Текст книги "Прошли глаза Майи"
Автор книги: Юрий Моисеев
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Моисеев Юрий
Прошли глаза Майи
Юрий Моисеев
Прошли глаза Майи
"Navigare necesse esf, vivere non esf necesse"
"Плазать по морю необходимо, жить не так уж необходимо"
Древняя матросская поговорка
Быстрым вверяя себя кораблям, пробегают бесстрашно
Бездну морскую они, отворенную им Посейдоном;
Их корабли скоротечны, как легкие крылья иль мысли...
Кормщик не правит в морях кораблем феакийским; руля мы,
Нужного каждому судну, на наших судах не имеем;
Сами они понимают своих корабельщиков мысли...
Oduccen.
– Как давно я вас не видел, Ивонна! – Высокий широкоплечий человек наклонился над пультом элегантного оператора командующего метеофлотом.
– Да, вы, товарищ адмирал, кажется, и не пытались это сделать,– голос ее был заносчив, даже чуть капризен, а карие глаза обрадованно улыбались.
– Ах, Ивонна! Все мое время отнимали эти разбойницы – мисс Ураган, мадемуазель Ураган, синьорина Ураган...
– О чем вы сожалеете? Романтические дамы и... все у ваших ног.
– Мда... я и не подозревал, что мои профессиональные обязанности могут так соблазнительно восприниматься... А как себя чувствует "Закон бурь"? – И тревожная нотка проскользнула в его тоне.
– "Закон бурь" гневен,– лукаво сказала она,– поэтому соберитесь с духом. Проходите, О'Кеан вас ждет.
Адмирал переступил порог, и она услышала его слегка приглушенный голос: – Плавать по морю необходимо!
И неторопливый ответ командующего: – Жить не так уж необходимо!
Дверь закрылась, и она не уловила как О'Кеан с какой-то непонятной интонацией повторил эту странную фразу, которая не переставала волновать ее. Древняя формула океанского братства, дерзновенной воли, встающей один на один с ураганом. И через долгие века она снова вошла в лексикон моряков, став формулой привета.
– В самом деле, Иван, оказывается, жить не так уж необходимо.
– И это говоришь ты – Патрик – "Закон бурь" планеты, и какой прекрасной планеты – Земли! Послушай, да ведь всю жизнь было в тебе твое окаянное упрямство. Неужели оно может тебе изменить?
– Эх, Иван, мои пять хворостей великолепно уживаются во мне, пока я не возьмусь лечить одну из них. Тогда остальные немедленно взбунтуются за пренебрежение.– Командующий встал, расправляя плечи, и подошел к окну. Взглянув на голых мальчишек, играющих в прибое, он с невольным вздохом повернулся к адмиралу.
– Право же, порой я чувствую себя так, словно проглотил пяток мин замедленного действия. И каждая тикает и тикает, приближая мой ураганный час. И кружит надо мной одноглазая птица Балигу, протягивая к сердцу когти-молнии.
– Столько ураганов прошло над нами, Патрик, что нас понастоящему уже ничем не испугаешь. Не засиделся ли ты в своих роскошных апартаментах? Не вернуться ли тебе з моря? – И адмирал Родионов, не скрывая скептической гримасы, оглядел просторный кабинет, а командующий, прищурившись, с грустной усмешкой смотрел на него.
Всю дальнюю стену занимала огромная карта путей ураганов за три века в развертке Лумиса. Издали переплетение траекторий бурь вокруг Северного полюса поразительно напоминало символ параграфа, что дало повод назвать карту "законом бурь" и перенести это определение, конечно со всей почтительностью, на командующего. На карте перемигивались зеленоватые огоньки, отмечая суточное положение судов патрульных эскадр в Тихом, Атлантическом и Индийском океанах.
– Инспекцию начнешь с Тихоокеанской эскадры. Из донесений спутников видно, что один из циклонов явно трансформируется в ураган, а Делонг пока молчит.
– Наверно, пришлось разбросать внимание на несколько целей.
