Текст книги "Разгадка 1937 года"

Автор книги: Юрий Емельянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

«Никто не может сказать, что у меня была какая-нибудь одна конкретная политическая ошибка, – говорил Зиновьев. – Это было бы еще с полбеды. У меня была цепь ошибок, цепь, у которой одно звено цеплялось за другое… Если бы партия не дала должного отпора этой цепи ошибок, то мы обсуждали бы теперь здесь на съезде все, что угодно, только не второй пятилетний план социалистического строительства. И если бы партия пошла по тому пути, по которому подталкивали ее люди, не понявшие коренных задач социалистического строительства после смерти Ленина, мы привели бы страну к катастрофе, к действительной гибели, не к той „гибели“, о которой кричали троцкисты и которая закончилась всего только гибелью маленькой группы политиканов, а привели бы к гибели дела рабочего класса, дела нашей революции».

Еще более жестоким самобичеванием занимался Каменев. В своей речи на том же съезде он говорил, что шел по «преступному пути» и «по преступной дороге». Называя РКП(б) вооруженной крепостью, Каменев сообщал, что он и его соратники «фактически открыли ворота в эту крепость врагу», «проделали в ней брешь», в которую «полились волны буржуазной и мелкобуржуазной контрреволюции». Он подробно перечислял «три волны подлинной контрреволюции», которые полились в «брешь, созданную нашими теоретическими ошибками и нашей практикой фракционной борьбы». Особо Каменев остановился на «второй волне контрреволюции, которая прошла через брешь, открытую нами, – это волна кулацкой идеологии. Я говорю о тех переговорах, которые в 1928 году были у меня с представителями правых – товарищем Бухариным».

Впрочем, некоторые из бывших оппозиционеров ограничились лишь резким осуждением троцкистов и «правых», не упоминая о своей активной роли в оппозиционных группах. Участник всевозможных троцкистских платформ и исключенный из партии на ее XV съезде Г. Л. Пятаков к XVII съезду был восстановлен в партии и занимал видное положение в наркомате тяжелой промышленности. В своей речи на XVII съезде ВКП(б) он клеймил своих бывших соратников по оппозиции, заявляя, что позиция троцкистов была «меньшевистски гнилой», «по существу выражением неверия в практическую индустриализацию страны на деле», «плотью от плоти, кровью от крови контрреволюционной теорией отрицания строительства социализма в нашей стране».

Большинство же кающихся гневно осуждали свое участие в подобных «контрреволюционных» группировках. Так, Каменев заявил: «Я хочу заявить с этой трибуны, что считаю того Каменева, который с 1925 по 1933 год боролся с партией и с ее руководством, политическим трупом, что я хочу идти вперед, не таща за собою по библейскому (простите) выражению эту старую шкуру».

Люди, являвшиеся с 1917 года виднейшими руководителями партии, признавались в том, что они до последнего времени вредили социа-диетическому строительству и способствовали победе контрреволюции. Они сообщали о совершении деяний, которые, по их же словам, представляли собой преступления против правящей партии и существовавшего строя. По сути они сами обосновывали вынесение себе суровых приговоров. При этом признания и покаяния произносили лица, которые не были арестованы или подвергнуты мерам физического воздействия, чтобы наговорить на себя. Они жили на свободе, занимая неплохо оплачиваемые административные должности.

После возвращения из ссылки и восстановления в партии Зиновьев стал членом редколлегии ведущего теоретического журнала партии «Большевик», а Каменев – директором книжного издательства «Academia», директором Института мировой литературы и директором Литературного института. Радек возглавлял Бюро международной информации. С1932 года Бухарин был членом коллегии наркомата тяжелой промышленности, а с 1934 года стал главным редактором газеты «Известия». Рыков возглавлял наркомат связи. Томский был заведующим ОГИЗа (Объединенное государственное издательство). Это свидетельствовало о немалой терпимости руководства страны к людям, которые, по их собственным словам, вели антигосударственную деятельность. То обстоятельство, что они каялись не первый раз, вызывало сомнения в их искренности. Последующие судебные процессы с их участием лишь подтверждали эти сомнения. Хотя на процессах против них были выдвинуты новые обвинения, их суть оставалась та же, что и в их самообвинениях на XVII съезде: их деятельность носила антигосударственный характер.

