Текст книги "Тот, кто не с нами"

Автор книги: Юрий Бурносов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Юрий Бурносов
Тот, кто не с нами

– Дурнов, ты кем до войны был? – спросил Коломеец, доедая кашу.

Дурнов хмыкнул:

– Физиком. С товарищем Капицей работал.

– А не похож на физика… Вон ряха-то какая, чистый сталевар! Или, к примеру, повар… – Коломеец тщательно облизал ложку. – Нет, скорей сталевар. У меня сват сталевар, поширше тебя будет. А что тебе бронь не дали? Физики, они вроде секретные.

– Секретные, да не все. Товарищ Капица, или Ландау, к примеру, конечно, работают. А я – даже не кандидат наук. Просто старший научный сотрудник. Пошел в военкомат, те подумали-подумали да и отпустили.

– Так ты добровольцем? Силен, – уважительно покрутил головой Коломеец. – Мог бы и дома сидеть, молекулы сосчитывать… А я вот столяр. Хочешь, я тебе после войны комод сострою? Хороший комод, ореховый. Или буфет.

– А письменный стол можешь?

– Письменный? Могу, чего ж нет. Доску только подходящую найти, цельную… – Коломеец задумался, словно собирался заняться столом уже сегодня ночью.

Под свисающий с бруствера брезент забрался сержант Бериев, зябко поежился:

– Холодно… Дождик никак не кончится…

– А ты кем до войны был, сержант? – очнулся Коломеец.

– В армии служил. Сверхсрочную.

– Так ты у нас вояка записной! А вот Дурнов, представь себе, физик.

Бериев крякнул.

– Эге! Ни разу физика не видел. Слушай, Дурнов, «Гиперболоид инженера Гарина» читал? Товарищ Толстой написал.

– Читал.

– И как оно с точки зрения физики? Можно такую штуку построить, чтоб всех гансов на хрен пожечь?

– Можно, но трудно. Товарищ Толстой – фантаст, написать-то легко… Дурнов закашлялся. Сплюнув, он продолжил:

– Нет, конечно, я могу представить примерный принцип работы гиперболоида. Толстой многие детали описал достаточно грамотно, так что… Но с другой стороны, очень примитивно. Пирамидки эти…

– Короче, не могут, – подвел черту Бериев. – Плохо. А то бы чирк! Чирк! И поперли их назад в Германию.

– Придумают, – уверенно сказал Коломеец. – Товарищ Сталин соберет конструкторов, посидят-посидят, да и придумают. Танк Т-34 видел?

– Видел, – одновременно сказали сержант и Дурнов.

– Вон какая штука! Или, к примеру, «Клим Ворошилов-2». Пушка – жуткая, я с танкистами разговаривал. Любую немецкую технику пробивает, как доску. Так что вот… Дай-ка, сержант, мне закурить по такому случаю.

Бериев и Коломеец задымили, а Дурнов, дыма не переносивший, опять закашлялся и выбрался наружу.

Светало. Моросил мелкий дождь, вдали изредка тарахтел пулемет и плевались зенитки. Над окопом стоял густой молочный туман.

– Колбаски бы сейчас, – сказал Коломеец, высунув голову из-под брезента. – Полукопченой. И селедочки. И пивка бокальчик.

– Не, пивка не надо, – прогудел Бериев. – Холодно. Соточку – это да.

– А зенитки бьют, – задумчиво сказал Дурнов. – Летает немец. И погода ему не вредит…

– Лишь бы бомбить не начали. А то «юнкерсы» налетят, будет тебе, сержант, и пивко, и соточка… – Коломеец невесело хихикнул.

– Старшина из минометчиков рассказывал, у немцев какая-то новая цацка появилась, – сообщил Бериев, отбросив брезент. – Вроде как разведчик, но не «рама». Летает совершенно бесшумно, только огоньками моргает.

– И не гудит? – поразился Коломеец.

– Не-а.

– Во суки.