– Может быть, может быть,– досадливо поморщился О'Кеан.– Я полагаю, пришло время подумать о перспективах нашей службы. До сих пор мы, высунув язык от усердия, пытаемся насыпать перцу на хвост каждому новорожденному циклону и так или иначе свое дело выполняем. Но мы ведем борьбу со следствиями, и постепенно из поля зрения выпадают причины. Такой путь в принципе бесплоден. А нам сейчас под силу более радикальные решения.
– Ты хочешь, чтобы патрульные эскадры превратились в филиалы Академии наук Мира? – проворчал Родионов, поглубже усаживаясь в кресло.
– Что ж, Иван, в нашем флоте немало ученых, способных на гораздо большее, чем мы получаем от них. Мы все еще не научились как следует использовать потенциал людей. А время ставит новые задачи.
– Аккумулировать солнечную энергию? – бросил адмирал, скорее утверждая, чем спрашивая.
– Да! – с выразительной силой ответил О'Кеан, и рыжие его волосы золотом блеснули на солнце.– Но проблему надо ставить пошире: аккумулировать еще в космосе солнечную энергию. Ее избыток в тропиках в конечном счете и рождает ураганы. И, знаешь ли, напрашивается точная ассоциация. Неиспользованная энергия солнца трансформируется в циклоны. Невостребованная, прости за прозаизм, энергия людей, их воля, способности, таланты, плодотворное вдохновение также вырождаются, перерождаются в неслышимые и поначалу неощутимые шторма. Во всяком случае это поток непрерывно утрачиваемой энергии.
– Я все понимаю, Патрик! – сказал Родионов.– Идеи носятся в воздухе, и я не раз хотел поговорить с тобой по аналогичному поводу, почувствовав признаки тревожных настроений у экипажей штормового патруля. Когда опасное дело становится обыденным, то надо что-то менять, пока оно окончательно не превратилось в безнадежную рутину. Накапливается скука, равнодушие, растет духовная энтропия.
– Значит проблема поставлена своевременно. И в этом плане тебе надо подготовить экипажи всех эскадр. Наступает новая эпоха в жизни метеофлота,продолжал О'Кеан, расхаживая по кабинету.– Теперь мы будем работать в прямом контакте с Космическим Центром. Недавно завершено строительство энергетического пояса по всей тропической зоне планеты, и станции готовы принять солнечную энергию. Специальные корабли-энергоприемники готовы к выходу в океан.
– Наконец-то! – вырвалось у Родионова.
– Да, наконец-то! – приостановился на мгновение командующий,– но слишком все затянулось. За долгие века люди уничтожили миллиарды тонн угля, нефти, свели миллионы гектаров леса, загрязнили атмосферу. И могли бы вплотную подойти к непоправимому нарушению экологического равновесия в природе, если бы не серия международных договоров об охране природы. А между тем уже сотни лет работают миллионы самых простых устройств на солнечной энергии для опреснения, нагрева и перекачки воды и отопления жилищ. И пусть их кпд невелик, что-то около пятнадцати процентов, в космосе их эффективность будет намного выше. А какие блестящие результаты мы получили на плотах-энергоприемниках, дрейфующих в Гольфстриме! Сколько даровой энергии за счет температурного перепада верхних и придонных слоев воды! По меньшей мере в сотни раз больше, чем энергетический потенциал самой развитой страны. А выйдя в космос, в принципе, мы всего за несколько дней сможем получить от солнца количество энергии, равное всем энергетическим запасам Земли.
В нашу эпоху мы действуем в масштабах земного шара и должны мыслить глобально. Наверно, самое большое несчастье людей в том, что они долгие века были в плену всяческих нелепостей. И неважно, чем они занимались. Толкованием якобы священных книг, яростной защитой очередной вздорной религии, подсчетом ангелов на острие иглы. Или же выращиванием петрушки, картофеля, ананасов. Трагедия была в том, что их души были скованы, разобщены страхом, невежеством, инерцией. И какая же великая сила духа была нужна, чтобы увидеть звезды, уходить в океаны навстречу неизведанному, не устрашиться тайн природы! Какое мужество было у тех, кто сумел разорвать томительные, затяги вающие путы привычного, обыденного! И это были не столько поиски неведомых земель, сколько мучительные поиски самих себя, попытки раскрыть неисчерпаемые глубины своей собственной Вселенной.
