Текст книги "Дураки, дороги и другие особенности национального вождения"

Автор книги: Юрий Гейко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Эпилог

...После финиша князь и журналист не виделись многие годы, хотя жили в одном городе, а на фронтах Первой мировой слышали свист одних и тех же пуль: князь сражался капитаном артиллерии, Луиджи был корреспондентом. Они встретились глубокими стариками в Палаццо Мадама, оба – сенаторы Королевства, знаменитые и седые. Обнялись, стали вспоминать...

Через семнадцать лет после рейда князь потерял жену, которую очень любил: Анна Мария утонула. Боргезе протянул еще три года и умер в 1927 году во Флоренции.

Луиджи Бардзини еще более утвердился в Италии как журналист. В 1922 году он основал в Нью-Йорке газету «Корьерре ди Америка», прожил в Америке десять лет. Затем вернулся, руководил неапольской газетой. Умер в 1947 году.

Шарль Годар от тюрьмы отбоярился, заплатил лишь часть штрафа. Чтобы достать на него денег, он опять пустился в сенсационный автопробег, организованный той же «Ле Матэн»: Нью-Йорк – Париж через Японию. Но не доехал даже до Сан-Франциско. Далее его след теряется. Якобус Спайкер обанкротился.

1 июля 1997 года в Иркутске встретились два автопробега, организованных в честь того первого: новые вазовские малолитражки, потомки «Италы», одну из которых вел ваш покорный слуга, и колонна европейских ретроавтомобилей. Мы ехали-ехали навстречу друг другу, друг о друге ничего не знали и встретились в Иркутске, именно в тот день, когда в этот город ровно девяносто лет назад прибыл князь Боргезе – ничего себе совпадение, а?

Выстроили на центральной площади все свои машины, поговорили, пообнимались и разъехались: вазовцы и ваш покорный слуга – на запад, а иностранцы – в Пекин.

Старт им в Париже давал внук князя Боргезе...

В

ВОДИТЕЛЬ И АЛКОГОЛЬ

Часть первая: опыт молодого идиота (написана ДО достижения сознательного возраста)

Не пей за рулем – на капоте удобнее.

Совет бывалого

Передам вам свой опыт по этой части: вам надо ехать, а вы выпили, что делать? Как в таких случаях вести себя и машину? Как разговаривать с гаишником, если он вас остановит?

Если вы за рулем и едете на выпивку, но не хотите пьянеть, то не ищите никаких заграничных или кагэбэшных чудо-таблеток, а наварите жидкой рисовой каши, бухните туда граммов сто сливочного масла да наверните все это перед выездом – эффект гарантирован. Этот же способ пригодится и тем, кто не за рулем, в том случае, когда известно, что придется много пить и вести себя при этом прилично.

Если выпивка застала вас врасплох и вы не смогли к ней подготовиться дома, то имейте в виду: запах тем слабее, чем качественнее напиток и с меньшим количеством других напитков он смешан. Нет четко определенной дозы, которая была бы безопасна для «трубки» инспектора: они сделаны столь безобразно, что могут не среагировать на 100 граммов водки и завалить вас после стакана пива. Поэтому главное – остановиться на той дозе, которая хотя и дает запах, но не влияет на цвет лица и глаза.

К тому же, запах – вещь далеко не обязательная, его наличие зависит от строения клапана в пищеводе. Я знал людей, которые, приняв очень прилично, останавливались патрулями, но, поскольку лицом держали нагрузку, отпускались. К тому же от них совершенно не пахло.

► Не жуйте, пытаясь скрыть запах, мускатный орех, чеснок и мятные таблетки – для инспектора это верный сигнал пьяницы. «Шарики» – это тоже заграничная муть, надежнее перед поездкой выпить 20 граммов растительного масла, а еще лучше взять его с собой и выпить пару глотков в случае опасности, так как масляная пленка держится на пище и стенках пищевода 15-20 минут.

► При возвращении домой не выбирайте закоулки и пустынные улицы, двигайтесь по магистральным дорогам, если на них еще осталось хотя бы небольшое движение, – одиночный автомобиль сразу привлекает внимание.

