Текст книги "Сын пирата"

Автор книги: Юрий Волошин

Соавторы: Константин Волошин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Глава 15

– Капитан, как помочь тебе, скажи? – в голосе Пьера слышались отчаяние и безнадежность. – Пьер, дорогой, – тихо говорил капитан слабым голосом. – Не надо так волноваться. Я рад, что скоро умру. Такая жизнь не для меня. И еще я рад, что не доставил вам много хлопот. – Но разве можно так говорить, капитан?! Они сидели в тени арековой пальмы. Рядом стоял сосуд с водой. Пьер часто смачивал тряпку и обтирал потное, тощее и дряблое тело капитана. Он сильно похудел, лицо стало костистым, некрасивым. Фернан сидел рядом, безучастно смотрел в пылающее небо, мечтал о прохладе и тишине. Его раздражал разговор друзей. Он видел, что капитану ничто не поможет, и попытки Пьера облегчить страдания друга казались ему глупыми. Он молчал, далее не мог разозлиться как следует и тут увидел свою молодую жену Кха. Та несла кувшин с водой, ее легкая молодая походка с покачиванием бедер взволновала его куда больше, чем болезнь капитана. Улыбка тронула сухие губы Фернана. Он представил под собой ее маленькое упругое и податливое тело, и ему стало радостнее. Желание нахлынуло на него. Поднявшись, он поплелся за Кха, плотоядно кривя губы. Фернан продолжал тщательно следить за своим лицом, часто брился и подстригал усы и маленькую бородку, но в одежде был чересчур небрежен. Он ходил лишь в одной набедренной повязке, часто окунался в теплую мутную воду речушки, которая все больше мелела и теперь доходила лишь до колен. Капитан проводил глазами Фернана, повернулся к Пьеру. Лицо его выражало довольство и даже некоторую радость. Но сказал он не о себе: – Мне не нравится сейчас Фернан, Пьер. – Пусть живет, как знает, капитан. Нам всем очень трудно. У него сейчас вроде как медовый месяц, молодая жена, и это скрашивает ему жизнь. Что в этом плохого. Он доволен, а что еще нужно человеку? Может быть, это его счастье. Маленькое, но его. – Возможно, ты и прав, Пьер. Ты добрый и отзывчивый человек. Однако у меня остается мало времени, а хотелось бы умереть с чувством выполненного долга. Мне хочется сделать тебе нечто хорошее, если ты сможешь этим воспользоваться, Пьер. – О чем ты, капитан? – Мне уже ничего не надо, а у тебя семья, дети и свое дело. Сын тебя наверняка ищет, я уверен, терзается в поисках способов вызволить тебя из неволи. – Капитан замолчал. Он устал и ему хотелось отдохнуть. Он прикрыл глаза, подождал малость. – Так вот, Пьер, хочу высказать тебе мое желание, прошу выслушать его и запомнить. – Говори, капитан, я все исполню, как скажешь. – Если сумеешь, мой Пьер, – слегка улыбнулся капитан. – Я говорю о том тайнике, который мы с тобой использовали для хранения своих накоплений. Помнишь, на островах Мергуи. Мы с тобой туда плавали прятать сокровища. – Помню, конечно, но это было так давно, и я свое тогда же забрал и использовал. – Ты, но не я, мой Пьер. Я лишь около половины ценностей забрал оттуда, остальное так и осталось лежать. Ты помнишь это место? – Лишь приблизительно, капитан. Столько лет прошло, а островов так много. Нет, капитан, сам я не нашел бы сейчас это место. – Я знаю, Пьер. Потому будь предельно внимателен и слушай. – Капитан в который раз прикрыл глаза, и Пьер не стал задавать вопросы. Он ждал, когда капитан отдохнет. Тот несколько раз сглотнул, кадык задвигался на худой шее, наконец открыл глаза, поглядел в лицо Пьеру и продолжил: – Так вот, Пьер, запоминай и рисуй на песке… Возьми палочку. Пьер исполнил его приказ и стал ждать. – Остров Селиор ты найдешь легко. Запомнил? От самого северного мыса этого острова на запад, пятьдесят две морские мили. Увидишь длинный остров с заметной скалой на самом окончании мыса на севере. От этого мыса держи точно на северо-восток до пролива между двумя крохотными островками. Они легко заметны. Пролив длиной в несколько сот футов, но пройти легко, он глубок и неопасен. Пройдя пролив, сразу же увидишь скалистый островок с множеством рифов и высокой скалой на южной оконечности с четырьмя пальмами на вершине. Это и есть место, где лежит наш клад. Ты должен вспомнить, бывал там не раз. Капитан замолчал, отдыхая, а Пьер вспоминал и теперь ясно представлял все те места, о которых рассказывал капитан. А тот продолжал: – Остальное ты знаешь, но помни, Пьер, нырять в грот очень опасно, если сделать это не вовремя. Только в полнолуние, когда перепад отлива и прилива наибольший. Лишь тогда можно донырнуть до грота, иначе задохнешься и погибнешь. – Я помню, капитан. Но зачем мне это? – Ты же знаешь, что у меня никого нет, я потерял все связи с родиной и ты моя последняя надежда. Ты мне как сын, и кому же, как не тебе, я могу оставить свое достояние? Бери и владей по своему усмотрению. Это приказ, Пьер, а ты всегда отличался исполнительностью. Обещай мне выполнить эту мою последнюю волю. Но для этого тебе нужно вырваться отсюда. Капитан замолчал, откинулся назад и лежал тихо, спокойно, на лице его блуждала тихая полуулыбка. Пьер поглядел на лицо капитана, и ему показалось, что тот умирает. Он с тревогой наклонился к нему, взял руку и пощупал пульс. Капитан встрепенулся, открыл глаза: – Пока не время, мой Пьер. Я еще несколько дней протяну. Ты все понял? – И когда Пьер кивнул согласно, капитан сказал: – А теперь оставь меня одного, но сперва дай попить. Пьер исполнил просьбу, затер чертеж на песке, предварительно задержав на нем взгляд, и удалился. Теперь те, у кого были жены, а они были почти у всех, кроме отца Юлиуса, иезуита, имели отдельные хижины и жили с молоденькими девочками. Пьера встретила улыбкой девчушка лет тринадцати. Она готовила рис на очаге из камня, помешивая его деревянной ложкой. Пьер смущенно поглядел на нее, молча уселся на топчан, покрытой циновкой. Девочка приветливо поглядывала на него, а Пьер вспоминал недавние встречи с ней, робкой, испуганной и подавленной таким решением старосты. Она боялась такого страшного феринджи[7]7
  Феринджи – название португальцев и всех европейцев в Бирме.