Тогда таких людей называли авантюристами. Однако сейчас было бы авантюрой думать и поступать иначе. Я вот к чему веду, Иван. Если, как я предполагаю, ты столкнешься с на стоящим ураганом, будь с ним поделикатнее. Одно дело перекрывать гравитационными полями только что зародившиеся вихри. А если ты возьмешься за укрощение урагана...
– Послушай, Патрик,– с досадой прервал его Родионов, – ну, почему ты уверен, что я поведу себя как новобранец, дорвавшийся до мороженого?
– Я ведь все-таки немножко знаю тебя, Иван, и боюсь, что тебе захочется поиграть стихиями, отомстить за прошлые поражения. И ненароком вызовешь серию цунами или, на худой конец, скажем, локальное подводное извержение. Согласись, это будет посерьезнее урагана.
– Согласен, Патрик, согласен,– недовольно проворчал Родионов.– Буду вести себя примерно как благонравная девица на выданье.
– Ох, что-то трудно в это поверить, старый пират, но так и быть! засмеялся О'Кеан.– Что же еще? – задумчиво сказал он, поглаживая подбородок.– Кажется, все. Ну, а свое завещание я изложу тебе, когда ты вернешься.
– Не собираюсь его выслушивать, черт побери! Но с воодушевлением вспомнил бы нашу старую застольную. Как это там, Патрик, а?
– Знаю, знаю, что ты вспоминаешь... "Миледи смерть, мы просим вас За дверью подождать! Нам будет Бетси петь сейчас И Дженни танцевать!.."
Голос командующего, густой, тяжкий, заполнил кабинет, и такая воля к жизни прозвучала в нем, что Родионов порывисто шагнул к нему и положил руку на плечо.
– Вот именно, Патрик! И пусть она подождет за дверью, пока мы сами не позовем ее!
– Ладно, дружище! Устраивай свои дела, и перед отлетом приказываю прибыть ко мне.
– Есть, товарищ командующий! – Родионов направился к двери, и прощальная улыбка О'Кеана неожиданной болью отозвалась в его сердце. Тем же мгновенным потрясением, когда волна перехлестывает парапет набережной и веер брызг взлетает перед тобой, закрывая небо.
Океан стремительно отступал, обнажая дно, где бились застигнутые врасплох рыбы, судорожно хватая воздух, сводя и разводя жаберные щели, и ошеломленные крабы неуклюже карабкались в поисках убежища с камня на камень, скользя и путаясь в водорослях. Величавая река, только что неторопливо катившая свои воды, рванулась вперед, с ревом обрушиваясь в раскрывающуюся бездну, над которой всплыл хрупкий мостяк радуги.
А на горизонте, застилая робкие утренние звезды, поднималась с неправдоподобной, пугающей медлительностью гигантская волна, и ветер срывал с высоты ее гребня хмельные клочья пены. Время словно остановилось, отсчитывая последние удары сердца, пока волна поднималась и поднималась, казалось, не только над островом, где все живое было парализовано ужасом перед неминуемой гибелью, но возносясь призраком неумолимого, слепого возмездия над всем миром. И когда, наконец, изогнувшись, она ринулась на берег, заглушая панические крики людей и рев обезумевших животных, к нему пришло чувство облегчения. Хотя он понимал, что, достигнув берега, волна пойдет по руслу реки со скоростью снаряда в стволе орудия и надеяться на спасение бессмысленно.
Дрогнула и застонала земля от чудовищного удара... и адмирал Родионов проснулся в своей просторной каюте на борту подводного крейсера "Дарума", флагмана эскадры штормового патруля. Проснулся от легкого стука в дверь.
– Радиограмма, товарищ адмирал! – послышался настойчивый голос.
– Одну минуту! – Наскоро одевшись, он подошел к двери и взял у вахтенного радиограмму. Поеживаясь от утреннего озноба, адмирал бегло проглядел ее и бросил на стол, где на раскрытой книге лежала большая раковина. Родионов осторожно отодвинул ее и, опираясь ладонями на стол, пробежал глазами страницу.
