355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Станкевич » Миллиард ударов » Текст книги (страница 1)
Миллиард ударов
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 20:57

Текст книги "Миллиард ударов"


Автор книги: Юрий Станкевич



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Юрий СТАНКЕВИЧ

МИЛЛИАРД УДАРОВ

Крыса не раз путешествовала на лифтовом канате с этажа на этаж, поскольку дом был старый, и в поисках еды у неё было много конкурентов. Ей перевалило за два года, и она безошибочно чувствовала, что жить оставалось недолго. Сейчас она вцепилась когтями в рельефные выступы тросиков и замерла в ожидании: днём, особенно утром и вечером, лифт двигался вверх– вниз почти непрерывно, замирая разве что ночью. Крыса немного расслабилась, длинный хвост её свесился вниз, сердце билось ровно – двести шестьдесят циклов в минуту.

Наконец в лифт зашли. Человек, как подсказывала ей интуиция, был один. Пассажир нажал кнопку, внутри что-то щёлкнуло, загудело, и лифт поехал вниз. Небольшой блок ограничения скорости начал вращаться, стремительно ускоряя обороты: обычное дело, если бы не один незначительный нюанс, который касался непосредственно крысы и непредсказуемо изменил ситуацию. Сказался возраст животного – подвела сила мышц, острота зрения и слуха, да и просто реакция на опасность: хвост неожиданно попал в блок и сразу же намотался на цилиндр. Крыса была мгновенно затянута внутрь и моментально раздавлена. Трос автоматически сбросился.

Лифт остановился.

***

Человек по имени Павел Дук торопился. В прихожей, на выходе из квартиры любовницы, он мельком взглянул на себя в зеркало, критически усмехнулся и пригладил волосы. Он был уже не молод, имел лишний вес, но широкие плечи и узкие бедра скрадывали эти не очень существенные, по его мнению, недостатки. В зеркале он увидел ничем не примечательное лицо лысеющего мужчины с прямым носом, серыми глазами и впалыми щеками.

Любовница – женщина лет сорока, дородная, но без явных жировых отложений, темноволосая, с чувственным ртом, – набросив халат, вышла проводить его и закрыть дверь. Её пышная обнажённая грудь выпирала из– под халата, а голова, когда женщина прильнула к нему, доставала ему почти до подбородка. Мужчина вдруг почувствовал, как опять проснулось желание, но заглушил его и торопливо поцеловал женщину на прощание.

– Созвонимся, – сказал он, выходя на лестничную площадку. Это был последний, девятый этаж, и человек по имени Дук поспешил к лифту. Он нажал кнопку вызова, дверь почти сразу открылась – лифт был рядом.

Уже в кабине, отыскивая при слабом свете плафона кнопку первого этажа, он мысленно опять вернулся к тем двум-трём часам, проведённым в квартире любовницы. Их связь длилась уже несколько лет. Мужчина иной раз задавался вопросом: почему его неудержимо тянет к этой женщине? Ведь его жена ни в чём ей не уступает – и красивее, и нежнее. Любовница же иной раз была прямо-таки вульгарной, несдержанно-похотливой, но искренней в своих чувствах и не стыдилась этого. Прокручивая теперь в голове минуты, проведённые с ней в постели, мужчина облизал внезапно пересохшие губы и опять почувствовал, как его исподволь охватывает желание. “Разве ж эта женщина, если бы он, к примеру, на ней женился, оставалась бы для него все такой же привлекательной? – думал он. – Вполне вероятно, что всё могло быть наоборот: он стал бы к ней равнодушен, а законная жена, встреть он её в то время, превратилась бы во всегда желанную любовницу”.

Кабина лифта качнулась и двинулась вниз. Быстротечные мысли между тем вернулись к повседневным заботам: вот он явится домой и примется объяснять жене причину своего опоздания. Потом мужчина вспомнил о служебных обязанностях: с утра надо было согласовать ряд вопросов с базовой фирмой. Человек по имени Павел Дук работал начальником отдела маркетинга медпрепаратов узкого профиля. Вдруг в кабине, прямо под ногами, что-то глухо щёлкнуло, и лифт остановился. Мужчина начал беспокойно искать глазами панель и нажимать на кнопки, но безрезультатно. Его неожиданно бросило в жар. Слабая волна пока ещё неосознанного страха пробежала по телу.