[Закрыть], но старосты боялась сильнее. Пьер принял ее, но отказался жить с ней, как с женой, постаравшись объяснить ей причину отказа. Вначале девочка обрадовалась этому, но потом увидела его доброту и ласку и даже загрустила. Пьер не знал, что она обращалась к знахарке и колдунье за помощью. И теперь ждала действия приворотного зелья, которое та дала ей. Потому она была так приветлива и нежна с ним. Ее звали Ма Саин, она была миловидной и очень веселой. Девушка с улыбкой поднесла Пьеру лист банана с горкой рассыпчатого риса, политого соусом с крохотными кусочками мяса. Пьер посмотрел на неё и невольно залюбовался приветливостью лица и завлекательной улыбкой. Ему подумалось, что она такая молоденькая, а уже знает, что надо делать с мужчиной. Он взял лист с рисом, пальцы их соприкоснулись, и он ощутил вдруг жар, разлившийся по его телу. Он удивился, смутился, и это не ускользнуло от Ма Саин. Она так грациозно повела плечами, что Пьер забыл о пище и стал пожирать ее глазами. Желание захватило его, мысли затуманились, а Ма Саин, озорно оборачиваясь в его сторону, расстелила циновку на полу. Она подошла к нему, положила на его плечи свои смуглые руки, обвила шею и приникла к нему пухлыми губами. Девочка что-то шептала, но Пьер не понимал слов, а лишь пытался сопротивляться нахлынувшему желанию. Он положил лист с рисом, пробормотал: «Пейзутин барэ! Большое спасибо!» Как он оказался на циновке, он потом никак не мог вспомнить. Но было поздно. Он весь был во власти страсти, под ним извивалась маленькая девочка и принимала его настолько восторженно, что остановиться он уже не мог. Лишь потом, лежа рядом, он переживал случившееся и думал, как могла эта маленькая чертовка так искусно совратить его, опытного и мудрого человека. Перед глазами возник образ Ивон-ны, который был так ярок, что Пьер задышал тяжело и прерывисто. А Ма Саин нежно гладила его грудь, прижималась к ней и шептала неразборчивые слова, в смысл которых он не вслушивался. Он был оглушен и подавлен случившимся и все недоумевал, как могло такое случиться. Но что больше всего его удивляло, так это полное отсутствие злости на Ма Саин. Ему было просто стыдно за то, что пришлось воспользоваться телом такой юной девочки. Утешало лишь то, что, по местным обычаям, такое случалось сплошь и рядом. Здесь это было естественно. И когда Ма Саин вновь заставила его овладеть ею, он окончательно решил, что без чар тут дело не обошлось. И Ма Саин тут же поведала ему, что так и было, что колдунья дала ей настой трав и еще несколько разных амулетов, которые он в предыдущие дни находил в своей постели. Пьер вспомнил, что даже поругал девочку, но та тогда лишь лукаво улыбалась и отрицала все. Ему стало легче от сознания того, что не он повинен в случившемся. Вдруг торопливые шаги затарахтели по твердой выжженной земле. В хижину ворвался Арман и вытаращился на голого Пьера и девочку рядом с ним: – Ты что это?1 Пойдем быстрее, там капитан умер! – Ты что?! – закричал Пьер, вскакивая. – Как умер, я же с ним только что разговаривал! Это точно, ты правду говоришь? – С чего бы это мне врать тебе, Пьер! Пошли быстрее, там уже все наши собрались. А ты тут голый валяешься. Что, свершилось у вас? – И по тому, как засуетился и заспешил Пьер, Арман понял, что он угодил в точку. – Ну и слава Богу! Хоть одной заботой