"Вначале все было лишь недвижность, спокойствие и безмолвие. Не было ничего, кроме того, что в небе, и не было ничего, кроме неба. Ничто не имело формы. Сущим было только спокойствие над водами и безмолвие моря.
Одни лишь боги были в сияющем свете, и один лишь свет показывал то, что не было создано, и боги спрашивали себя, как может существовать жизнь всех тех, кто вынужден жить в тени вечной ночи, которая есть сердце небес и чье имя есть Хуракан".
– Сердце небес Ураган! – медленно повторил Родионов.
Он полюбовался розовой тающей глубиной раковины и, задумчиво улыбаясь, приложил к уху, ощутив ровную прохладу ее завитка. Далекий, то уплывающий, то накатывающийся гул давным-давно прокатившихся волн невольно заставил его прикрыть на мгновение глаза. Когда в дверь снова постучали, он поспешно отложил раковину и крикнул:
– Войдите!
– Простите за раннее вторжение, товарищ адмирал...
– Ну, что за официальный тон, капитан Делонг, да еще с самого утра,радушно сказал Родионов.– Проходи, Франсуа. Вчера мы так и не успели с тобой поговорить. Мы с тобой не виделись, однако, целую вечность.
– Последний раз на Таити, Иван Арсентьевич, когда проходил ураган "Дрейк".
– Да, да, старый пират, простите, сэр Фрэнсис Дрейк, дорого нам обошелся,– помрачнел Родионов.– Так нелепо погиб тогда мой закадычный друг, Лоуренс, командир крейсера "Луизиана".
– Что делать, до сих пор каждый ураган стоит немало. Но во всяком случае теперь тысячи людей не погибают в один миг.
– Всемирная служба погоды делает свое дело неплохо... Я сейчас перечитал отрывок из священной индейской книги "Пополь Вух". Образы удивительной силы! "Ураган – это сердце небес!" Насколько проник в мышление предков этого народа фатализм! Ураган воспринимался как необходимая составляющая жизни, как само ее существо, ее главный, неизменно торжествующий закон.
– В планетарном плане это только справедливо. Кстати говоря, многие первобытные народы неплохо знали повадки стихий. Например, индейцы-карибы во время урагана вплотную приникали к земле не только для того, чтобы их не унесло, но и чтобы найти в почве воздух и спастись от удушения.
– Да, в этом приеме опыт и знания многих веков. А наука до обидного мало знала о стратегии ураганов, о тайнах их рождения и смерти, о философии ураганов, как выражались ученые-моряки.– Родионов осторожными ласкающими пальцами провел по раковине.– Как жаль, что мы слышим в ней только биение нашего пульса. И никакой информации о жизни океана.
– Ты совсем не переменился, Иван Арсентьевич!
– Я слишком много отдал точным наукам, Франсуа, и поэтому из естественного чувства протеста обращаюсь к мирам образов. В принципе, мне кажется, что образ несет в себе информацию, не сопоставимую по концентрации с научным фактом. Тем более что научная гипотеза зачастую не выходит за пределы образа. Недаром, когда хотели зашифровать опасное знание, то прибегали к образному языку. И может быть, это вообще самый верный путь к тайнам природы.
– Черт возьми, Иван Арсентьевич, не ожидал найти в тебе такого,поискал Делонг слово,– закоренелого скептика. Так, пожалуй, можно добраться и до черной магии, колдовства и заклинаний стихий.
– Что ж, колдуны первобытных племен умели вызывать по заказу или дождь, или гром. И были даже такие священные танцы: танец Грома и танец Дождя.Родионов непроницаемо смотрел на Делонга, а тот, хотя и давно был знаком с адмиралом, как всегда в разговоре с ним, не знал, то ли смеяться, то ли протестовать.
– Плохо только, что колдуны не умели прекращать дождь, иначе можно было бы попытаться использовать их опыт,сказал он, наконец, решив поддержать шутливый тон.
– К сожалению, мы будем вынуждены развлекаться совсем другими пируэтами и заклинаниями. Ну, хорошо! – открыто улыбнулся Родионов.– Перед твоим приходом я получил радиограмму. Нам предлагают идти на перехват циклона "Майя".