– Ну. И низко-низко летит, прямо над деревьями. А потом повиснет – и висит.

– На месте? – заинтересовался Дурнов.

– Ага. Как стрекоза.

– Интересно! – физик потер ладонями небритые толстые щеки. – Как же это они, а? Я читал в журнале, у нас до войны тоже разрабатывали такую технику. Автожир называется. У него сверху винт, поэтому может вертикально подниматься и опускаться, на месте висеть. Но не достроили, в производство не пустили. А немцы, получается, успели.

– Да нет там никакого винта, – покачал головой сержант. – Старшина говорил, на миску похоже.

– Это как? – удивился Коломеец.

– Миска и есть миска. Висит, огоньками светит.

– Такого не может быть, – уверенно заявил Дурнов. – Должен быть какой-то видимый движитель. Есть, конечно, разработки реактивных двигателей, но он производит сильный шум. А старшина ваш говорит, что не гудит… Массовая галлюцинация. Может они там спирту обпились, минометчики?

– Их упоишь… – завистливо сказал Коломиец. – Слушай, сержант, а в особый отдел они обращались? Секретное оружие, как-никак.

– Обращались. И капитану своему сказали. Ну, это уже не наше дело. Пусть разбираются те, кому положено. Вот физик наш, например… Ой, кажись, бежит кто-то.

Из тумана появилась сгорбленная фигура, завернутая в плащ.

– Мужики! – послышалось из-под низко надвинутой каски. – Где тут Дуракова найти?

– Может, Дурнова? – уточнил Бериев.

– Или Дурнова… В штаб его требуют, в особый отдел.

– Я Дурнов, – сказал физик. – Что такое случилось?

– Когда в особый отдел вызывают, не спрашивают, что случилось, ответил курьер. – Не дети, чай. Оружие здесь оставь…

Начальник особого отдела Гочишвили раньше работал с самим Фриновским. Когда Фриновского вначале бросили на флот, а потом и вовсе отправили в расход, Гочишвили отделался едва ли не легче всех – был понижен в звании, переведен в Туркестан, а потом отправлен на фронт в звании подполковника.

Гочишвили трусом не был, дураком тоже. Он прекрасно понимал роль особого отдела и обязанности его начальника, попусту груды бумаг не исписывал, к людям зря не цеплялся.

Дурнов об этом не знал. Зато он знал о судьбе Ландау, который загремел в лагерь и был освобожден исключительно стараниями академика Капицы. Помнил он и то, что с Ландау работал, работал долго и близко, и никак нельзя было исключить возможность того, что даже сюда, на фронт, за Дурновым притащился этот ужасный хвост.

– Садитесь, пожалуйста, – сказал особист с едва заметным грузинским акцентом. Дурнов сел на табурет, стесняясь своих перемазанных глиной сапог – в избе особиста было чистенько, на полу лежали домотканые половички.

– Можете курить, – предложил Гочишвили. Дурнов покачал головой:

– Спасибо, товарищ подполковник. Не курю.

– Тоже правильно, – Гочишвили закурил «казбек», с наслаждением выпустил в низкий потолок клубы дыма. – Красноармеец Дурнов Михаил Михайлович, одна тысяча девятьсот десятого года рождения. Так?

– Так точно, товарищ подполковник.

– Ленинградец… Или петербуржец?

– Ленинградец, товарищ подполковник.

– Замечательно. Я работал в Ленинграде в тридцать втором-тридцать третьем. Очень красивый город. Вы где жили?

– На Васильевском.

– Почему-то так и думал, – улыбнулся особист. – Кого из ленинградцев ни спросишь, где жил, все говорят – на Васильевском. Впрочем, дело не в этом. Вы, уважаемый Михаил Михайлович, до войны занимались научной деятельностью. Физик.

– Физик, товарищ подполковник.

– Работали с Капицей, Ландау… Ну-ну, не пугайтесь, – замахал руками Гочишвили, заметив, как вздрогнул Дурнов. – Разобрались с вашим Ландау, работает человек. С кем не бывает? Ну, ляпнул, не подумав… А вы что же на фронте делаете? Вы в тылу нужнее.

