Текст книги "Гонг Фенерона (СИ)"

Автор книги: Юрий Мори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

 Основную работу проделала пушка, плазменное орудие обороны станции, которую Бо нацелил на скалу. Маленькое рукотворное солнце откусило изрядную часть массива, испарило его жгучим клубком пламени. И погасло, оставив людям остывающую пещеру.

  Дальше сами. Как бы тяжело это ни было – искать по развалинам, носить изуродованные тела друзей, складывать их в выемку плазменного укуса и уже вручную, короткими вспышками бластеров, обрушивать на них свод. Братская могила. Вечная память. Помолитесь там за нас, если кого-нибудь встретите за краем.

  Минус пять. И двое живых – чудом, не иначе как чудом...

  – Пойдем, помянем, – тихо сказал Джонатан.

  Перед обрушением карниза он наклонился к одному из тел. Коснулся шлемом замерзшего комка плоти, волос и костей. Жутко, как же жутко это видеть... Но попрощался как мог.

  Его голос прозвучал в наушниках охранника еле слышно, чуть громче усиливающегося треска разрядов ионосферы Фенерона.

  Маркус кивнул, и они пошли обратно – две фигуры в скафандрах на вечном льду, отбрасывая еле заметные тени. Уродливые из-за снаряжения тени, но что поделать. Джонатан был повыше, но худой, а его спутник – низенький и коренастый. Можно было решить, что охранник младше, но нет. Почти ровесники. Разница была только в происхождении – землянин не рос в условиях суровой гравитации Эвелина, а Маркус как раз оттуда.

  Небо над ними сходило с ума, меняя цвет с привычного за эти месяцы осеннего багрянца – цвета земной листвы – на черно-алые пласты. Слоеный пирог из пыли и смерти. Невидимое сейчас солнце Фенерона казалось мутным костром за слоями ткани на горизонте. Какие уж от него тени – одно воспоминание.

  Близился Гонг. В том-то все и дело, Гонг...

  – Бо, полный отчет, – на ходу скомандовал Джонатан. – Капитанский доступ, раз уж... Раз уж теперь так.

  – Принято, исследователь Иванов. Есть капитанский, есть отчет, – откликнулся после паузы искин форпоста. – Вы и правда старший по званию из оставшихся.

  – Излагай.

  У Джонатана болела спина. Сорванная давным-давно, во время экспедиции на... А, да сейчас не важно, куда. Болела и все, тела погибших оказались слишком тяжелыми, а механизмов больше не было. Эх, Фенерон...

  -...потеря энергии восемьдесят три процента, – бубнил искин. – Основной реактор уничтожен, резервный дает минимальную мощность. Из четырех куполов станции...

  – Форпоста. Говори – форпоста, мне не нравится слово «станция». Мы же не в космосе.

  Формально, они были в космосе, раз не на Земле, но слово «станция» Иванову действительно не нравилось. Раз уж они на поверхности этого проклятого мирка, пусть будет форпост. Имеет он право на мелкие привилегии, в конце концов.

  Считайте это доплатой за особые условия работы.

  – Да, капитан. Из четырех куполов форпоста уничтожено три. В наличии оборонительная система – удивительно, почти вся цела. Регенератор кислорода, пищевые синтезаторы. И еще саркофаг.

  Джонатан вскинул голову, глядя через стекло шлема на оставшийся купол. До него метров сто, а больше идти некуда.

  – Сколько осталось саркофагов?

  – Один, капитан.

  Висевший на параллельной линии Маркус повернул голову к капитану:

  – Джонатан?

  – Ты сам все слышал. Посмотрим. Бо у нас известный паникер.

  Искин совершенно по-человечески хмыкнул в ответ:

  – Если вы умеете чинить разрушенные на девяносто три процента устройства без запчастей, я съем свою шляпу.

  – У тебя нет шляпы, умник. Не время для иронии.

  – Да, кэп, есть, кэп. Но мне и саркофаг ни к чему, – парировал Бо.

  Это верно: блоки искина были защищены от проблем и куда страшнее Гонга. Он точно всех переживет в своем колодце во льду. А вот куда деваться людям... Точнее, одному из них, второму-то место есть, – неизвестно.