В своих речах на XVII съезде ВКП(б) бывшие оппозиционеры яростно осуждали свои прежние выступления против Сталина. Бухарин сурово клеймил свою борьбу с «товарищем Сталиным как наилучшим выразителем и вдохновителем партийной линии, Сталиным, который одержал победу во внутрипартийной борьбе… Сталин был целиком прав, когда разгромил… целый ряд теоретических предпосылок правого уклона, формулированных прежде всего мною… он был прав… задушив в корне правую оппозицию».

Возмущаясь своим поведением в недавнем прошлом, Зиновьев восклицал: «Товарищи, сколько личных нападок было со стороны моей и других бывших оппозиционеров на руководство партии и в частности на товарища Сталина!.. И именно, когда я глубже, по выражению товарища Кагановича, понял свои ошибки и когда я убедился, что члены Политбюро, и в первую очередь товарищ Сталин, увидев, что человек стал глубже понимать свои ошибки, помогли мне вернуться в партию, – именно после этого становится особенно стыдно за те нападки, которые с нашей стороны были».

Каменев заявлял, что поддерживал «неизбежную черту любой контрреволюционной группировки». Этой чертой, по словам Каменева, была борьба «против товарища Сталина», так как «и врагами социализма», и «друзьями социализма» «товарищ Сталин берется… как знамя, как выразитель воли миллионов, удар против которого означает удар по всей партии, против социализма, против всего мирового пролетариата… Мы… в этой фракционной борьбе направили самое ядовитое жало, все оружие, которое у нас тогда было, против того, кто больнее всего нас бил, кто проницательнее всего указывал ту преступную дорогу, на которую мы стали, против товарища Сталина».

Томский так объяснял свою борьбу против Сталина: «Когда мы встали на оппозиционную платформу, рамки партии, рамки партийной дисциплины, как и для всякой оппозиции, нам стали узки. Мы стремились расширить, раздвинуть эти рамки – и отсюда, как и у всех оппозиций, нападки на режим и на того, кто олицетворял единство партии, кто давал крепость большинству партии, кто вел за собою руководство ЦК и всю партию, – большинство наших нападок были направлены на товарища Сталина. Я обязан перед партией заявить, что лишь потому что товарищ Сталин был самым последовательным, самым ярким учеником Ленина, лишь потому что товарищ Сталин был наиболее зорким, наиболее далеко видел, наиболее неуклонно вел партию по правильному, ленинскому пути, потому что он наиболее тяжелой рукой колотил нас, потому что он был более теоретически и практически подкованным в борьбе против оппозиций, – этим объясняются нападки на товарища Сталина».

Бывшие руководители оппозиционных фракций, недавно публично осуждавшие Сталина и его сторонников, теперь словно соревновались друг с другом, выражая свое восхищение Сталиным. Е. А. Преображенский говорил о «величайшей прозорливости» Сталина, его «величайшей твердости», его «глубочайшем понимании эпохи». Подробно цитируя различные работы Сталина, Зиновьев провозглашал: «В книге великой освободительной борьбы пролетариата эти четыре имени – Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин – стоят рядом». Каменев завершал свою речь словами: «Да здравствует наш вождь и командир товарищ Сталин!»

Рыков заявлял: «Только под руководством нашего и всего мирового пролетариата вождя товарища Сталина, только под руководством нашего Центрального комитета партия может идти вперед». Томский восклицал в конце речи: «Позвольте мне на этой трибуне выразить уверенность, что наша партия под руководством вождя всего рабочего класса товарища Сталина поведет многомиллионный пролетариат СССР, а за ним и всего мира, всех угнетенных, всех обездоленных к новой великой победе, к окончательной победе социализма во всем мире!» Бухарин теперь так характеризовал «железную когорту», которую он воспевал еще в 1922 году: «Да здравствует наша партия, это величайшее боевое товарищество, товарищество закаленных бойцов, твердых как сталь, мужественных революционеров, которые завоюют все победы под руководством славного фельдмаршала пролетарских сил, лучшего из лучших – товарища Сталина!»