– Что вы, товарищ подполковник… Я же не физик даже. По сравнению с Капицей – так, лаборант. Что называется, подай-принеси. Здоровьем бог не обидел, вот и пошел на фронт. Стыдно в тылу сидеть.

– Что ж, это хорошо. Член партии с…

– С сорок первого, товарищ подполковник.

– Да-да, вспомнил. А вызвал я вас, товарищ Дурнов, вот зачем. Странные тут у нас вещи творятся. Может, вы слышали?

– Догадываюсь, товарищ подполковник, – сказал осмелевший Дурнов. Летающая миска?

– Уже и название придумали? Сказочники. Пусть будет миска, все равно. Итак, сами понимаете: разговор сугубо секретный. Вы меня интересуете в настоящий момент не как красноармеец Дурнов, а исключительно как эксперт-ученый. Никаких чинов, пожалуйста, никаких «так точно». Меня зовут Роберт Георгиевич, так ко мне и обращайтесь.

– Хорошо, Роберт Георгиевич.

– Сейчас нам принесут чай и немного перекусить. Подойдет еще один человек, капитан Воронин. Мы должны крепко подумать и что-то решить. Завтра вечером я буду докладывать командованию.

Действительно, тут же принесли чай в стаканах с подстаканниками, тарелку с бутербродами, в том числе со столь любимой Коломейцем полукопченой колбаской.

– Угощайтесь, Михаил Михайлович, – радушно сказал Гочишвили.

Дурнов отхлебнул из стакана и спросил:

– Роберт Георгиевич, так что все-таки за миска? Я не могу основывать свое мнение на слухах. Я даже ничего не видел сам.

– Я тоже не видел, уважаемый Михаил Михайлович. Но многие видели. Вот и капитан Воронин видел, командир минометчиков… Вы бутерброды кушайте, кушайте… Вот так. Могу сказать вкратце: в последние два дня над передовой линией обороны регулярно появляется летающий объект, не принадлежащий ни нам, ни немцам. Сужу об этом только по тому, что его обстреливают с двух сторон. Без видимого, впрочем, ущерба. Мда… Гочишвили снова закурил. – Судя по перемещениям, цель появления разведывательная. Никаких оборонительных мер объект не предпринимает, на обстрелы не реагирует. Никаких аналогов я лично не вижу – нигде в мире. Я не знаток авиации, но в свое время много летал, был на выставках в Германии, Италии, лично знаком с Джулио Дуэ. Так вот: подобных технологий нет ни у кого. И еще… Постойте, кажется, капитан пришел.

В избу вошел, пригнувшись, длиннющий капитан-артиллерист с лошадиным добродушным лицом.

– Добрый вечер, Игнат Петрович, – приветствовал его особист. – Наш ученый совет в сборе. Знакомьтесь: Михаил Михайлович Дурнов, физик.

– Очень приятно, – сказал капитан, пожимая руку Дурнова. – Игнат Петрович Воронин.

– Как я уже сказал, без чинов и званий, – напомнил Гочишвили. – Сейчас вам тоже принесут чай, Игнат Петрович, и мы поговорим о нашей миске.

– А что о ней еще говорить? – Воронин осторожно взял горячий подстаканник из рук ординарца. – Летает, подлая. Сегодня ночью опять видели, около трех. Зависла метрах в двадцати, прямо над позициями. Снимала, что ли… Курочкин по ней из ручняка полоснул, почитай, в упор. Хоть бы что. Теоретически можно в нее из миномета стрельнуть, вот только…

– Отставим самодеятельность, – нахмурился Гочишвили.

