Текст книги "Обвини свою смерть"

Автор книги: Юрий Самусь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Глава вторая

Беглец

Я черпал пригоршнями звезды из океана Мироздания, бросая их в кильватерную струю "Ориона". Бездна космоса обнимала меня за талию и шептала: "Еще! Еще!" И я гнал свою яхту, свой звездолет, свой дом все дальше и дальше в глубины Галактики, где солнечный скопления водили свой извечный хоровод вокруг Ядра. Я давно потерял счет дням. Время для меня остановилось в тот миг, когда я включил планетарные двигатели и "Орион" оторвался от бетонных плит космопорта. Провожал меня Синероуа, он и здесь не хотел оставлять меня одного. Но я не мог принять от него столь щедрый подарок. И вот я один, закованный в железную скорлупу моего суденышка, несущегося в никуда. Я читал книги, играл с корабельным копьютером в шахматы, предавался воспоминаниям. Но почему-то память моя выбрасывала на поверхность настоящего лишь остров, медленно погружающийся в пучину ненасытного океана. Я терзался от бессилия и сознания бесконечной утраты. Все что было дорого мне, ушло в безвозвратность, будто и не было счастливых дней прозябания в царстве моего всеобъемлющего Я. И вскоре я устал. Мне захотелось забыть обо всем, отбросить прочь назойливые дсмогания памяти. К чему они, когда все кончено, жизнь мою перечеркнули и писать ее необходимо было заново. И когда я возжелал перемен, они не заставили себя долго ждать. "Орион" проходил какое-то звездное скопление. Сфера влияния земной цивилизации давно осталась позади. Я вторгся в чужие владения, но это не было столь важно. Космос – обитель для всех и каждого, и только в случае войны его начинали делить и перекраивать. Впрочем, конечно же не его, а невидимые, созданные бредовым разумом воинственных дегенератов, границы. Однако, насколько мне было известно, войн сейчас не было, и поэтому я не особенно испугался, когда компьютер сообщил, что в нескольких астрономических секундах от яхты объявился чужой зведолет. – Корабль движется в нашу сторону, – сказал компьютер, которого я почему-то прозвал Диогеном. Может быть, потому, что он, как и древний философ, имел свой мир ограниченный в пространстве и ничуть не жалел об этом. – Интересно, что им от нас нужно? – спросил я. – Есть тысяча ответов, – тут же отозвался Диоген, – но не имея исходных данных, все они выглядят весьма прагматично. Отсюда вытекает аксиомическая разрешимость: точного ответа на поставленный вопрос дать невозможно. Я улыбнулся. Сотни лет я мечтал о таком собеседнике и неожиданно для самого себя обрел его. Никаких умозаключений, основанных на пустом месте, никаких иллюзий и ненужных, утративших давным-давно свой смысл, чувств. Сплошная логика и трезвый расчет. Разве не для этого предназначен разум? Пока я раздумывал об этом, чужой корабль приблизился почти вплотную. Я сидел в противоперегрузочном кресле и следил за его маневрами, глядя на огромный, занимающий половину ходовой рубки, обзорный экран. – Ты установил с ними связь? – спросил я. – Устанавливаю, – неохотно отозвался Диоген, видимо ведовольный, что его оторвали от дела. – Ну, не бурчи, – снова улыбнулся я, – не так уж сильно я загружал тебя в последнее время. Уверен, ты даже рад, что тебе подвернулась какая-то работенка. Впрочем, я могу... – Внимание! – вдруг раздалось из динамиков, оборвав мой монолог. – Эй там, на яхте, тебе лучше лечь в дрейф и поднять лапки кверху,– противный скрежещущий голос переросший в захлебывающееся кваканье, словно резанул мои чуткие нервы острым ятаганом средневекового безбожника. Я включил микрофон, поднес его к губам. – Я ценю ваш юмор, господа. Итак, чем-могу быть вам полезен? Снова уши мои затрепетали от жабьего смеха. – Это не шутка, дружок. Просто тебе не повезло и ты напоролся на вольных ребят, которые зарабатывают себе на жизнь тем, что потрошат таких бездельников, как ты. – Фи! Я отключил связь и выжал тяговую педаль до упора. "Орион" вздогнул всем телом, удивленно взбрыкнул двигателями и начал быстро набирать скорость. Корабль космических флибустьеров рванулся вдогонку. Когда-то в детстве я сочинил коротенький стишок. Я очень этим гордился. Еще бы, тогда мне было лет пять. И однажды я увидел, как наш домашний кот по кличке Цезарь поймал мышь. Внезапно в тот момент у меня в голове возникли строчки:

"Несправедливо, что у мышки короче ножки, чем у кошки."