“Без паники, – приказал себе человек по имени Павел Дук и обвёл глазами все четыре стены кабины, а также потолок и пол под ногами. – В конце концов, ничего не случилось, он просто застрял, но через секунду-другую вызовет дежурного диспетчера или ещё там кого, и его вызволят. Правда, это произошло с ним впервые, однако же о подобных случаях он знал, даже видел в каком-то комедийном фильме или слышал в юмористических капустниках с участием знаменитых комиков”.

Но уже первый, весьма поверхностный осмотр камеры его временного содержания вызвал в душе новую, безотчётную волну страха. Кнопка вызова дежурного диспетчера была вырвана “с мясом”, содрана была и табличка с номерами аварийных телефонов.

Мужчина привычно опустил ладонь в карман, где всегда лежал тёплый прямоугольник мобильника, и – похолодел. Лицо его покрылось потом.

Мобильника не было. Он предусмотрительно оставил его дома, чтобы жена не докучала. Мало приятного, когда в разгар интимных ласк “труба” вдруг начинает наигрывать призывную мелодию. Так, сейчас надо было, во– первых, не поддаваться панике, а во-вторых, спокойно искать выход. Должен же быть в его ситуации какой-то выход?

“Вентиляция”, – подумал он. Ему нужен свежий воздух, потому что неизвестно, сколько времени он просидит в этой коробке, может, даже до утра.

Он опять ужаснулся: подростками вентиляция была сплошь забита и зацементирована жвачкой, и мужчина сразу же ощутил острую нехватку кислорода – вот-вот начнётся приступ удушья. “Но ведь это всего только внушение, – убеждал он себя, – воздух просачивается через всякие незаметные щели, проникает под дверь, а он в кабине один и ему вполне хватит кислорода”.

Человек по имени Павел Дук набрал в лёгкие как можно больше этого самого воздуха и крикнул:

– А-а-а-а-а!

И опять:

– Помогите!

А потом начал барабанить в стены кабины и в дверь ногами:

– Лифт остановился! Слышите, кто-нибудь?!

И опять уже на выдохе:

– Помогите!

Ответом было молчание. Мужчина замер и прислушался. Тишина. Страх с новой силой накатил на него, и он с отчаянием понял, что если не возьмёт себя в руки и не сумеет успокоиться, будет хуже. Тем более, он уже имеет проблемы с сердцем и гипертензию, пусть себе и в начальной стадии, но от этого не менее опасную.

Мужчина нащупал пульс и поднёс к глазам часы. В тусклом свете оплавленного спичками и окурками плафона он принялся считать.

Он насчитал почти тридцать циклов, пока секундная стрелка часов пробежала четверть циферблата.

“Почти сто двадцать, – мысленно запаниковал он. – Тахикардия на грани срыва, к тому же затылок сжимает. Давление”.

Но он сразу же принялся успокаивать себя: например, у американских астронавтов, когда они спускались в модуле на Луну, а потом выходили из него на поверхность, пульс, как отметили в Центре полётов, был около ста двадцати циклов в минуту. Так это же происходило на Луне, а он находится на Земле, даже неподалёку от своего дома, всего в нескольких остановках. Ну, а то, что он застрял в лифте, так это мелочь, достойная разве что смеха. В конце концов, лифтом всё время пользуются, люди обнаружат, что кабина не работает, сообщат, кому надо и его освободят.

Мужчина даже деланно усмехнулся и вдруг вспомнил про таблетки от давления, которые в последнее время нет-нет да и носил в карманах. Он ощупал их: один, второй, третий, но ничего, кроме перочинного ножика и портативного калькулятора, который неизвестно как здесь оказался, не обнаружил. “Видно, таблетки остались в другом пиджаке”, – подытожил он, и опять почувствовал, как холодеют спина и ладони.

Сердце билось в прежнем ритме. Человек по имени Павел Дук неожиданно вспомнил известные ему факты, которые теперь почему-то всплыли в памяти. Проведённые расчёты по частоте сердечных сокращений для разных видов животных совпадают с фактическими величинами продолжительности их жизни. Сердца животных за период жизни делают приблизительно одинаковое количество сокращений: в пределах одного миллиарда.

Однако же и человек, как утверждает современная наука, – животное, пусть себе и развитое.

Миллиард ударов.