– Так что ж делать-то, товарищ подполковник, то есть Роберт Георгиевич? Что я людям объясню? Все говорят, Гитлер новое оружие испытывает, а мы смотрим…

– А вот такие разговоры пресекайте. Не хватало, чтобы мне начали бумажки строчить. Сами знаете, что за прославление немецкого оружия бывает. Тем более есть все основания полагать, что пресловутая миска к немцам никакого отношения не имеет. Как я уже сказал, у нас есть данные, что ее обстреливали и немецкие войска, в том числе зенитчики.

– Может быть, союзники? – неуверенно предположил Дурнов. Американцы…

– Американцам не с руки испытывать секретные образцы у нас. Пожалуйста, если нужно делать это в боевых условиях, пугайте Роммеля в Африке. Нет, не подходит, – Гочишвили покачал головой.

– А как же комиссия? – поинтересовался капитан.

– Не будет комиссии, – сказал особист, нахмурившись. – Самолет Ли-2, на котором летела комиссия, сбили возле Воронежа. Все погибли, и Москва не видит смысла посылать еще людей. Вот мы и будем заниматься. При необходимости привлечем летчиков, у меня есть полномочия от командующего фронтом. Ваши мнения?

– У меня несколько вопросов к Игнату Петровичу, – Дурнов допил чай и отставил стакан в сторону. – Приблизительные размеры этой миски можете назвать?

– Диаметр метров двадцать. Может, двадцать два. А по виду и впрямь миска, – капитан растерянно развел руками. – Ну, суп из которой едят. Белый металл, вроде алюминия, но крепкий – пуля не берет. По краю огоньки желтые, расположены неравномерно, через разные промежутки. Летит бесшумно, абсолютно. Я до войны в Крыму жил, там соревнования планеров, если знаете, так планер, и тот какой-то гул издает, когда по воздуху идет. А эта – как во сне. Молча. Страшно, товарищи.

– Скорость большая? – спросил Гочишвили.

– Разная. То еле-еле плетется, как пешеход. А потом взмывает резко вверх, и нет ее.

Некоторое время все трое молчали, только потрескивал табак в папиросе особиста.

– Значит, не наша техника, – сделал вывод Дурнов.

– Как – не наша? – Гочишвили зло ткнул окурок в пепельницу. – Что значит – не наша?

– Не земная, товарищ подполковник, – виновато сказал Дурнов. – Слыхал я и раньше, только никто этим у нас не занимался… В Америке, знаю, зафиксированы случаи… Есть предположения, что инопланетная цивилизация или цивилизации – изучают нас.

– Ничего себе версия, – хмыкнул особист. – И это я буду докладывать? Секретное оружие или природное явление – это еще поймут. А ваших инопланетчиков… Сомневаюсь. В штабе реалисты сидят, в Ставке – и подавно. Слава богу, Ставка пока ничего не знает… Короче, разобраться у нас с вами времени нет. Ночь – и все. Если за ночь не прилетит, хрен с ней. Если прилетит – поднимем самолеты, посмотрим поближе, попробуем сбить, наконец!

– Вы что, Роберт Георгиевич! – вскочил физик. – Как можно?! Сбить! Это же дружественная цивилизация, возможно, они хотят мира… Может быть, помогут нам… Новые технологии, медицина…

– Медицина медициной, а Ставка Ставкой, – разумно сказал капитан Воронин. – Война, Михаил Михайлович. А если они не к нам присматриваются, а к немцам? Думают, как им помочь? Вы же ученый, представьте, что у них совсем другая психология, другая мораль, другое политическое устройство общества… Может быть, Гитлер для них – идеал государственного деятеля. Я, товарищ подполковник, согласен – рассмотреть ближе, а потом, в случае чего, сбить.

– На том и порешим. А теперь поедем к летчикам.

На помятой «эмке» особиста – Гочишвили сам сел за руль – они двинулись к полевому аэродрому, где базировались штурмовики. Он оказался совсем рядом. Покрытые маскировочными пятнами краснозвездные «илы» стояли на раскисшем поле, поодаль бродил командир эксадрильи – розовощекий майор с двумя орденами Ленина. Он поздоровался со всеми за руку, с особенным интересом посмотрев на Дурнова. Действительно, простой красноармеец, к которому и особист, и капитан минометчиков обращались с уважением, походил не то на переодетого представителя Ставки, не то на жутко засекреченного разведчика.