Вот и сейчас все получилось именно так. Никакая яхта не могла сравниться в скорости с боевым линкором. Через десять минут бешенной гонки я вдруг почувствовал, что "Орион" стал терять скорость. – В чем дело? – спросил я у Диогена. – Вокруг корабля возникло сильное магнитное поле с векторным направлением... Я его не слушал. Я лихорадочно искал выход, понимая в тоже время, что его просто не существует. Нападавшие включили магнитные ловушки, а вырваться из них моей яхте не хватало мощности. Похоже, смерть достала меня и здесь. Я дал команду Диогену остановить двигатели и начал облачаться в хрононепробиваемый кокон-жилет. – Что вы намерены предпринять? – просил Диоген. – Ты что не видишь! – заорал я на него. – Собираюсь сражаться. – Это бессмысленно. Тысяча против одного, что вы проиграете. – Заткнись! Я разозлиллся не на шутку, и без него было тоскливо на душе. Конечно, я был к нему несправедлив, понимая, что и в самом деле мне не справиться в одивочку с кучей гангстеров, занимающихся разбоем в космосе. И все же сдаваться без боя я не собирался. Перезарядив хрономет, я направился к шлюзовой камере. Там отключил светильники, оставив лишь несколько возле самых створок, чтобы можно было разглядеть непрошенных гостей, из каюты приволок секретер, перегородив им коридор, и стал ждать. Через несколько минут "Орион" вздрогнул – произошла стыковка. Я застыл на месте, мускулы мои напряглись, глаза превратились в прицельные планки. Я снял хрономет с предохранителя, переключив его на поражение. Створки шлюзовой камеры стали медленно раздвигаться и через образовавшуюся щель я увидел с десятка два вооруженных до зубов флибустьеров. Не целясь, я выстрелил. Двое из нападавших тут же исчели, превратившись в отдельные атомы, размазанные по закоулкам времени. Впрочем, я мог и не делать этого, а просто, переключив хрономет на переброс, выкинуть их в прошлое или будущее, неважно. Однако, в любом случае, это означала верную смерть, ибо через минуту или десять (максимум, что мог выдержать человеческий организм в режиме хронопереноса не рассыпавшись на атомы) в этой точке пространства моего корабля уже не было бы или же он еще бы не появился. А погибнуть в космическом вакууме – вещь тоже довольно неприятная. В общем, как бы там ни было, я отправил двух бандитов к праотцам. Увидев это, остальные члены шайки взревели от ярости и открыли беспорядочную пальбу. Слава космосу, на мне был кокон-жилет. Хроноимпульсы отскакивали от него, словно горох от стенки, я же продолжал методично размазывать своих врагов по пластам времени. И, вполне вероятно, из этого сражения мог выйти победителем, не окажись у одного из пиратов игольчатого лучемета, используемого в горнорудных разработках. Я увидел лишь вспышку и тут же мое плечо пронзила страшная боль. В глазах потемнело, тысячи янтарных искр закружились в бешенном хороводе, намереваясь разорвать мой мозг на куски. И падая, я почувствовал, что теряю сознание.

Было темно. Темно и холодно. И еще вокруг зависала нестерпимая вонь. Я открыл глаза. Тьма не исчезла, всполошенная взмахом ресниц. Наоборот, стало еще темнее. Попытка приподняться окончилась резкой болью в плече и новым сеансом небытия. – Где я? – прошептали мои губы, отчаянно цепляясь за шорох слов. – Там, где и все мы, – донесся в ответ хриплый женский голос. – Где? – В трюме "Летучего голландца." – Но зачем? – вырвался стон из моего сердца. – Чтобы потерять потерянное, – ответил тот же грустный голос. – Но черт возьми, что все это значит? – зарычал я. – Только то, что нам всем конец. Рядом слышались всхлипывания и стоны, и громкое чавкание. – Это ты, Смерть? Женщина рассмеялась. – Нет, я еще жива, но скоро все мы окажемся в гостях у этой костлявой старухи. – Она не старуха, – прошептал я. – Она безумно красива. – Кто? – Смерть. – Э, парень, ты похоже лишился рассудка. Хотя это немудрено. Попасть в рабство в-конце третьего тысячелетия. Безумие! И я внезапно все вспомнил. И бегство, и бой у шлюзовой камеры, и как я потерял сознание. А потом... – Куда мы летим? – спросил я. – Говорят, пираты возвращаются на свою базу, у них на исходе запасы топлива, – послышался чей-то старческий голос. – Было бы хорошо, – отозвалась женщина, – иначе все мы сдохаем в этом гадюшнике. И в этот миг вспыхнул свет, превращая сотни глаз в слезящиеся, слепые придатки. Но мои, жаждущие зрительных образов, зрачки быстро аккомодировались, и я увидел вокруг себя десятки изможденных, измученных тел, облаченных в жалкие лохмотья. Затем раздался противный, до челюстных спазм, скрежет, и огромная заслонка, прикрывающая вход в трюм, отошла в сторону. На пороге возникло двое громил с хронометами наперевес. Они растолкали ближайшие тела, освобождая проход для низенького бородатого