Однако, вчитываясь в тексты выступлений некоторых каявшихся ораторов, можно было обнаружить ироничный подтекст. Так, в своем выступлении на съезде Е. А. Преображенский под видом осуждения повторил свои критические заметки, которые он писал на текстах выступлений Сталина против троцкистов. Он напоминал и о том, «как на этой трибуне» он выступал в 1928 году «в защиту демократии». Выражая «возмущение» своей прошлой деятельностью, Преображенский вспоминал, как 7 ноября 1927 года он выкрикивал троцкистские лозунги и, как бы входя в роль, бросал в зал съезда: «Да здравствует мировой вождь пролетарской революции Троцкий!» А через несколько минут он вновь «вспоминал» этот день и вновь выкрикивал: «Да здравствует вождь!» Казалось, что Преображенский на спор решил произнести на съезде две здравицы в честь Троцкого. (Возможно, не все делегаты уловили тайный замысел Преображенского. Выступая вслед за Преображенским с осуждением его речи, Н. М. Шверник невольно повторил его лозунг: «Да здравствует мировой вождь Троцкий!» Так здравицы в честь Троцкого прозвучали трижды на съезде партии.)

Если эти речи произносились с целью притупить бдительность Сталина и его сторонников, то они не достигли цели. Игра Преображенского была столь очевидна, что в своем покаянном выступлении Радек резко осудил некоторые пассажи из его речи. (Верный своей репутации шутника, Радек старался развеселить выступавших. Судя по стенограмме, на протяжении небольшой «покаянной» речи Радека смех раздавался восемь раз.) Осудил явно фальшивые покаянные речи Рыкова, Томского и Бухарина и С. М. Киров. В своей речи на съезде он говорил: «Вот возьмите Бухарина, например. По-моему, пел как будто по нотам, а голос не тот. ( Смех, аплодисменты.)Я уже не говорю о товарище Рыкове, о товарище Томском… Им очень трудно стать на партийные позиции».

Ссылаясь на очевидцев и прекрасно знавший сам подлинную цену самобичеваний и восхвалений Сталина вождями оппозиций, И. Дейчер писал, что между собой «они все говорят о ненависти к Сталину… Они продолжали называть Сталина Чингисханом Политбюро, азиатом, новым Иваном Грозным. Их ворчание и эпитеты немедленно сообщались Сталину, у которого всюду были уши. Он знал истинные чувства униженных им противников и цену их публичных славословий. Но он был уверен, что они не пойдут дальше резких устных выражений своего политического бессилия. Правда, у ветеранов оппозиции были туманные надежды на будущее. Тем временем они выжидали и сдерживали своих более молодых и нетерпеливых стронников». Чего же ждали и на что надеялись руководители разгромленных оппозиционных платформ, прикрываясь лицемерной игрой в покаяние?

Будучи уверенными в своей правоте и ошибочности курса, взятого партией после их поражений, вожди разбитых оппозиций ожидали предсказанного ими неминуемого краха сталинской политики. И все же они учитывали, что и после XVII съезда партии, на котором они публично объявили о своей недавней вредоносной деятельности, некоторых из них оставили в составе ЦК ВКП(б), хотя и на положении кандидатов в члены ЦК (Бухарин, Рыков, Томский). Пятаков же был избран членом ЦК.

Оппозиционеры могли рассчитывать на то, что в случае обострения политической обстановки Сталин вновь обратится к ним и введет их в высшее руководство. Если же ситуация так ухудшится, что Сталин и его окружение будут безнадежно дискредированы, то партия может попросить бывших вождей оппозиционных платформ возглавить ее и страну. Они прекрасно знали, что люди склонны быстро забывать всё на свете. На опыте дискуссий в 1923–1924 годах они знали, что через несколько лет многие члены партии забыли события дореволюционной жизни, Октябрьской революции, споры о Брестском мире. Они не без оснований полагали, что миллионы советские людей забудут и их покаянные речи. В условиях же великой катастрофы, которая надвигалась на страну, теоретические дискуссии по поводу возможности построения социализма в одной стране и даже политические споры об отношении к нэпу и кулачеству будут быстро забыты. Не случайно значительную часть своей речи на съезде Бухарин посвятил угрозе для СССР и всего мира, исходящей от гитлеровской Германии.

Пока же съезд продемонстрировал единство партии, полную поддержку Сталина и его курса. Распространившаяся в ходе горбачевской перестройки версия о том, что при тайном голосовании в ходе выборов членов ЦК Сталин потерпел поражение, не соответствует действительности. При этом подчеркивалось, что наибольшее число голосов получил С. М. Киров. Утверждалось, что реальные данные голосования были впоследствии сфальсифицированы.