– Гореленко, – представился майор.

– Дурнов, – сказал физик.

– Полетать бы нам, товарищ майор, – Гочишвили дымил неизменным «Казбеком».

– Да уж сообщили из штаба фронта. В полном вашем распоряжении, товарищ подполковник. Когда и куда?

– Кто у вас по ночным мастер?

– Я сам, – пожал плечами Гореленко. – Что за история?

– Да вы, небось, знаете. Летучая миска.

– А-а, эта… Что за хреновина, товарищ подполковник? Позавчера мои орлы ее из пушек пытались покрошить, думали, фрицы новинку запустили. И ничего.

Майор был искренне возмущен: в воздухе появилось нечто, что оказалось неподвластно всесильным пушкам его штурмовиков.

– И хорошо стреляли? – поинтересовался Воронин.

– Мои плохо не стреляют. Между прочим, Скобликов атаковал, Герой Советского Союза, – обиженно заявил Гореленко.

– Сегодня ночью сами попробуете, – успокоил его особист. – Есть желание?

– Есть. Только что за хреновина, товарищ подполковник?

– А вот и узнаем. Возьмете с собой вот Михаила Михайловича. Я полечу с… а хотя бы с Героем вашим, как его там?

– Скобликов Коля.

– Вот с Колей и полечу. А товарищ капитан будет с земли наблюдать. Такая у нас хитрая миссия, товарищ Гореленко. Мы тут у вас до темноты перекантуемся, хорошо?

– Да пожалуйста, – развел руками майор. – Идите вон в мою землянку, туда-сюда и обедать будем.

За обедом выпили по сто граммов, перекусили – жаренная на сале картошка с солеными огурцами и тушенкой из банок пошла очень хорошо. Капитан Воронов вышел погулять, а Дурнов разомлел от еды, тепла и выпивки, уютно устроился на лежанке и сквозь дрему слушал, как разговаривают особист и летчик.

– …Скобликов – сам не свой, из машины вылез, а морда, как мел, рассказывал Гореленко, звеня орденами. – Я, кричит, в него стреляю, а ему хоть бы что. Весь боезапас высадил, и ни хрена. Подыхать уже приготовился, а она – фьють! – и в зенит пошла, только вслед посмотрели. Скорость подъема невероятная, маневренность – нам и не снилась, в любой плоскости движется… Откуда такое, товарищ подполковник? И как ее сбивать, если что?

– Ты, майор, летчик, тебе и виднее. Я думаю, если ее пушки не берут, поднимай свою эскадрилью, будем эту заразу сажать. Не пойдет же она, в самом деле, на таран?

– Опасно, товарищ подполковник, – сжимая кулаки, пробормотал Гореленко. – Опасно. А ну как пойдет?

– Значит, будете таранить, – жестко сказал Гочишвили. – Не в бирюльки играем, майор. Скажете своим асам – любой ценой. Любой, слышите! И не забывайте, я тоже лечу, чтобы потом не говорили, как особый отдел за спинами героев отсиживался.

– Тараним, – зло буркнул майор. – Хер с ним. А если он не таранится? Раскидает и дальше полетит?

– А тогда нам все равно будет, – заверил его подполковник. – И мне, и вам, и вон даже Михал Михалычу.

Когда Дурнов проснулся и вылез из землянки, было совсем темно. Гочишвили курил у выхода и обрадовался, заметив физика:

– Михал Михалыч, доброе утро! Сейчас полетим. Раньше летали на самолете?

– Не доводилось, – признался Дурнов.

– Вот сегодня и начнете. Ваша задача – следить за этой штукой, смотреть, как и что она делает, сопоставлять, анализировать. Я поговорил с Гореленко, вы будете как бы наблюдатель. Остальные самолеты попробуют посадить эту миску на нашей территории либо уничтожат ее. Вы туда соваться не будете, так что не бойтесь.