существа, облепленного буграми мышц. – Ну что, бездельники, – заговорил он противным скрежещущим голосом,ваше бесплатное путешествие подошло к концу. Теперь вам, хоть это может показаться и несправедливо, придется отрабатывать свой билет. Увы, за все надо платить, – и он захохотал, разрывая перепонки какафонией квакающих звуков. Это был он. Я узнал его голос, преследовавший меня в забытьи, не дававший ни покоя, ни радости беспамятства. – А теперь можете выбираться отсюда. Невольничий рынок Вилгурии ждет – не дождется вас. И продолжая хохотать, он удалился. Нас же один за другим стали выводить из трюма. Я оказался между стариком и женщиной, с которыми несколько минут назад вел разговор. Старец еле волочил ноги, и мне приходилось все время поддерживать его, хотя я и сам в любую минуту мог потерять сознание. Женщина, растрепанная, но с гордо поднятой головой, шла рядом. – Как тебя зовут, сынок? – спросил старик. – Сайрис, – ответил я, подумав при этом, что, скорее, он больше годится мне в сыновья, чем я ему. – Меня – Хорх, – сказал старик. – А ее? – я кивнул через плечо. – Ее? Кажется, Филия. Впрочем, спроси у нее об этом сам. Но мы в этот миг подошли к выходу. Я замолчал, и, подгоняемый охранниками, выскользнул из трюма. Сразу же за дверью оказался небольшой коридор, заканчивающийся еще одним проходом, через который в корабль проникал дневной свет. Нас повели туда, навстречу новой, мучительной в своей безысходности, судьбе. Спускаясь по трапу, я окинул взглядом окрестности: умощенная плитами посадочная илощадка, нескончаемый ряд холмов, поросших незнакомой растительностью, и голубое солнце. А вдалеке за холмами виднелся город, мрачный, застывший, как грозовая туча, не предвещающая ничего хорошего. Казалось от его циклопических сооружений исходят волны страха и ненависти. Вилгурия! – вдруг обожгло мой мозг. Планета зла порожденного злом. Ее обитатели – шестирукие скорпионоподобные твари никогда не ведали, что такое доброта, благородство, справедливость, милосердие и все остальное, на чем зиждется любое социальное общество. Я задохнулся от отчаянной тоски. О, Смерть, ты сделала все, чтобы превратить меня в ничтожество, в жалкого раба своей собственной беспечной самоуверенности. Сейчас я намного ближе к тебе, чем был в том странном доме на Вертсайдстрит. И все же я по-прежнему далек, ибо не желаю умирать, несмотря на все лишения и муки. Пленников выстроили по парам и, подгоняя прикладами, погнали в сторону города. Путь был далек. Я шатался от усталости, едва держась на ногах. Кроме того, сильно болело плечо. Но многим было еще хуже, чем мне, особенно старикам и детям. Хорх, шедший рядом со мной, часто спотыкался, и я чудом удерживал его на ногах, не давая упасть, ибо тех, кто садал и не в силах был подняться, распыляли на атомы прямо на дороге. Мы вышли с космодрома на широкое, покрытое бетонными плитами, шоссе. По нему двигались невиданных конструкций экипажи, управляли которыми ке менее невиданные существа. Но чаще всего за рулем можно было увидеть страшноликих вилтурийдев, равнодушно скользящих взглядами по колонне человеческих страдальцев. Какое им дело до всех нас, с кем судьба сыграла мрачную шутку? Никакого. И где-то в глубине души я понимал их, хотя мозг отчаянно сопротивлялся этому. Не может разумное существо повелевать разумным, втаптывать по уши в грязь, глумиться над его физической и моральной сутью. Не имеет права! Но вся беда в том, что так рассуждают не все. Ни в этом ли заключается первопричина Зла, порождающая все прочие ужасы? Как знать? Но в любом случае... Боже, я не удержал Хорха. Он упал и не мог встать. Я попытался его поднять, но подбежавший охранник грубо оттолкнул меня и всадил в бедного старика заряд из хрономета. Там, где только что был человек, не осталось ничего. Пустое место! Ни чувств, ни страданий, ни надежд. – Сволочь! – неистово вскричал я, вложив всю ненависть накопившуюся во мне в это короткое и страшное слово. Охранник косо посмотрел на меня и поднял хрономет, целясь в голову. – Не надо! – раздалось рядом. Женская фигурка метнулась ко мве, заслонив от флибустьера. Тот оскаблился в недоброй усмешке. – Муж? – Нет, – отрицательно покачала головой Филия. – Хм, – хмыкнул охранник, – однако это не столь важно. Он надавил на спусковой крючок, и филия растаяла в водовороте времени. Теперь хрономет был направлен на меня. И тогда я расхохотался. Я смеялся до слез, до коликов в животе, до боли во всем теле. Мне было весело. Еще бы! Смерть сослужила мне хорошую службу, ведь я теперь знал, что ни при каких обстоятельствах не умру, не возжелав этого... НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! Я смеялся не поэтому. Я смеялся потому, что сходил с ума. Смерть была рядом, она