– Я уже приказал изменить курс.
– Мда... Я вижу, мой мирный инспекционный вояж снова трансформируется в разведку боем.
– На моей памяти, Иван Арсентьевич, ты всегда предпочитал штормовую погоду.
– Да, получалось как-то так, что всю жизнь я сам навлекал на себя бури. Чуть ли не на уровне некоей загадочной предрасположенности к несчастьям.
– Ну, за проделки "Майи" ты явно не отвечаешь.
– В том лишь случае, если мы справимся с ней своевременно. Только однажды в своей жизни,– медленно сказал Родионов,– я видел на юге Индии штормовую волну в десяток метров и потом много раз во сне. Убийственная была картина, хотя под защитой генераторов гравитационного поля нам ничего не угрожало.
– Однажды такая волна, если не ошибаюсь в 1737 году, пришла с Бенгальского залива в дельту Ганга и погубила ни много, ни мало триста тысяч человек.
– Гекатомба во имя сердца небес Урагана! Немудрено было нашим предкам видеть в ураганах волю беспощадных богов. Когда из Сахары, где зарождались многие атлантические циклоны, поднималась красная пыль с пресноводными диатомеями и морскими фораминиферами, вызывая к ужасу верующих "кровавые" дожди в Европе, то, например, в Лионе тамошний проворный епископ немедленно предписал своей пастве усиленные моления и пост.
– Но самое интересное, Иван Арсентьевич, это работа ученых того времени. Сколько нужно было терпения и знания, чтобы сопоставить факты, не имея в распоряжении и подобия нашей техники. Собрать красную пыль с парусов судов, стоявших в гавани Мальты, на зданиях и судах Генуи, на улицах Лиона, на поверхности снега в Тироле и на этом основании прийти к правильному выводу: ураганы зарождаются в Сахаре.
– Не мешало бы и нам, наконец, сделать правильные выводы,– бросил Родионов, вставая.– Хорошо, Франсуа, через две склянки я буду на мостике.
Легко покачиваясь на утренней зыби, "Дарума" шел малым ходом курсом на зюйд. Родионов и Делонг встречали на мостике зарю, пламеневшую, как никогда не обманывающее предупреждение, как неумолимое предзнаменование, и пульсирующие отблески надвигающейся катастрофы ложились на их загорелые лица. Спиральные гряды облаков в сотни километров длиной, подсвеченные зловещим медно-красным заревом, тянулись над ними в немыслимой высоте.
– Какая избыточная щедрость красок и как эти пурпурные завесы к лицу нашей героине! Не правда ли, Иван Арсентьевич?
– Великолепный наряд для Немезиды, Франсуа! – согласился тот, не отрывая взгляда от встающих на горизонте облачных колоннад, за которыми таилось пока еще неведомое разъяренное божество.– Пожалуй, пора запросить сводку Ураганного Центра по всей акватории.
– Есть! -Капитан крейсера произнес несколько слов в микрофон. Обернувшись, он перехватил радиограмму у матроса, поднявшегося из люка, и протянул ее адмиралу.
– Сообщение спутника.
Взяв красный листок, Родионов прочел про себя, потом вслух:
– "Полюс на 04 час. 00 мин. гринвичского времени 15 августа обнаружил вихрь циклона "Майя" на один восемь норд, один четыре шесть ост с развитой циркуляцией радиусом около шести градусов в квадрантах норд-ост, зюйд-ост и зюйдвест".
– Шесть градусов! Прозевали, все-таки! – покачал он головой, наклоняясь над картой с неподвижными зеленоватыми огоньками – подводными лодками дивизиона и сближавшимся с ними огоньком крейсера. Привычным жестом провел рукой по лицу.
– Передай радиограмму: "Дженни" идти в квадрант... Сообщи координaты и прогноз его пути.
– Есть! – козырнул калптак и спустился в рубку боевого поста. Вахтенному офицеру, вопросительно взглянувшему на него, он досадливо бросил: – Штормовой Иван сам будет командовать операцией. Вот не повезло, Алексей!
– Что делать, адмирал теперь не часто выбирается в океан,примирительно улыбнулся тот.