► Имейте в виду, что выпившего – и с похмелья – водителя выдают запотевшие стекла автомобиля. Если вас остановил инспектор, не ждите его в машине, где запах алкоголя всегда гуще, а выйдите ему навстречу и постарайтесь встать так, чтобы ветер не нес ваше амбре на него.

► Не скидывайте со счетов удачи и то обстоятельство, что инспектор сам может быть «с запахом», в таком случае он сможет вас оценивать только по внешнему виду.

► Если уж вас учуяли, не упрямьтесь, что «ни в одном глазу», а покайтесь, объясните, что было совершенно безвыходное положение, но не надейтесь, что платить не придется.

Был в моей жизни единственный инспектор, которого я до сих пор помню.

– Эх, сержант! – сказал я ему, вляпавшись по уши. – Я вот всю жизнь мечтал встретить такого гаишника, который посмотрел бы в глаза, все понял и отпустил. Я бы навсегда и имя его запомнил, и сыновьям своим передал!

И что вы думаете: посмотрел он на меня внимательно – и отпустил. Я его за руки начал хватать:

– Как твое имя?

А он лишь отмахивался от меня, садясь в свою «канарейку».

Запомните – нет безвыходных положений! Эту фразу любил повторять мой институтский однокашник, хохмила-заводила Борька Пылаев, и всегда добавлял потом: «Есть только „безвходные“ – это когда в кабак не пускают».

Ну, в ресторан нелегко было попасть при социализме, а сейчас эту шутку не каждый и поймет, но обязан понять ее первую часть: нет безвыходных положений!

Контактность, контактность и еще раз контактность важнее любых денег и творит подчас чудеса. В качестве яркого примера расскажу историю, случившуюся со мной, в ней каждое слово – правда (но только не повторяйте мой опыт, пожалуйста).

...В тот вечер на радостях я набрался капитально: вышла в «Комсомолке» моя статья, с которой меня весь день поздравляли, приходили в отдел кто с коньяком, кто с водкой, был даже один с чачей – хорошо помню: наш собкор по Грузии. Потом помню смутно: лесть – великая штука.

Зима, поздний вечер пятницы – хорошо помню. Стал еще, идиот, развозить по домам коллег: одного к стеночке прислонил, кнопку звонка нажал и убег, чтоб с женой не встречаться. Другого... уже не помню.

Остался один, пытаюсь из чужого двора выехать на улицу, но мне все арки попадаются со ступеньками вверх. Мечусь по двору как ошалелый, и вдруг, о счастье, арка! Я в нее с размаху, а там тоже ступенечки! Только – вниз...

В общем, летанул я с них, как с трамплина, тяга акселератора на «Москвиче-2140» моем из резинки от удара вырвалась, движок ревет как бешеный, но – еду. Вижу, погоня сзади синим огнем полыхает – явно за мной. Ушел бы, может, я от них, если бы не тяга. А может, и счастье мое, что не ушел – живой до сих пор. Тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо.

Милиционер машину свою передо мной – поперек, подходит, я тоже выхожу и встаю к ветру боком, как положено.

– Сколько выпил? – спрашивает он меня.

– А откуда ты знаешь? – Я искренне удивлен его осведомленностью.

– А я видел, как ты через ступеньки летел, наше отделение как раз в том дворе – вот уж цирк ты нам устроил!..

– Ну и что? Я каскадер, я всегда через ступеньки прыгаю.

Пихают меня в «канарейку», один садится за руль моего «Москвича», и увозят меня в тот самый многострадальный двор, из которого я только что стартовал так позорно и недалеко.

Дежурный по отделению, майор с бычьей шеей и красным лицом, увидев меня, презрительно роняет:

– Еще одного алкаша привезли? И у меня, журналиста центральной газеты, члена двух творческих союзов, почетного гражданина американского города Коламбус, от негодования перехватывает дыхание:

– Товарищ майор, мы что ср...и с вами на одном километре, что вы со мной так разговариваете?

Теперь уже перехватывает дыхание у него, и тоже, представьте, от негодования.

– Ну, мать твою, я тебя упеку по полной программе! – рычит он вслед мне, идущему в каталажку по стеночке.

Сижу полчаса, час, понимаю, что ситуация безвыходная: денег у меня – ни копейки. Трезвею помаленьку. Началась уже суббота – был у меня человечек для выручки, но разве в выходной его найдешь?