дышала мне в затылок, а я, слепец, не видел очевидного. Мое банкротство, мое падение, мои мучения – это только верхняя, надводная часть айсберга. Скрытая же под поверхностью моего безрассудства часть ледяной горы открылась мне лишь теперь: все кто был близок мне либо уходили из жизни, как Андерс, Хорх, Филия, либо оказывались без средств на существование, то есть практически на краю гибели. Мои рабочие, моя прислуга, Криетеяонион, Синероуа... Синероуа! Я прогнал его, когда он больше всего нуждался в моей поддержке. А Лейла... Теперь я уверен – она не приняла моего подарка. Это было в ее глазах. А я... Я – слепец. Хотя разве только слепец? Я – прокаженный, своим присутствием несущий смерть. Я не имею права на существование, потому что каждый, кто окажется рядом со мной, обречен. Господи, но я хочу жить! Я хочу наслаждаться игрой солнечных бликов на поверности просыпающегося моря, хочу любоваться полетом паутинок, вдыхать аромат полевых цветов. Только жизнь может дать мне это, но тогда остается лишь одно... Да. Мой удел отныне и навеки – одиночество... – Что тут у вас? Проснулось лягушачье болото. – Да вот, кажется свихнулся. – А где старик и баба? Я медленно возвращался к действительности. Неподалеку стоял бронетранспортер, а рядом с ним – предводитель шайки. – Да вот, пришлось... – сказал охранник. Предводитель побледнел и потянулся к кобуре. – Идиот! Ты хочешь пустить всех нас по миру?! За этого старика должны были дать хороший выкуп, да и женщину можно было выгодно продать. – Но, Грорг, я ведь... Что-то ярко вспыхнуло и охранник медленно начал опускаться на землю. Во лбу его зияло черное отверстие величиной с горошину. Бластер! Оружие убийц, наслаждающихся запахом крови. Я содрогнулся. Грорг внимательно посмотрел на меня из-под своих низко опущенных бровей и махнул дулом бластера куда-то в сторону. – Догоняй,– проквакал он.– Мне нужен товар, а не трупы. Только сейчас я заметил, что колонна пленников ушла далеко вперед. Я двинулся за ними. Броневик медленно следовал сзади, и когда я сбавлял темп, подталкивал меня в спину бампером. Я не помню, как я шел. Тогда мной руководило подсознание, ибо сознание отключилось после первых же нескольких километров, когда даже предел человеческих возможностей остается далеко позади предопределенной организмом черты. Мозг же смог зафиксировать лишь несколько картин. Насколько они были реальны, пожалуй, на это вопрос ответить невозможно. Я видел извивающуюся между холмов дорогу, и в то же время это была гигантская стальная змея, пытавшаяся сбросить меня со своей блистающей чешуи. Я видел нависшую надо мной громаду чужого города, дикие в своей отталкивающей нелепости здания, мириады разнополых, разноплеменных существ, вышедших из подвалов ада. Я видел Смерть, улыбающуюся мне. О, боже, до чего она была хороша! Я пришел в себя лишь на торговой площади. Нас выстроили в шеренгу у какого-то барака и так оставили стоять, умирающих от усталости и тоски. Но все же у меня еще оставались силы осмотреться. Площадь была огромной. Десятки тысяч существ, представлявших чуть ли не все цивилизации Галактики, сновали по ней взад-вперед, выбирая себе рабов. Повсюду я видел таких же как сам, растерзанных, с печатью обреченности на челе: альдебаранцев, понуривших свои короткие хоботы, песенхоев с дрожащими крыльями, альтаирян, испускающих снопы искр и еще многих, многих, многих других, виденных мною впервые. Я не мог без содрогания смотреть на них, как они, наверное, на нас. Но еще страшнее выглядели мои соплеменники, оказавшиеся в плену у инопланетных работорговцев. Худые, измученные – они не могли даже стоять на ногах. Многие из этих несчастных будут обречены на голодную смерть, если на них в ближайшие дни не найдется покупателя. Я чувствовал, как в моём сердце закипает злость, но что я мог сделать? Постепенно и возле нашей шеренги стали появляться любители живого товара. В основном земляне, но живущие далеко за пределами освоенного людьми сектора космоса. Это были отщепенцы, изгои, преступники, скрывающиеся от правосудия. Они оценивающе разглядывали каждого из нас, изредка подзывая к себе Грорга, долго торговались и, наконец, удапив по рукам, уводили купленный товар с собой. ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ТОВАР! Впрочем, торговля шла вяло. За час было продано всего пять человек. Грорг метал молнии. – Если я вас сегодня не продам, – рычал он, брызгая слюной, – всех отправлю на космические галеры, а это равносильно билету на тот свет. Так что прекратите стонать и делать кислые физиономии. Выпрямьте сшшы, сотворите улыбочки на своих мордах и сдохните, но так и стойте. – Надо было обращаться с по-человечески, – вырвалось из меня. – Тогда бы... – Что?!– взревел работорговец.