– Немедленно радируй Ларсену.– Делонг заполнил бланк, положил его на стол вахтенного и поднялся на мостик.
Не глядя на него, Родионов негромко сказал:
– Не огорчайся, Франсуа. В этом году тебе предстоит укротить не менее десятка взбалмошных и, конечно же, очаровательных дебютанток. Может быть, правда, не таких свирепых. Или ты уже вошел в роль демиурга?
– Да нет, Иван Арсентьевич! – пожал плечами капитан, поднимая бинокль и без особой нужды всматриваясь в горизонт.
– Прибавь ходу до полного. Подберемся к циклону вплотную, чтобы собрать побольше информации, и только тогда пойдем на погружение. Всплывать в центре "глаза".– Адмирал взглянул еще раз на грозные облака и направился к люку.
Когда он спускался по трапу, его с силой прижало к поручням. Делонг переключил крейсер на гравитационную тягу, и в краткий миг он набрал полную скорость. Прекратилась и легкая качка: корабль уже не плыл, а, скорее, летел, летел стремительно, как стрела из лука. Родионов шел по просторному светлому коридору, с удовлетворением осматриваясь по сторонам. Овладение термоядерной и гравитационной энергией, совершавшееся на его глазах, в считанные годы изменило лицо века и особенно сказалось на конструкторской мысли. Прежде всего отпала необходимость в жестких ограничениях. Подводный дворец "Дарумы" не мог и присниться конструкторам подводных лодок прошлых эпох, которые тряслись над каждым кубическим сантиметром пространства.
Офицеры встали, когда он переступил порог командного пункта и прошел к пульту. Всю стену над овалом экрана занимало изображение Дарумы – божества древнеяпонской мифологии, победителя стихий, которое словно нависало над людьми: огромный безволосый купол черепа, сокрушительной пристальности взгляд с плавающими точками зрачков, бесформенный, плотно сомкнутый рот и что-то вроде многочленистых ног в левом углу картины. И грозные сполохи пламени над вздыбленными волнами.
Родионов взглянул на Даруму, словно подобравшегося перед прыжком, и слегка сдвинул брови. Он недолюбливал избыточную экспрессию в выражении чувств, утверждая при случае, что романтическая, чисто внешняя приподнятость зачастую подменяет, имитирует непосредственное действие.
Внимательно проглядев показания приборов на пульте кибермозга, он сказал:
– Командиры постов, доложите готовность.
Наклонив голову, он выслушал короткие ответы, по давней привычке стараясь уловить не только смысл, но и тон рапортов.
– Гравитационные генераторы в норме!
– Термоядерные двигатели в норме!
– Служба контроля полей в норме!
– Метеоразведчики левого и правого борта ушли к цели!
– Скорость ветра по курсу? Прогноз трассы циклона?
– Картина почти классическая, товарищ адмирал,– ответил старший офицер.– Идет процесс углубления циклона. Скорость ветра у цели триста километров в час. Траектория – почти правильная парабола. Направление по ведущему потоку к полюсу.
Бесконечные, однообразные ряды волн, постепенно уменьшаясь, проносились на экране: метеоразведчик все круче набирал высоту, посылая закодированные донесения кибермозгу крейсера и изображение на экран. Сплошной туман застлал экран, в глубине которого струились, сплетаясь и расходясь, бесформенные облачные образования. Родионов повернулся во вращающемся кресле к командирам постов.
– У нас еще есть время, и я хотел бы сказать вам, что в ближайшее время все должно радикально измениться, и, вероятно,– добавил он, помолчав,романтические цели штормового патруля в нынешнем его виде могут потерять всякое значение. Вы знаете, что когда-то десятки циклонов ежегодно направлялись от экваториального пояса бурь к берегам Японии, Китая, Маршалловых островов, Филиппин и Кореи. Несколько меньше – в Карибское море, обрушиваясь на Флориду, Техас, Луизиану, Каролину и Мексику. Они опустошали Индию и Бангладеш, острова Мадагаскар, Реюньон и Маврикий. Тогда только половина циклонов в нашем полушарии становилась ураганами. Теперь, конечно, они не добираются до наших городов и поселений, но держат в напряжении тысячи людей, поглощая огромные средства. Этот циклон успел сформироваться по недоразумению, от которого никто не застрахован: спутники понадеялись на патруль, а мы в свою очередь на спутники. Но дело-то в том, что наши методы борьбы никогда не решали проблемы. Мы только уничтожаем циклоны в зародыше, а нужно аккумулировать энергию тропиков. И Космический и Ураганный центры планеты вплотную взялись за это.
