Текст книги "Домовые, русалки и другие загадочные существа"

Автор книги: Юрий Пернатьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

В целом можно сказать, что образ лешего в поверьях так же разнообразен, как лес, окружавший поселян с рождения до смерти. Многоликий лесной хозяин, вызывающий к себе двойственное отношение, в сказах большинства районов все же не представляется злокозненным существом, противным Богу и людям. Как и лес, он необходимый участник бытия; леший небезопасен, но в чем-то и привычен. Благодаря вере в «живой» лес, многочисленных лесных обитателей таинственные пространства оказывались приближенными к человеку, а сам человек, растения, звери, птицы нередко становились не противниками, а родственниками, добрыми соседями и надежными помощниками.

Покровители полей

Всякий раз, когда люди начинали расчищать леса и распахивать земли под поля, пастбища и новые угодья, они тут же входили в соприкосновение с духами полей – полевиками. Полевик, которого также называли житником, полудником, межевым или полевым чертом, выглядит как старик в белом, с бородой из колосьев. Иногда у него длинные ноги или одна ступня человеческая, а другая собачья, рожки и шерсть огненного цвета. Чаще, однако, он появляется как обычный человек, верхом на коне. Полевик охраняет хлебные поля от беды, сглаза и порчи. Он сгоняет людей с межи и может душить жнецов. Дует и свистит в поле, вызывая ветер. Или бегает, поднимая хвостом облако пыли, чтобы его трудно было увидеть. Ему также приписывают изобретение спиртных напитков.

Полевика можно увидеть в летние лунные ночи и в жаркие дни, когда воздух бывает сильно раскален. В поверьях Ярославской, Тульской губерний он быстрый, стремительный: то он всадник, «здоровенный малый на сером коне», который может переехать уснувшего на меже, то кучер на быстрой тройке, проносящейся по селу перед пожаром. О появлении неподалеку этих существ свидетельствуют «бегающие огоньки», пение, хлопанье, свист.

В легендах некоторых областей, в частности Орловщины, Новгородчины, Тульской губернии, полевики похожи на леших и покрыты лохматой шерстью, обитают под землей, в норах, но выходят оттуда в полдень и перед заходом солнца. В это время они опасны, могут навеять на человека болезнь в виде какой-нибудь лихорадки – поэтому в это время опасно спать. Появляющийся на межах, перекрестках, обочинах дорог, у рвов и ям полевик любит «шутить» над путниками: «водит», заставляет плутать, пугает людей, свистит, хлопает в ладоши, «мелькает искрами», кидается головешками.

Очевидно, что существо это связано с ветром, огнем (искрами пламени), движением Солнца и временем летнего расцвета земли. Он – персонифицированный летний свет и тепло, а потому способствует росту хлебов, но, с другой стороны, может и обернуться пожаром. Облик полевого хозяина сливается то с обликом полуденного духа, то с обликом межевого, охраняющего межи, границы полей. По поверьям, полевики часто встречаются именно у межевых ям. Спать здесь нельзя и потому, что дети полевиков (межевички и луговички) бегают по межам и ловят птиц родителям в пищу, а лежащего на меже могут задушить. На Ярославщине считали, что полевики любят появляться у ям, на перекрестках.

Полевик-межевик – «подземный хозяин», он влияет не столько на само поле, сколько на благополучие людей. На Вологодчине скот поручали попечению «полевого хозяина-батюшки», «полевой хозяйки-матушки». Ярославцы по окончании жатвы несколько несжатых колосьев связывали и с поклоном оставляли полевому «хозяину». Во многих районах России этот обряд именовался «Завивание бороды святых Ильи и Николая», от которых также зависели урожай, плодородие. Очевидно, что колосья в подобных обрядах «борода» – не столько человека, сколько самого поля.

И все же образ полевого хозяина не сложился определенно в верованиях русских крестьян. Возможно, потому, что в XIX веке и вплоть до начала XX века селяне почитали живым существом, дарующим урожай, саму землю, поле; отмечали праздники, «именины» земли, приносили ей дары. Поэтому образ полевика – «живого поля», – с одной стороны, размыт, как и облик волнующейся нивы, а с другой – оттеснен другими «хозяевами» полей и плодородия – Пресвятой Богородицей, святыми Ильей и Николаем.

На Новгородчине записан следующий рассказ женщины: «Это было лет пятнадцать назад, я была в гостях на родине, пробыла там целый вечер; часов около двенадцати собралась и поехала домой, мне дали в провожатые работника Егора, ехать нам было верст шесть. Это было зимой, на Святки. Не доезжая до деревни версты полторы, вдруг видим, что недалеко от нас в стороне, в мелком лесочке, разложен огонь, а вокруг этого огня народ – несколько человек. Мы оба смотрим в ту сторону и вдруг видим, что из лесу к нам катится какой-то шар величиной с голову, и как раз лошадь наша запнулась об этот шар и запуталась. Мы видим, что этот шар рассыпается на огненные искры. Завертки у оглобель саней как не бывало, будто кто нарочно их обрубил. Мы до такой степени перепугались, не можем слова выговорить. Кое-как одну завертку кушаком привязали, а другую оглоблю работник держал в руках, пока не доехали до поля. Тут уж кое-как работник привязал и другую завертку, и доехали до Большого Двора, а тут и перекрестились: слава Тебе, Господи! – рядом и наш дом. Полагаю, что над нами пошутила нечистая сила – полевики грелись да головней в нас и запустили».

Есть и такое свидетельство. Одна белозерская вдова рассказывала у колодца соседке: «Жила я у Алены на Горке. Пропали коровы – я и пошла их искать. Вдруг такой ветер хватил с поля, что Господи Боже мой! Оглянулась я – вижу: стоит кто-то в белом, да так и дует, так и дует, да еще и присвистнет. Я и про коров забыла – скорее домой, а Алена мне и поясняет: „Коли в белом видела, значит, полевой. Дух, приставленный охранять хлебные поля, имеет тело черное, как земля: глаза у него разноцветные; вместо волос голова покрыта длинной зеленой травой; шапки и одежды нет никакой. Говорят, что на каждую деревню дадено по четыре полевика”.

В некоторых районах у поля был не хозяин, а хозяйка – поляха, полевая хозяйка. Ее совсем не было видно, но слышно. Считалось, что она умеет принимать облик аиста, который селится возле людей, поэтому гнезда аистов не разоряют, чтобы не разгневать ее.

Перед первым сезонным выпасом крестьяне старались всячески задобрить полевика и попросить следить за посевами и скотиной. Для этого у соседей тайно крали старого петуха, убивали его и вместе с парой куриных яиц, глухой темной ночью несли на дальний конец поля, где никого нет и никто не услышит. Там говорили просьбу и оставляли подношение, а после уходили. По окончании сезона на поле оставляли несколько не срезанных колосков для полевика и благодарили его за сохранение урожая и скотины.

Если забыть провести эти два ритуала, можно было лишиться как урожая, так и скотинки – полевик загонит ее в овраг и сломает хребет. Когда люди не в ссоре с полевиком, то при пропаже животного они могли к нему обратиться – попросить отыскать, сберечь от травм и вывести обратно.

Британские пикси

Если, будучи в Корнуолле или Девоне, путешественник встретит на своем пути крошечного человечка в зеленой одежде, ему не стоит удивляться – перед ним всего-навсего пикси, проказливое создание, охочее до шуток и розыгрышей. Пикси – «старожилы» британских легенд, доставшиеся по наследству от кельтов. В старые времена их еще частенько звали просто маленьким народцем и считали разновидностью эльфов или фейри. Они – духи леса, ростом примерно 10 дюймов, без крыльев, с длинными заостренными ушами, остренькими старческими мордочками, в одеждах из травы и листьев. Полагали, что они являются своеобразным аналогом германских лесных гномов или русского лешего. Пикси, как и остальные волшебные существа, способны изменять свою внешность и представать в разных обличьях.

Живут они в основном вблизи лесных и прочих болот, так как там достаточно мрачно; еще могут селиться в пещерах (опять же зависит от вида). Ведут нещадную борьбу за пещеры с пещерными троллями, которые являются их главными врагами. Пикси косоглазы, обожают зеленый цвет и любят носить остроконечные шапки. Некоторые умеют летать, хотя и не имеют крыльев. Они также ловко прячутся, когда не хотят привлекать к себе внимание, и, разумеется, всегда готовы на шалость-другую, подчас небезобидную и даже опасную.

Пикси довольно злопамятны; разыгрывая людей, они терпеть не могут, когда те суют нос в их дела. Более того, тот, кто пытался преследовать и ловить пикси, обычно бесследно исчезал.

Вредят пикси по-разному. Например, могут разбросать по дороге заклятый дерн. Если человек наступит на него, то перестанет узнавать местность и будет бродить по родным местам, как по незнакомой стране. Пикси могут и гонять лошадей – от этого остаются круги на полях, которые считаются опасными. Если войти в такой круг, то можно попасть в заколдованную страну и уже никогда не вернуться.

Впрочем, пикси могут быть и полезны: иногда они убирают могилки, оставляют на них цветы, следят за порядком на кладбищах, убирают в доме. Питаются всякой растительностью и ее плодами. Если они живут в доме у магов, то питаются тем, что им дадут. Их всегда можно задобрить недорогими подарками и самой простой едой, вроде хлеба и молока. Если с ними хорошо обращаться, то они даже могут подсобить человеку в сложном деле. Сытые пикси добреют настолько, что порой готовы помочь с домашней работой уважившей их хозяйке. Правда, такая работа им быстро надоедает, и они бросают ее при первом же удобном случае. Если пикси подарить новую одежду, он тут же ее натянет и заявит, что больше работать не будет.

Не везде эти существа приязненны к людям. В Девоне обитают коварные пикси, часто заманивающие припозднившихся прохожих вглубь Дартмурских болот. Совет старожилов в таких случаях один: если вы почувствовали, что какая-то неведомая сила ведет вас туда, куда вам совсем не нужно, выверните наизнанку пальто, куртку или иной предмет верхней одежды – это непременно собьет пикси с толку. Кстати, подобный трюк работает не только с ними, но и с феями. У пикси есть еще одна общая с феями слабость – они терпеть не могут прикасаться к изделиям из железа.

Откуда появились пикси? На этот счет сведения в мифах противоречивы. Одна история рассказывает, что предками их было племя, люди которого оказались не столь хороши, чтобы попасть в рай, но и недостаточно злы, чтобы угодить в ад. В результате племя обрекли вечно оставаться на земле. В пору Средневековья появилась другая версия, будто пикси некогда были друидами, не принявшими христианство. Разгневавшись на язычников, Бог заставил их уменьшаться до тех пор, пока они не поверили в его существование. По всему видно, что пикси упорствовали довольно долго, да и не попали ни в рай, ни в ад: рая они не заслуживают, потому как язычники, а чтобы отправиться в ад, недостаточно много грешили.

В литературе (у Чарлза де Линта) можно встретить такое описание пикси: «Вдруг появилась толпа человечков в зеленых одеждах, самым добродушным образом толкавшихся и пихавшихся. При этом они непрерывно шептались и хихикали. Все до единого были… рыжими… уроды, с маленькими, будто обрубленными мордочками, курносыми носами-пятачками и острыми ушами».

Утверждают, что днем пикси превращаются в ежей и в таком виде бродят среди смертных.

Конечно же, столь замечательные фольклорные существа фигурируют во многих литературных и кинопроизведениях. Знаменитая Колокольчик из «Питера Пена» – самая настоящая пикси, не очень-то любящая людей. Пикси появились и в книге «Гарри Поттер и Тайная комната», в эпизоде с уроком по защите от темных искусств. Правда, в одноименном фильме пикси смахивают больше на длинноухих обезьянок, чем на людей. Но, скорее всего, настоящие пикси простили бы создателям кинокартины эту метафорическую вольность.

Эльфы, альвы, туаты

Эльфы – герои многих легенд и преданий в германо-скандинавском и кельтском фольклоре. Они также известны под названием альвы, но в принципе это то же слово «эльфы», только в произношении некоторых германо-скандинавских народов. Описания этих существ различны в зависимости от фольклорных традиций той или иной страны, но по общему представлению – это красивые, светлые существа, духи леса, дружественные человеку. Наряду с гномами, гоблинами и троллями они постоянные персонажи сказок и литературы фэнтези.

В течение веков сказания об эльфах, описания их внешности, предназначения и характеров существенно менялись, поскольку первоначальный облик создавался еще в эпоху язычества. Позже образ эльфов и их роль в литературных произведениях уже полностью зависели от воли автора и его представлений о волшебном народе. Само слово «эльф», по сути, является неким обобщением – эльфами в разных регионах называли и лесных духов, и фей, и даже троллей. А забавных существ, сопровождающих Санта-Клауса и помогающих ему разносить подарки, именовали рождественскими эльфами.

В германской мифологии происхождение эльфов тесно связывается с историей всего мироздания. Различают две основные разновидности эльфов: альфы – белые, светлые, добрые эльфы, и дверги – мрачные и угрюмые, хитрые карлики (скорее всего, это просто другое название гномов). В эпосе «Старшая Эдда» говорится, что боги создали двух карликов «из крови Бримира, из кости Блаина», а остальных вылепили из глины.

Несколько иная история с эльфами произошла у кельтов. Во времена глубокой древности в Ирландии появились туата де Даннан (племена богини Дану, или дети Дану). Своим колдовством они укрыли землю густыми туманами и безраздельно властвовали на острове, сражаясь с другими племенами и демонами-фоморами, приплывшими из-за моря. Впоследствии туата де Даннан уступили власть над Ирландией милезам (сыновьям Миля). Милезы заключили с туатами договор, по которому они получают остров во владение, а дети Дану могут остаться в Ирландии, но жить не на поверхности земли, а внутри холмов, именуемых сидами. Отсюда и новое название туатов – сиды.

В результате мифологических трансформаций образ сидов почти полностью совпадал с современными представлениями об эльфах, возникшими благодаря классической и современной литературе. Они тоже были высоки ростом и прекрасны лицом. С другой стороны, одного их прикосновения достаточно, чтобы свести человека с ума; стрелы сидов с пропитанными ядом наконечниками убивали на месте.

Правила сидами королева Медб – красавица с голубыми глазами и длинными белокурыми волосами. Тот, кому доводилось ее увидеть, умирал от любви и тоски. Если сидам не докучали, они не обращали на людей ни малейшего внимания. У них своя жизнь, свои заботы – они пасут свой чудесный скот, танцуют, пьют виски и музицируют. Особенно остерегались сидов в Хеллоуин (31 октября), который был древним языческим праздником кельтов. Говорили, что в это время волшебные существа переселяются из одних холмов в другие.

В отличие от жителей Скандинавского полуострова и Германии, британцы не разделяли эльфов на светлых и темных. Тамошним жителям эльфы виделись скорее в образе фейри – не злых, но и не добрых существ, со своими странностями, пристрастиями и пороками. В некоторых графствах Англии люди верили в более или менее добрых, хотя и озорных эльфов. В других – в жестоких, злых и уродливых человечков, именовавшихся так же.

У эльфов была одна не особенно привлекательная черта – страсть к воровству. И забавлялись они не только тем, что обирали поля с горохом да опорожняли бочки с пивом или, забравшись в погреб, вытягивали через соломинку дорогие старые вина. Их воровство иногда принимало скверный оборот: они нередко уводили в холмы невест тотчас после венца или уносили новорожденных детей до крещения. На место похищенных малюток клали в колыбели каких-то своих уродцев, которые изводили окружающих несносным криком и капризами. Эти особенности характера эльфов, естественно, настраивали людей против них. Подобные легенды, равно как и поверья, послужившие им основанием, так прочно укоренились в сознании народа, что до сих пор жители деревень в Швеции и Германии весьма настороженно смотрят на хромых, горбатых и болезненных детей, называя их «подкидышами эльфов».

Иное развитие получили волшебные человечки в Дании. Там под словом «эльфы» подразумевались существа, легенды о которых были широко распространены по всей северной Европе; их называли лесными духами или элле. Описания их схожи: мужчины напоминают стариков в широкополых шляпах, а женщины молоды и прекрасны, однако под зелеными платьями прячут бычьи хвосты (как и мужчины-элле). А если случайно увидеть женщину-элле сзади, то можно заметить, что спина и затылок у нее – полые.

Хотя легенды об эльфах были не очень широко распространены у шведов, их фольклор включал в себя множество рассказов и легенд о всевозможных мистических существах, обитающих в лесу. Считалось, что лесные духи, упоминаемые в старинных шведских преданиях, – это на самом деле лесные эльфы, или лесной народ. Во времена язычества люди верили, что в раскидистых и мощных деревьях непременно обитают эти существа.

В европейской мифологической традиции эльфы заняли если не главное, то одно из почетных мест. Они присутствуют в произведениях лорда Дансени, интересен образ эльфов у Шекспира. Также о них упоминается в «Фаусте» Гете. Свое «второе рождение» эльфы получили в произведениях Дж. Толкиена. В его «Сильмариллионе» говорится об орках как антиподе эльфов, их злобном варианте – с черной кожей и страхом перед солнцем. Некоторые писатели, а также разработчики ролевых систем выводят темных эльфов как отдельную разновидность их расы, часто упоминая о «разделении» двух народов, единых в древности. Наиболее известным образом современных эльфов являются дроу из ролевой системы Dungeons & Dragons, вобравшие в себя многие черты как мифических свартальвов, так и толкиеновских орков.

Ореол святости вокруг языческих рощ берет начало от древнего обычая совершать жертвоприношения на деревьях, что, возможно, заимствовано из греко-римской культуры. Тем не менее в Швеции до сих пор можно увидеть так называемые эльфийские алтари, на которых во времена язычества совершались обряды и жертвоприношения. Некоторые эти обряды проводились и после принятия христианства.

Невидимые соседи или хозяева?

Дух дома

В народном сознании издавна живет представление о неких существах, незримо пребывающих рядом с человеком. Их обычно разделяют на злых и добрых: первых надо остерегаться, с другими – наладить хорошие отношения, заручиться их поддержкой и помощью. Одно из существ, с которым человек сохранил возможность общения до сих пор, – домовой. Само это слово появилось на Руси в XVII веке, хотя сведения о духе дома и двора, похожем на домового, находят и в записях, относящихся к XV веку.

О необычных жильцах хозяйских подворий всегда отзывались с почтением, не позволяя себе не только ругаться их именем, но и произносить его вслух, чтобы не оскорбить важного постояльца. Называли уважительно: соседушко, хозяин, кормилец, сам, доможил; за любовь к теплу и уюту именовали жаровиком, а за древний возраст – не иначе как дедушкой. В этих определениях – давний смысл отношений домового с членами семьи, его статус в доме, основные особенности характера.

На протяжении XIX–XX веков краеведы, этнографы, местные бытописатели и очевидцы отмечали, что вера в «соседушку» была крепкой и широко распространенной. Крестьяне верили, что домовой живет в каждом доме как второй хозяин, а без него жизнь обитателей может обрушиться – они разорятся или даже умрут. Поэтому присутствие «хозяина» стремились сохранить любыми способами. К примеру, рассказывали, что в Орловской губернии, после того как сгорела целая деревня, домовые так затосковали, что по ночам долго были слышны их плач и печальные стенания. После такой оказии крестьяне соорудили временные шалашики, разбросали возле них ломти подсоленного хлеба и пригласили домовых на временное жительство.

Главная особенность домового – умение исполнять роль посредника между людьми и другими духами. Для этого существовал обряд принесения жертвы через домового, например для лесовика. Делалось это в случае пропажи скота, который заблудился в лесу. Домовой мог заступиться перед лесным хозяином за человека, потребовать назад несправедливо отобранную корову или лошадь.

В тех или иных областях старой России домового представляли по-разному. Например, в Смоленской губернии домовой выглядел как «седой старик, с непокрытой головой, одетый в длинную белую рубаху»; в Орловской губернии – это «человек в свитке и подпоясан». Крестьянин из Новгородской губернии рассказывал, что услышал при пожаре крик и увидел мужчину среднего роста в синем балахоне и красном кушаке, который бегал и кричал: «Ой, погиб я теперь, не найти мне лучше этого дома». По описанию очевидца из Вологодской губернии, дух дома – «небольшой старик с длинными седыми волосами и бровями, с сердитым выражением лица, кривыми ногами, а тело его, за исключением лица и рук с длинными когтями, покрыто шерстью белого цвета».

Описывая внешность домового, рассказчики сообщали, что чаще всего он виделся взрослым или пожилым человеком, полностью или частично покрытым шерстью. Иногда был одет в одежду белого цвета, в которой порой ходили старики. Одеяние его становилось черным, если своим появлением домовой предвещал беду.

Вот что рассказал один из очевидцев: «В детстве по ночам я видел в доме маленького старика. Белая одежда, белые волосы и борода, маленькое тело и огромная круглая голова. Один раз он прыгнул мне на грудь и придавил меня. Я ясно видел его лицо, его глаза, короткие маленькие ножки старика не доставали даже до постели. Но тем не менее я не мог его сбросить, не мог кричать и не мог пошевелиться. Но вот, с криком, в отчаянном усилии я сумел освободиться от него. Он упал на пол с таким грохотом, что в доме все затряслось и зазвенело. На крик и грохот отозвалась мать. После моего рассказа она долго читала молитву и сказала, что это, наверное, приходил домовой».

О происхождении домовых существует несколько версий. По одной из них, эти существа связаны с предками рода, то есть с «правильными покойниками»: «домовой – чья-то душа, отца или матери». Но при этом говорилось о «нечистой» природе домового, который за грехи назначен в услужение домочадцам. То есть домовыми становятся проклятые при жизни своими родителями, а также умершие без покаяния мужчины, наказанные Богом на определенный срок. Другое предание гласит, что, когда Бог прогнал с небес Люцифера и его приближенных в ад, туда попали не все. Те из них, кто были более грешны, угодили в самое пекло преисподней, а кто менее – стали ближе к земле. Из этих менее грешных духов и вышли домовые, барабашки, водяные и прочие сущности.

В доме или в квартире домовой сам выбирает любимое местечко, и если выбрал, то оттуда уже не уйдет. Он может поселиться у порога, в подполе либо чулане, на чердаке или за стеной. Но в баню или ванную домовой никогда не заходит: там живут другие «хозяева». Святые образа, лампадки в доме никоим образом не отпугивают домовых, просто они им «в тягость», ибо неизменно напоминают о наказании Господа Бога – жить вместе с человеком и помогать ему во всем. Если домовой на протяжении нескольких десятков лет проживал с хозяином жилища и всячески помогал ему, то только тогда наступало прощенье, и дух его попадал в Царствие Божие.

В старину люди полагали, что домовой должен быть в каждом доме, поэтому, когда заканчивали постройку нового жилища, открывали дверь и расставляли еду. Хороший домовой всегда помогает по хозяйству, сохраняет и часто пересчитывает имущество, любит домашний скот, в особенности лошадей. Домовой способен защитить дом от воров, пожаров, от разной нечисти. В основном он не наносит вреда, но иногда может зло пошутить, украсть и припрятать нужную хозяину вещь. Перед близкой смертью кого-либо из семьи домовой начинает выть, иногда может даже явиться человеку, начать стучать и хлопать дверью.

Считалось, что у домового есть своя собственная семья: жена домовичиха (домаха) и дети. Жена живет главным образом в подполье, она прядет и порой выполняет работу по дому, которую не доделала женщина. Сыновья переселялись на службу в новые дома, а дочери – домовинки – пряли под полом. Домовому, как ни странно, приписывали сожительство с женщинами, в том числе и с хозяйкой дома. К главе семьи домовой мог относиться либо враждебно, либо доброжелательно. Крестьяне считали, что именно от отношения к хозяину зависело здоровье скота и плодородие земли. Потому люди старались задобрить домового, для чего приносили еду в хлев, где он тоже мог обитать, приговаривая при этом приветливые слова. Враждебно настроенный к хозяину домовой мог мучить домашний скот в хлеву, а также приносить убытки хозяйству.

По преданиям, домового можно увидеть как случайно (чаще всего ночью возле скотины и лошадей), так и намеренно. В последнем случае следовало в пасхальную ночь надеть на себя лошадиный хомут, прикрыться сверху бороной зубьями на себя и сидеть всю ночь между лошадьми. Говорили, что если «хозяин» увидит этого человека, то заставит лошадей бить задними копытами. А чтобы увидеть домового, в Чистый четверг или на Рождество советовали подняться со свечой на чердак, а на Пасху прямо из церкви пойти в хлев или на чердак со свечой, с которой отстояли все службы, начиная со Страстной пятницы. Смотреть на него, согласно народным представлениям, рекомендовалось поодиночке, иначе он рассердится. Как правило, эти сущности чаще всего приживаются в семьях, которые сами выбирают, – и живут в них до тех пор, пока существует род.

Домовой спокойно относится к святым символам, не боится молитвы, не подвержен действию изгоняющих обрядов, и даже петушиный крик, которого боится вся нечистая сила, ему не страшен. Он проявляет себя как доброжелательный к людям хозяин дома, защищая не только жилье, но, что самое главное, ауру окружающего пространства. Одна из его добровольных обязанностей – очищение дома от отрицательной энергетики, которую человек привносит извне. Но если домовой молод и еще не набрался сил, а работы много, то он начинает слабеть, и тогда дом приходит в упадок.

Местопребывание домового связывалось с сакральным пространством дома и двора, где, по народным представлениям, существовала связь с потусторонним миром и душами умерших родственников. В доме это прежде всего печь и пространство вокруг нее – запечье, шесток, труба; затем подполье, порог, а также нежилые части избы, включая клеть, подклеть, чердак. Во дворе домовой мог жить в хлеву, яслях, сенном сарае и в бане. В некоторых областях для домового специально вывешивали сосновую или еловую ветку с густо разросшейся хвоей, называющуюся «матка», «матошник», «матерник», «шапка», «куриная лапа». В зимние ночи домовые собираются в какой-нибудь нежилой избе на краю деревни и пляшут до утра – в это время слышится громкий топот, визг, вой, лай и мяуканье.

В то же время люди верили, что домовой обладает способностью предупреждать о будущем. Но нужно было понять те знаки, что он подает. Домовой, с которым люди хорошо и по правилам обращаются, может предупредить хозяев о грядущих бедах или важных переменах в жизни. Обычно невидимый, а только слышимый, домовой стонет и плачет перед бедой, появляется и становится видимым, наваливается, принуждает человека к переменам. Если домовой душил спящего человека, то советовали произнести формулу: «К добру или к худу?» Затем следовало ожидать его реакции: если ответит, то это к добру, а если промолчит – к худу. Услышав плач домового в самой избе, говорили, что быть в доме покойнику. Если у трубы на крыше стучала заслонка, то предвидели судебное разбирательство. Тот, кого домовой обмочил ночью, должен заболеть, а если он подергал за волосы, следовало остерегаться: жене рекомендовалось не ввязываться в спор с мужем.

Предвещая смерть хозяина, дух дома принимал его облик и появлялся в его шапке. Обычно он «являлся» мохнатым, а вот если появлялся голым, то пророчил бедность. Он предотвращал пожар, вовремя разбудив хозяина, спасал теленка, вызвав на двор хозяйку. Если дела в семье складывались успешно, домовой смеялся, гладил мохнатой или теплой рукой, скакал, иногда подыгрывая на гребешке, предупреждал о свадьбе в семье и т. д.

Истории об этом – не такая уж редкость, о чем свидетельствует следующий рассказ одной очевидицы: «Однажды ночью я почувствовала, что меня кто-то душит. Я тут же проснулась и рукой ощутила рядом с собой что-то лохматое, вроде собаки. Страшно испугалась и оттолкнула его рукой. Утром соседка посоветовала: „Если еще раз придет, ты спроси: к худу или к добру?” Я так и сделала, и он еле слышно ответил: „Хорошо”. Вскоре я выиграла в лотерею крупную сумму денег».

Или другое свидетельство: «Посреди ночи я проснулась от ощущения, что меня кто-то щекочет. Затем он схватил меня острыми когтями за большой палец ноги, а другой рукой, покрытой шерстью, стал щекотать мне ступню. Я инстинктивно дернула ногой, и ему это не понравилось. Я буквально оцепенела от страха, стала прятать ноги под лежащего рядом мужа. Утром рассказала о случившемся свекрови, и та объяснила: домовой выживает меня из квартиры. И правда, вскоре мы получили новую квартиру. Пророчество домового было хорошее, поэтому мы позвали его с собой».

Все эти качества делали домового близким и понятным простому поселянину. Повсеместно существовало убеждение, что он обязательно должен быть в каждом жилье: «Без домового не жить и не кормить»; «Без домового как без хозяина». В свою очередь крестьяне верили, что дух так привыкает к своей избе, что его уже почти невозможно выселить или выжить.

Правда, в этом была и некоторая проблема. Если при переходе из старой избы в новую, недавно отстроенную хозяин не сумел переманить домового, тот оставался жить в старом холодном доме. Оставшийся из упрямства или оставленный по забывчивости хозяев, он страдал, томился и скучал. Поэтому существовал обычай непременно и любыми уговорами звать домового при переезде – в противном случае семью в новом доме ожидали несчастья. Он перебирался на новое место с частью старого хозяйства: хлебом, помелом, горшком с углями, дежей с тестом, веником или на лопате, на которой сажали хлеб в печь. В старой усадьбе открывали ворота и с приговором «Хозяин домовой, пойдем со мной в новый дом» переносили вещи в новое жилище.

Помимо этого, домового считали опекуном скота и птицы. Он кормил и поил, подгребал корм в ясли, чистил скотину, расчесывал гриву лошади, заплетал ее в косички, привязывал красные ленточки. Если она чахла, худела, а утром оказывалась мокрой, говорили, что пришлась «не по двору», «не по масти», «не в руку». Нелюбимую скотину домовой мучил, загонял под ясли, отбирал корм, а в кормушку клал навоз, в лошадиных гривах сбивал колтуны. Такое животное продавали, считая, что «хозяин» все равно ее изведет. Чтобы поменять масть скота, старались выяснить предпочтительную для домового окраску. Для этого пытались увидеть его в Страстной четверг или на Пасху.