Текст книги "Поэма “Нити”"

Автор книги: Юрий Шестов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

И безобидных волн томленья?

Мы словно диво созерцаем,

И ничего не понимаем.

Убогий, жалкий ручеек,

Как вместо рыбины – малек.

Ну как, знакомая картина?

Из нас под каждым эта мина.

Пусть сил бадья, душа цветет…

А все равно. Возьмет рванет…

Но перемене ль ужасаться?

Не знаю. Вряд ли. Опасаться,

Быть может стоит, и понять,

Творила так природа-мать.

Отлив – прилив, бессилье – сила

(Была – и нет. Вас не бесило?).

И прозорлив, и туп как пень,

И так, пожалуй, каждый день.

Но как тогда, скажите, быть.

Как оседлать удачи прыть?

Стеречь в засаде, на живца,

Бродить – и зверь найдет ловца?

А может, взять и примириться,

Теченьем времени сноситься.

Не споря с матушкой-судьбой

И обретя души покой?

А как кому. Как мы желаем,

Так нить – ответ судьбы свиваем.

И что себе туда вплетем,

То и аукнется потом.

Других учить я не любитель

(Топорщит командира китель).

Но мне чрез тяготы труда

В сухое ложе шла вода.

И если я где спотыкался,

То только сам и поднимался.

Себя хоть чуть не перемог,

Не тот эффект. Пропал урок.

Еще одно соображенье,

И прекращаем эти пренья.

Дается жизнь единый раз.

Я не о том: «Бди каждый час…»

А вот о чем. Ведь интересно

Потрогать жизнь – давно известно.

А будь то высший интерес -

В сколько б бутылок не полез!…

* * *

Пожалуй, хватит про завод,

А то приснится ночью шрот,

И заводская проходная…

Сны лучше с рельсами трамвая.

И все же, все же… В нашей песне

Куплет стоит на видном месте.

Не будь его, другой певец

Пел песнь. И был другой конец.

* * *

Не знаю, будет ли уместно

Воткнуть трактатик в это место

О семенах и о задатках,

И воспитанья нужных латках.

Мы тему далее затронем,

Но пару мыслей в грунт пристроим.

Авось, взойдут… Не очень тесно.

А может, вам неинтересно?

Так если да, беды в том нет -

3нать, без вопроса дан ответ.

Смелее лист переверните

И по душе вам мысль найдите.

А кто остался, те внимайте,

И что вошло, перетирайте.

Как в книгах принято у нас:

«Благодарю…», «Ваш отзыв…», «Вас…»

* * *

Встречали вы в лесу коренья,

Или в поленице поленья:

Чудной изгиб… Глядите, рот!

Вот зуб торчит!… А вот живот!

Повыше руки углядели,

И нос-сучок засохшей ели.

Ну, малость ковырнуть ножом,

И – леший полным естеством.

А может, добрый молодец,

Или медуза-холодец…

Неважно кто, а важно как -

Им всем не нужен был верстак.

С другого края. Вот осина.

Чист ровный ствол, слегка иссиня.

Бела, приятна древесина,

Чуть-чуть дефектик – сердцевина.

Мы из осины – топорище!

Ан хрясь! – топор над ухом свищет.

Мы из осины ладим клин.

Кувалды мах – позор один.

Но поразмыслить, и найдется

Осине место. Разберется,

Кто с головой и понимает -

Для умных хлама не бывает.

Вот все таинство воспитанья:

Провидя с помощью познанья

Игру затейливой природы

Суметь принять умело роды.

5. И снова лето…

Вагоны враз не отпустили,

С мешками дале крыл я мили.

Но оперившейся душой

Проведал – здесь не мой постой.

* * *

Я говорил: Прилив, отлив?…

Снят урожай вагонных нив.

Чуть жизни клещи отпустили,

И даже мотоцикл купили.

Пусть из простых была модель,

Но сердце было что свирель.

Простор, мотор и нить дороги

Совсем не то, чем были дроги.

Цилиндры, картер, шестеренки,

И лошадиные силенки.

И немота любви железа

Сродни влиянию шартреза.

И горизонт под звук мотора

Упруго мчит вперед от взора.

И километры, даль даря,

Влекут все так же, новь тая.

Как будто ключик от пространства,

Асфальта лент, проселков танца.

И бисер ниточек-путей:

Деревня… Речка… Лес за ней…

Ночь, грязь и дождь, падений вехи

(Сквозь лет туман – чем не утехи?).