Однако в 1989 году в июльском номере журнала «Известия ЦК КПСС» был опубликован информационно-аналитический материал относительно голосования на XVII съезде. В протоколе счетной комиссии по голосованию на съезде, заверенном ее председателем В. Затонским и секретарем комиссии, все кандидаты в ЦК получили абсолютное большинство голосов. М. И. Калинин и И. Ф. Кодацкий были избраны единогласно. За И. В. Сталина было подано 1056 голосов и 3 голоса против него. За С. М. Кирова было подано 1055 голосов и 4 голоса против него. Авторы опубликованного материала пришли к выводу: «Нет оснований для подозрений в фальсификации итогов голосования».

Слухи о противостоянии Сталина и Кирова были порождены теми кулуарными дискуссиями, которые вели некоторые видные деятели партии накануне XVII съезда, в ходе встреч на московских квартирах. В них участвовали Г. Орджоникидзе, Г. Петровский, М. Орахелашвили, А. Микоян, Б. Шеболдаев и другие. На них выдвигались предложения переместить Сталина на пост председателя Совета народных комиссаров или ЦИК, а на пост генсека ЦК ВКП(б) избрать С. М. Кирова. Хотя ряд историков делали из этого вывод, что речь шла о заговоре против Сталина, скорее всего предложение о замене Кирова Сталиным на посту генерального секретаря не мыслилось его авторами как свержение Сталина, а лишь как отстранение Молотова. Поскольку авторитет Сталина был неоспоримым, значение поста председателя Совнаркома вновь обрело бы такое же значение, как и в годы, когда им был Ленин. В то же время не исключено, что кто-то из участников этих встреч считал Молотова виновным в невыполнении первого пятилетнего плана и от него хотели избавиться.

Следует обратить внимание на то, что каждому делегату съезда вручили огромную книгу «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина. История строительства» размером с большой фотоальбом. Книга, посвященная не только данной стройке, но и всей пятилетке, была проиллюстрирована большими портретами, которые располагались перед отдельными главами в следующем порядке: И. В. Сталин, Г. Г. Ягода, С. М. Киров, К. Е. Ворошилов, Л. М. Каганович. При этом председатель Совнаркома В. М. Молотов был удостоен лишь небольшой фотографии в конце книги. Известно, что в это время советских руководителей перечисляли в строгой зависимости от их тогдашнего положения в партийной иерархии: Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович, Калинин, Орджоникидзе, Куйбышев, Киров, Андреев, Косиор. Возможно, что авторы книги таким образом предлагали изменить значимость различных руководителей страны. При этом получалось, что заместитель председателя ОГПУ Г. Ягода оказывался вторым в этом иерархическом перечне после И. В. Сталина.

Такой измененный порядок перечисления советских вождей вряд ли был случайным. На протяжении всей книги восхвалялась деятельность ОГПУ, особенно заместителя председателя этой организации – Генриха Ягоды. В работе над книгой о строительстве Беломорканала приняли участие многие литераторы. Помимо Максима Горького и других упомянутых выше, книгу писали: Алексей Толстой, Михаил Зощенко, Валентин Катаев, Вс. Иванов, Вера Инбер, Лев Никулин, В. Шкловский, Бруно Ясенский и другие.

Еще задолго до написания этой книги Ягода старался использовать близость с самым видным писателем СССР тех лет Максимом Горьким (Пешковым). Ягода активно использовал в своей профессиональной деятельности и других литераторов. В. Кожинов называет следующих писателей, которые сотрудничали с ОГПУ: «И. Э. Бабель, О. М. Брик, А. Веселый (Н. И. Кочкуров), Б. Волин (Б. М. Фрадкин), И. Ф. Жига, Г. Лелевич (Л. Г. Калмансон), Н. Г. Свирин, АИ. Тарасов-Родионов и т. д.» Особую поддержку руководство ОГПУ оказывало руководству Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП) во главе с Л. Л. Авербахом. На даче Ягоды часто собирались писатели, критики, драматурги и журналисты. Многие из них стали играть для Ягоды такую же роль, какую играли публицисты из «школы Бухарина» в прославлении Бухарина.