Наконец какой-то сержант сажает меня в «Жигули» с мигалками и куда-то везет, объясняя по дороге, что майор созвонился с центральной экспертизой ГАИ на проспекте Мира, в которой японская аппаратура показывает не только сколько выпил, но и чем закусывал. Там нас уже ждут.

Длинный коридор, мы в очереди на экспертизу третьи, ждем-с.

Входим. В узкой комнате с топчаном две женщины средних лет, в белых халатах, энергично разговаривают между собой. Аппаратура. С порога врубаюсь в их проблему: разведенный муж одной из них подарил сыну велосипед, а она против того, чтобы сын такой дорогой подарок принял. Сын – «за».

– Ни в коем случае не становитесь между отцом и сыном, – вступаю я в разговор с порога.

– Почему? – удивленно поворачиваются ко мне обе головы.

Удивленно, но заинтересованно, оно и ясно – мнение мужика бабам в таких делах всегда интересно послушать.

– Да потому, что приходящий папашка для сына всегда авторитетнее родной матери. К сожалению, – изрек я и добавил: – Сам такой...

Слово за слово, разговорились, я осмелел, подошел ближе...

– Фу, парень, ты давай дыши в другую сторону, – попросили они меня.

Рассказал я им все: что журналист, что вышла классная статья, ну, поздравляли, выпил, первый раз за рулем выпил, никого не сбил, только майору не понравился. И что жена у меня артистка, пришлось сказать, и семейную фотографию из бумажника тоже пришлось бросить в бой – в такой ситуации ничего мало не покажется.

Сержант, надвинув на глаза фуражку, дремал на топчане, за нами алкашей больше не оказалось – разговор тек задушевно.

Прервал его проснувшийся сержант:

– Товарищи, имейте совесть!

Я встрепенулся.

– Ну, что ему напишем? – спросила одна женщина другую, не обращая никакого внимания на сержанта: – Хороший парень-то.

– Давай – «остаточное».

Я встрепенулся опять, не зная, что такое «остаточное» и много ли за него дадут. (Сейчас «остаточного» больше нет.)

– Не бойся, – успокоили они меня, – «остаточное» после бутылки кефира бывает.

Сержант забрал их бумажку с печатью, я с женщинами душевно попрощался.

– Приходите к нам еще, – сказали они, и мы вместе расхохотались.

– Нет, уж лучше вы к нам.

С сержантом ехали обратно молча. Он равнодушно вошел в дежурку и скучно так брякнул бумагу на стол майора:

– Оста-а-точное, товарищ майор!

Тут я понял, как же не любил тот сержант своего майора!

Видели бы вы лицо майора в ту секунду! Я же только что тут перед ним по стеночке ходил, еле лыко вязал – и «остаточное»?!

Но бумажка-то с гербовой печатью, и выше центральной экспертизы ГАИ только сам Господь Бог.

Я думал, он меня ударит. Но каково же было мое удивление, когда майор протянул мне мои права, техпаспорт, положил на эту святую стопку ключи от моего «Москвича» и, глубоко и печально вздохнув, спросил:

– Тебя домой отвезти или сам доедешь?

Весь остаток ночи я посвятил развозу подарков – и тем двум женщинам, и майору: виноватым себя почувствовал...

К сожалению, откупиться в такой ситуации – не проблема.

Такса – в зависимости от региона: в Москве от 50 тысяч рублей, если повезет и ничего серьезного вы не натворили. В провинции дешевле. Можете попробовать заранее отложить в карман устраивающую вас сумму и, если остановят, слезно заявить, что больше ни гроша нет, – иногда помогает, сэкономите.

Но еще больше сэкономите, если оставите машину и поедете домой в метро.

Можете взять такси, все равно это будет гораздо дешевле. А чтобы не мучиться сомнениями – ехать или не ехать за рулем в подпитии, – представьте тюремные нары, лязг замков, вы сидите на жесткой казенной кровати и вспоминаете именно эту секунду: ехать – не ехать? Потом тяжело вздыхаете и думаете: «Господи, ну какой же я был идиот!..»

Сейчас мне стыдно за этот мой опыт, не повторяйте его. И оставил я эту главу в книге только для того, чтобы вы, читатели, почувствовали во мне не ментора, а живого человека и, благодаря этому, быстрее от такого опыта избавились. Если он у вас есть.