меньше. Побежали. Капитана уже перенесли в хижину, и португальцы обмывали его тело речной водой. Распоряжался всем отец Юлиус. По этому поводу он натянул на свои отощавшие плечи обрывки старой сутаны. Пьер подошел ближе. Все расступились, зная, что они были лучшими друзьями. Капитан лежал с лицом умиротворенным, спокойным. Бородка, а он только сегодня подбрил ее, задралась кверху, а усы были задорно закручены. Пьер наклонился и поцеловал уже холодный лоб своего друга и учителя. В голове было пусто, а в горле застрял комок, который он никак не мог проглотить. Он перекрестился и молча отошел, давая возможность отцу Юлиусу продолжить свое дело. Подходили жители деревни, молча смотрели на покойника и уходили. Их страх перед феринд-жи еще не прошел, а смерть таких людей казалась еще страшнее. Капитана похоронили за селением, поставили на могиле тиковый крест, из-за которого Арман поссорился со старостой. Тот никак не хотел уступить ему такое дорогое дерево. Но все обошлось благополучно, француз переспорил туземца. Арман вспомнил, как совсем недавно португальцы решили показать свою силу и попытались использовать дешевую силу крестьян для сельскохозяйственных работ. И что из этого вышло. Приплыло начальство, распорядилось высечь виновных, в число которых попал и отец-иезуит, зачинщик и организатор бунта. Ему было запрещено проповедовать учение Христа местным жителям, а сами португальцы отказались на него работать. Теперь он пыхтел сам на своем участке, готовя его к посеву риса. Паства хохотала над ним и его потугами вернуть власть. И лишь теперь все отдали в его руки заботы об умершем. А Пьеру вдруг показалось, что это кара Божья за его прегрешения. На время он даже отказался от Ма Саин. Правда, теперь она потребовала, чтобы ее называли иначе – До Саин, как замужнюю женщину. Так здесь было принято. Пост, однако, длился недолго. Не прошло и двух дней после похорон, как До Саин удалось опять соблазнить Пьера, и потом это вошло в обычай, от которого он лишь в мыслях отказывался. На деле же все обстояло иначе. Пьер теперь стал глядеть и на Фернана другими глазами. Тот уже не казался ему странным меланхоликом и погибшим человеком. Вполне возможно, что Фернан только здесь почувствовал себя счастливым. Пока всех поселенцев продуктами снабжали жители селения, но подходило время, когда им самим придется обрабатывать землю. Уже сейчас надо было готовить рассаду риса, землю для высадки этой рассады, потом заливать чеки водой, а уж потом, когда рис созреет, убрать его, обмолотить, провеять и сохранить. Сколько пота придется пролить для того, чтобы не умереть с голоду, ибо на одних бананах и манго долго не протянешь. Можно, конечно, рыбной ловлей заняться, но на все это нужен труд и умение, навык, а его-то ни у кого и не было. Пьер с нетерпением ожидал сезона дождей, надеясь на наступление прохлады. Он не знал, что эта прохлада не наступит, а влажность лишь усугубит страдания от духоты и жары. А непрерывный дождь, потоками заливавший землю, будет нагонять тоску еще большую. В Сириаме смена сезонов проходила более незаметно. И сколько еще времени придется привыкать, чтобы научиться здесь жить, в чужом климате, в чужой земле, среди чужих людей. Разумом Пьер был готов к такому повороту судьбы, но душа восставала против этого. И тут произошло то, чего он никак не ожидал.

