Текст книги "Религия Креста и религия полумесяца: Христианство и Ислам"
Автор книги: Юрий Максимов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
При дальнейшем рассмотрении привлекает внимание тот странный на первый взгляд факт, что в такой теоцентричной религии, как ислам, имеет место столь антропоцентричное представление о рае. Бог в таком рае как бы вынесен за скобки, наслаждающиеся предоставлены друг другу и своим наслаждениям; если Бог и появляется, то только затем, чтобы поприветствовать отдыхающих (см., например: Коран 36, 58) и спросить, не желают ли они чего-нибудь еще. Соотношения Бога и человека хорошо выражены в неоднократно проходящей через весь Коран мысли: «Аллах доволен ими, и они довольны Аллахом. Это – великая прибыль!» (Коран 5, 119; 98, 8). Не это ли или нечто подобное имел в виду святитель Варфоломей Эдесский, говоря об «антрополатрии» как одной из характерных черт ислама?[21]21
См.: Patrologiae Cursus Completus. Series Graeca/Accurante J. —P. Migne. Parisiis, 1857. T. 104. Col. 1449 (далее: PG).
[Закрыть]
Когда в одной из тех дискуссий христиан с мусульманами, что во множестве ведутся в Интернете, одного из мусульманских богословов спросили, как он понимает созерцание Бога в раю, он ответил: «Возможность лицезрения, согласно сунне[22]22
Сунна – поступки и высказывания Мухаммеда, являющиеся образцом для каждого мусульманина в решении всех жизненных проблем. – Изд.
[Закрыть] пророка… будет не явной, а отдаленной и неконкретной. Когда пророка спросили, как это будет, он ответил, что вы увидите его подобно тому, как видите сейчас луну».[23]23
Али Абдулла // http://www. kuraev. ru/[3245/52б48].
[Закрыть] Но это, по сути дела, та же самая вынесенность за скобки.
Христианский же рай, несмотря на то что, как мы говорили выше, подразумевает формообразующее участие в нем человечества, строго и подчеркнуто теоцентричен: имею желание разрешиться и быть со Христом (Флп. 1, 23); желаем лучше выйти из тела и водвориться у Господа (2 Кор. 5, 8). Весь смысл будущей блаженной жизни для христианина заключается в бытии с любимым и любящим Богом, в созерцании Его: И узрят лице Его (Апок. 22, 4) и в причащении Его естеству: дарованы нам великие и драгоценные обетования, дабы мы через них соделались причастниками Божеского естества (ср.: 2 Пет. 1, 4).
Это различие вытекает из различия дистанции между человеком и Богом с точки зрения ислама и с точки зрения христианства. Ислам в целом высоко ставит человека: «Человек является самым лучшим и совершенным созданием. Человек назначен наместником Бога на земле. Человек – пророк и друг Божий. Человек – сущность вселенной».[24]24
Хайдар Али. Курс лекций по основам ислама Казань, 1997. С. 23.
[Закрыть] Но, несмотря на это, дистанция между человеком и Богом в исламе несоизмеримо больше и качество отношений принципиально другое, чем в христианстве: И сказал Сидящий на престоле: побеждающий наследует все, и буду ему Богом, и он будет Мне сыном (ср.: Апок. 21, 5, 7). Бог для христианина – Отец по благодати. Отче наш, Иже ecu на небесех! – взывают каждый день христиане, в то время как мусульмане произносят такие слова: «О Аллах! Ты мой господин, а я твой раб».[25]25
Ас-Савваф Мухаммад Махмуд. Мусульманская молитва. М., 1994. С. 64. Это слова одного из трех вариантов формулы предначинательной молитвы, которую должен произносить каждый мусульманин пять раз в сутки.
[Закрыть]«Бог, отделенный [от чего бы то ни было], Бог, не [допускающий] общения»– так определяет Бога ислама ученик преподобного Иоанна Дамаскина Феодор Абу Курра.[26]26
PG. Т.94. Col. 1544–1545.
[Закрыть]«Ислам утверждает радикальную недоступность Бога для человека… (и потому) отношение человека к Богу мыслится преимущественно в категории «раб Божий».[27]27
Журавский А. В. Представления о человеке в Коране и в Новом Завете. С. 141.