И в знойном мареве степей

Дорога-вьюн промеж.полей.

6. Школа

Не без умысла заголовок:

Добавим к «школе» – школить ловок

И благодарно вспомним тех,

Чей пот пролит на наш успех.

Поклон вам низкий за пример

И неприятье крайних мер,

И за молчание тогда,

Когда черед вершить дела,

Хоть встретил я таких немного,

Кто был – Учителем от бога.

Мне повезло. Я испытал

С ним свой предел, он свой – я знал.

Учить нас должен Человек.

Само собой, из века в век.

Неважно как: спокойно, страстно,

Но во главе всего – он Мастер.

* * *

Когда мы все же вызреваем?…

И как мы это понимаем?

Сумел поесть добыть кусок -

И возмужанья кончен срок?

Да нет, конечно. Вам понятно -

Проста трактовка, да невнятна.

И так же жизни на конец

Не стоит волочить венец.

На ту пору довлеет знанье

Ремесел, жизни, мирозданья.

Но в бреши новые ломиться

Напора нет – слаба десница.

А молодым – наоборот,

Им до ушей в веселье рот.

Их плоть – она им голова,

А остальное трын-трава.

И в безголовую ту пору

Мир подвергается укору

В несовершенстве прагматизма

Иль в недостатке романтизма.

И так оно от века к веку:

Хлопок – отцы бегут по треку.

Еще хлопок, и сыновья

3а ними вслед, свой путь торя.

А их сыны вослед твердят:

Ну, вы не так! Вы невпопад!

Вот мы бойчее пробежим,

И жизнь красивей сотворим.

И хорошо. И в добрый путь.

И (вспомним песню) ветер в грудь.

Но если вы от дуба семя,

Вам не родня каштанов племя.

И дубоватый ваш дедок

В вас заложил до внуков впрок.

И кроме глаз дала прабабка

То, что зовут «по Сеньке шапка».

* * *

Определились. Коль созрело,

То проступило через дело.

Все остальное – мыльный шар,

Эфир, томленье, споров пар.

Вы не согласны? Я ведь тоже.

Себе польстить… Чего пригоже!

Но купля мыльных пузырей

Занятье даже не детей.

А значит, нам за нас заплатят,

Слегка привыкнув к блеску платья,

Лишь цену рук, нутра, мозгов,

Но не эфирных наших снов.

* * *

И я не вам, не в назиданье,

А в запоздалом осознанье

Пытаюсь мыслью осветить

Года свои – как начал жить.

Вот школьные лета пред взором

(Вам кажется, гляжу с укором?

Ни боже мой, не вправе я

Судить его. Могу – себя.)

Что было там – неисправимо,

А значит, все укоры мимо.

И сослагательный настрой

Не подсобит нам в жизни той.

Мы каждый миг чуть-чуть иные.

И дерева так вековые,

Да что деревья – вся Земля,

Вселенский мир и мелка тля.

Не только вас в тупик поставлю,

Коли вопрос еще добавлю:

Тот школьник – я или не я?

А вдруг ответ – вся жизнь моя?

Я с вами вместе размышляю,

И вот ответ какой слагаю:

Мы как растения, а соки

Вбираем там, где нам истоки.

Вы скажите: по древу мыслью…

Но погодите, Хлесткий, кистью

Удар наносится тогда,

Коль в подготовке – пот труда.

Но дале. В тяжкие минуты

Того же быта, скажем, путы

Скрутили нас в бараний рог,

Или терпенью вышел срок,

Иль мы раздеты и разуты,

А жизнь кругом разврат и смуты.

Куда нам хочется забиться,

В каких лугах с травою слиться?

Ведь если честно, многим детство,

Как утолитель боли средство.

Невинны тайны юных дней,

Как майский цвет во тьме ночей.

Святое время?… Да, быть может.

И кое в чем оно поможет -

По жизни с твердостью пройти,

Побольше взять и все снести.

Но при условии простецком,

Чтоб в становленье нашем детском

И в майском цвете юных дней

Трудились мы, как сто чертей.

Ну ладно. Детство за горами,

Как. синь за горными хребтами.

А здесь – пустыня, дует ветер,

И ты, как зверь, один на свете.

К каким припасть теперь истокам?

Мозгам, не высохшим до срока,

Душе, приявшей чистоту,

И тела силе, как жгуту.

Семья, детишки – где подмога,

А где-то в ад стрелой дорога,

И сбоку тень нежитых лет…

Что там еще спасет от бед?