  Шипованные ботинки оставляли две цепочки следов – от могилы к дому. Скоро ветер отполирует лед, и ничего не будет видно. А ветер крепчал. Он всегда усиливался перед Гонгом. Поднялась метель, но не из снега – из мелкого ледяного крошева, которого на поверхности было в избытке.

  – Станция связи разрушена. Лаборатория, аварийный и медицинский блоки тоже. Глайдеры разбиты, кроме вашего. Да почти ничего не осталось, кэп. И... Гонг через шестнадцать часов.

  По меркам старинного полководца это было полное поражение. Такое, после которого приличный генерал стреляется из наградного бластера, чтобы не позорить потомков. Или не бластера, что у них там было в древности? Пулевое оружие?

  Ну да не важно.

  Этот путь не для астронавтов. В остатках форпоста вполне можно жить. Более того – можно работать. Один глайдер в полном порядке, на нем они и прилетели с разведки окрестностей Скалы. Зарядить будет сложно, но уж как-нибудь. Сама Скала – первое обнаруженное в обитаемой вселенной творение иного разума – тоже никуда не делась, изучай не хочу. Маленькая армия погибла, но они-то живы: и Маркус, и он сам. Даже Бо, сварливый Бо – в порядке. Никакая метеоритная атака не в силах разрушить все его блоки, для этого нужен небольшой ядерный взрыв.

  О мертвых они позаботились, теперь что-то нужно придумать для живых.

  – Давай варианты, Бо! – скомандовал исследователь. – Улететь? Обшить глайдер экранирующей броней? Забраться поглубже, к тебе, например, в подвал? Шевели мозгами!

  До купола, теперь уже ясно различимого в летевшей по ветру ледяной крошке, метров тридцать. Там тихо. Там можно снять эту кожуру и удобно развалиться на диване. И граммов по сто. Двести. Не чокаясь, за помин душ команды. Капитана, врача, инженера связи, пилота и... Мари. Вот особенно больно, что и она.

  – Гонг накрывает всю планету, кэп. Улетать некуда. Экран соорудить не из чего, в подвале излучение не сильно меньше, чем на поверхности. Вариантов нет. Совсем нет.

  – Вдвоем... – Джонатан бросил взгляд на кряжистого спутника, – в один саркофаг?

  – Не поместитесь. Оба погибнете.

  Чем хорош искин – проверять за ним не надо. Он не размышляет, он просчитывает. Только от этого никому не легче.

  Входная дверь отошла в сторону, и они ввалились в шлюз. Прокачка крохотной каморки воздухом, струи горячего по скафандрам, вспышка ультрафиолета для обеззараживания.

  Добро пожаловать домой.

  Скафандры, похожие на шкуры диковинных серебристых зверей, добытых на охоте, повисли в шкафу. Шлемы отдельно, как головы чучел на стене. Бластеры – в стойку для подзарядки.

  Маркус потер шею, словно пришел с мороза и наконец избавился от колючего шарфа. Мороз в наличии, так что все к месту.

  – Бо, пол-литра вишневой настойки. И сооруди ужин, что ли.

  – Кэп?

  – Подтверждаю, – буркнул Джонатан. – И не морочь мне голову, все бытовые команды – по прежнему допуску. А то будешь уточнять, открывать ли ему дверь в сортир.

  – Есть, капитан. Принято.

  Маркус благодарно кивнул и сел на диван, по въевшейся привычке закатывая рукава. Эвелин, где он родился, славился повышенной гравитацией и высокой температурой. Так что ему везде было жарко. Даже здесь. От него несло тяжелым звериным запахом. Джонатан поморщился, но промолчал – душа в куполе не было. Да и от него самого пахло не розами после дня на Скале и тяжелой работы после. Потерпеть. Все это ненадолго.

  Сам Джонатан не спешил снимать свитер, хотя в куполе было комфортно. Все было бы нормально, если бы у них осталось два саркофага. А теперь... Он не мерз, но держался за лишнюю одежду как за линию призрачной обороны. От себя. От Фенерона. От призраков тех, кто никогда больше не сядет на этот диван.