– Кто-то смеет меня учить? Он подскочил ко мне, схватил за рубаху и потянул на себя, отчего остатки ткани разлетелись на куски, обкажяв мой торс. Но потом что-то изменилось в его лице, он оттолкнул меня и отошел прочь. Что ж, и здесь Смерть оказалась бессильной. Или, быть может, Грорг не хотел больше нести убытки? Впрочем, и то, и другое взаимопересекалось. Прошел час. Hаша шеренга сократилась на шестерых человек. Их купил древообразный суинец для работы на скотобойне. Потом настал и мой черед. К бараку, возле которого мы стелли, подъехала карета, запряженвая четверкой лошадей. Из нее вышел низенький полный человек с красным обрюзгшим лицом и мощной, невяжущейся с его внешностью, челюстью. Руки его укрaшали золотые перстни, заколка с огромным бриллиантом скрепляла галстук. Грорг бросился к нему, широка улыбаясь и подобострасно склонив голову. – Добрый день, господин Делоран, – скороговоркой заговорил он. – Сегодня у меня отличный товар и вы не зря заглянули в ваш уголок. Делоран, даже не удостоив его взгладом, подошел к рабам. Оценивающе оглядев всех, он бросил через плечо Гроргу: – И это ты называешь товаром? Скопище мертвецов, которые и гроша ломанного не стоят. – Вы ошибаетесь, – возразил работорговец. – Все они весьма и весьма выносливы. Мы пропустили их через такой фильтр, – Грорг хохотнул, – что остались лишь самые сильные. Остальные же давно гуляют по реке времени. Делоран фыркнуд и двинулся вдоль шеренги. Подле молодого парня, облаченного в изодранный костюм лейтенанта пассажирского космофлота, он остановился, смерил его взглядом и ощупал мускулы. – За него я дам десять кредиток. У Грога вытянулась физиономия. – Но ведь так стоит охотничья собака! – А вы считаете, что собаки худший товар, чем люди? – невозмутимо ответах Делоран. – Пятнадцать кредиток. Это мое последнее слово. Грорг вздохнул и сдался, понимая, что торговаться бессмысленно. Следующим, возле кого остаповился Деноран, оказался я. – Неплохой экземпляр, – сказад он, разглядывая мой обнаженный торс, – вот только рана... – На нем заживет, как ва псине, – поспешил заверить его Грорг. – Зато он будет прекрасно смотреться иа арене. К тому же этот парень еще и неплохой боец. Он уложил почти дюжину парней из моей команды, прежде чем мы взяли его в плен. Делоран сморщился. – Хорошо. Пять кредиток. – Но это же грабеж!– не удержавшись, воскликнул Грорг. – Ошибаешься. Еще не известно, доживет ли он до первого поединка. Мне кажется; что я вообще сейчас выбрасываю деньги на ветер. – Ну и черт с тобой! Забирай, – пробормотал Грорг. Так, за ничтожную сумму в пять кредиток, за которые нельзя было даже купить породистую собаку, меня продали в школу гладиаторов. Похоже, Смерть оказалась неистощимой на выдумки. Какие муки еще ждали меня впереди? Школа гладиаторов больше походила на сарая. Он стоял посреди небольшой поляны, окруженной энергетическим барьером, выбраться за который было невозможно без специального модульного преобразователя. В сарае обитало несколько десятков существ с самых разнообразных планет. Людей же было трое, включая и меня. От лейтенанта Маркуса я узнал, что он служил на транспортном лайнере "Мария-Магдалина", совершавшим челночные рейсы Земля-Харлонг. Планета эта находилась на самой переферии сектора, освоенного землянами. Потом он попал в плен к Гроргу и вместе со мной был продан Делорану. Хэм Одвинталь оказался в школе гладиаторов несколькими месяцами раньше. Он уже достаточно узнал о местных порядках и часто растолковывал нам что к чему. Впрочем. особенно рассказывать было не о чем. Жизнь наша текла монотонно, и мы, признаться, были благодарны за это господу. Обучали же нас, по-существу, лишь правилам поединка и устройству инопланетного оружия. О том, как происходит сам поединок, мы узнали от Хэма, которому уже однажды довелось испытать это на собственной шкуре. – Мне повезло, – угрюмо поглаживая шрам на шее, рассказывал он. – В пару со мной определили Херроуна с Дигмы-5. По условиям гладиаторского боя, каждый сражается оружием наиболее распространенным на той плалете, откуда родом сам боец. А на Дигме в ходу лазерные мечи. Сами понимаете, их не сравнить с хронометами. В общем, я отправил этого парня в долгий путь, хотя и ему удалось оставить неплохую отметину на моей шее. Однако все могло быть гораздо хужа, например, окажись моим соперником Хильд с Мицара, – он кивнул на истыкавное двухметровымии иглами существо, мирно дремавшее в углу на соломе. – У этих дикообразов на вооружении атомные пращи. А это – локальный ядерный взрыв радиусом в несколько десятков метров. – Но ведь... – начал говорить Маркус. Хэм скривился. – Ты забываешь, что арена занимает площадь в десять квадратных миль. К тому же, она окружена тройной цепью силовых куполов. Сразу после поединка площадка дезактивируется. Они ничем не рискуют, уж поверь мне. ...