Чтобы занять чем-нибудь свои мысли и успокоиться, а этого надо было добиться любыми путями, мужчина вытащил калькулятор и принялся подсчитывать: в одной минуте – шестьдесят секунд, что приблизительно соответствует такому же количеству сокращений сердечной мышцы. В шестидесяти минутах содержится три тысячи шестьсот, в сутках – восемьдесят шесть тысяч четыреста, в месяце – два миллиона пятьсот девяносто две тысячи, в году – тридцать один миллион сто четыре тысячи циклов, в шестидесяти годах – ...получалось немногим более миллиарда. Но продолжительность жизни современного человека искусственно увеличивают гигиена и медицина, а раньше люди вообще не жили больше сорока лет, прикидывал он.

Манипуляции с цифрами, тем не менее, не дали никакого результата. Страх с новой силой охватил его. Мужчина начал бить в стены кабины кулаками, а потом и ногами, пока настоящий припадок удушья не остановил его. Он сбросил пиджак и рванул ворот рубахи.

“Клаустрофобия?”

Действительно ли он страдает клаустрофобией? Человек по имени Павел Дук начал лихорадочно перебирать в мыслях прошлое – возможно, с ним уже случалось что-то подобное? На первый взгляд, ничего такого как будто не обнаруживалось. Однако же и ситуации, подобной нынешней, он не мог припомнить. Проверить это не было случая, впрочем... впрочем, вот оно: неожиданно воспоминание тридцатилетней давности услужливо выплыло из глубин памяти. Да, это было давно, в студенческие годы, когда он жил в общежитии. Он привёл девушку своего факультета к себе в комнатушку, но кроме него там жили ещё трое его однокурсников, и оставлять ее на ночь было никак нельзя. “Комендантская как раз свободна, – дали ему совет, – комендант в отпуске. Только вот замок там трудно открыть, еле ключ подобрали”. Но об этом он знал и сам.

Они выпили вина, выкурили по сигарете, и он помог ей снять с себя одежду. Но она вдруг вспомнила, что забыла в его комнате “косметичку”.

– Потом заберу, там всё равно ничего особенного нет, – сказала она.

– Я принесу, – услужливо предложил он, ощущая надобность сбегать в туалет. Сказать об этом постеснялся, благо причина нашлась сама: сходить за оставленной “косметичкой”.

Но дверь не открывалась. Ключ был намертво заблокирован в замке.

И он сразу же почувствовал страх, нахлынувший ниоткуда: комнатка, минуту назад казавшаяся уютным гнездышком, вдруг мгновенно превратилась в опасную западню. Ключ упрямо не поворачивался, руки тряслись, а движения стали суетливыми, как у безумца.

– Да брось ты, – посоветовала ему девушка, – потом откроем, иди ко мне.

Преодолевая ужас, он вернулся в постель, разделся, но желание, снедавшее его минуту назад, пропало. Вместо него с новой силой навалился страх.

Тогда он вскочил и, не обращая ни на что внимания – ни на свои руки, ни на язвительную улыбку девушки, ни на поднятый им излишний шум, – начал выбивать дверь.

И как только она открылась, страх исчез, будто его и не было.

Теперь мужчина уже смутно помнил, чем закончилось любовное приключение. Скорее всего, а, несомненно, так оно и было, девушка сразу ушла, а он вернулся к себе, упал на кровать и забылся тяжёлым сном.

“Ужас”.

Человек по имени Павел Дук почувствовал, что ему становится по-настоящему плохо. Руки похолодели, а ноги утратили способность держать вес тела, и он, спиной по стене, съехал вниз, на пол.

“Опасность”.

Степень этой опасности он осознал только сейчас. Действительно, он не молод, и как все люди в его возрасте, имеет изрядный “букет” болезней, некоторые уже явственно проявились, другие находятся в зародышевом состоянии. Многие его ровесники внезапно умирают, к удивлению знакомых и родственников. Умереть не сложно. Что такое существование человека? Как он когда-то вычитал, а теперь вспомнил, тонкая красная нить, которая сразу рвётся, если сила жизни возобладает. А красная потому, что живая: красный цвет – цвет крови.

В конце концов, в его положении это не что иное, как пустые разглагольствования, оборвал он себя. Когда дверь этой западни откроется, то его, вполне возможно, найдут на грязном, заплёванном полу, с синим обезображенным лицом, под стенами, испещрёнными гнусными словами, отвратительными в своей предельной мерзости. Можно только представить, какие психические отклонения водили рукой тех, кто это писал... Вызовут “скорую помощь”, потом жену, подключат вечно всем недовольных милиционеров-ту– годумов. Интересно, что подумает жена, когда обнаружит его тело в этом районе, в незнакомом доме – месте, никогда ранее им не упоминавшемся? Взрослые дети? Впрочем, тогда ему будет на всё это глубоко наплевать. Пожалуй, что так.