Днем, в самую жару, прибыла лодка с начальством. Староста помчался встречать важных гостей, так как пересохшая речка не позволила приблизиться к пристани. Пошли и португальцы. Им было интересно узнать, не по их ли души пожаловали гости. На достаточной глубине стояла лодка, а на берегу толпились жители, окружившие высокого человека под розовым зонтом, что означало большого начальника. Рядом стояли вооруженные мушкетами два воина, переводчик и раб, держащий зонт. Вельможа был разряжен и украшен золотой цепью, камень в его головной повязке отливал кровью. Он заканчивал читать старосте свиток пергамента. Потом толмач на ломаном португальском пересказал прочитанное. Из этого стало понятно, что центральные власти требуют в дельту Иравади[8]8
  Иравади (Ирравади) – крупнейшая река Бирмы, берет начало в восточной части Гималаев.


[Закрыть] некоторых пленных португальцев. В числе их оказались капитан Эжен, Пьер, Фернан и Арман. Это удивило остальных, но потом они вспомнили, что те были спецами по пушкам, и успокоились. Староста кланялся, бормотал слова благодарности, прикладывал руку к сердцу, а вельможа, важно обводя глазами толпу, капризничал: – Мне недосуг тут торчать! Скорее собрать перечисленных, и я отваливаю. – Господин, – промолвил, заикаясь, староста, – из названных один недавно умер. Что делать? – Раз умер, то ничего делать не надо. В пергаменте об этом ничего не сказано. Замены не нужно, раз умер. Толмач пересказал слова вельможи португальцам. Пьеру вдруг показалось, что его голос ему кого-то напоминает. Но потом он перестал об этом думать. Он был рад услышанному, но в то же время и обескуражен такой новостью. – Пьер, как ты думаешь, что это значит? – Арман торопливо шептал другу на ухо. – Лучше это будет для нас, а?

– Откуда мне знать, Арман. Подождем и сами увидим. Не сопротивляться же нам указам высшего начальства. Возможно, нас хотят использовать в военных целях. Там же сказано, что мы артиллеристы. Но почему только мы, а, Арман? Странно. И при чем тут капитан? Им дали полчаса на сборы. Пьер побежал прощаться с До Саин, остальные тоже торопливо собирались, прощались с товарищами, которые желали им счастья. Один Фернан бесцельно бродил по хижине, искоса поглядывая на свою Кха, которая испуганными глазами наблюдала за мужем. Наконец все собрались на берегу, расселись в лодке, и она торопливо отвалила. Гребцы работали уверенно и дружно. В молчании прошел почти час, когда Пьер почувствовал на своих плечах чьи-то руки. Он обернулся и обомлел. Перед ним стоял Эжен и улыбался счастливой и радостной улыбкой. – Эжен, неужели это ты! – воскликнул Пьер в изумлении. – Откуда ты тут взялся? Боже мой, Эжен! Как я рад тебя видеть! – От волнения он не смог подняться и лишь воздел руки вверх. – Здравствуй, па! Как ты? – Эжен бросился на шею отцу. – А я не один, со мной и Гардан. – Где же он? Почему не показывается? – Да здесь я, Петя, – отозвался Гардан, снимая с себя одежды бирманского вельможи и смывая забортной водой краску с лица. В лодке поднялся переполох. Арман кричал от радости и восторга, обнимал и целовал всех, Фернан в волнении крутил головой и вздыхал. А когда волнение несколько успокоилось, Пьер спросил, радостно блестя глазами: – Но как?! Как же вы нашли нас?! Это непостижимо! Я уже… Мы думали коротать здесь остаток наших загубленных жизней. А выходит… – Еще поживем, па! Теперь надо побыстрее добраться до моря, а там простор и воля! – Эжен радостно раскинул руки. – Но как это у вас получилось? – допытывался Арман. – Даже без меня додумались до таких артистических приемов. Молодцы. Правда, Пьер засомневался было в толмаче, но быстро перестал. А этот вельможа! Он же простой рулевой, а как сыграл свою роль! – Это было совсем не просто, друзья, – отвечал Гардан. – Я постоянно был в напряжении и боялся раскрытия. Да только эти тупые крестьяне не могли и представить себе, что их так можно обмануть. Вон как они начальства боятся! Так что все обошлось прекрасно, друзья мои! – Неужели мы свободны?! – Арман блаженно потянулся и обнял Фернана. – А ты что такой мрачный, Фернан? – Я все думаю, Арман. Если это не настоящее начальство, то его приказы для нас не обязательны? – О чем ты, Фернан? Поясни. – Ты знаешь, Арман, мне не хочется покидать это заброшенное селение. Наконец я почувствовал себя свободно, вольготно и даже радостно, и это мне нравится настолько, что я жалею о перемене. – Что ты хочешь этим сказать, Фернан? – в волнении спросил Пьер. – Я бы хотел вернуться, Пьер. Не осуждай меня, но там я себя чувствовал так, как не чувствовал нигде. Мне такая жизнь подходит. – Ты спятил! – Арман вытаращил на друга глаза. – Что там тебя так держит? Твоя женщина Кха? Так таких тут полным-полно. Да и где их нет? Нет, тут что-то не так. – Все так, Арман, – ответил вяло Фернан. – Я хотел бы вернуться, если это возможно. Прошу вас, отпустите меня. – А твои дети в Португалии, Фернан, – спросил Пьер. – Что с ними будет? – Мы так далеки друг от друга, что они меня не признают. Однако у меня в Сириаме[9]9
  Сириам – небольшое государство на юге Бирмы.