Так постепенно, кроха за крохой, я узнавал, что ждет меня впереди. Особого страха я не испытывал, гибель на поле брани меня не волновала, ибо я по-прежнему жаждал жизни. Единственное, что меня не устраивало, так это мое вынужденное заточение. Все свое свободное время я посвящал мыслям о побеге. Но в одиночку осуществить это было практически невозможно. Сходиться же с кем-нибудь ближе, я не решался, помня, чем это может кончиться. Потому я держался особняком. Хэм и Маркус сначала недоумевали, а потом махнули на меня рукой. Как мне жилось в те унылые дни, понять не сложно: еше совсем недавно купаться в роскоши и, вдруг в один миг все потеряв, оказаться на самом дне. Тоска властвовала над моим телом и разумом, радость же приносила лишь заживающая рана. Меня терзала бессонница, меня мучили мысли, не давая покоя ни днем, ни ночью. Что-то происходило со мной, но не мог понять что? Я проклинал Смерть за исковерканную мою жизнь, и в тоже время все меньше и меньше испытывал к ней чувство ненависти. Перед моим взором часто возникал зрительный образ Ее. Я гнал его прочь, но он все настойчивей заявлял о себе. И внезапно я осознал, что никогда за свою долгую жизнь не встречал женщины более утонченной, более привлекательной, чем Она. Я с гневом отбросил эту мысль. Абсурд! Нелепица! Смерть не может быть привлекательной. Если так рассуждать – значит возжелать смерти. Что ж, хитрый ход, но и на этот раз провести меня не удасться. – Я ненавижу тебя! – твердили мои губы. – Я не хочу видеть тебя! – трепетал разум. – Ты прекрасна!!! – кричало подсознание. Я чувствовал, как раздваивается мое естество, рассыпается в прах нечто, звавшееся когда-то Сайрисом Глендоном. И тогда явилась она. Или, быть может, мне это только приснилось? – Не делай этого, Глендон, – задрожал воздух возле моих ушей. – Ты должен умереть. Я обязана совершить это. Забудь мой облик, забудь о нашей встрече, помни лишь о цели. – Я НЕ МОГУ, НЕ МОГУ, НЕ МОГУ ЭТО СДЕЛАТЬ! – Глупец. Но теперь ты сам сделал выбор. Реальность изменилась, и с этой минуты уже не от тебя зависит жизнь твоя. Берегись, ибо последний час твой стал намного ближе. Я рассмеялся. – Я не боюсь смерти! И в тот же миг меня затрясло, боль вцепилась в плечо и начала терзать его, разрывая на куски. Я вскрикнул и открыл глаза. Надо мной склонился Маркус. – Ну ты и спишь, – улыбнулся он. – Сном праведника. Вставай, Делоран собирает всех. Я с трудом поднялся с охапки соломы, служившей мне ложем, и поплелся вслед за лейтенантом к выходу из барака. Делоран стоял посреди поляны, окруженный десятком головорезов, вооруженных бластерами. Перед ним в немом ожидании застыла разношерстная толпа гладиаторов. Мы отыскали Хэма и остановились рядом. – Похоже, завтра нас ждут неприятности, – успел прошептать он, прежде чем Делоран заговорил. – Сегодня вам выдадут оружие без боезапаса. Проверьте его, почистите, завтра оно вам пригодится. А пока я зачитаю список, кто с кем будет в паре... Он подцепил на свой мясистый нос очки и монотонно зубубнил. Хэм нервно переминался с ноги на ногу, рассыпая проклятия, Маркус, закрыв глаза, шептал молитву. А я размышлял над последними словами, сказанными Смертью. Что означала ее фраза об изменении реальности? Неужели моя глупая восхищенность перед всеми смазливыми женщинами изменила мою судьбу? Нет, не перед всеми. Только перед Ней. О, боже, но тогда завтра меня ждет неминуемая гибель. Проклятье, Она добилась своего!.. – Одвинталь, Земля – Маркус, Земля. Три человека одновременно вздрогнули. Делоран продолжал монотонно бубнить. Хэм угрюмо посморел на лейтенанта. – Что же, парень, я вынужден буду тебя завтра убить. – Это мы еще посмотрим, – недобро сверкнул глазами Маркус. – Она, ЭТО ОНА! – закричал я, хотя не вымолвил ни слова. Я сам того не желая, все же сблизился с ними, и теперь Смерть заберет их. Но ведь... Я застонал. Мерзавец! Какой же я мерзавец! Я должен был давно умереть, еще в Нью-Йорке, еще там в особняке на Вертсайд-стрит. Но я не желал этого, скрывая под маской бесстрашия свою подлость, свое безмерное себялюбие... – Глевдон, Земля – Хильд, Мицар. Вот и все. Хрономет против атомной пращи... Я дождался своего часа. Ты победила. Смерть. И в тот же миг я понял, что ошибаюсь. Человек создан для жизни, ибо весь мир существует ради этого. Я не мерзавец, я такой же как все – живое существо из крови н плоти, мечтающее о свежем глотке воздуха, о здоровой пище, об утолении плотских желаний. Это не я погубил своих друзей и близких, это она – Смерть. И все потому, что ею прежде всего движет обыкновенный страх. Страх порожденный энергией моей души. Ты подлая, Смерть, и я ненавижу тебя. Слышишь?!