[Закрыть] Конечно, и мусульманин может сказать, что «метафорически мы все дети Божии»,[28]28
Дидат А. Христос в исламе. Б. м., б. г. С. 29.
[Закрыть] но для христианина это не метафора: мы действительно получили усыновление от Бога через соединение с Единородным Его Сыном, ставшим человеком: Посему ты уже не раб, но сын; а если сын, то и наследник Божий через Иисуса Христа (Гал. 4, 7). После того как Бог стал человеком, Он оказался очень близок к каждому из нас, близок как личностно, так и онтологически. Слова «сын Бога» в устах мусульманина лишены какого бы то ни было реального наполнения, тогда как для христианина выражение «сын Бога по благодати» применимо ко многим, оно имеет вполне определенное значение именно благодаря тому, что христианин знает об одном-единственном Сыне Бога по естеству.
Поэтому для христиан важнее всего личное соединение с Богом и немыслимо никакое иное счастье, кроме вечного бытия с Ним и в Нем: «Скучает душа моя о Господе, и слезно ищу Его. Как мне Тебя не искать? Ты прежде взыскал меня и дал мне насладиться Духом Твоим Святым, и душа моя возлюбила Тебя» (преподобный Силуан Афонский).[29]29
Преподобный Силуан Афонский. Писания. Ивановское, 1997. С. 9.
[Закрыть]«Новый Эдем оказался не садом двух холодных родников с полногрудыми гуриями и кубками черного вина, ложами и шатрами, то есть еще не ввергнутым во грех и смерть прекрасным сотворенным миром, но – Самим неприступным Богом».[30]30
Зубов А. В. Эсхатологическая уникальность христианства // Континент. 1993. № 78. С. 244.
[Закрыть] Только Он имеет значение для христианина. Поэтому мусульманское чувственное представление о рае воспринимается им как кощунство, как «продолжительное пребывание в ненасытном, безобразном, скотоподобном студодеянии, да еще пред Самим Богом!» (преподобный Максим Грек),[31]31
Преподобный Максим Грек. Творения. Т. 2. С. 54.
[Закрыть] как отвержение Божественного дара усыновления. Мусульманское видение рая потому противно христианству, что в нем находит отражение то, что мусульмане, как и иудеи, «познав, таким образом, Христа, не прославили Его как Христа, то есть как Богочеловека и Слово, но истину заменили ложью[32]32
См.: Иуд. 1,21, 25. – Изд.
[Закрыть] и уверовали в обычного смертного человека – речь идет о Магомете, – возблагодарили его и последовали за ним. И это вместо того, чтобы последовать за Богочеловеком – бессмертным и вечным Словом, Тем, Кто если и принял смерть, то только для того, чтобы уничтожить смерть» (святитель Григорий Палама).[33]33
Святитель Григорий Палама. Письмо своей Церкви // Иоанн (Экономцев), игумен. Православие, Византия, Россия. М., 1992. С. 219.
[Закрыть] Мусульманское представление о рае отвергалось христианами даже не столько из-за самого образа рая, сколько из-за того, что этот образ является логическим следствием тех основных принципов богословия ислама, в которых ислам кардинально расходится с христианством.
Следующее различие затрагивает вопрос о пространственно-временном соотнесении рая. Если в исламе праведники достигают рая только после воскресения и суда (хотя он существует и сейчас), то в христианстве близость человека к раю обусловлена скорее не хронологически, а личностно: Царствие Божие внутрь вас есть (Лк. 17, 21); ныне же будешь со Мною в раю (Лк. 23, 43). Личностное вхождение в рай при земной жизни – цель христианина: «Кто не постарается достигнуть Царствия Небесного и внити в него, пока находится в сей жизни, тот и в то время, когда выйдет душа его из тела, окажется находящимся вне сего Царствия»; «Царствие же Небесное, находящееся внутри верующего, есть Отец, Сын и Дух» (преподобный Симеон Новый Богослов).[34]34
Преподобный Симеон Новый Богослов. Творения. М., 1892. Т. 1.С. 450; Т. 3. С. 169.
[Закрыть] Таким образом, «рай есть не столько место, сколько состояние души»,[35]35
Иларион (Алфеев), иеромонах. Введение в догматическое богословие. С. 257.
[Закрыть] и не только души, но и тела. Так как рай для христианина есть соединение с Богом, то это соединение может и должно произойти уже в этой жизни, что и совершается для христианина в Таинстве Евхаристии.
