даром, что ли, будут кормить!..

Когда в землянку пришли красноармейцы на обед, Слава спросил одного из них, не может ли он сходить к лейтенанту, сказать, что им надоело сидеть без дела, что они хотят получить какое-нибудь задание.

– Э-э! – протянул тот. – Вы насчет этого не опасайтесь, ребята. Лейтенант про вас не забудет. Он только еще не решил: то ли роту вам дать, то ли батальон.

Слава уныло отошел от него. Миша прошептал:

– Лучше не говорить. Только и знают, что смеются!

Очень долго тянулось время. Даже вчера они не так томились, как сегодня. При каждом шуме за дверью они вскакивали, думая, что это идут за ними. Но подошел ужин, а никто их не звал.

– Шо? Еще не получили задания? – удивился Очередько, входя с товарищами в землянку. – Як же так! Лейтенант мне казав, шо гадае вас в разведку назначить.

Ребята промолчали. Сердца их сжались. Правду говорит этот Очередько или опять шутки шутит?..

Поужинали. Бойцы поиграли в шашки, поболтали и улеглись. Легли и ребята, надеясь, что хоть завтра кончится их ожидание. Они закрыли глаза и лежали совсем тихо, стараясь поскорее заснуть. Но тут скрипнула дверь, вошел бравый старшина и сказал громко и весело:

– Ну! Герои здесь?.. К лейтенанту!

Как подброшенные, вскочили приятели.

Лихорадочно оправляя рубашку, Слава спросил:

– Зачем? Не знаете зачем?

– Не знаю. Видно, задание какое боевое.

Бойцы проснулись.

– Скорей, ребята! – кричали они. – Пояса подтяните, чтоб заправочка была!

– Вы знаете чего? Вы как войдете, так руку к головному убору, станьте в положение "смирно" и скажите: "Товарищ лейтенант, по-вашему приказанию боец такой-то прибыл". Поняли? Лейтенант дисциплину любит.

Ребята вышли за дверь.

– Эй! Эй! Кепки-то забыли! К пустой голове руку не прикладывают!

Мальчики вернулись, схватили кепку и шапку.

Шагая по темному ходу за старшиной, Миша взволнованно прошептал:

– Слава! Знаешь чего? Давай станем на то самое место, где вчера изобретатель стоял. Хорошо?

– Хорошо!

Они вошли в землянку. Там, кроме лейтенанта, был еще один военный. Миша покосился и стал на то место, где вчера стоял сержант Смирнов.

– Товарищ... товарищ лейтенант... по вашему приказанию боец Розанов явился, – дрожащим голоском проговорил Слава.

– Боец Снегирев явился, – пролепетал за ним Миша.

Лейтенант, сидевший за столом, улыбнулся и переглянулся с товарищем.

Отправляешь? – негромко спросил тот.

– Отправляю.

– Здорово нагорело?

– Хватает. – Лейтенант просмотрел какую-то бумажку. – Так вот, друзья. Мы навели справки: ваши родители сошли на станции Гремихино и разыскивают вас. Сегодня туда идет ваша машина. Оденьтесь, соберите вещи. Шофер за вами зайдет.

Приятели остолбенели.

– Товарищ... командир... мы... мы хотим в армии служить, – еле выдавил Слава.

– Мы на фронт... – начал было Миша.

Лейтенант вдруг поднялся.

– Вы хотите в армии служить? – сказал он громко.

– Да. Мы хотим, чтоб...

– Вы меня называете командиром. Так?

– Да. Мы...

– А знакома вам воинская дисциплина?

– Мы... Нам знакома.

– А вам известно, что приказ командира – в армии закон?

– Известно, – еле слышно сказал Слава.

– В таком случае, смирно!

Лейтенант выпрямился. Ребята вздрогнули и застыли, вытянув руки по швам. Лейтенант заговорил медленно и отчетливо:

– Приказываю вам собрать вещи к двадцати трем часам ноль-ноль и ехать к мамам. Повторите приказание!

– Собрать вещи... и ехать к мамам, – тихо сказал Слава.

– Вещи... и – к мамам, – почти прошептал Миша.

– Кругом!

Секунды три приятели стояли неподвижно на том самом месте, где стоял вчера сержант Смирнов. Потом они вздохнули, посмотрели друг на друга, повернулись кругом и оба молча зашагали к двери.

1944 г.