Новая волна страха накатила на него.

– Помогите! – опять закричал он что есть силы.

Молчание.

Безусловно, он теперь как раз в том возрасте, когда его сердце уже выработало свой миллиард сокращений, – думал мужчина, – а это значит, что надо подготовиться и встретить неизбежное без лишних волнений и жалоб на судьбу. Разве смерть, всегда находящаяся, как он однажды вычитал у Кастанеды, рядом с нами, за спиной с левой стороны, на расстоянии метров полутора, может проявить к кому-нибудь интерес, сочувствие, милость, ещё какие-нибудь чувства, кроме безразличия и враждебности? Конечно, нет. Однако же человеку, если он осмотрителен и не лишен интуиции, стоило бы не сетовать на эту извечную враждебность, не бояться, не враждовать в ответ, а, наоборот, попытаться подружиться с ней и прийти к согласию.

“Не бояться?”

Мужчина готов был поклясться, что его теперешнее состояние как раз не является боязнью смерти. “Здесь что-то совсем иное, необъяснимое, возможно, какая-то патология, годами дремавшая в нём, не имевшая случая проявиться”, – лихорадочно рассуждал он. Боятся же люди темноты, замкнутого пространства или, наоборот, бескрайнего и открытого, молний, пауков, мышей, громких звуков, вида крови, глубины, змей, да мало ли ещё чего. “Может, и он из этой категории? Фобиями страдают почти все. Однако же нет, здесь не совсем так, – пытался он анализировать и доказывать самому себе. – Чего именно он боится? Замкнутого пространства? И только? Этот фактор, несомненно, присутствует, но вряд ли он имеет существенное значение, нет – здесь не то. Тогда что?”

Ответ был на первый взгляд простым. Он боится погибнуть вот так по– глупому, нелепо, и не достичь своей цели. У каждого человека – своя цель. Можно разбогатеть, удачно жениться, или, как говорят в простонародье, высоко взлететь, вырастить и хорошо устроить детей, но при всём при том не быть счастливым в этом конформистском мире. Счастливым можно быть только тогда, когда достигнешь цели. “А я достиг своей цели? Вообще, какая она у меня? – думал человек по имени Павел Дук, перебирая мысленно отдельные факты жизни, какие-то несущественные усилия, слабые попытки, мелкие стремления. – Доволен ли я своим нынешним положением? И чего конкретно я хотел, считая от сознательного возраста – приблизительно двадцати лет – до настоящего времени? Эти желания осуществились?”

И была ли вообще у него цель?

Мужчина припоминал разве что отдельные моменты чего-то аморфного, бесформенного. Сначала его целью было стать студентом, потом окончить институт, и он этого добился, несмотря на нищету, голод, одиночество. Потом, с трудом перенося духоту системы, решил бежать за границу, но бегство в результате предательства тех немногих, кому доверял, не состоялось. Его следующей целью была любовь, но и здесь его ждало обычное непонимание, а потом измена. Наконец он решил, что его цель после брака с женщиной, которая доверилась ему, достичь определённого достатка, воспитать детей, но вот дети выросли, а он, как говорится, должен уйти со сцены, ибо биологический барьер уже преодолен, и природе он, отработав свой миллиард циклов сердца, больше не нужен.

Неожиданно мужчина ужаснулся. У него не было цели. “Но я платил добром тем, кто мне доверялся, – мысленно оправдывался он. – И сама жизнь – разве она имеет цель?”

Вдруг свет в оплавленном от спичек и окурков плафоне слабо замигал и погас.

Мужчина оказался в темноте. Мрак значительно ухудшил его состояние, но заставил настойчиво искать пути к избавлению. “Если мне уже совсем хана, то и бояться нечего”, – убеждал он себя. Самое опасное, что сейчас напрямую угрожает ему, это высокое давление и тахикардия. Обе причины не представляют опасности для молодого организма, но для него это может окончиться тяжёлым сердечным приступом, и помощи ему ждать неоткуда. Когда его, в конце концов, найдут и вызволят из этой душной клетки? Возможно, он вынужден будет находиться в ней гораздо дольше, чем рассчитывает. Как и сколько времени будет тянуться это “дольше”?