Книга была отредактирована лично Максимом Горьким, руководителем РАПП Л. Л. Авербахом и членом коллегии ОГПУ С. Г. Фириным. «Перековка» бывших врагов советской власти изображалась авторами книги как процесс сотворения чекистами новых людей. В уста Ягоды были вложены слова: «Мы в них живую душу вдунем». В то же время в главе, написанной М. Горьким, говорилось: «К недостаткам книги вероятно будет причислен и тот факт, что в ней слишком мало сказано о работе 37 чекистов и о Генрихе Ягоде». Писатель это объяснял их «скромностью».

Однако вопреки стараниям интриганов, Сталин не принял во внимание более чем прозрачные намеки создателей книги. Предложение же о назначении генеральным секретарем ЦК Кирова, переданное последнему активным участников конфиденциальных встреч Шеболдаевым, было отвергнуто. Киров уведомил Сталина об этих закулисных интригах. Сталин сохранил пост генерального секретаря, а Молотов остался председателем Совета народных комиссаров СССР. Косвенным ответом на просьбы о смещении Молотова явилось решение Политбюро предоставить ему возможность открыть «съезд победителей».

Очевидно, что грубое навязывание руководству страны своих выдвиженцев не возымело успеха. Ни советы кулуарных сборищ, ни увесистая книга о Беломорканале не изменили мнения Сталина о том, кого выдвигать в руководители, а кого следует отстранять.

Помимо направленности против авторитета Молотова, книга о Беломорканале отражала усилия Генриха Ягоды укрепить собственное положение. Прежде всего, Ягода стремился поднять свой престиж и преодолеть недоверие, которое сохранялось к нему со времени знакомства Сталина и других членов Политбюро с записью разговора Бухарина с Каменевым (из нее следовало, что Бухарин рассчитывал на поддержку Ягоды). Позже, на допросе 13 мая 1937 года, Ягода говорил: «Я всегда чувствовал к себе подозрительное отношение, недоверие, особенно со стороны Сталина. Я знал, что Ворошилов прямо ненавидит меня. Такое же отношение было со стороны Молотова и Кагановича».

Правда, после осени 1929 года, когда ОГПУ осуществляло широкие операции против «классовых врагов» в деревне, а также в городе против «вредителей», вряд ли было признано целесообразным осуществлять чистку в верхах ОГПУ, но уже в 1931 году Сталин предпринял усилия для того, чтобы ослабить влияние Ягоды и его сторонников в ОГПУ. С этой целью на должность первого заместителя председателя ОГПУ был назначен заместитель наркома РКИ и член президиума ЦКК ВКП(б) И. А. Акулов. Бывший работник ОГПУ с 1924 года, а затем перебежчик на Запад А. Орлов (Лев Фельдбин) утверждал, что Акулова прочили на должность председателя ОГПУ, но в 1932 году «Ягоде вскоре удалось добиться дискредитации Акулова и убедить Сталина убрать его из „органов“». Правда, поездка Сталина, Ворошилова и Кирова по Беломорканалу вместе с Ягодой отчасти ослабила недоверие Сталина.

Хотя статус Г. Г. Ягоды повысился, так как в результате выборов он был переведен из кандидатов в члены ЦК ВКП(б), он стал лишь одним из 71 члена этого органа партии. Ни в один из вышестоящих органов он не был избран. Было очевидно, что амбициозные планы Ягоды добиться включения в сталинское Политбюро не реализовались.

Съезд стал свидетелем и возросшей активности секретаря ЦИК СССР А. С. Енукидзе. Он был избран в его Секретариат и поэтому четыре раза – чаще всех делегатов – выступал с различными сообщениями. Он получил слово и для самостоятельного выступления. Кроме того, во время съезда на первой странице «Правды» была опубликована фотография членов Политбюро вместе с Енукидзе. Как и Ягода, Енукидзе после завершения съезда был переведен из кандидатов в полноправные члены ЦК ВКП(б), сохранив пост секретаря ЦИК СССР.

Кандидатом в члены ЦК был избран и выступивший на съезде с рассказом о положении в оборонной промышленности заместитель наркома обороны СССР М. Н. Тухачевский. Его речь была единственной, при публикации которой в газетах и стенографическом сборнике были сделаны купюры, так как в ней содержались довольно откровенные замечания о недостатках в этой отрасли производства, от которой во многом зависела безопасность страны.

Но в то время ни Ягода, ни Тухачевский, ни Енукидзе не были главными действующими лицами съезда. Никто не знал о том, что через 3–4 года они окажутся в центре всеобщего внимания.