– Да я и не боюсь, – улыбнулся Дурнов. – Интересно. Знаете, снова почувствовать себя ученым… Конечно, лучше бы пригласить настоящих специалистов…

– Были специалисты. Под Воронежем лежат, – сухо сказал Гочишвили. Ладно, давайте по машинам, ждут нас.

Гореленко был взбешен и еле держался. Он буквально втолкнул Дурнова в тесную кабину и рявкнул:

– Будете за стрелка. Умеете?

– Умею. Ручной и станковый знаю…

– Тогда еще ничего. Прикроете в случае беды, если фриц появится или эта сучка начнет коники выкидывать… Вы кто по званию, если это не военная тайна? А то не могу я так вот с человеком, когда он за спиной…

– Красноармеец Дурнов. Я вообще-то физик, вот и попал сюда, – вздохнул Дурнов.

– Ясно. Ну, физик, сиди тихо. И наушники одень.

Дурнов остался один, устроился поудобнее, потрогал холодные пулеметные рукояти. Интересно складывается жизнь, подумал физик. Из лаборатории Капицы – в военкомат, потом в пехоту, на фронт, легкое ранение… Из госпиталя – опять в окопы, из окопов – на самолет, в воздушный бой… Пожалуй, прожил жизнь с пользой. По крайней мере, последние два года.

Зарычал мотор, «ил» затрясся, темнота за плексигласом фонаря побежала прочь. По тому, как внутренности опустились вниз и в животе стало холодно, физик понял, что они уже летят.

– Живой, Михалыч? – раздалось в наушниках.

– Жив пока, – ответил физик.

– Ну, секи. Если фрица увидишь – бей без раздумий. Если миску увидишь – не строчи пока, пускай особист командует, а то схлопочем с тобой… Да не наблюй там!

– Блевать не буду, – пообещал Дурнов.

Он действительно не сблевал, хотя «ил» изрядно болтало и мотало. Вообще полет на самолете, пусть и военном штурмовике, Дурнов всегда представлял как-то изящнее… Погруженный в раздумья, он скрючился на сиденье стрелка и едва не стукнулся головой о фонарь, когда в наушниках рявкнул Гореленко:

– Вон она, зараза!

«Зараза» медленно плыла по воздуху параллельно с самолетом, метрах в двадцати пяти правее и немного выше. Это и впрямь оказалась миска, обычная суповая миска, только громадная. Как и говорил Воронин, по краю беспорядочно вспыхивали желтые огоньки.

И тут началось. Наверное, дал команду Гочишвили: затарахтела авиационная пушка, прижимая миску к земле. Гореленковские орлы брали летучую небылицу в клещи, наваливались сверху, не давали отвернуть. Дурнов буквально прилип к плексигласу, самолет кружил над местом странного воздушного боя, майор громко матюкался.

– Немцы! – неожиданно заорал он, и Дурнов схватился за пулеметные рукоятки. Никаких немцев он не видел и в помине, но самолет стал снижаться. Физик снова приник к плексигласу, и вовремя: миска как-то странно крутнулась, качнув краями, и стала заваливаться на чернеющий внизу лес.

– Подбили! – закричал он, то ли радуясь, то ли ужасаясь. – Подбили, товарищ майор!

– Возвращаемся. На посадку идем, – проворчал Гореленко.

Дурнов успел увидеть, как миска врезалась в щетку древесных вершин, полыхнуло голубоватое холодное пламя…

На аэродроме уже ждал Гочишвили – его самолет сел раньше. «Эмка» стояла тут же.

– Скорей, скорей! – закричал особист, когда Дурнов полез из кабины на крыло. В салоне машины уже ждали Воронин, незнакомый Дурнову летчик-старший лейтенант и пухлолицый рыжий Скобликов, тот самый Герой Советского Союза, который пытался атаковать тарелку. Скобликов в азарте толкнул физика в бок и сказал торопливо, глотая букву «ка»:

– Тарел'а-то бря'нулась! Бря'нулась тарел'а! За вершину зацепилась, хлопцы ее сверху даванули, она и бря'нулась!