А самый главный стерженек -

Наш плот, баркас, мозгов штырек,

Что наполняет жизнью день,

И что седлает нашу лень.

Да-да, вы правы, это просто.

Отгадка – дело нам по росту,

На каждый час, на пять минут,

На жизнь, на десять – как дадут.

* * *

Вам надоело предисловье?

Я сам в смятенье – пустословье,

Как скрип зубной, претит и мне

(А где чужое, так вдвойне).

* * *

Когда и что мы вспоминаем?

Когда в минувший день играем,

Когда волнуют прошлых лет

Событья памятных нам мет.

Воспоминанье – это чувство

(Запоминанье то ж искусство).

Томленье, грусть, душа болит…

У вас – любовь, у нас – гастрит.

Какой-то гранью вдалеке

Блеснет как лучик в синь-реке,

Намек на чувство… Что-то было…

И подались слоенья ила.

И зацепило, потянуло,

Глядишь, сердечко колотнуло,

Подраскраснелись щечки ваши…

И краски дней былых все краше.

* * *

Карьера – плотника помощник,

От комбикорма полуношник -

Закончилась расчетом в кассе.

Я ученик. В девятом классе.

И сразу память предложила

Двор школы, гул… А так ли было?

Да вроде так, а чувства нет -

Позвонче запах смазал след.

Но попытаемся тенета

Распутать. Вызволить из гнета

Младых и зрелых наших лет

Былых событий давний след.

Темно, зима. Скрип жесткий снега,

И позабыто слово «нега»,

Когда за сорок с ветерком.

Спешим… Автобус… Вновь пешком…

Соседа валенки уютно

Шерстят по лестнице попутно.

А рядом, мягонько, мои.

Я их любил. (А вы свои?)

И завсегда перед уроком

Стоим, минут пятнадцать сроком,

В колоннах-классах и внимаем.

Чему – забыл. Так… Ждем, зеваем…

Влекут к себе мороз и тьма,

Пух-изморозь весом едва.

Но знаю я – там воли нету.

Чуть подожду гулять по свету.

Учился. В общем-то с напором.

Как с мехлопатой надо споро,

В ученье то ж – замешкал чуть,

Урок пустой. А чем тянуть?

(Эх, скудновато. В этом месте

Изюма в общепита тесте

И то поболе будет, чем,

В моих воспоминаньях тем.)

Да, что-то с школой не выходит.

Зацепок нет, по льду как водит.

Что толк долбить мне толщу дней -

Там тот же лед. И сон теней.

Но почему?! И в чем причина?!

Ну, если честно, чувств картина

Тех дней напорного труда

Расплывчата – туман, вода…

Почти что все ушло в работу,

И цели понятой заботу.

Мозги, хоть грубо, что мотор -

Залил, завелся и попер.

И ни травинки, ни былинки

Не остаются на картинке.

А датчик масла, зажиганье

Займут вам полностью сознанье.

И чувства все-на те мгновенья

С дорогой дерзкого боренья,

Когда подвеска, и мотор,

И ты – их бог, и сам стартер.

Но позади дорога наша.

(Ведь сделают-с асфальтом каша!)

Забыты кочки и жиклеры,

И стынут жаркие моторы.

В воспоминаньях остается:

Околок белый вбок несется,

Метнулся бык через дорогу…

И завернулось время в тогу.

Немного, да. А как иначе?

Я так решал свои задачи:

Долбил упорно, каждый день,

И отдых был работы сень.

Хотел и сделал. Радость? – Радость.

Собою повеленья сладость.

И нет награды той дороже,

Когда уверуем, что можем.

Мечты тогда, как инструктаж:

Вот здесь пахать, тут абордаж,

И вновь пахать – до исступленья.

Стократ сильней, в ком нет сомненья.

За это стоит претерпеть,

И пострадать, и попотеть.

Пусть жизнь свернет в бараний рог

Не раз, не два – всему свой срок.

Согнуло – надо разгибаться,

Опять силенок набираться.

И безмятежностью души

И в пекле адовом дыши.

* * *

И вся-то суть за те два года -

Развить что мне дала природа.

Но это (чуял или знал)

Не легче, чем лесоповал.

А что мозгам от школы надо?

Как мышцам в меру пот отрада,

Так и плутания ума

Даруют истине корма.

Пожалуй, все. Что дальше – проза.

Вот пряди листьев на березе,

Небес над ней голубизна…

Но жизнь корней нам не видна.