  – Маркус, давно хотел спросить: а у тебя фамилия есть?

  Эвелинианец грустно хмыкнул, глядя в искусственный камин – экран имитировал пламя в точности, даже тихо постреливал искрами из спрятанного динамика. Уют. После промерзшей планеты за бортом людям нужен уют.

  – Чего вдруг заинтересовался? А, впрочем, ладно... Нет. У нас личные имена. Родовое тоже есть, только я ушел из семьи, а в другую не вступил. Так вышло. В общем – нет. Маркус и все. В парадных случаях – Маркус ав'Маркус, если медаль вручить захотят. Пока повода не было.

  – У нас и поговорить пока толком повода не было.

  – Да, ты все больше с Мари... Прости. Соболезную тебе особенно. Не мое дело, с кем ты что... – Маркус замолчал, но спохватился: – Бо, все готово, самим забирать?

  – Ног у меня по-прежнему нет. Не обеспечили. Конечно, самим.

  Голос теперь шел из разбросанных по куполу динамиков. Ровный. Мужской. Искусственный, как и сам интеллект.

  Джонатан махнул охраннику: сиди, мол, я и так на ногах, и сходил за подносом. Спина болела меньше, но перед сном надо заглянуть в медблок, там мазь и... В соседний купол, которого больше нет.

  Заглянуть...

  Настойка в графине, искрящемся глупой игрой света на хрустальных гранях. Мясо и рис – на серебристых тарелках. Ножи, вилки, палочки с гравировкой «Feneron expedition 2». Все с претензией на дорогой ресторан, ради того же пресловутого уюта. И приличные деньги за экспедицию там, дома. Вряд ли только они понадобятся двоим оставшимся, не говоря о пятерых ушедших.

  Выпили молча. Как обычно и бывает, пошел откат – все произошедшее только сейчас полностью поместилось в головах, расцвело чертополохом: сигнал бедствия от Бо, спешное возвращение от Скалы, поиски живых.

  Напрасные поиски. Форпост погиб мгновенно, в этом, единственном уцелевшем куполе, стоявшем чуть в стороне, на беду никого и не оказалось. Переходы в два соседних Бо перекрыл, когда понял, что никто не бежит спасаться, так они и стоят теперь оборванными рукавами. А на месте остальной станции... Считай, ничего. Развалины. И на пару километров севернее – они с глайдера видели – такое же поля боя: ямы, провалы, разломы. Но там и не было никого, может, пара бродячих витавров, их особо не жаль.

  Бессмысленные звери. Тупые. Только глаза красивые – голубые, навыкате, а сами – просто когтистые меховые шарики разных размеров. Кто с крупную собаку, а кто – и с белого медведя. Помесь земной росомахи с асторским бреккатом, если на вид. Зубастые, наглые. Безмозглые твари на унылом ледяном шарике, который отнял у него Мари.

  – Джо... – тихо спросил охранник. – Что делать будем? Двоим не выжить.

  – Монету бросим, – после паузы, допив бокал, ответил Джонатан. – Орел – тебе в ящик лезть, решка – мне. Или наоборот. Не важно.

  Кают-компания, метко прозванная так покойным капитаном, погрузилась в тишину. Только треск имитации камина, да и тот Бо, повинуясь своим сложным алгоритмам, уменьшил почти до нуля. Полукруглый свод комнаты отсвечивал всплесками нарисованного пламени. То блеснут полки с посудой, то вспыхнет блик на корешках книг. Часы еще тикают, круглые, со стрелками, как в фильмах эпохи Первых Полетов. Окон только не было, да и на что там смотреть, на лед?

  – Если... – Маркус откашлялся. – Если я останусь, что мне одному делать?

  – Ждать помощи. Какие тут еще варианты.

  – Я не про то. Ты-то и один можешь работать. Скала на месте, летай да изучай. Без меня как-нибудь управишься, кроме витавров здесь нет никого. Отстреляешься, если что. От кого тебя еще охранять?