В «эмку» влез Гореленко, отчего на заднем сиденье стало совсем тесно, и машина помчалась по неровному полю, дребезжа железками.

– Сгорит, – мрачно заявил майор. – Тут километров восемь, пока доедем – сгорит. Вон как полыхнуло!

– Посмотрим, – рассудительно сказал Гочишвили.

Бросив машину на краю леса, дальше они пошли пешком, треща сучьями. Вдалеке, за стволами, был виден пожар.

– Попадем, как куры в ощип, – сказал Воронин, поправляя сбитую веткой фуражку. – Ну как огонь с боков обойдет?

– Сыро очень, – возразил физик. – Горит плохо…

Огромный диск торчал наискось из земли, вывернув с корнями несколько деревьев. Огонь вырывался из двух решетчатых отверстий, а в нижней части диска чернело отверстие.

– Люк! – выдохнул Гореленко и ускорил шаг, но особист остановил его:

– Стоп, товарищ майор! Не спешите.

– Да я с пистолетом, – майор взмахнул своим ТТ. Гочишвили тоже вынул из кобуры «вальтер», а Дурнова, у которого оружия с собой не было, неожиданно пробрал озноб.

Они осторожно подошли ближе. Огонь несколько утих, так и не схватившись за сырую древесину, и пожара можно было не опасаться.

– Так, товарищи… – полушепотом сказал особист. – Дурнов, Гореленко со мной, Скобликов, Воронин и вы, старший лейтенант – здесь. Никого не подпускайте. Есть у меня подозрение, немцам тоже интересно, что же тут такое упало…

И подполковник, подпрыгнув, ухватился руками за край люка, находившийся метрах в двух от земли. Дурнов помог ему взобраться; Гочишвили исчез внутри, потом высунулся обратно и втащил Дурнова. Вместе они помогли влезть и летчику, после чего Дурнов осмотрелся.

Узкий круглый, а скорее даже овальный коридор со слабо фосфоресцирующими стенками, в свете которых лица Гочишвили и Гореленко напоминали мертвецов, вполне мог быть сработан и на Земле. Ничего экстраординарного Дурнов не заметил.

Коридор длился метра три и упирался во второй, закрытый люк. На люке не нашлось ни рукояток, ни каких-нибудь запоров, зато на стене рядом обнаружились три ромбических кнопки, расположенных друг над другом. Гочишвили пробормотал что-то по-грузински и нажал верхнюю.

Ничего не произошло.

– Может быть, изнутри открывается, – предположил Гореленко, но особист нажал среднюю кнопку и люк с шелестом ушел вниз. Изнутри резко запахло аммиаком и чем-то еще, непонятно-приторным.

– Ну и вонища… – прошипел летчик.

– Возможно, они этим дышат. Могло быть хуже, – сказал Дурнов и поспешил за особистом. Он не чувствовал никакой возвышенной радости, даже любопытства особого не ощущал. Может быть, немного боялся.

Коридор закончился, и все трое оказались в круглой шарообразной рубке, довольно тесной. Посередине, в перепончатом кресле, сидело существо и двумя выпученными лягушачьими глазами смотрело на Дурнова.

– Жаба, – сказал оторопело летчик.

– Мертвый, – особист уверенно шагнул к существу, коснулся пальцем длиннопалой синекожей руки и повторил:

– Мертвый.

– Разрешите… – Дурнов протиснулся мимо столбом стоявшего летчика и нагнулся к креслу. От существа пахло все тем же аммиаком, и на глазах у Дурнова выступили слезы. Он утер их рукавом шинели и сказал:

– Да, судя по всему, умер. Головой ударился, что ли… Вот что-то похожее на кровоподтек. Нужно его вытащить, товарищ подполковник.

– Вытащить… И куда я его?