Часть вторая: практика умудренного водителя

Чего только по поводу выпивки за рулем мы не наслушались «из разных источников»! Сколько и чего можно выпить, чтобы не подлежать наказанию? Одни говорят одно, другие – другое, а на дороге-то с инспектором ты – один на один. И отвечать – тебе. И потому решили мы никого не слушать, а все алкогольные проблемы проверить на собственной шкуре. Для этого созвонились с Институтом наркологии в Москве и договорились провести в лаборатории тесты на алкоголь.

Группа «подопытных кроликов» разной комплекции и пола

«Кролик № 1»: Юрий Гейко, 53 года, вес 80 килограммов, водительский стаж 31 год. Ведущий «Автоликбеза» и «Авторадио», корреспондент «Комсомольской правды». Должен выпить «дабл дрынк» – 60 граммов водки.

«Кролик № 2»: Юлия Федоткина, 22 года, вес 58 килограммов, водительский стаж 4 года. Внештатный автор «Автоликбеза». Должна выпить бокал (100 граммов) десертного вина девятиградусной крепости.

«Кролик № 3»: Олег Рашидов, 28 лет, вес 63 килограмма, водительский стаж 6 лет. Спецкор «Комсомолки». Должен выпить одну бутылку пива средней, пятиградусной крепости.

В Институте наркологии нас радушно встретил начальник отделения профилактики работников профессий повышенного риска, кандидат медицинских наук стосорокакилограммовый Зеренин Александр Георгиевич. Алкотестеры в количестве трех штук, проверенные и оттарированные накануне эксперимента, были готовы и подмигивали нам зелеными лампочками-глазками.

Материальное обеспечение эксперимента

Два украинских алкотестера АГ-1200, дающих ответ: «Трезв» (зеленая лампочка), «Нетрезв» (красная). Если ни одна не зажигается – пограничное состояние, которое инспекторами не наказывается. Приборы отрегулированы на 0,3 промилле – до этой дозы зажигается зеленая лампочка, выше нее – красная.

Канадский алкотестер «ALERT» со шкалой, показывающей промилле.

Выпивку мы купили на свои кровные в соседнем с институтом магазинчике – четвертинку «Гжелки», бутылку пива «Пит» и бутылку десертного муската. Закуска не планировалась. При предварительных переговорах по телефону г-н Зеренин сказал:

– Эксперимент надо проводить натощак, иначе ничего не получится.

На что я ему ответил:

– Александр Георгиевич, давайте будем ближе к жизни. А в ней как – выпивают и закусывают, а потом через какое-то время (а то и сразу) садятся за руль.

У Зеренина возражений не нашлось. Но когда эксперимент начался, Александр Георгиевич не преминул вставить нашей бригаде шпильку:

– Первый раз за мою практику на подобный эксперимент приходят с четвертинкой – до этого только с «ноль пять»!

Мы этот выпад проглотили.

Все очень волновались – ваш покорный слуга накануне вечером обмывал приобретение автомобиля, и потому 50 граммов водки были ему в кайф. Однако ученый Зеренин настоял на 60 граммах, поскольку это есть западный «дабл дрынк», который больше всего популярен у русских за границей, – я не сильно возражал. Но, чувствуя похмельный синдром и ратуя за чистоту эксперимента, настоял на проверке «до того». Каково же было мое удивление, когда все приборы дружно показали: «Трезв». После чего я стал мучительно вспоминать: сколько же я вчера выпил?

Затем мы нашли мерную, с делениями, мензурку, моя дрожащая рука с маху отлила в нее именно 60 граммов, на что окружающие дружно заметили:

– Профи есть профи.

Подняв рюмку, я сказал этим окружающим:

– За ваше здоровье! – Запил колой.

Через пару минут г-н Зеренин как бы невзначай заметил:

– Ну вот, на человека стал похож. А то ведь приехал совсем плохой.

Проблема с пивом была одна: худенький Олег не мог выпить всю бутылку залпом, пришлось на него прикрикнуть. Штопор для вина в Институте наркологии конечно же нашелся, иначе что это за Институт наркологии? Стройная и очаровательная Юлия первый раз в жизни махнула ради науки бокал вина залпом – мы мысленно ей аплодировали.

Через пять минут после принятия доз пошел первый замер, после двадцати минут – второй, после сорока – третий, после часа – четвертый и после часа двадцати – пятый. Все тестируемые перед «принятием» проверились – трезвы абсолютно. Да и неудивительно – утро рабочего дня.

Нас ожидало потрясение – канадский прибор, улавливающий у мужиков несчастные 0,01 промилле, на красивую девушку реагировать отказался начисто – истинный джентльмен. Александр Георгиевич объяснил это тем, что «ALERT» очень четко реагирует в диапазоне 0,5 – 0,8 промилле (разрешенное содержание алкоголя по канадскому законодательству), а вот ниже 0,5 промилле у него могут быть сбои. К тому же молодой, здоровый девичий организм...

Но украинские приборы на молодой, здоровый девичий организм плевать хотели.

Для худенького Олега бутылка пива оказалась страшнее моих 60 граммов водки. «Да и несет изо рта от пива больше, чем от водки, – заметил ученый Зеренин, весящий, как вы помните, 140 килограммов. – Я вот стакан водки могу принять, потом сесть за руль, и четко знаю, что ни один прибор не покажет. – А затем он добавил: – Зря вы, Юрий и Олег, курите в перерывах между замерами – из-за никотина во рту и легких показания приборов повышаются».

Олег не «протрезвел» от пива и через полтора часа: 0,4 промилле показали приборы.

Юлия уже через час могла сесть за руль: 0,2 промилле.

0,3 промилле – одна из самых жестких норм в мире. Реально она допускает для мужчины средней комплекции два глотка пива. Но наличие запаха от них заставит инспекторов, да и докторов пойти на все, чтобы лишить вас прав. Не забывайте об этом.

Через полтора часа я сел за руль трезвый как стекло и повез моих товарищей по домам.

Постскриптум

Несмотря на ошибочное решение президента отменить 0,3 промилле как «разрешение выпить за рулем», я ничего не меняю в этой главе, потому что уверен – все вернется на круги своя. Президенты приходят и уходят, а правда все равно торжествует – его просто дезинформировали.

Главные телеканалы страны президентскую инициативу угодливо подхватили и стали показывать в новостях: как ужасно, когда за рулем пьяный! Кто бы спорил? Но все же стоило бы тележурналистам сказать президенту о том, что его опасения – русскому человеку нельзя разрешать нисколько промилле – беспочвенны, потому что, несмотря на введение этой планки, количество ДТП по вине пьяных водителей ежегодно уменьшается в среднем на 10 процентов, а это очень серьезная цифра.

Я уже устал повторять, что 0,3 промилле – это не разрешение выпить, а планка трезвости, определение трезвости, введенное по требованию Женевской конвенции, одна из самых жестких норм в мире, но журналюги – иного слова не подберу – ради дутой сенсации и заголовков типа «За рулем теперь разрешено выпивать» заморочили голову всем, вплоть до президентского окружения. Обидно, но ладно – что сделано, то сделано. Главное – что теперь изменится и как будем жить дальше?

А ничего, я думаю, особо не изменится. Разве что инспекторы больше бабла по карманам будут распихивать, да больным сахарным диабетом и тем, у кого в крови присутствует эндогенный алкоголь, кто принимает спиртосодержащие лекарства, от вождения придется отказаться.

А всем остальным – хороший совет: я, например, если сегодня выпиваю, неважно что, на следующий день за руль не сажусь. Чего и вам всем желаю.

ВОДИТЕЛЬ И ЕГО ПОЗВОНОЧНИК – ИСПЫТАНО НА СЕБЕ

Так случилось, что месяц недавнего лета я провел в больнице. С позвоночником. Навидался!.. Но главное – мне есть что вам сказать, читатели. Предупредить. Помочь. Ведь водитель и его позвоночник – очень большая и очень коварная, незаметная поначалу проблема.