И отблеск как, чуть-чуть в тумане,

Картина-призрак жизни рани.

Сентябрь, дождик. Облака

Нависли серой мглой. Река.

Вверх по теченью ветер гонит

Барашки волн. Неслышно тонет

Меж волн от пены седина,

И мелких капель дробь слышна.

Подмышкой румпель, Вова-боцман,

Средь прочих умных главный лоцман,

Орет про кливер-на ветру.

Давая крен, я планшир тру.

Впередсмотрящий, друг наш Джон,

К мечтам-туману устремлен.

Эй, Джон, на юности заре

Внимай взахлеб своей поре!

Ял, паруса, качели-волны

Бездумной силой мерной полны.

Форштевень в пене, брызг накат,

Безвременье… Я тихо рад.

* * *

В простой и цельной жизни той

Я к лыжам попривык зимой.

В морозы в инее ресницы,

В их окнах – лыжины-сестрицы.

Прозрачно замер лес зимою,

Снежинок скрип… Бегу лыжнею.

День будний. Больше – никого.

Искрился снег… И нет его.

Из-под носка две струйки снега

От лыж стремительного бега…

Чем так чарует нас скольженье?…

Победой призрачною тренья?

* * *

Десятый класс, зима. С друзьями

В поход уральскими местами.

Несложен план был общий наш:

Из Златоуста -в Карабаш.

Рюкзак тяжел – легка дорога,

Безветрен день. Ель-недотрога.

И солнце в холоде небес

Сиянье льет в таежный лес.

Чудным избигом снег на соснах,

Изба в лесу, бушлат на досках.

Тепло дороже тесноты,

Поутру хмарь, следов кресты…

Еще изба. Дружна ночевка.

В лесу снег рыхл, и лыжам топко,

Я тихо весел, вверх ползу…

Ах, чудо дней младых в лесу!…

Лег на снег лапник (ветки сосен).

Костром нагреты… Дух стал росен.

Сон на морозе – подремать,

И хочется скорей вставать.

До боли в мышцах «отдых» тела.

Быстрее на ноги, за дело.

Бахилы, лыжи, рюкзаки…

Вниз! В ложе сонное реки.

(Опять завидую напору,

С каким легко бежал я в гору.

Сейчас и силы боле стало,

Да жизнь ее охомутала.)

Открылся Карабаш внизу,

Огрызки труб торчат в дыму.

Средь гор, лесов, в закатном свете

Сам по себе, за все в ответе.

Забытый богом городок,

Как жил тогда, закончен срок.

Взалкала жизнь до перемен,

И встреча наша – ныне тлен.

Автовокзал, Кыштым. Сидим.

Автобус ждем, чудим, бузим.

В буфет зашли, там обсчитали.

Валера в мат. Шум, крики в зале.

Народ угрюмый. 3а душою

Как камень, сложенный с пращею.

Лежит давно, заплесневел.

Лукавья смог в мозгах засел.

И где обидчик – не узреть,

Пространство все – тугая клеть.

Поток словес казенных в уши,

Как зной – язык, нутро всем сушит.

Кыштым опаску в жизни дал -

Средь дня мелькнул там тьмы провал.

В ней жуть чудовища-машины

И слепородый ход пружины.

Наверное, из-за контраста -

Искрился снег в изломах наста,

И в сумрак сосен лес манил…

Вдруг путь нас жизнью окатил.

Тут теснота тебе и давка,

Билет автобусный – затравка.

И лучше дрема на снегу,

Среди людей ночлег – врагу.

* * *

Дорога к дому утром сонным.

(О, что за ужас быть бездомным!)

Валере завтра на завод.

И он молчит. Меня бы в шрот…

* * *

Мир праху твоему, как говорится,

И (вымысел живых) пусть спится.

Душа для нас капкан, марионетки.

И долго нам еще, как в клетке.

7. Москва, физтех

Трудов два года позади.

Что нам за это впереди?…

Ты скудноват насчет утех,

Но плох ли, нет – я твой, Физтех.

* * *

Сел на кровати у сынишки,

На столик детский ручку, книжки.

Склонился меж колен к стихам,

Я больше здесь, а надо – там.

Сейчас, потянем нитеву,

И лягут дни в одну канву.

Как частокол стоят года,

Один к другому череда.

И каждому свое местечко,

И свой, особый, ритм сердечка.

(Теперь мои годины-колья

Кривы, вразброд, и, честно, – голь я.

Ну, правда, сильно не печалюсь,

Живу, кручусь, скорее маюсь.

А как работать бы хотел!…

Бардак в стране. Я не у дел.

И вместо прежней пахоты

Строчу отчетные листы.

Где трепет был, и жил напор,

Все реже бисер, больше – вздор.)

* * *

Курс первый. Многое в новинку.

Но общежития картинку

Я вспоминаю с легким сердцем.

И так же светло – вектор Герца.

Втянулся в дней круговорот,

И пошагал далекий год.

На три вёрсты весь городок,

А не прошел. Опять не срок.

С утра и до ночи учеба,

Скорее на здоровье проба.

Мышленья крепость и мозгов.

А ум – кристалл таких трудов.

Подспорьем был велосипед.

Крутил педали и сосед.

Но как я к боксу притянулся?…

Ни дать ни взять, скорей рехнулся.

А может, жаждал ощущений,

От прозы жизни устремлений.

Азарт борьбы, единоборства

Целит наш дух от язв притворства.

Вот так и жил. Тренировался,

Учился, экзаменовался.

Цеплялась «англичанка»-дура…

Живуч их штамм. (Оно ж – «культура».)

Бывают люди – два потока,

Навстречу только, волей рока.

И вот она, взглянув едва,

Во мне учуяла врага.

А может, сам я виноват.

Что человечек мелковат,

Чутьем каким -то верхним понял,

Но мне-то что? Живи. А – донял.

Как чуют эти люди ловко -

Дала осечку маскировка.

И в мелкой злобности своей

3а то кусают хоть детей.

Вот Вам критерий, кто Вы есть.

Желанный враг – в нем Ваша честь.

Он Ваше в зеркале обличье,

А также доблестей наличье.

И если с ним в борьбе душою,

И мыслей рой о нем с собою,

Гнев лютый в голову стучит…

Он ровня Вам. А бит, не бит…

Да… бог простит их (поговорка).

А мне их труппа – тренировка,

Как душу цельностью лечить,

Себя ценить, а их простить.

Репей пристанет, если тряпка.

Там, где помягче, встрянет цапко.

А если, скажем, стали твердь,

Он прыг да прыг – не одолеть…

* * *

С машиной редкой перекресток,

Его же в ямах в лес отросток.

Здесь корпус наш. Студгородок

Стучащим рельсам лег под бок.

Через дорогу – институт,

«Столовка» (что сейчас дают?).

Мне неуютно было в зданьях

(Укора нет в моих признаньях).

Но очень гол и неприютен

Был главный корпус. Как-то смутен

Занятий облик ежедневный…

Студент я был обыкновенный.

Четыре в комнате кровати

Для будущей ученой рати.

Попали вместе Миша, Боб,

Да я, да Леха, крепкий лоб.

(Про Лехин лоб не рифмы ради.

По нашей глупости не ладил

Он с нами. Из-за пустяка

Я без стипендии. Пока.)

Мы с Борей сразу после школы.

Весной, скатав шинели полы,

Уралец Миша впрягся в гуж,

И дальше чем, тем больше дюж.

Ну, Боб повыше планку ставит,

И что бы ни было, руль правит

До цели жестко, по прямой.

Не промах парень. Непростой.

Пахали мы, конечно, крепко.

Но Боб и Миша – хватко, цепко,

С пружиною души тугой.

Кремни… Таким на кой покой.

Конечно, главное богатство

Тех дней улетных – дружбы братство.

Без кожуры грядущих лет

Душа легко цветет в ответ.

(Пусть разбрелись теперь, ребята,

Пусть жизнь сюрпризами богата,

Маразм кругом… Переживем.

Другого нет, а свой – пройдем.)

О чем угодно разговоры,

В футбол, в «столовку» общи сборы.

И откровенья нараспашку,

И в душе выстирать рубашку.

И были ночью догонялки.

Пяток лосей (ну елки-палки!)

Несутся вслед по этажам,

И аспирант в трусах: – Я вам!…

Ну, в общем, зря я распинаюсь.

Известна жизнь (чего копаюсь?)

Неглупых молодых парней -

В ней много от игры детей.

Само собой, души движенья

На ту пору фальцетом пенье.

И мироздания проблемы

Не задевали трепа темы.

* * *

Тоннельная мозгов работа,

Учебы в спину штырь-забота

Забрали все. Я дивовал,

Что музыки не понимал.

Забыл, как долго это было,

Но не мелодия мне плыла

В забитые вконец мозги,

А треск ломаемой доски.

* * *

Хм… Помню много я чего.

О чем сказать верней всего?…

О мокрой осени в Долгопе?

Безветрен сумрак. Тих… Как в гроте.

Конец занятиям одним,

В общагу переход к другим.

Кровать, а к ней кусок стола,

И жизнь-учеба вновь пошла.

И все нормально, так и надо.

(Как хорошо! Эх, жизнь-отрада!)

Так ясно все – работа, сон,

Как благодатью осенен.

И кувыркаешься в задачах,

И озарениях-удачах,

Томясь, теорию природы

Под «лабника» вгоняешь своды.

(Вам, если «лабник» невдомек,

Я поясню, коль сам изрек:

По физике «лабораторки»

В нем были все. Шедевр до корки.)

Как из кирпичиков дома,

Страничек пестрых череда

Дает чудесное Творенье…

Труда в нем взлет или везенье?

Все просто, близко, и с понятьем,

И все, что надо, без изъятья.

Умов дотошных ясный слог,

Как луч, пробьет незнанья смог.

В любом предмете нить – познанье

Нам расплетать самим заданье.

Но сколь же радостней, когда

Кудель свивала голова!

* * *

В Рязань идет дорога наша,

Где Джон хлебал курсанта кашу.

И тем платил сполна за грезы:

Берет, десант, девичьи слезы…

Вокзал Казанский. Переходы

Из-под одних в другие своды.

Жгуты хвостов-очередей

От касс вплелись в толпу людей.

Шум-гул огромного вокзала.

У касс – в поту. Билетов мало,

Мне не добыть, и еду «зайцем».

Ну, теснота! Не двинешь пальцем.

Час ночи. Полумрак вагона.

Рязань? – Рязань… И тишь до звона.

Безмолвье проходных дворов,

И я один. А отчий кров…

Одни законы бытия

Для всей страны, где б ни был я.

Но все же привкус сладкий был -

Дороги новь, мальчиший пыл…

Гостиница на перекрестке,

И фонарей нечастых блестки.

Зашел. Мест нет. Я примостился

В углу на стульчик. Притулился.

Сон набежал. Квадраты в дреме,

И ноги вязнут в глиноземе.

Промозгло, слякоть, темнота,

Проход меж стен… И теснота.

Слегка глазенки приоткрылись.

Рассвет как в снах, что только снились,

Озноб трясет. Пора вставать

И в утро серое вползать.

* * *

Училище недалеко,

Но там не ждет меня никто.

Для Джона всех важней занятий

Бег в сапогах из снов объятий.

В дремотной мягкой тишине

Бег рот молчащих слышен мне.

Туман, промозгло, голый торс…

Лет через семь– афганский кросс.

А мне пешком (по Первомайской?

Забыл. Но помнил б, если Райской).

Столовая. Пуста с утра.

Зевая, ходят повара.

(Простите, милый мой читатель,

Что взять с меня? Поэт, мечтатель…

По реформистким временам

Я лебеда – ни нам ни вам.

Предметы чувств моих простые:

Что зрил плюс хлопоты земные.

Снег, ветры, торжество заката

И понимание собрата.)

Тем общепитовским столовым

Грядет конец– приходим к новым

Мы отношениям людей…

Былое – тень. Но мы – под ней.

Столовые, они ж блинные,

Пельменные, диет, простые…

Где естество очередей

И крик к котлам: «Компот налей!»

Так заурядно… Где с зевотой,

Где с чуть побольшею заботой

Стучали черпаки в котлах,

Лоснилось сало в кислых щах.

Бифштекс с яйцом, подлив, жаркое

(На слух все вкусное такое),

Но после этих звучных блюд

Не сыт желудок – лишь надут.

Без аппетита поедали

Мы что дадут. И вытирали

Пред трапезой платками ложки,

Стирая мойки тем оплошки.

В обед стоишь-полно народа,

И треп идет такого рода:

– «О, здрасьте!» – Здрастье! Где пропал?

Рассольник будешь? – «Уезжал».

– Сметаны надо?… Где носило?

– «Скучали, что ли?» – Маш, ведь было!

Ну, что молчишь, ведь бравый парень!…

И мне: «Бери! Не девка, пламень»

Смеются с Машей, сам хохочешь,

Поднос вперед: «Картошки хочешь?»

– Хочу. Как, Маш, идем в кино?

– «Идем-идем… филе-одно?»

* * *

Была картина и такая.

Бабенка, пьяная и злая,

Швыряет кашу, грязь кругом,

Вокзала дух, пьянь за столом…

* * *

Ну вот и сыт. Хожу, глазею.

Рязань… Я в памяти лелею

Простые Руси города.

Добротно было. Да когда…

С тех пор их лик переродился,

Позахламился, запустился.

Промеж купеческих домов

Бетона твердь с прямьем углов.

А по задворкам вкривь заборы,

Стена, в ней мох глядит с укором.

А что глядеть? Ведь не мое.

Ну жаль, и что? Эх, е-твое…

Живем, как будто бы пришельцы

В чужой стране. Малое дельце

Здесь держит каждого из нас -

Бочком прожить грядущий час.

А коли так – латаем дом

Хоть как-нибудь, а там помрем.

Закрыл дыру кусок фанеры,

И можно жить… Еще примеры?

Взгляните сами за окно.

Кто зрит, увидит и не то.

Архитектурные смотрины

Опустим для другой картины.

* * *

День ноября поплыл к закату,

Вдруг солнце туч прорвало вату.

У ка-пэ-пэ два паренька…

Невесел что-то Джон. Пока?

Все хорошо. Но вдруг прорвется

Словечко, два. И вновь: «Живется

Так ничего. И интересно!

Торф под Москвой горел… Известно?

Два месяца его тушили,

Ну и денечки, скажем, были!

С одной лопатой! Столб огня

Деревьев выше… У меня

Друг аж по пояс провалился,

Но ничего, не опалился.

Мы рядом были, не зевали.

Сапог сгорел, ему не дали.»

Ну и так далее. Стрельба,

В спортзале вместе вечера.

Бокс, каратэ и марш-броски,

Ножи, А-Ка и к ним штыки…»

Неинтересно? Да, мне тоже,

Но было упускать негоже.

И мне знакомо ощущенье

Слепого молодости рвенья.

* * *

Назад. В Голутвин электричка.

Летит в ночи вагонов смычка,

Где пассажиров с гулькин нос,

И я средь них, к скамье примерз.

Пока колеса тараторят,

Вперед заглянем, коль позволят.

От этой ночи расстоянье

Отложим в год для нужд познанья.

Здесь Джону не указ заборы

И прочие людей запоры.

Почти что ночь. И моросит.

С пекарни булки. Говорит:

Я к ней: «Мамаша, дайте хлеба!»

(Во власти сам по крышам бега.)

«Возьми, сынок, мой тоже где-то…

Ты вдоль забора… Меньше света».

Добавил, булки уминая,

И наперед как будто зная:

«Нам лучше не познать ночей,

Их будет свет поярче дней».

Прости, Володя, ты был прав

Насчет тех дней, но я, поправ

Закон густенья бытия,

Твержу: «Испьем, еще не вся».

Тепло ночей и светлых дней

Бальзамом на душу пролей

И исцелись, чтоб быть готовым.

А жизнь одарит светлым, новым.

* * *

Шажок во времени. Ока

Средь лета. Пойма, облака.

Девичий откровенный взгляд…

И Джон уже так с год солдат.

Рев, чад, несется бэ-эм-дэ,

Взметнулся брызг каскад в воде.

Через Оку быстрее лодки -

Ребятам не хватило водки.

Шажок, и подмосковный вечер

Роняет в неге цвет на плечи.

В дверном проеме – бравый Джон:

«Свободен! Все!» – и рухнул в сон.

* * *

А мы вернемся в бег вагона.

Сиденье жесткое мне лоно,

Сумчишка, смята головой,

Лежит в той точке временной.

Чем дольше я бреду по свету,

Тем все сложней понять мне эту

Субстанцию без плоти, лика

И меры, массы или блика.

Проста загадка. Все вам ясно,

Тяну с ответом я напрасно.

То Время, скажет нам любой,

Добавив: «Мера есть, чудной».

Какая?! Эти вот секунды,

Что нам эрзац даруют скудный

Многообразия Вселенной?

Смешит подход такой презренный.

Мы научились измерять

Только вперед, что ходит вспять.

Пружины, гири, тяготенье

Нам заслонили суть явленья.

И не на кварце генератор

Сей неизведы препаратор.

Четырехмерное пространство

Скорее место формул танца.

Смеюсь я с вами. Хаять мастер

Я наш земной привычный кластер.

И что-то новое сказать

Я должен – хоть бы и соврать.

Энергия, пространство, время -

Так грубо мы опишем семя

Что породило, породит

Изменчивый Вселенной вид.

(Опять шаблон! Все лишь словами,

Все мысли в их извечной раме -

Из сочной образа-картины

Слова рождают лик лепнины.

А прелесть, тайна, краски – ваши.

Чем вы мудрей, картина краше,

Тем осязательней, прочней,

Единство чувства, мыслей в ней.

И, кстати, пища для ума

Нейдет, коль сильно солона.

Пересладили, много перца…

Но кто-то ест – им радость сердца.)

Так вот. Еще кусочек глины,

И руки мыть после лепнины:

Семян эфир тех в каждой точке,

Пространства, жизни ли, зверечке.

* * *

Что дальше было – всем известно.

Там лето каждое прелестно.

Не важно как – пусть стройотряд,

Спортивный зал, кроватей ряд.

Там бестолковость сельской стройки

(А позже понял, что и дойки).

То мастер пьян, то нет работы…

Жить, как трава. И нет заботы.

Завод кирпичный на горе,

Володя, Боб в младой поре.

И оба Славика бетон

Лопатят в день по десять тонн.

* * *

В обед купание в пруду

(Стальные козлы там найду

На глубине, где прыгал в воду.

Знай деревенскую породу!

В тот день ненастный – что толкнуло?

Не к вышке, в воду потянуло,

И под водой нащупал ведь

Железа гибельную твердь.)

* * *

Серега! Мы плывем с тобою

В Азовском море за волною.

Медуз нагнало – аж кишит.

Бездонно небо… Берег спит.

Кубань, ты усладила душу

(Сказать нежнее как-то трушу).

Но колорит! А благодать!

И на деревьях фруктов рать…

А эти южные закаты,

И ночи, негою объяты.

И к ним предутренняя тишь,

Где ветерок чуть дышит лишь.

* * *

В строку ли лыко – неизвестно.

А может, скажете нелестно

О композиции рассказа…

Но чур меня дурного глаза.

Год «девяносто два» клещами

Раздоров, алчности сетями,

Словес лукавых паутиной

И выживания рутиной,

А также серости прозреньем,

И перспективы откровеньем

В душонке будет жить моей

В любом пути грядущих дней.

Вдруг понимаешь: все, что сделал,

В графу «пассив» крошащим мелом

Спиши, забудь. Все вновь с нуля.

Да, в стаде тлей. И сам я тля.

Конечно, надо б продолжать

В Долгопе жизнь бытописать,

Из впечатлений, созерцаний

Сплетая нить воспоминаний.

Но не могу, друзья, простите.

(Найти бы тихую обитель

И безмятежно ворошить

Тех лет пласты. И жить да жить…)

Так нет. Который год подряд

Мне не закрыть один наряд.

А в нем задание одно -

Сегодня выжить. Как, чего?…

Куда податься, где искать?

Ответа нет, едрена мать.

И не расслабься на минуту,

Иначе потуги все к шуту.

Чуть зазевался – без гроша.

В меню то хлеб, а то лапша.

В крутильне дел сторожко ждешь

Еще удар. И так живешь.

Очередная оплеуха.

Сглотнул. И вновь готово ухо

Принять удар. Панов грызня

На нас аукается вся.

Я рад пахать. Я рад крутиться,

Работа мне отрадой снится.

Так не дают работать. Нет.

Соврать, забыть, и весь ответ.

Пообещали. Сговорились,

Не сделали, не извинились,

И шкуру норовят содрать

Шагу на каждом. Кем тут стать?

Жулье все то же в магазинах,

Прострация от цен в витринах.

И ослабели тормоза,

И просто так плюют в глаза.

Народ же дикий. Сам такой

Недавно был. Отстал душой.

Мне, порождению явленья,

Как с высоты, все их движенья.

Я знаю, кто и как что скажет,

Зрю корешки в дешевом раже.

Я сам бы мог так говорить…

Но мне судьба – в сторонке плыть.

Ходить нетореной дорожкой,

Найти большак – и снова стежкой.

Я службу сам себе несу -

С собой с людьми, с собой в лесу.

И каждый сам сейчас с собою,

Но чтоб быть с полною душою

Кому-то надо мир объять,

Кому-то – пива литров пять.

А между ними половинки

Для разноцветия картинки.

И свой у каждого «процесс»,

И там есть «про», и есть «регресс».

* * *

И не хочу, но ставлю точку.

До лучших дней. Закончу строчку

И буду как-то выплывать.

Куда прибьет?… Эх, вашу…