* * *
Данная глава, как явствует из названия, посвящена анализу образа рая, засвидетельствованного в Священном Писании, Коране и преданиях христианства и ислама, и не ставит своей задачей разбор конкретного представления о рае верующих, богословов и подвижников прошлого и настоящего этих двух религий. Однако следует все же сказать и об этом несколько слов.
В качестве примера существования в исламе более сложного отношения к раю можно привести одну суфийскую молитву IX века: «О Аллах, если я служу Тебе из страха перед адом, покарай меня адом; если я служу Тебе из стремления попасть в рай, лиши меня этой возможности; но если я служу Тебе из чистой любви, тогда делай мне, что Тебе угодно».[36]36
Мец А. Мусульманский ренессанс. М., 1996. С. 270.
[Закрыть] Этот мотив встречался у многих суфиев. «Почти каждый мистический поэт в исламе высказал мысль: «Любящий должен любить так, чтобы не думать об аде или рае». Ведь «те несколько гурий и дворцы», которые обещаны благочестивому в раю, суть всего лишь завесы, скрывающие вечную божественную красоту: «Когда Он наполняет твои мысли раем и гуриями, знай наверняка, что Он держит тебя в отдалении от Себя»».[37]37
Шиммель А. Мир исламского мистицизма. М., 1999. С. 38.
[Закрыть]
Посредством аллегории реальное представление может уйти очень далеко от первоначального образа. Безусловно, у мистиков и интеллектуалов того же ислама на протяжении многих веков описанный выше коранический образ райского наслаждения зачастую вызывал если не отвращение, как говорил Бертэльс,[38]38
См.: Бертэльс Е. Э. Райские девы (гурии) в исламе // Избранные труды, М., 1965. Т. 3. С. 179.
[Закрыть] то во всяком случае определенную неудовлетворенность. И, безусловно, эта неудовлетворенность порождала массу разнообразных аллегорических толкований, пытающихся преодолеть грубую чувственность и духовную ограниченность буквального понимания этого образа.[39]39
Но тем не менее любая аллегория всегда зависит от того образа, от которого отталкивается, и это оправдывает саму постановку вопроса.
[Закрыть]
Некоторые, как, например, Ибн Араби, разделяли рай на «низший» и «высший», чувственный – для простых мусульман и духовный – для продвинутых мистиков. «Любящим в Судный День будет дарован особый удел… и те, кто любит друг друга в Боге, будут стоять на столпе из красного гранита и смотреть сверху вниз на обитателей рая»[40]40
Шиммель А. Мир исламского мистицизма. С. 115.
[Закрыть] – такой образ можно встретить в суфийской литературе. Другие же были склонны последовательно подвергать аллегории все коранические элементы образа рая и тем самым духовно осмыслять общий для всех рай.
Но и в отношении этих попыток следует все же заметить три принципиальные вещи.
Первое. Даже в духовном, мистическом представлении суфиев о посмертной участи человека отсутствует оббжение – та основополагающая для христианина истина, что Бог стал человеком, дабы человек мог стать богом.
Единение с Богом, о котором говорили многие мусульманские подвижники, означало не преображение целокупного человека в бога по благодати, не причастие человеческой личности Божеского естества, но полное духовное уничтожение личности любящего в созерцании единственности Возлюбленного.
Один из величайших мистиков ислама, Джалал ад-Дин Руми, выразил это очень точными словами: «С Богом для двух «я» нет места. Ты говоришь «я», и Он говорит «Я». Либо ты умираешь пред Ним, либо позволь Ему умереть пред тобой, и тогда не будет дуальности. Но невозможно, чтобы субъективно или объективно умер Он – это Живой Бог, «Который не умирает» (Коран 25, 60). Он обладает таким мягкосердием, что, будь это возможно, Он бы умер за тебя, дабы могла исчезнуть раздвоенность, но так как невозможно, чтобы умер Он, умираешь ты, чтобы Он мог манифестировать Себя тебе и могла исчезнуть дуальность»».[41]41
Читтик У. К. В поисках скрытого смысла. Духовное учение Руми. М., 1995. С. 214.
[Закрыть]
«Что может горсть снега перед солнцем, как не растаять от его сияния и тепла?»[42]42
Там же.