Господь, создавая Адама и Еву, имел право не волноваться за их будущее – куда они от ока всевидящего и оберегающего денутся? Но вот когда они нарушили первый же Его запрет и вкусили плод, когда Господь, осознав, кого создал и что натворил, изрек: «Плодитесь и размножайтесь!», тем самым запустив человека в массовое производство, тогда Он обязан был приложить к нему инструкции по эксплуатации, где жирным шрифтом было бы выделено, что делать нельзя ни в коем случае, какие нагрузки для человека, для каждого из его органов, максимальные. О гарантийном сроке, о сервисной книжке обязан был позаботиться Создатель, расписав подробно, где, как и что в человеке обслуживать.

Но... Яблоко от яблони недалеко падает, и потому, подобно своим прародителям, мы нарушаем все, что только можно нарушить. Потому-то и получается такая «разнокачественная» жизнь у людей: один до глубокой старости ей радуется, а другой во цвете лет от нее плачет, так как становится инвалидом.

Помойный Кузя возрастом сто двадцать лет

Я просыпаюсь от истошных воплей кота Кузи – шесть утра! Вот мерзавец, что он себе позволяет! – резко вскакиваю, дотягиваюсь в прыжке ногой до его задницы, и тут же дикая, острейшая боль пронизывает меня, пока я еще в воздухе, невыносимая боль пронзает меня в полете, как стрела арбалета, – и я опускаюсь на пол, гремя костями. Все! Встать я больше не смогу – приехали. Это мой позвоночник. И я ползу к мобильнику, звоню в «Скорую».

Кузе восемнадцать с половиной лет, это по человеческим меркам больше ста двадцати, он кот беспородный, помойно-полосатый, кастрированный. «Мудрость наступает одновременно с импотенцией» – это не мой, к счастью, опыт, это Лев Толстой в дневниках написал. И потому Кузя умнее иного человека: чтобы пискнуть, шевельнуться, пока я не проснулся и не открыл глаза, – да никогда! А тут – такой истошный ор в шесть утра...

Вот почему я так возмутился. И так резко вскочил. И – такая боль!!!

Сначала я позвонил не в «Скорую», а знакомому врачу «Скорой». Он организовал мне место в нейрохирургическом отделении патологии позвоночника 67-й городской столичной больницы – туда меня и отвезла «скорая» за небольшое вознаграждение.

После всевозможных рентгенов и просвечиваний меня привозят в палату на каталке и сгружают на жесткую, шарнирчатую кровать, с электронным пультом и трамвайным поручнем на ремне у изголовья. Ходить я не могу – встать не могу! Туалет в палате, в двух метрах, тоже с поручнями для инвалидов, – куда там! Дают «утку». Лежу. Только так боль отступает.

Ну что, Гейко, отъездился?! Отходился?! Мысли горестные: работать я в таком состоянии могу: из Интернета и СМИ получать информацию, лежа писать свои «Автоликбезы», лежа их озвучивать в микрофон и отправлять на «Авторадио». Статьи писать могу. Книжки писать – тоже могу. Утром чувствую, что и еще одна радость для меня не утеряна. А вот ездить за рулем – уже не смогу. Ни-ко-гда. Катастрофа! Да для меня руль – больше полжизни!

После обхода ко мне приходит мой лечащий врач – Ирина Викторовна Абрамова, ей слегка за тридцать, фигура, лицо и взгляд такие, на которых мужчины притормаживают. В руках у нее натуральный позвоночник и снимки моего. Наступает момент истины.

– Юрий Васильевич, такой позвоночник, как у вас, мы видели нечасто. Когда-то у вас была травма – компрессионный удар, – еще до этого – искривление, а затем вы его нещадно нагружали, перегружали, и сейчас он вот такой... – Ирина Викторовна закручивает бедный демонстрационный позвоночник спиралью, изламывает его в поясничной части, а тот сопротивляется изо всех сил и даже попискивает. А заканчивает мой врач так: – Операция будет сложной, подобная у нас длилась часов восемь. А как вы понимаете, чем операция сложнее, тем меньше гарантий на успех. Поэтому мы приняли решение: попробуем продлить ресурс вашего позвоночника и нормальное качество вашей жизни лечебно-терапевтическим путем.

Три дня к моей кровати привозят аппаратуру и приходят специалисты: уколы, пощипывающие током электроды, теплые магниты, сорок минут – до пота – лежачей лечебной физкультуры. В первый же день боль уменьшается! На третий – усиливается. И я понимаю, что теперь это – навсегда.