– На штурмовике вывезем, – влез Гореленко. – Я сам полечу.

– Хорошо. Тащите его наружу. А с этой штукой что делать? Бросать нельзя.

– Взорвать к чертовой матери, – буркнул летчик, с опаской берясь за предплечье трупа. Гочишвили взялся за ноги, хмыкнул изумленно: – Легкий какой! – и оба исчезли в коридоре. Дурнов ошалело огляделся. Минимум приборов: что-то вроде бинокля свисает сверху на эластичном шнуре, на подлокотниках кресла – ряды мелких кнопочек, на одной из стен – тускло посверкивающая череда утопленных в зернистое покрытие кристаллов. И все. И это через несколько минут обратится в прах, в мусор…

– Дурнов! Давай сюда скорей! – заорали снаружи. Физик крутнулся вокруг себя и схватил с пола какую-то золотистую пирамидку, сунул в карман, не глядя, и бросился к выходу.

Навстречу уже лезли солдаты с тяжеленными дисками противотанковых мин. Дурнов буквально вывалился наружу, зацепился за корягу и упал в лужу. Гочишвили помог ему подняться и отвел в сторонку.

– Вот и вся физика, Михаил Михайлович, – сказал он, сверкнув белыми зубами в свете огня. – Битая миска, дохлая жаба…

– Это не миска, товарищ подполковник! – взмолился Дурнов. – Это космический корабль! Ну, может быть, разведывательный аппарат… Но здесь же столько неизвестного, столько полезного! Нельзя его взрывать, товарищ подполковник!

– Нельзя? – Гочишвили ощерился. – А ты знаешь, что немцы наступают? Ты знаешь, что им не меньше нашего эта вот штука нужна?! И если мы сейчас ее не рванем к такой матери, то немцы через пятнадцать минут будут здесь! Им она тоже пригодится, их науке, так что ты предлагаешь?

Он тряс Дурнова за ремень, и физик, безвольно мотаясь из стороны в сторону, думал, что вот сейчас особист может его собственноручно пристрелить, и будет, в принципе, прав… И кто там полетит в штурмовике Гореленко – друг ли, враг ли – так и не удастся проверить…

Неожиданно Гочишвили отпустил физика, бросил резко: – Можете быть свободны! После зайдете ко мне, – и зашагал прочь.

Дурнов повертелся возле штурмовика, когда в него запихивали упакованное в брезент тело инопланетянина. Потом, когда машина взлетела и пошла над соснами в сопровождении еще двух «илов», повернулся и собрался было идти назад, в свое отделение, но опять наткнулся на Гочишвили.

– Сгорела, – сказал подполковник. Лицо его было перемазано жирной копотью.

– Что? – не понял Дурнов.

– Миска эта… Корабль… Сгорела, как у фотографов эта… магнезия. Только пыхнуло, искры во все стороны. Троих обожгло. И что интересно, один пепел остался, целая куча, а горело-то всего с минуту. Чудеса, – Гочишвили вздохнул. – Ты, Михаил Михайлович, не сердись. Накричал я на тебя, это да. Да ведь самому дурно. Что я, не понимаю? А немцев отбили. Минометчики поддержали, артиллерия…

– Значит, можно было спасти?

– Можно было. Но кто знал? Они как поперли, у них ведь тоже приказ, тоже кому-то хвост надерут… Короче, Михаил Михайлович, забудь все, что видел тут и тем более внутри. Для остальных это просто немецкий секретный самолет, а пилота в Москву повезли, тяжело раненного. Ясно?

– Ясно, товарищ подполковник.

– И консультация твоя не пригодилась… Так-то. А вообще надо тебя в тыл. Ты там нужен, ты не тут нужен. Подумай, я могу посодействовать.

– Подумаю, – пообещал Дурнов, который в этот момент не думал вообще ни о чем.

Особист снова вздохнул, утер копоть, козырнул и зашагал прочь.

Дурнов сунул руку в карман и нащупал там золотистую пирамидку.