[Закрыть] – вопрошал тот же Руми. «Любовь – это уничтожение любящего, исчезающего в Его атрибутах», – говорил Абу ал-Касим ал-Джунайд (ум. 910).[43]43
Шиммель А. Мир исламского мистицизма. С. 111.
[Закрыть] Эта жажда суфиев полностью стереть все следы своего «я», раствориться в видении предвечного света Бога выражалась ими посредством термина фана, «самоуничтожение», введенного Баязи-дом Вистами (ум. 874). Суфии не знали теозиса,[44]44
Теозис (от греч. Θεωδιζ) – обожение. – Изд.
[Закрыть] и не знали именно потому, что для них была закрыта, точнее же, ими вслед за Мухаммедом была отвергнута как тайна Триединства, открывающая христианам возможность неуничтожения «я» человека при соединении с «Я» Бога, так и тайна Боговоплощения, позволяющая христианам уповать на целокупное преображение человеческой личности – души и тела – и являющаяся оправданием воскресения с точки зрения христианства.
Второе. Любое одухотворение коранического описания рая, при сохранении ли личности человека или при исчезновении ее в Божественных атрибутах, все равно не решает той проблемы, что этот рай находится вне Бога. Максимальная близость с Божественным Возлюбленным, которой, как им казалось, достигали мусульманские мистики, – это всегда «пред», а не «в», к которому призваны христиане: да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, – да уверует мир, что Ты послал Меня (Ин. 17, 21).
Третье. Кораническое чувственное представление (в котором эта чувственность, впрочем, не омрачена грехом!) является, как уже было сказано, оправданием воскресения плоти с точки зрения ислама. В суфизме же вследствие преодоления этого представления всеобщее воскресение теряет свою значимость, оно не находит себе оправдания в исламском мистицизме: «Любовь более величественна, чем сотня воскресений», – говорил Мухаммед Шамсуддин Хафиз (ум. 1389),[45]45
Шиммель А. Мир исламского мистицизма. С. 110.
[Закрыть] и для суфиев мысль о духовном воскресении уже в этой жизни имела большее значение, чем догмат о воскресении плоти в Последний День.
* * *
Представление о блаженной посмертной участи человека крайне важно для понимания содержания той или иной религии, и тем удивительнее, что исследователи, как правило, обходят его вниманием, тогда как это основной нерв религии, без него лишается смысла все остальное: если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков (1 Кор. 15, 19). И в исламе именно этим обусловлено то, что в Коране практически нет ни одной суры, которая не упоминала бы о «садах услады». Представление о рае, как лакмусовая бумажка, выявляет саму сущность религиозных представлений; оно тесно связано с представлением о Боге и человеке, о зле и добродетели, о самом мире. Так что и различия в каждом из этих пунктов в учении той или иной религии отражаются и фокусируются в образе будущей жизни уверовавших. Христиане прекрасно понимают это, и потому желающий перейти из ислама в христианство должен в числе прочего отречься от мусульманского образа рая:
«Вопрошение: Отрицаешися ли магометанскаго блазненнаго[46]46
Блазненный – соблазнительный, преткновенный. – Изд.
[Закрыть] учения о многоженстве в сей жизни и о чувственнем услаждении в рай по смерти?
Ответ: Отрицаюся, и учение сие, к плотоугодию измышленное, отвергаю».
Представление о грехе
Каким образом надлежит нам давать отчет интересующимся мусульманам о нашем уповании (ср.: 1 Пет. 3, 15) так, чтобы оно было адекватно ими воспринято? С чего следует начинать? С доказательства ли превосходства Библии над Кораном? С личности ли Господа нашего Иисуса Христа и значения Его Крестной Жертвы? С Богооткровенной ли тайны Пресвятой Троицы? Расхождения между христианством и исламом дают здесь большой простор, а мусульмане, со своей стороны, также не прочь поговорить на эти темы.
Однако опыт современных христианских миссионеров, работающих в арабских странах, показывает, что диалог с мусульманином следует начинать прежде всего с учения о грехе. Ибо мы должны помнить, что апостолы проповедовали краеугольные истины христианства людям, которые знали, что чистый от нечистого не рождается (ср.: Иов 14, 4) и что нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы (Еккл. 7, 20). Мусульмане же этого не знают, и этим во многом объясняются расхождение и непонимание по другим вышеозначенным вопросам.