  – Дурак, что ли? – прямо спросил Джонатан. – Я вроде как ценнее тебя получаюсь? Хватит. После ужина жребий кинем. Так оно честно будет, а Скала... Прилетят другие, изучат. Когда-нибудь.

  Маркус отпил и замер с бокалом в руке. Задумался? А нет, продолжил:

  – Ты вот спросил насчет фамилии, я тебе все тогда расскажу. Меня из семьи выгнали. Я же потомственный охранник, шестой дан комбо и все такое, с детства еще.

  Джонатан вытер лицо. Ему было жарко: теплый свитер, да и настойка... Шестой дан?! Парень может его в узел завязать, не приходя в сознание. Мизинцем левой ноги.

  – За что выгнали-то?

  Пятнадцать часов до Гонга, почему бы не поговорить. После при любом раскладе не придется. Что так, что эдак.

  – Погиб мой подопечный. По моей глупости и погиб, хотя сам был виноват. Так вышло.

  – А чего выгонять, если он сам... виноват?

  – Кодекс, Джо. Такой у нас кодекс. Если бы и я погиб с ним, тогда нормально, а так – изгой. Десять лет с тех пор на Эвелин ни ногой, сперва частная охрана на Ганимеде, в шахтах, потом вот – космофлот. Что умею, то и делаю.

  Он отпустил бокал и у самого пола, словно играясь, поймал его второй рукой. До такой реакции Джонатану было как до Земли на трамвае. В горку.

  – И как это связано с нашим жребием?

  – Да как... Больше я ошибки не допущу. Хватило одного раза. Тебе дальше жить, а мне... В конце концов, может и брешут про Гонг. Можно его пережить не в саркофаге. Заодно и проверим, послужу науке.

  Джонатан собрался было встать, поспорить в своей любимой манере – размахивая руками, как у доски в университете, бросая недовольные взгляды на студентов. Доктор наук все-таки, кафедры в двух земных академиях и одной марсианской. Даже воздуха в грудь набрал для стартовой фразы, но промолчал.

  И не вскочил, и выдохнул без звука.

  Может, согласиться, да и все? У человека вот – кодекс, а у него – Скала. Сенсация вселенского масштаба, наиболее сложная загадка для науки за все времена, петроглиф века. Хоть что-то понять в гигантской схеме, неведомо кем вырезанной на черном камне, в сложнейшей картине, где кто-то видит лица, кто-то – математические формулы, а некоторым мерещатся звездные карты. Хоть что-то. Это даже не премия Маска-Хокинга, это мировая слава и память в веках. Все лучше, чем под влиянием Гонга сварить себе мозг.

  Черт, не о том он сейчас. Совсем не о том.

  – Нет уж, – выдавил он из себя. С трудом и позже, но заставил-таки: – Бросим монету, а там кому повезет.

  Маркус пожал плечами, ничего не сказав. Согласился или будет настаивать на своем, но позже – кто его знает. Закрытый человек.

  – Четырнадцать с половиной часов до Гонга, – сообщил Бо. – Для кого готовить саркофаг?

  – А есть разница, дурень? – огрызнулся Джонатан и осекся. Дожил, ругаться с искином...

  – Принципиальной – нет. Но у вас разный рост, вес и потребление кислорода. Не подарок же лежать полдня скрючившись и задыхаясь. Не понимаю смысла обоих слов, но на то я и дурень.

  Уел, набор наносхем и коллоидной массы. Отомстил по мелочи.

  – Пока ни для кого. Мы думаем. Я думаю.

  – Принято, капитан.

  Заткнулся наконец-то. Уже спасибо.

  – Пока время есть, Джо, расскажи: а Гонг – это вообще что?

  Исследователь все-таки встал. Привычка – вторая натура, не в состоянии он читать лекции сидя.

  – Первая экспедиция сюда, которая и обнаружила Скалу, столкнулась со странным феноменом, – сказал Джо. Сейчас он чувствовал себя на своем месте, всегда бы так. – Примерно раз в семь месяцев, половину здешнего года, ионосфера планеты дает мощнейший разряд. Сверхвысокочастотное излучение, почти как в микроволновке. Все живое получает быстрые некрасивые травмы, несовместимые с жизнью. Тяжело жить, когда кровь почти кипит, сосуды лопаются, а мозги превращаются в бульон.

  – Они погибли, первые?

  – Нет, Марк, они садились на поверхность на орбитальной шлюпке. При первых признаках чрезвычайной ситуации...

  – Помню. Пункт третий устава флота, сразу после приоритета жизни людей и единоначалия. Бросать все и взлетать.

  – Верно. Они успели, только по клетке с подопытными крысами потом поняли, как это выглядит. Ну и датчики всю картину дали. На неживую материю эта дрянь, кстати, не действует. Пластик не плавится, лед не тает. Компьютеры работают, слышишь, Бо?

  Искин промолчал.

  – Потом подвесили орбитал наблюдения. Да, так и происходит периодически. Атмосфера как конденсатор, по каким-то причинам набирает емкость – и разряд. До следующего раза. Поэтому наш отряд и обеспечили семью защитными капсулами. Кто ж знал...

  – Крысы, значит... А витавры? – уточнил Маркус.

  – В смысле? Как они выживают? Да вот хрен их знает. Первая экспедиция ими не занималась, а Мари... Мари не успела понять, хотя изучала их. Ксенобиология не любит поспешных выводов, знаешь ли. Вероятнее всего, чувствуют приближение и прячутся.

  Маркус свернул прочную вилку в затейливый штопор, раскрыл острия в стороны на манер лепестков цветка и только потом понял, что в руках у него что-то было.

  – Тьфу... Это машинально. То есть никто не знает, где они отсиживаются? Может быть, это и ответ, куда мне деваться? Посижу в пещере или где они там есть, посмотрю в их печальные голубые глаза, а через шесть часов обратно в форпост.

  – Да почему – тебе? – едва не закричал Джонатан. В студентах подобное упрямство он даже ценил, но вот так, перед лицом смерти... Спину ломило особенно сильно, сейчас бы массаж.

  – А кому? – удивился Маркус. – Вопрос решенный.

  Он легко, без замаха, запустил вилкой в часы. Странное оружие пробило стекло, осыпавшееся мелкими осколками на пушистый ковер, и прижало стрелки. Остановило время.

  – Часы решительно не при чем, – ворчливо сообщил Бо. – Стоимость будет вычтена из премиальных.

  Мужчины переглянулись и расхохотались. Громко, не обращая ни на что внимания. До слез, которых никто не стеснялся. Выпуск пара. Сброс в никуда.

  Джонатан вытер мокрое лицо рукавом и понял, что его немного отпустило. Смерть Мари и остальной команды осталась там, за дверью шлюза. Жизнь, черт ее дери, продолжалась. Неизвестно, надолго ли, но хотя бы так.

  – Где их искать, витавров? Тем более, где их убежища?!

  – Да не знаю, – упрямо ответил Маркус. – Пойду на разведку.

  Он тоже раскраснелся от смеха, его вечно спокойное лицо немного ожило. Прорезались морщины, которых в его тридцать пять и быть вроде как не могло. Впрочем, охранник же. Суровая работа.

  – В глубине Скалы есть пещеры. Да ты видел, я там еще несколько петроглифов нашел. То ли часть общего, то ли ключи к главному. Возможно, там можно спрятаться. Но...

  – Да понятно! – кивнул Маркус. – Если не выгорит, оставлю тебя без глайдера. Не пойдет. А в окрестностях есть что-то подходящее?

  Джонатан задумался. Скальный массив восточнее? Неглубокие пещеры, не то. А в остальном – лед. Серо-голубое пространство, не оживающее даже местным коротким летом. С другой стороны – витавры где-то должны отсиживаться во время Гонга, логичная же мысль. Или он на зверушек не действует, но почему? Эх, Мари...

  Как же не вовремя умирают любимые, особенно когда они еще и ученые.

  А ведь она любила его, на самом деле любила – просто он, привыкший жить наукой, открытиями и лекциями, этого так и не понял. И кем она была для него – тоже не понимал, пока там, в пещере, еще светящейся оплавленными краями, не наклонился над мертвым телом Мари. Ведь они могли быть вместе и дальше. Могли бы.

  Но нет.

  * * *

  Когда Джонатан выбрался из саркофага, в куполе было пусто.

  – Бо! Он что, ушел?

  – Да, капитан. Проверил работу капсулы, даже со мной попрощался. Скафандр не надел, так и вышел на поверхность – в рубашке и домашних брюках. Вы же велели оставить прежние допуски, а они у охранника достаточны и для более безумных поступков. Бластер не взял.

  – Давно?

  – Через час после начала Гонга. Как раз максимальные разряды шли, вы бы знали, как звенело радио на всех частотах.

  Звенело... Да, верно, потому и Гонг. Удивительно красивый звук, кстати, он слушал записи первой экспедиции еще на Земле. Как будто некто играет на огромном ледяном ксилофоне. Вразнобой, но все вместе – симфония. Гимн Фенерона.

  – Погоди, Бо! Через... час?! Он был жив?

  – Вполне, капитан. Хотя и не сильно разговорчив, но Маркус и раньше был таким.

  Джонатан размял затекшие руки и сел на диван. Какая разница, где разговаривать с искином, он и в туалете услышит.

  – Покажи мне запись, как он уходит.

  На мгновенно оживших мониторах, до этого тщательно притворявшихся участками глухих пластолитовых стен, пошла запись. Вот Маркус стоит возле саркофага – странно все же видеть самого себя там, лежащим в железном гробу со смотровым окошком. Обходит кают-компанию, касаясь пальцем корешков книг. Зачем-то берет в руки чашку, рассматривает ее, словно видит впервые. Явно уже какие-то нарушения мозговой деятельности, но пока жив, жив...

  Вот охранник выходит в шлюз. Касается рукой скафандра, но не делает никаких попыток надеть. На шлем и оружие даже не смотрит, нажимает на кнопку открытия перехода.

  Джонатан наклонился вперед, всматриваясь, прощаясь с единственным человеком на этой замерзшей планете.

  Маркус обернулся, поднял голову и глянул прямо в глазок камеры. На мгновение показалось, что глаза у него стали ярко-синими, совсем чужими. Как у витавров, черт бы их побрал. Вот он что-то сказал. Беззвучно, одними губами. Джонатан вскочил, пытаясь расслышать, но охранник уже отвернулся и уверенно вышел наружу, в подсвеченную неяркими алыми вспышками ледяную метель. Дверь шлюза закрылась за ним.

  – Бо, что у него с глазами? И что он сказал?

  – Нет информации, капитан. Фиксирую изменение цвета радужки, но причины неясны. А сказал... Там неразборчиво, но наиболее вероятный вариант – «витавры не прячутся». Или что-то вроде.

  – Тупая ты все же железка, Бо...

  – Да, кэп. Тупая... Таким сделали. Погодите! Есть информация с орбитала наблюдения. Зафиксировано изменение петроглифа на Скале. Даю прямое включение.

  Теперь и Джонатан видел, что Скала изменилась. Когда и как это произошло, надо разобраться позже, но он видел в сетке сложных узоров лицо Мари. В пол-оборота, живое, настоящее, словно она смотрела куда-то мимо него и... И улыбалась.

  Исследователь готов был поклясться несуществующей шляпой Бо, что он это видел!

  А внизу, в череде спиралей и подобия ступенчатых рядов цифр, появилось несколько новых черточек. Он выучил картину наизусть, даже без подсвечивания изменений компьютером, ясно видел пять... нет, шесть косых линий. Совсем свежие насечки. Их раньше не было.

   – Проверь заряд глайдера, я лечу туда, – сказал в пространство Джонатан. – Срочно. Сейчас. Я должен видеть это своими глазами!

  Раз уж ему подарили жизнь, он обязан разобраться с этой планетой. Со Скалой. С Гонгом. Со всем, что здесь происходит. Если не силен в людях, так хотя бы послужи им, чем можешь. И черт с ней, с премией Маска-Хокинга! Хотя и она не помешает.