– А самое радикальное решение никогда не обсуждалось, товарищ адмирал? – смело прервал его молодой офицер, командир поста метеоразведки.Увеличить наклон земной оси к плоскости эклиптики до 45 градусов. В этом случае при общей ширине тропической зоны до 90 градусов циклонов не будет и в помине.
– Самые радикальные решения – не самые лучшие,хмуро улыбнулся адмирал.Боюсь, что мы будем похожи на ученика чародея из старинной притчи, который вызубрил заклинание, призывающее волшебные силы, но с перепугу запамятовал способ водворить их на место.
Офицеры засмеялись, а вместе с ними, ничуть не смутившись, и поклонник радикальных методов.
– Пожалуй, это было бы похоже на лечение головной боли по принципу: болит? – Отрубить ее и дело с концом! – продолжал Родионов.– Грешно пренебрегать этой дьявольской мощью. Мало-мальски приличный циклон ежесекундно развивает энергию, равную энергии трех первых атомных бомб. А потенциал среднего урагана – это полмиллиарда таких бомб. Когда мир был молод, эскадры титанических циклонов лепили облик нашей планеты, перенося зародыши и семена жизни, разрушая цветущие страны и оплодотворяя бесплодные пустыни. Ветры, дожди и штормовые приливы формировали материки. Эволюционные явления только перерабатывали, моделировали то, что создавалось ураганами. Тысячи километров они проходили по великой тихоокеанской или атлантической параболе полосой в сотни километров шириной, упираясь головой в стратосферу и непрерывно накапливая свою мощь. Чем не владыки пространств! Чего стоил, например, "Ураган Саванны-ля-Мар"! В 1780 году одна волна буквально смыла этот несчастный город, унеся в океан всех людей, животных и постройки. А неделю спустя в том же году он за считанные дни потопил английский флот у острова СентЛюсия, французский флот у острова Мартиника, множество судов у Бермудских островов, стер попутно с лица земли несколько городов, похоронив под развалинами тысячи людей. Недаром его назвали "Великим Ураганом". А еще через несколько недель ураган "Солано" потопил испанский флот. Поистине, божественная беспристрастность! Это геофизическое чудовище во все времена пожирало тысячи человеческих жизней, словно перст неумолимой, карающей судьбы, как трагический неотступный рок древних. Вероятно, я несколько увлекся, но все мы когда-то писали стихи, а это, знаете ли, не проходит даром. Не так ли, лейтенант Эванс? – обратился он неожиданно к командиру поста метеоразведки.
– Да, да, товарищ адмирал! – оживился Эванс.– И очень любопытны имена циклонов. Это "элефантас" на Малабарском берегу, "бахио" на Филиппинах, "вилли-вилли" в Австралии, "бычий глаз" на мысе Доброй Надежды, "хуракан" у народов Центральной Америки. А варианты названия тайфуна: "тифоенс", "тифон", "туфан", "тайфу", "тайфон"-уже давно навели на мысль о тесных связях древних народов, хотя их разделяли тысячи километров.
– Стоит только добавить,– сказал Родионов,– что к циклону неприложимы никакие абсолютные правила. Мне кажется, одно из самых глубоких и емкиx суждений, когда-либо произнесенных по поводу циклона,– высказывание участника первых полетов в сердце циклона, кстати, Эванс, вашего соотечественника: "Вы сейчас уже имеете представление о том, что это такое, но все будет совсем не таким, и каждый раз все это будет не так, как вы ждете, и вам никогда не удастся вспомнить точно, что же это было".
– Не привносите ли вы ненужные эмоции в определение весьма несовершенного предохранительного клапана природы? – с плохо скрытой досадой произнес старший офицер. – Это всего лишь торичеллева трубка планетарного масштаба. Тропики накапливают избыток тепла и не знают, как от него освободиться. Массы воздуха идут от экватора к полюсу и обратно. Вращение земли разводит их, появляется зона пониженного давления, которая требует заполнения. И возникает циклон. Затем давление в его центре еще понижается: по горизонтали – за счет центробежных сил при вращении масс воздуха, а по вертикали – за счет восходящих токов теплого воздуха при конденсации облаков. Вот, кажется, и все секреты его карусели.
– Что ж, Доннер, ваш рационализм весьма уместен,скрывая улыбку, проговорил адмирал.– Однако, знаете ли, воображение всегда открывает некие дополнительные и зачастую совершенно неожиданные перспективы. Наши метеоразведчики должны дать не только голые цифры – это делается автоматически, а свои впечатления, как бы расплывчато это ии звучало. Их выводы должны быть сформулированы не только на языке фактов, но и на языке образов.
– Товарищ адмирал,– сказал Эванс,– насколько я знаю, вы принимали участие в разработке первых ракет с электронным мозгом. Наверно, сейчас уже немногие помнят об истории их создания. Не могли бы вы рассказать об этом, пока метеоразведчик добирается до "глаза" циклона?
– Пожалуйста, товарищ адмирал!.. Это было бы очень интересно... Может быть, мы далеко не все берем от ракет...дружно подхватили офицеры.
– В самом деле, Иван Арсентьевич,– раздался из микрофона голос Делонга,– командирам постов весьма полезно вас послушать. Время еще есть.
– Ну, меня уговаривать не надо,– рассмеялся Родионов, невольно взглянув на микрофон.
– В те времена я был главным психологом метеофлота,медленно начал адмирал, собираясь с мыслями,– поэтому я, разумеется, имел прямое отношение к этой работе. Вы знаете, что появление электронно-вычислительных машин вызвало поток самых восторженных надежд и упований, далеко опередивших тогдашнюю технику. Лет сто пятьдесят назад один выдающийся астроном высказал твердое убеждение, что в будущем люди научатся на время сливаться с любыми достаточно сложными машинами и таким образом смогут не только управлять, но и становиться космическими кораблями, подводными лодками, телевизионной сетью. И это даст нечто гораздо большее, чем просто интеллектуальное удовлетворение. Он был уверен, что острота ощущений, которые можно испытать при вождении гоночного автомобиля или полете на самолете, всего лишь бледный призрак того волнения, которое познают праправнуки, когда сознание человека будет свободно перелетать по их воле от машины к машине, легко рассекая просторы моря, неба и космоса.
– Поразительно мощная фантазия! – вырвалось у Эванса.
– Да! – согласился адмирал.– Этот астроном, правда, был не только большим ученым, но и поэтом. А союз вообра жения и знания всегда необычайно плодотворен. Так вот, когда мы зондировали атмосферу обычными ракетами или аэростатами, мы получали лишь отдельные параметры. О целостной картине речи не возникало. Но овладение гравитационной энергией решило множество проблем. Транспорт, энергетика, связь, да тут всего и не перечислишь,– махнул рукой Родионов.
– Наконец совершился качественный скачок в развитии вычислительной техники и психологии. Кибермозг, способный управлять сложнейшими промышленными системами, оказывается, мог быть и незаменимым советчиком отдельного человека. Психология, особенно социальная психология, стали настолько могущественны, что пришлось разработать специальный кодекс чести и права. Весьма разумная мера предосторожности, так как, несмотря на все старания, иногда, словно чудовища из темных глубин, появляются люди с генетическими дефектами: патологическим стремлением к власти, которые во что бы то ни стало намерены спасти мир по своей, конечно же, безупречной системе. Старая мысль: и в безумии есть своя система. Этот кодекс практически исключил потенциальную опасность манипулирования волей людей. Гравитационная энергия, кибернетика, психология... Наши ракеты просто не могли не появиться. Но на первых порах осложнений было хоть отбавляй.– Он помолчал, и перед его пристальным взглядом словно стремительно пронеслись далекие дни. И командиры постов притихли, боясь его прервать.