Различия между христианским и мусульманским пониманием греха можно разделить на несколько основных пунктов.»
Существо грехаЧто есть грех? По мусульманскому учению, грех – неведение Божественного закона. Вообще ислам – религия максимально рационализированная. Знанию (положительному, религиозному) придается подчас едва ли не решающее значение: «Ученый мог бы и не совершать благих деяний – он был бы оправдан своими знаниями. А если бы ты, простолюдин, посмотрев на него, пренебрег благими деяниями, то дурные деяния твои, поскольку ты лишен его знаний, погубили бы тебя, ибо заступничества тебе искать было бы не в чем».[47]47
Ал-Газали Абу Хамид. Избавляющий от заблуждения // Степанянц М. Т. Восточная философия. М., 1997. С. 435.
[Закрыть]
Христианство никогда не рассматривало грех лишь как неведение. Религиозный опыт не только христиан, но и всего человечества убеждает в том, что грех оказывает на согрешающего гораздо более глубинное влияние, чтобы можно было ограничивать его одним лишь умом. «Грех в православном понимании – это не преступление или оскорбление в юридическом смысле, это и не просто некий безнравственный поступок; грех – это прежде всего болезнь человеческой природы»[48]48
Давыденков Олег, иерей. Догматическое богословие. М., 1997. С. 148.
[Закрыть] – так Шестой Вселенский собор в 102-м правиле определяет грех как болезнь души.
Нельзя сказать, что мусульманское учение совсем уж неверно с точки зрения христианина. Признание глубинной связи греховного состояния человека и джахилийи, религиозного невежества, отрицания своим умом и своей жизнью факта существования единого благого и истинного Бога, имеется и в христианстве, но здесь оно осмысляется как одно из проявлений состояния падшести человеческой природы и «как следствие изначального отступничества от Бога».[49]49
Преподобный Каллист Ангеликуд. Слово 16 // Путь к священному безмолвию. М, 1999. С. 105.
[Закрыть] Ошибка мусульманского богословия в том, что оно принимает часть за целое.
В Коране, как и в Библии, также описывается грехопадение прародителей. Однако в Коране этому факту не придается общечеловеческого значения, как в Священном Писании христианства: Адам покаялся и был прощен, его неведение было упразднено, грех исчез. После одного из описаний грехопадения автор Корана взывает: «О сыны Адама! Пусть сатана не искусит вас, как он извел ваших родителей из рая, совлекши с них одежду, чтобы показать им их мерзость. Ведь он видит вас – он и его сонм – оттуда, откуда вы их не видите. Поистине, Мы сделали шайтанов покровителями тех, которые не веруют!» (Коран 7,26). Таким образом, каждый человек как бы находится перед тем же выбором, что и Адам, причем в равном с ним положении и с равными возможностями. Первый грех в исламе не мыслится как первородный, то есть открывший путь всем последующим грехам. «Учение о первородном грехе не согласуется с Кораном и логически противоречит Божественной справедливости. Вера в то, что грехи индивидуально ответственных людей может искупить кто-то другой, противоречит кораническим представлениям о законе, справедливости и человеке, а также доводам разума».[50]50
Варденбург Ж. Мировые религии с точки зрения ислама // Христиане и мусульмане: проблемы диалога. М., 2000. С. 329. (Рецензию на книгу см. ниже, с. 229–236.– Изд.)
[Закрыть]«Ислам исходит из того, что Бог справедлив и никого не карает за чужие грехи или некие изначальные грехи. Все люди рождаются в мир свободными и непогрешимыми. Им дается от Бога свобода выбора, или фуркан (различение добра и зла). И в конце концов человек будет отвечать перед Богом только за свои грехи, то есть спасение человека не в руках некоего Спасителя, уверовав в Которого человек освобождается от греха, а в его собственных руках, путем познания фуркана».[51]51
Из дискуссии на форуме сайта www.kuraev.ru.
[Закрыть]
Однако ни в Коране, ни в позднейшем мусульманском богословии не объясняется, почему Бог, даровав прощение Адаму, не возвратил его в Эдем. Если Адам был изгнан за свой личный грех (а Коран подчеркивает, что это именно так) и если этот его грех не имеет последствий для дальнейшего человечества (как утверждает исламское богословие), то почему мы, его потомки, не рождаемся и не живем также в Эдеме, но в земле изгнания? В этой связи можно сказать, что наше нынешнее состояние не соответствует фитре, то есть первозданному состоянию человеческой природы. Наши условия de facto весьма различны по сравнению с условиями, в которых находились Адам и Ева в Эдеме, так что по умолчанию некая ответственность за чужой грех все же подразумевается и требования коранической справедливости все равно не удовлетворены. На это следует обращать внимание мусульман в диалоге.
Д-р Осман Яхья из Каирского университета в своем докладе, прочитанном на одной из встреч мусульманских богословов и представителей Католической Церкви, очерчивает проблематику этого вопроса еще рельефнее: «Коран сталкивает нас с человеком в двух основных состояниях: в его первоначальном виде – прототипе, созданном по образу Божию, и в его настоящем положении. В своем первозданном виде человек был исключительно гармоничен. Он был само совершенство. Коран дает нам описание: «Мы создали человека в наиболее благородном виде». В противоположность этому идеальному типу человек в его нынешнем состоянии является слабым (Коран 4, 32), безнадежным (11, 12), неверным (14, 34), сварливым (16, 4), тираном (96, 6), погибшим (105, 2) и тому подобное. Мусульманское богословие действительно не говорит о первородном грехе и о передаче его из поколения В поколение. Но в свете приведенных цитат мы ясно видим два состояния человека: первозданное совершенство и нынешнее падение. Возможность избавления человека и его последующий путь были указаны в Коране и адресованы грешникам, отцам человеческой расы: «Идите отныне вперед, и, если будет вам Мое водительство, тот, кто последует за Мной, не будет более бояться, не будет убогим» (2, 38). Этим твердым заявлением Сам Бог предпринимает шаги для спасения человека на пути к праведности. Таким образом, исламская традиция располагает средствами привести человека к его исходному совершенству».[52]52
Яхья О. Человек и его совершенство в мусульманском богословии // Медани Бессам. Библия и ислам. М., 1996. С. 76.
[Закрыть] В комментарии к этому докладу, опубликованном в журнале «The Muslim World» (1959. № 1), редактор журнала писал: «Изложенное д-ром Яхья мусульманское богословие, включающее учение о человеке и его спасении, поднимает целый ряд богословских вопросов. Христианин оказывается в растерянности перед этой несомненной уверенностью в том, что «знать – значит делать»; в том, что спасение человека происходит исключительно под знаком откровения и что через закон, данный в общении с Богом, лежит путь, которым человек будет следовать, пока знает о нем и видит его. Вся тайна неповиновения человека и «жестоковыйности» кажется исчезнувшей».[53]53
Там же.
[Закрыть]
Тайна-то и впрямь кажется исчезнувшей, вот только сама жестоковыйность и неповиновение человека все никак не исчезают. В том числе и среди мусульман. Слабость исламского богословия в этом вопросе состоит в том, что оно не объясняет состояние современного человека, в то время как христианское учение о грехе, как говорил еще святитель Григорий Нисский, «не баснословное сказание, но в самом естестве нашем черпает свою вероятность».[54]54
Святитель Григорий Нисский. Большое огласительное слово // Восточные отцы и учители Церкви IV века. М., 1999. Т. 2. С. 159.
[Закрыть]
По христианскому учению, вкусив плод, человек не узнал чего-то нового и не утратил части какого-то знания, но переступил грань. Грехопадение качественно изменило отношения человека с Богом, образовав пропасть между ними, и осквернило само человеческое естество. А поскольку искаженная, помраченная природа не может породить природу чистую и первозданную, каждый человек от рождения получает природу, пораженную грехом. Это и называется в христианском богословии первородным грехом. Они же, подобно Адаму, нарушили завет и тем изменили Мне (ср.: Ос. 6, 7); О, что сделал ты, Адам? Когда ты согрешил, то совершилось падение не тебя только одного, но и нас, которые от тебя происходим (3 Езд. 7, 48).
«Как преступивший заповедь Адам принял в себя закваску страстей, так и родившиеся от него, и весь род Адамов, по преемству стали причастниками оной закваски; а при постепенном преспеянии и возрастании до того уже умножились в людях греховные страсти, что простерлись они до прелюбодеяний, непотребств, идолослужений, убийств и других непотребных дел, пока все человечество не вскисло пороками».[55]55
Преподобный Макарий Египетский. Духовные беседы. М., 1998. С. 182.
[Закрыть] Образ преподобного Макария, уподобляющего влияние греха на человечество воздействию дрожжей на тесто, очень красноречив и выразителен. Именно таким образом «этот новонасажденный грех к злосчастным людям перешел от прародителя»,[56]56
Святитель Григорий Богослов. Творения: В 2 т. Сергиев Посад, 1994. Т. 2. С. 34.
[Закрыть]«ибо оставил он детям в наследство не чистоту, но блуд, не нетление, но тление, не честь, но бесчестие, не свободу, но рабство, не царство, но тиранию, не жизнь, но смерть, не спасение, но гибель»,[57]57
Святитель Мелитон Сардийский. О Пасхе // Сочинения древних христианских апологетов. С. 533.
[Закрыть] – кратко говоря, «то, чем человек соделался, то самое он и родил».[58]58
Блаженный Августин Иппонийский. Творения. СПб., Киев, 1998. Т. 3. С. 557.
[Закрыть]
Последствиями первого греха христианство называет несколько явлений в жизни человека.
Во-первых, это духовная смерть. Наступившая после грехопадения и выразившаяся в помрачении ума, воли и чувств прародителей, она привела к расстройству самой человеческой природы. «Все силы души его (человека. – Ред.) получили неподобающее направление, наклонились к злу, к страстям».[59]59
Алипий (Кастальский-Бороздин), архимандрит, Исайя (Белов), архимандрит. Догматическое богословие. Сергиев Посад, 2002. С. 238.
[Закрыть] Извратилась вся прежняя богозданная иерархия в человеке: «Дух должен был жить Богом, душа – духом, тело – душой. Но дух начинает паразитировать на душе, питаясь ценностями не Божественными, а подобными той автономной доброте и красоте, которые змий открыл женщине, когда привлек ее внимание к древу. Душа, в свою очередь, становится паразитом тела – поднимаются страсти.
И, наконец, тело становится паразитом земной вселенной, убивает, чтобы питаться, и так обретает смерть».[60]60
Лосский В. Н. Догматическое богословие. М., 1992. С. 162.
[Закрыть]«Со времен Адамова преступления душевные помыслы, отторгшись от любви Божией, рассеялись в веке сем и смешались с помыслами вещественными и земными».[61]61
Преподобный Макарий Египетский. Духовные беседы. С. 182.
[Закрыть]«Ибо изменение произволения в Адаме ввело страстность, тленность и смертность в естество человеческое»,[62]62
Преподобный Максим Исповедник. Творения. М., 1993. Т. 2. С. 111.
[Закрыть]«претерпело изменение и тело, став вследствие преступления заповеди тленным и смертным из нетленного и бессмертного»;[63]63
Преподобный Анастасий Синаит. Три Слова об устроении человека по образу и подобию Божию // Альфа и Омега. 1999. № 2 (20). С. 134.
[Закрыть]«земля, проклятая в делах Адама, есть плоть Адама, вследствие дел его, то есть страстей оземлянившегося ума, всегда подвергаемая проклятию в виде бесплодия добродетелей»;[64]64
Преподобный Максим Исповедник. Творения. Т. 2. С. 35.
[Закрыть]«до вкушения знали они добро по опыту, о зле же только слышали, а по вкушении произошло противное тому: они стали только слышать о добром, худое же испытывать на деле».[65]65
Преподобный Ефрем Сирин. Творения. М, 1995. Т. 4. С. 250.
[Закрыть] Грехопадение «не только расстроило простую душевную память о добре, но и извратило все силы души, ослабив ее природные влечения к добродетели»;[66]66
Преподобный Григорий Синаит. Творения. М., 1999. С. 25.
[Закрыть]«оба – тело и душа – растлились и сорастворились по естественному закону объединения и влияния друг на друга, причем душа предала себя страстям и демонам, тело же уподобилось бессловесным скотам свойствами своего состояния и подчинением тлению».[67]67
Преподобный Григорий Синаит. Творения. М., 1999. С. 35.
[Закрыть]«Таким образом, от преслушания заповеди Божией человек соделался доступным враждебному в нем всеянию. И грех в естестве человека воздействовал уже на всякое вожделение».[68]68
Святитель Афанасий Великий. Творения. М., 1994. Т. 3. С. 332.
[Закрыть]
Мусульманское богословие такой удобопреклонности ко греху падшего человеческого естества формально не признает. Однако эмпирическая очевидность этого явления нашла выражение в таком понятии, как нафс (душа). «Естественной стороной человеческой души является нафс – источник отрицания. Человек приближается к Аллаху через воспитание нафса. Воспитывая животные чувства, преодолевая темные устремления к материальному миру, душа человека, подобно птице, вырвавшейся из клетки на волю, возвратится на свою волю, возвратится к Аллаху».[69]69
Хайдар Али. Курс лекций по основам ислама. С. 5.
[Закрыть] Мы видим, что так же, как и в случае с последствием первого грехопадения, мусульманское богословие косвенно признает наличие повреждения в современной человеческой природе. Признавать же это напрямую оно избегает в силу того, что, во-первых, в таком случае будет нарушено понятие о Божественной справедливости, а во-вторых, придется признать необходимость Спасителя для человека. То, что калам (мусульманское богословие) складывался в процессе противостояния, полемики с христианством, не могло пройти бесследно. Ислам пытается осмыслить реально наблюдаемую в естестве каждого человека отрицательную силу в категориях творческого замысла Создателя – по сути, списывая ответственность за это на Бога.
Во-вторых, следствием человеческого греха явилась смерть физическая: ибо возмездие за грех – смерть (Рим. 6,23). Посему, как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили (Рим. 5, 12). В исламе смерть мыслится как естественный атрибут человеческой природы. Это объясняется предопределением: «И добро и зло от Аллаха»,[70]70
Ахмад бен Ханбал. Акида (Символ веры) // Хрестоматия по исламу. С. 413.
[Закрыть] так что «все создания должны будут пройти через смерть перед днем восстания из мертвых».[71]71
Ал-Маудуди Абу-ал-Аала. Принципы ислама. М, 1993. С. 76.
[Закрыть] Но смерть как уничтожение богозданной красоты человеческого естества, как «разрушение прекрасной гармонии»[72]72
Святитель Мелитон Сардийский. О Пасхе. С. 535.
[Закрыть] не может быть естественным, закономерным следствием нашей жизни – это подсказывают сердце и разум каждого человека: Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих (Прем. 1,13).
В-третьих, следуя за человеком, исказилось и все материальное творение, владыкой и главой которого он являлся. Вслед за изменением отношений человека и Бога изменились отношения человека и мира. Те животные, которым он прежде назвал имена (знак величайшей власти), перестали ему повиноваться и восстали против него. «Звери… не были изначала злыми… грех же человека испортил их, ибо с преступлением человека и они преступили. Если владыка дома хорошо ведет се-, бя, то необходимо и слуги живут благочинно, если же господин согрешит, то и слуги также будут грешить; таким же образом произошло и то, что с согрешением человека, который есть господин всего, и служащие ему твари уклонились ко злу».[73]73
Святой Феофил Антиохийский. Три книги к Автолику // Сочинения древних христианских апологетов. С. 153.
[Закрыть]
Нужно сказать, что вменение первородного греха не есть деяние чисто механическое, происходящее помимо нашего произволения. Своими личными грехами мы соучаствуем в первородном грехе, актуализируем его: «Мы теперь в этом подражаем начальнику нашего человеческого рода и праотцу, Адаму. Потому что по причине нечестивых грехов и падений, которые мы с дурным и превратным расположением ума многократно совершаем, такие же тяжелые обстоятельства терпим, как некогда и он, а можно сказать, и еще более тяжкие обстоятельства, чем он».[74]74
Святитель Софроний Иерусалимский. Слово на Рождество Христово // Проповеди. Б. м., б. г. С. 143.
[Закрыть] Не один Адам, но «все люди, уклонившись во зло делом, или словом, или помышлением… загрязнили чистоту, дарованную от Бога человеческому естеству»,[75]75
Святитель Григорий Палама. Беседы: В 3 т. М., 1994. Т.1. С. 164.
[Закрыть] так что вполне можно сказать, что «в преступлении Адама повинен весь род человеческий».[76]76
Преподобный Викентий Леринский. Памятные записки Перегрина. М, 1999. С. 46.
[Закрыть]