“Однако же, – рассуждал он, – надо относиться к любой беде, а в его случае к маленькой разновидности техногенной катастрофы, с холодным спокойствием. Мы давно живём в мире, где личная безопасность стала иллюзией. И мир этот настолько сложен, что катастрофы, которые он порождает, невозможно предупредить только по одной причине: они абсолютно не предсказуемы”.

Ему вспомнились события совсем недавнего прошлого, о которых сообщалось в прессе. Например, в Стокгольме, когда там случился пожар в туннеле, где был проложен электрический кабель, места, снабжённые электросистемами, сразу оказались отрезанными от цивилизации. Перестали работать водопровод и проводная телефонная сеть, от перегрузки вышла из строя и сотовая связь, а на улицах с наступлением темноты сразу появился криминал. Или когда от удара молнии произошёл крупнейший сбой в системе всей мировой энергетики и больше суток такие мегаполисы, как Нью-Йорк, Оттава, Детройт, Монреаль и другие города, оставались без света. Остановились поезда в метро, лифты небоскрёбов, погасли светофоры, в краны не поступала вода.

Как чувствовали себя тогда некоторые люди – его собратья по несчастью? Заблокированные в вагонах подземки, в лифтах, в обстановке неопре– делённости и страха?

Руки его по-прежнему тряслись, когда он снова начал лихорадочно ощупывать карманы. Носовой платок, расчёска, открытая пачка с контрацептивами, блокнот, шариковая ручка, перочинный ножик...

“Перочинный ножик?”

В темноте мужчина вытащил маленький, почти декоративный складной ножик, который носил на всякий случай, как это делает большинство людей: им можно заточить карандаш, порезать хлеб или бутерброд, откупорить бутылку да мало ли ещё что. Он вытянул лезвие из паза и потрогал пальцем. Лезвие было острое, он сам однажды в свободное время наточил его.

Сердце по-прежнему колотилось в груди.

Миллиард ударов. За ним уже край...

На запястье левой руки он нащупал выпуклый бугорок, где бился пульс, прижал к нему лезвие и, стиснув зубы, провел по вене. Из ранки сразу брызнула и потекла кровь. “Кровопускание – самое простое и эффективное средство от высокого давления и лучшее предупреждение апоплексического удара, если нет больше никаких других средств, – вспомнил мужчина. – Основное средство, которым, кстати, пользовались в древности лекари. Разве что применяли ещё пиявки...”

Тёплым ручейком кровь струилась из ранки на руке. Может, впервые за последнее время человек по имени Павел Дук почувствовал, что к нему возвращается надежда. Сколько он уже здесь сидит, во тьме и скрежете зубовном? Час, два, пять? Но теперь он способен перехитрить надменную судьбу, которая обошлась с ним так немилосердно.

В темноте он не мог разглядеть циферблат, но безошибочно определил, что пульс замедлился, и ему стало немного лучше. Правда, подступили непривычные апатия и слабость, но впервые начал отступать страх.

“Страх. Вот причина. Вот почему смерть, которая всегда у нас за спиной на расстоянии вытянутой руки, приближается вплотную и по-дружески хлопает вас по плечу. “Пора, – говорит она. – Не надо бояться”.

Мужчина хотел было встать на ноги, но передумал: зачем напрасно тратить силы, когда их и так мало. Вдруг злость заклокотала в нём, но прошла очень быстро. И правда – на кого ему теперь злиться? На устаревшие технологии, на изношенную технику, на людей, которые не могут дать ему гарантию безопасности даже на примитивном, бытовом уровне, даже в этом похожем на гроб лифте, на их равнодушие, эгоцентризм?

“Но ведь так было и будет до скончания света”. Человек всегда остаётся одиноким перед роковыми силами природы, перед непостижимым Космосом. И что он сам в конце концов значит, на что годен, если ему отмерен всего лишь миллиард ударов сердца?

Тёплой тоненькой струйкой кровь из вены стекала по его ладони на пол. Другой рукой мужчина вытащил платок и держал его наготове, чтобы в нужный момент пережать ранку. Он чувствовал, что ему становится легче. Лучше потерять немного крови, чем жизнь. Ему вспомнилось, как он однажды сдавал кровь на станции переливания и как после этого в тот же день работал и ничего плохого с ним не случилось ни в тот день, ни на следующий, ни позже.