[Закрыть] спрятаны сбережения. Хорошо бы их взять и переслать им, если это возможно. Тогда я был бы совершенно удовлетворен. А меня отпустите, прошу вас! Он замолчал, опустив голову. Молчали и остальные, не в состоянии понять столь невероятный поступок Фернана. Наконец Гардан завершил примиряюще: – Мне кажется, что каждый сам себе выбирает дорогу к счастью. Я понимаю Фернана. Он нашел в этом селении что-то для себя привлекательное, так почему бы нам не пойти ему навстречу? Пусть остается, если так хочет, и вспоминает нас. Наступило тягостное молчание. Лишь плеск воды, тревожимой веслами, нарушал тишину. Гребцы и те с интересом наблюдали за спорами белых, не понимая почти ничего из их разговоров. Они едва шевелили веслами, пользуясь тем, что хозяева заняты своими делами. – Да, Фернан, – протянул Пьер задумчиво, – такое трудно было себе представить. Откровенно говоря, ты нас удивил. Однако в словах Гардана есть доля здравого смысла. – Раз сможет в этой дыре жить, то пусть остается, – поддержал и Арман. Эжен подумал, что и сам бы наверное остался, если бы с ним была его Сиро. Сиро… В груди молодого человека защемило, к горлу подкатил комок, и он резко отвернулся. – Тогда нечего дальше плыть, друзья! – вскричал Гардан. Он повернулся к рулевому и приказал остановиться. – Прости, Фернан, но мы не можем тебя отвезти назад. Придется тебе добираться самому. Ты не возражаешь? На лице Фернана отразилась благодарная радость. Он подошел к Гардану и растроганно обнял друга. В его голосе слышались слезы. – Прости меня, старого! Но я выбрал себе свой путь, и пусть он будет моим. Прости и прощай! – Он повернулся к остальным, по очереди с каждым обнялся, всех поцеловал, махнул рукой и неожиданно прыгнул головой вниз в реку. Фернан тут же вынырнул, обернулся, помахал рукой и поплыл к берегу. Друзья в оцепенении стояли и наблюдали за ним. Он вылез из воды, опять обернулся, поднял кверху руки, постоял так с минуту, резко их опустил, как бы разрешая плыть дальше, и пошел размашистым шагом вдоль берега, постепенно удаляясь. Когда его фигура растаяла в кустарнике, Гардан молча дал знак трогаться дальше. Молчание длилось долго. Наконец Гардан прервал его: – Не будем осуждать его, друзья. Он выбрал свой путь и пусть пройдет его счастливо. Жаль, что мы не сможем узнать о нем, слишком вас далеко заслали. Прощай, друг! Подняли парус, ибо поворот реки позволил поймать ветер. Лодка скользила по обмелевшей реке. Ее пассажиры Изредка перебрасывались удивленными восклицаниями, но жизнь брала свое, и вскоре друзья радостно загомонили, обсуждая события этого удивительного дня. Позади были мытарства плена и ссылки. Пока наши герои наслаждались свободой и надеялись, что выберутся домой живыми и невредимыми и с мешком золота за спиной. Они знали, что путь их будет долог и труден. Впереди ждали новые опасности и приключения, но надежда не оставляла их сердца.

Март 1995 года.