Сжавшись в комок, я забился в узкую расщелину н менял батарею на хрономете. Где-то над головой парил телеглаз, следя за каждым моим движением и передавая изображение на экраны видексов. Тысячи бездельников Вилгурии сейчас следили за ходом поединка, делая ставки на смерть. Торгуя жизнью гладиаторов, Делоран зарабатывал огромные деньги. Сколько же несправедливости в этом мире! Невероятно, но он все еще существует, хотя давно должен был рассыпаться на атомы от горя и ненависти, страданий и крови существ, порожденных им. Я вставил батарею в гнездо и задвинул ее до упора. Оставаться и дальше в расщелине было опасно. Мицарец в любой момент мог обнаружить мое местопребывание, я же из-за ограниченности обзора этого сделать не мог. Я осторожно выглянул наружу. Нагромождение скал, тянувшееся с запада на восток, неподалеку обрывалось. Дальше шли холмы, а за ними – лес. Через него проходили один за другим все три силовых барьера. Перекинув через шею хрономет, я выбрался из расщелины и соскочил на каменистый откос, полого спускавшийся на дно ущелья. Но этот путь я отверг, понимая, что там я буду виден, как на ладони. Надо было выбираться наверх. По крайней мере, радиус обзора там был намного шире. Минут десять у меня ушло на то, чтобы взобраться на верхушку скалы. Тяжело дыша, я опустился на горячий камень, ноги дрожали от усталости. По-прежнему было тихо. Теплые лучи ласкали кожу, Трепетал нагретый воздух, прозрачный и упругий, как родниковая вода. Хм... А бывает ли родниковая вода теплой? Наверное, бывает... И я на миг забыл, где нахожусь, забыл, что кто-то желает испепелить меня в атомном взрыве. Жизнь была прекрасной, и я наслаждался ею. Однако именно этот миг, как ни парадоксально, едва не стал для меня последним. Что-то громыхнуло, совсем рядом, и я увидел рвущийся из ущелья ядерный гриб. Волна раскаленного воздуха обожгла мое лицо, руки. Издав громкий вопль, я бросился прочь, не разбирая дороги. Мне было больно, мне было страшно, но я понимал, что потеряв рассудок, я потеряю жизнь... Я сумел справиться с собой, на секунду остановился и увидел второй телеглаз, висевший над соседней скалой. О, боже, как все просто! Я спустился со скалы и побежал вдоль ее, прижимаясь к камням. При всем желании, мицарец не мог меня обнаружить, так как скальный монолит надежно скрывал его глаз. Хотя... Я резко остановился, поднял голову и увидел, висевший прямо надо мной телеглаз. Делоран! Он сделал все, чтобы гладиаторы могли легко обнаружить друг друга. Подняв хрономет, я нажал на курок. Телеглаз испарился, превратившись в облако элементарных частиц, размазанных по спирали времени. За зто Делоран сдерет с меня шкуру, впрочем, если останется что сдирать... Между двумя соседними скалами был узкий проход. Я с трудом протиснулся в него и, обдирая кожанные доспехи, выданные перед поединком, медленно стал продвигаться вперед. Если бы мицарец обнаружил меня в эти минуты, растянувшиеся в вечность, от моего тела наверняка осталась бы лишь горстка радиоактивного пепла. Но мне повезло, я выбрался из прохода и, оказавшись под гигансккм гранитным уступом, остановился. Необходимо было оглядеться, чтобы начать движение к смерти. Чужой смерти... Как ни странно, но я по-прежнему верил в свою неуязвимость. Телеглаз парил все над той же скалой. До нее было метров сто, но пройти их следовало через открытое пространство. Мне почему-то вспомнились джайгер-кабины, осутцествлявшие мгновенный надпростравстзенный переход любого материального тела в заданную точку пространства. Единственным условием оставалось лишь наличие в данной точке аналогичной джайгер-кабины. Однако здесь не было никаких кабин, и я отбросом прочь эту бесплодную мысль. Похоже, я старался оттянуть время. Потом я долго стоял неподвижно. Страх и необходимость действовать боролись друг с другом. Я понимал, что промедление – подобно смерти, но не в состоянии был сделать первый шаг. И только через мгновение я понял почему, когда над головой раздался свист раскручиваемой пращи. Серебристый цилиндрик ядерного заряда пронесся в воздухе, но прежде чем он коснулся земли, я успел забиться в щель меж двух скал. Была вспышка, боль и мрак... Наверное, я очнулся очень скоро, иначе бы мицарец успел добраться до меня. Я открыл глаза и увидел, что продолжаю стоять, зажатый двумя каменными жерновами. Сильно болела левая сторона тела. Я посмотрел на ноющую руку. Она была сплошь покрыта волдырями ожогов. Сколько же рентген я получил? Слеза накатилась на правый глаз, левый постепенно угасал. Мне конец: осознал я. Без медицинской помощи, причем, экстренной помощи, я не дотяну и до утра. Впрочем, хватило бы и нескольких таблеток антирадина. Смешно, но от каких-то малюсеньких белых шариков зависит твоя жизнь. Хм... Скорее, нелепо. Мне показалось, что я уловил слабый залах духов: манящий, нежный и столь знакомый! Я резко повернул голову, но никого рядом не было. Так оно и должно быть, попытался я успокоить себя. Разве я имею право на что-то надеяться? Смерть рядом, она ждет и, по всей видимости, твое время, Глендон, пришло. В небольшой ложбинке прямо на уровне глаз мелькнуло что-то оранжевое. Я протякул дрожащую руку и нащупал капсулу. И в этот миг я задохнулся, еще не веря, не понимая, почему? Неужели я сошел с ума? Нет. Смешно. Это просто игра воображения с помощью которой угасающий мозг пытается ухватиться за реальность, порождая нереальное. Я поднес кассулу к глазам. "АHТИРАДИН". Я ОШИБАЮСЬ. Несколько таблеток упали в руку. ГЛУПОСТЬ! Язык ощутил во оту что-то твердое. ОБМАН! Кислая капля обожгла язык, небо, гортань. Тысячи рецепторов одновременно возопили, посылая импульсы в мозг: – СПАСЕНИЕ, СПАСЕНИЕ, СПАСЕНИЕ! Но я не верил, не мог поверить в это. Я снял хрономет с шеи и, зажав его здоровой рукой, выбрался из щели. Телеглаз был гораздо ближе, зависнуз теперь над ущельем. Я опустил глаза и увидел катящегося по камням мицарца, похожего на гигантского ежа. Он тоже увидел меня, в замешательстве остановился. Я поднял хрономет. Мицарец медленно стал раскрываться, высовывая короткие отростки, в которых бешенно раскручивалась ираща. Я выстрелил. Потом медленно опустился на камень и закрыл глаза. Вот и все. Скоро за мной прилетит вертолет и заберет обратно в свинарник Делорана, как до этого забрал Фелиаса с Поллукса и не забрал ни Маркуса, ни Хэма Одвинталя. Их больше нет, лишь только атомы, из которых некогда состояли их тела, теперь опыляют Вселенную. И быть может, где-нубудь они вновь взродятся в ином обличье, в иной сути, как знать? В далекой дали послышался шум мотора. Я открыл глаза. Левый по-прежнему слезился, но правый выхватил из окружающего мира скалу, где вечность назад скрывался Хильд с системы Мицара. Ты хотел убить меня, но ты не виновен в этом. Жестокий мир, в котором мы живем, превращает даже добрые существа в ужасных монстров. Невероятно, но я могу уничтожить его, разорвав галактики на одинокие угасающие звезды, перемолов пространство в пыль, оставя от вселенной вселенское пепелище. Но я не знаю, как это сделать, а главное не хочу, чтобы это произошло, потому что мир – не только жестокость и насилие, но и любовь, дружба, радость материнства, детский смех. Я не должен подвергать все это риску. Но я человек. А для человека нет ничего дороже, чем жизнь. Я внутренне содрогнулся, глядя на скалу. Только несколько шагов отделяли меня от гибели. Если бы я решился преодолеть эту сотню метров, то оказался бы в самом эпицентре взрыва. Кажется, я тогда отвлекся мыслями о джайгер-кабине, а потом подсознание не дало мне сделать эти роковые шаги. Стоп! Джайгер-кабина... Помнится, по нейронам мозга тогда пробежала слабая тень еще одной мысли. Я отринул ее, посчитав бесплодной. Но ведь в тот миг я подумал о перемещении в пространстве без джайгер-перехода. Каким образом? Я тяжело вздохнул. Нет, это невозможно. Шум моторов нарастал. Уже слышался шелест винтов, рассекающих воздух. НЕВОЗМОЖНО! Я был обречен на жалкое существование в школе гладиаторов и, по-существу, на скорую гибель. НЕВОЗМОЖНО! Я вздрогнул, ощутив снова неуловимый аромат духов. Лежавший рядом на камне хрономет вдруг соскользнул с него и со звоном упал мне под ноги. – О, Смерть, ты прекрасна! – воскликнул я. Нежкый колокольчик рассыпался в звонком смехе и растаял в прозрачном воздухе. Я поднял хрономет, перевел планку с режима поражения на режим секундного хронопереноса и приставил дуло к груди. Если я не ошибся в расчетах, то через секунду Вилгурия переместится в пространстве и повернется вокруг своей оси ровно настолько, чтобы я оказался далеко за пределами этой страшной арены смерти. И если мне повезет, я не окажусь в момент выхода в пространственной точке, совмещенной с каким-нибудь деревом или еще бог знает с чем. Вертолет завис над моей головой, обрушивая вниз пласты воздуха. Я поднял изуродованную левую руку и помахал ему. Через толстое стекло кабины на меня смотрело перекошенное от злобы лицо Делорана. Он жаждал моей крови за разрушенный телеглаз. Я улыбнулся и нажал на курок. Почва резко ушла из-под ног и я обрушился с трехметровой высоты на снежный склон. Боже, я был в горах! Где-то далеко от страшного места, порожденного злым гением человеческого разума. Вокруг меня простирались суровые вершины, покрытые снежной скатертью непогоды. Я протер глаза. Ничего не изменилось. – О, Смерть, получилось! – возликовал я. – Нет предела моей благодарности! Слышишь? В ответ лишь тихо всхлипывал ветер. – Ты здесь, рядом, я знаю, – закричал я. – Ответь мне, прошу. Я хочу увидеть тебя, твои глаза, твои губы. Я хочу услышать твой нежный голос, потому что обожаю тебя! – Это признание в любви? – ласковый голос пронзил мое сердце. Я опустился на одно колено и, склонив голову, прошептал: – Да.