Ему теперь значительно лучше, даже в сон стало клонить, скоро его найдут, он вернётся домой, и, вполне возможно, будет вспоминать обо всем, что с ним случилось, с улыбкой. Разве что коллегам расскажет всю правду о своём приключении, однако больше никогда не будет пользоваться лифтами в старых, обветшалых домах. Нет, никогда не будет.

Мысли мужчины начинали путаться. Ему вдруг пригрезилось, что он идёт по лугу, покрытому цветами, нестерпимо терпкий аромат которых наполняет его лёгкие. Луг этот спускается вниз, ведёт к реке. Он уже видит эту реку, удивительно спокойную, неторопливую – ни одной волны, и вдали – другой её берег, но на тот берег ему и не надо, хорошо и здесь, в тени, среди цветов и тишины.

Мужчина встрепенулся. “Опасно впадать в сон, – подумал он. – Тем более, что кровь, пожалуй, ещё течёт из раны, а он до сих пор не перевязал её платком”.

Он пошевелился и осторожно перевязал тряпочкой запястье. Хорошо, что в голову ему пришла такая удачная мысль, и он так хорошо всё сделал: лёгкое кровопускание заменило искусственные лекарства, которые ещё неизвестно, помогли бы ему или нет. А так – всё отлично, давление снизилось, он спокоен, вот-вот его вызволят из этой клетки. И самое главное – исчез страх.

Человек по имени Павел Дук опять задремал. Но больше он не видел себя на речном берегу, утопающем в цветах. Ему вспомнилось детство, школьный класс, где он сидел за партой, а рядом с ним – Кривоножка, которую перевели в их класс из другой школы и которая хромала на одну ногу, за что моментально получила соответствующее прозвище. Кривоножка наклонилась к нему и шептала на ухо, просила, чтобы он не прогонял её со своей парты – ей неприятно и горько. Между ними лежала открытая книга с каким– то текстом, он начал читать, но очнулся.

Мужчина вдруг понял: этот сон из далёкого прошлого вовсе не случаен. Он тогда в присутствии всего класса во всеуслышание заявил, что отказывается сидеть с Кривоножкой за одной партой. Она пересела на другую парту, около двери, которая у них считалась самой непрестижной, и сидела одна. Все бы ничего, но через некоторое время Кривоножка наглоталась барбитуратов, и ее не смогли откачать.Он не отплатил добром тому, кто ему доверился. Мужчина мысленно пытался убедить себя: девушка сделала это вовсе не потому, что он прогнал её. Но тогда – почему? А если именно это стало последней каплей, и тонкая нить не выдержала напора жизненных сил и порвалась?

Неожиданно он почувствовал, что лифт тронулся и поплыл вниз. “Ну, вот и дождался, – мелькнула мысль. – Минута, и он будет свободен”.

Действительно, кабина, так долго бывшая для него местом заключения, спускалась вниз, пока, наконец, не остановилась. Сработали механизмы и дверь открылась. В лицо ему ударил свет. Он начал вставать с колен, ему было трудно: тело налилось неимоверной слабостью, ноги дрожали, но он сделал усилие, и вот он уже поднялся и сделал шаг вперед. Мужчина был несколько удивлён, что никто его не встречает, нет никаких спасателей, аварийщиков или ещё кого-нибудь. Вообще нет никого, только свет впереди, и он с радостной улыбкой устремился к нему навстречу.

***

– Здесь, пожалуй, всё прозрачно, – сказал судебно-медицинский эксперт, обращаясь к оперативнику в гражданском и двум милиционерам в форме, которые выносили тело и накрывали его целлофаном, – смешанная экзогенно-циркуляторная подострая гипоксия. Редко, но случается, особенно при ишемической болезни, к тому же боязнь замкнутого пространства. Что интересно, в аналогичных случаях люди ведут себя по-разному: одни спокойно дожидаются, когда их освободят, даже спят, если пьяные, иногда, заметьте, что-то читают, иногда злятся на лифтёров, а одна женщина, помнится, за несколько часов поседела, мужчина в годах свихнулся и его сразу отправили в “дурку”. Неясно одно: зачем воспринимать это всё так драматично и резать себе вены?

На улице с утра было сыро и пасмурно. Шёл дождь. Капли его попадали и под козырёк подъезда, где стояли несколько человек в ожидании спецмашины.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю