Текст книги "Стюардесса"
Автор книги: Юрий Нагибин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Нагибин Юрий
Стюардесса
Юрий Маркович Нагибин
СТЮАРДЕССА
ЛИТЕРАТУРНЫЙ СЦЕНАРИЙ (2-й вариант)
Через летное поле на посадку движется малая толпа
пассажиров. Отставая от них, неторопливо шагает
средних лет, седоватый человек в одежде охотника:
водонепроницаемый комбинезон поверх ватного
костюма, стянутый широким ремнем по талии,
подвернутые ниже колен высокие резиновые сапоги; за
спиной туго набитый рюкзак, за плечом – ружье в
толстом кожаном чехле. Посадка происходит как бы на
задворках большого аэродрома. Вдалеке виднеются
мощные реактивные и турбовинтовые самолеты,
сотрясающие воздух гулом своих могучих моторов, но
этот рейс явно непарадный...
Мы слышим голос охотника, от лица которого
ведется повествование:
– Меня все друзья уговаривали: брось ты Подмосковье, тут на каждую утку по десять стволов. Поезжай на Север, вот где охота! Наконец-то я собрался. Место мне подсказали дальнее, глухое, но удобное – самолетом чуть не до самого шалаша...
Охотник приближается к самолету. Здесь уже идет посадка.
Охотник (рассуждает про себя):
– Неужели это ИЛ-14? Такой маленький, игрушечный!.. А давно ли я летал на нем и в Среднюю Азию, и на Урал, и в Прибалтику, и на Кавказ? Все-таки давно, лет десять назад, если не больше. А народу – будь здоров! Я-то думал, что окажусь единственным пассажиром. Вот тебе и глухомань!
Один за другим пассажиры подымаются по трапу на борт: худенькая беременная женщина и другая женщина с двумя детьми, дородный, холеный, сановного вида человек с роскошным портфелем, юноша-ненец с плоским, широконосым, любознательным лицом и черными, как вакса, прямыми волосами, старый ненец в меховой ушастой шапке, молодые русские парни рабочего вида, старик с бородкой, похожий на врача.
Восточный человек, уже начавший взбираться по трапу, вдруг заметил, что к самолету подвезли багаж. Он сразу спрыгнул вниз, подбежал к автокару, нашел свои вместительные чемоданы и ласково погладил их по дерматиновым бокам, словно призывая к терпению и бодрости.
– Чего, папаша, беспокоитесь? – задрал его молодой автокарщик. – Нешто стекло везете или хрусталь?
– Цветы... хризантемы... – нежно ответил восточный человек.
– "Отцвели уж давно хризантемы"!.. – запел автокарщик.
– У кого отцвели, у кого зацвели. На Севере хризантемы не цветут.
– Понятно, папаша. Там зато цветут рыночные цены на цветы.
– При чем тут цены? – слегка обиделся восточный человек. – Не хочешь не покупай, никто не заставляет.
– Нехорошо, папаша, использовать временные затруднения на цветочном фронте! – издевается автокарщик.
Восточный человек пренебрежительно фыркнул и поднялся по трапу. Охотник, наблюдавший его перепалку с автокарщиком, поднялся за ним следом. Пассажиры устраиваются на долгий путь: закидывают пальто и ручную кладь в сетку, усаживаются поудобнее, регулируя наклон кресел, о чем-то спрашивают друг друга, но не слышат ни словечка, поскольку сейчас идет опробование моторов, и все звуки тонут в надсадном гуле.
Охотник освободился от рюкзака и ружья и занял место в хвосте самолета.
Моторы стихли. Из рубки появилась высокая девушка в светлом пыльнике и синей пилотке, косовато сидевшей на желтых волосах.
– Давайте знакомиться, я ваша бортпроводница. Зовут меня Ольга Ивановна. На борту самолета имеется библиотека и свежие номера журналов. В буфете минеральные, фруктовые воды, печенье, конфеты. Этот прибор – она кивнула на щиток, вделанный в стенку кабины, – показывает высоту полета, этот – температуру воздуха в самолете; часы не ходят. Продолжительность рейса пять часов ровно. Стоянка в Новьянске тридцать минут. На стоянке, при взлете и посадке курить запрещается. Прошу пассажиров освободить хвост.
Бортпроводница тряхнула головой, откинув упавшую на глаза прядку песочно-желтых волос. Она стояла, прислонясь к дверце кабины, руки в карманах плаща, сумка через плечо. У нее были длинные, стройные ноги, плоская грудь, худые плечи. Желтые вьющиеся волосы обрамляли широкое, несколько бледное лицо со светлыми глазами и большим, прекрасным, чуть подкрашенным ртом.
Самолет двинулся к взлетной дорожке, стюардесса скрылась в кабине.
Прильнув к иллюминаторам, пассажиры смотрели, как убегает назад земля в стелющейся против движения самолета низенькой траве, отваливаются куда-то вбок большие самолеты и здание аэровокзала. Самолет вышел к стартовой черте и стал, глухо ворча моторами.
Бортпроводница вернулась с подносиком, на котором горкой навалены были прозрачные "театральные" конфеты, и стала обходить пассажиров. Большинство молча брали по одной конфете и с озабоченным видом отправляли в рот. Сановный пассажир уверенной рукой захватил целую горсть леденцов.
– Товарищ бортпроводница, скажи пожалуйста, для чего конфеты раздаешь? – заинтересованно спросил юноша-ненец.
– А вы разве не знаете? – она подозрительно поглядела на него.
– Прости пожалуйста, не знаю. Я много летал. На Таймыр летал, в Нарьян-Мар летал. Хорошим самолетом летал, вдвоем с летчиком. Только он меня конфетами не кормил.
– Вы на почтовиках летали, у них низкий потолок. А мы пойдем на большой высоте. Ну, и эти конфеты помогают при перемене давления.
– Медицина, значит?.. А почему ты сама их не ешь?
– Мне почему-то не помогает, – со странной интонацией произнесла бортпроводница.
Бешено взревели, словно пытаясь уничтожиться в собственном реве, моторы, самолет побежал по взлетной дорожке, неощутимо отделился от земли, чуть просел, будто опробовал воздушную подушку, и стал круто набирать высоту. Пассажиры дружно приникли к окнам.
Все дальше и дальше уходила земля со своими домиками, деревьями, дорогами, но и все шире, величественней распахивалась под самолетом. Вскоре все на земле упростилось до примитивных геометрических фигур: квадратов, прямоугольников, затем под брюхом самолета повисли какие-то ненастоящие, будто из картона, облака
Стюардесса обносила пассажиров книгами, журналами, газетами.
– Возьмите Сарояна, – убеждала она сановного человека. – "Весли Джексон" лучшая его книга
Пассажир насупил густые черные брови, отчего они слились в сплошную черту, как у Агасфера
– Это смешно?
– И смешно, и грустно, как в жизни.
– Я не любитель смешного чтения, дайте мне "Крокодил".
У стюардессы стало огорченное лицо. Она протянула пассажиру журнал и двинулась дальше. Пассажиры рассеянно брали "Смену", "Работницу", "Огонек", газеты, на робкое предложение взять "Весли Джексона" никто не откликался.
– Мне бы что-нибудь для ума, – попросил юноша-ненец, когда стюардесса поравнялась с ним.
– Хотите Сарояна?
– А "Щит и меч" у вас есть?
– Нет, мы не можем летать с перегрузкой.
– Бо-о-льшая книга! – с удовольствием произнес юноша-ненец. – А я ее за одну ночь одолел! – добавил он с гордостью.
– Быть не может!..
– За одну полярную ночь! – засмеялся юноша-ненец и взял "Сельскую молодежь".
– Странно, – обратилась стюардесса к охотнику, – люди как будто боятся, что им подсунут испорченный товар. Вы, конечно, тоже не хотите Сарояна?
– Я читал этот роман.
– Девушка, девушка! – окликает стюардессу старый ненец, – дай книгу, дай сюда книгу!..
Вспыхнув от радости, стюардесса протянула ему Сарояна Старик важно раскрыл книгу и стал "читать" ее вверх ногами.
Охотник засмеялся.
– Не огорчайтесь, это, правда, хорошая книга
– Вам понравилась?
– Да, а некоторые главы очень.
– Какие? – Проводница оживилась, бледные щеки ее порозовели.
– Хотя бы та, где Весли Джексон плачет, обнаружив в себе писателя.. Плачет над собой и над всем окружающим, плачет над прошлым и настоящим, плачет даже над Вудро Вильсоном, которому Клемансо плюнул в глаза, плачет над собаками и президентом Кулиджем...
– ...над атомами и звездами, – подхватила бортпроводница, – над Эдгаром По, потому что тот прожил такую печальную жизнь...
– По-моему, это необыкновенно хорошо: нельзя быть писателем, если не соучаствуешь во всем сущем.
– Почему только писателем? – произнесла задумчиво бортпроводница, Нельзя быть человеком... – и она спросила застенчиво и заинтересованно. – А вы имеете какое-нибудь отношение к литературе.
– Никакого. Я сценарист.
– Вы пишете для кино?
– Записываю...
– Что это значит?
– Профессиональный язык. Писатели пишут, а сценаристы "записывают". Почему так считается, ей-богу, не знаю.
– А хорошо быть сценаристом?
– Очень! Если картина плохая, все валят на сценарий, если хорошая, то говорят, что режиссеру удалось преодолеть недостатки сценария.
– Выходит, вы не очень довольны своей профессией... А на Север зачем?
– Хотим сделать фильм об охотниках-промысловиках.
– И вы едете собирать материал?
– Ужасные слова "собирать материал!" Будто о клюкве или бруснике. Я еду жить там, бродить, охотиться, с кем-то дружить, с кем-то ссориться.
Стюардесса засмеялась, но вдруг вздрогнула, побледнела и прижала руку к сердцу.
– Что с вами?
– Вы разве не заметили, мы еще подняли потолок.
– Ну и что же?
– Я плохо переношу высоту.
– Выходит, не я один в обиде на свою профессию?
– Я стюардесса поневоле. До этого работала в книгохранилище.
– Библиотекарем?
– Не совсем. Младшим научным сотрудником. Я окончила библиотечный институт.
– А я-то думал, что библиотечные работники по самой своей природе любят оседлость.
– Я тоже так думала...
Разговаривая, стюардесса присела на ручку кресла, "Агасфер" выразительно поглядывал на ее стройную ногу, ловя обрывки разговора.
– Ольга Иванна! – позвал он. Стюардесса подошла.
– Я все пытаюсь вспомнить, где я вас видел. Вы отдыхали в прошлом году в Гагре?
– Нет, я там никогда не была.
– Странно... Хотите работать на реактивных или турбовинтовых?
Стюардесса пожала худыми плечами.
– Я серьезно спрашиваю.
– А вам это зачем?
– Просто я добрый человек. Точнее: добрый человек со связями.
– Не хочу.
– Почему?
– Мне нравится эта трасса
– Захудалая, как минувший век! Странное пристрастие.
– Не такое уж странное... – тряхнула головой стюардесса.
– Ей-богу, я вас где-то видел!.. Мне знакомо это изящное движение, каким вы откидываете со лба волосы.
– Знаете что, – решительно сказала стюардесса, – не тратьте даром силы.
– Я это от многих слышал... поначалу, – томно сказал Агасфер. Запишите мой телефон.
– Хотите холодного боржома?
– Ольга Ивановна! – позвал стюардессу охотник. Стюардесса сразу отошла от назойливого пассажира.
– Мне ничего не нужно. Я думал, что вы хотите избавиться от этого... Агасфера.
Она улыбнулась своей долгой улыбкой
– Я его тоже так про себя назвала Удивительные брови, словно козырек над глазами... А в остальном – ничего оригинального, – она вздохнула, непременный персонаж каждого рейса
– Ольга Ивановна, почему вы переменили профессию?
– Спросите о чем-нибудь полегче.
– Заработок?
– Да, – ответила она почти надменно. – Я получаю здесь на двадцать рублей больше.
– Простите... – смущенно пробормотал охотник, ему показалось, что он обидел девушку.
Снова самолет, вздрогнув, полез вверх, и снова стюардесса болезненно отозвалась на изменение высоты. Охотник глянул в окошко. Там была ясная, холодная пустота, а внизу, под самолетом, будто застывшая лава, изборожденная суровыми морщинами. Даже не верилось, что это облака.
– Высоко же мы забрались, – заметил охотник. Стюардесса кивнула, ее бледное лицо пошло в проголубь.
– Ольга Иванна!.. Товарищ стюардесса!.. – зовут ее. – Почему до сих пор нет посадки?
Стюардесса кинула взгляд на ручные часы, поднесла их к уху, затем с беспокойством спросила охотника:
– Сколько на ваших?
– Четверть второго.
– Мы опаздываем!.. – и стюардесса бросилась в рубку. Вернулась она огорченная.
– Товарищи пассажиры, – потухшим голосом начала стюардесса, – из-за сильного встречного ветра самолет опаздывает...
– Где начинается авиация, кончается порядок! – крикнул восточный человек.
– Минутку внимания! Мы нагоним за счет сокращения стоянки.
И враз забурлили малые страсти, как будто пассажиры только и ждали какой-то несладицы, чтобы раскрепостить худшее в себе.
– Товарищ бортпроводница, дайте мне воды!.. Почему вы не даете мне воды? – раздраженно кричала беременная женщина
Стюардесса принесла ей воду.
– Боржом?.. Нет, я хочу фруктовую... Постойте, куда вы? Ладно, давайте боржом.
– Откройте вентилятор: дышать нечем! – потребовал старичок, похожий на врача
– Закройте вентилятор: собачий холод! – тут же закричал его сосед, восточный человек.
Стюардесса поворачивает трубку вентилятора так, чтобы свежая струя воздуха шла в лицо одному, не затрагивая другого.
– Боржому!..
– Вам открыть?
– Почему такой холодный?..
– Боржому!..
– Вам открыть?..
– Почему такой теплый?..
– Дайте лимон... Скорее!..
– Нарезать?..
– Пудру!..
– К сожалению, сахарной пудры у нас нет... Кисленький лучше помогает.
– Не учите...
– Я не учу, просто советую... Ах, вам под коньяк, простите...
– Ольга Иванна! – это крикнул Агасфер.
– Иду!.. Что желаете?
– Немного вашего тепла, – на фоне общего распада Агасфер решил возобновить свои притязания.
– Вам холодно? Я закрою вентилятор.
– Не надо. Мне просто грустно.
– Могу предложить вам "Крокодил", "Перец", "Вожик". Агасфер безнадежно махнул рукой.
– Ольга Иванна, вас не дозовешься!.. – Иду!.. Иду!..
Но вот пассажиры чуть утихли, и Ольга Ивановна вернулась на свое старое место, возле охотника.
– По-моему, самое трудное в вашем деле – не утратить веру в человечество, – заметил охотник.
Она слабо усмехнулась.
– Обычная история. Это опоздание виновато. Люди как-то рассчитывают свои силы, а потом пугаются, что их не хватит...
Она достала толстую книгу и погрузилась в чтение.
– Ольга Ивановна, зачем все-таки вы стали бортпроводницей?
– Я почему-то была уверена, что вы снова спросите...
– Так зачем же все-таки?..
– Отвечать обязательно? Охотник пожал плечами.
– Тут нет ничего такого...
Из рубки появился второй пилот в накинутой на плечи щеголеватой кожаной курточке со множеством блестящих молний.
– Олюшка, Володя уже отбил десять минут!.. Она сжала худые пальцы.
– Ох, мальчики, постарайтесь!..
– Ты же знаешь Володю!.. Да ведь много не выжмешь... это не ИЛ-18!
У штурвала – командир воздушного корабля Володя, его молодое, по-чкаловски крепкое, челюстное лицо напряжено, он выжимает из самолета предельные мощности.
В рубку заходит Ольга Ивановна, раскрывает сумочку и смотрит в зеркальце.
– Я очень плохо выгляжу? – спрашивает она бортмеханика
Тот серьезно и внимательно разглядывает ее.
– Не Брижит Бардо, конечно, но... я бы гордился такой девочкой.
Ольга Ивановна достает пудреницу, дует на пуховку, но вдруг, словно отчаявшись, прячет пуховку в пудреницу, а пудреницу в сумку.
– Какая разница... – говорит подавленно.
Она выходит из рубки и смотрит в иллюминатор. Самолет значительно снизился, отчетливо видно, как по земле стремительно бежит его маленькая тень.
– Олюшка, Володя отбил еще шесть минут!.. – радостно говорит ей второй пилот.
И сразу земля стала торчком за иллюминатором, самолет пошел на посадку.
Ольга Ивановна снова обносит пассажиров леденцами. Стрелка на приборе высоты быстро приближается к нулю.
И вот уже коснулись колеса асфальтовой ленты, и самолет побежал к жалкому домику аэропорта, одиноко торчащему с краю летного поля. Взревели и стихли моторы.
– Граждане пассажиры, стоянка пятнадцать минут!.. – объявила Ольга Ивановна. – Прошу не торопиться, выходить по одному.
Прибежал второй пилот.
– Олюшка, ступай, мы последим за порядком.
– Мне еще почту надо принять.
– Не беспокойся, я сам приму, – сказал Володя, командир корабля.
Охотник, с безотчетной симпатией следивший за бортпроводницей, на какое-то время потерял ее в суете посадки, а когда вновь увидел, то поразился странной, необъяснимой перемене в облике девушки. Как будто ничего не изменилось: на ней был то же светлый пыльник, та же пилотка на желтых волосах, та же сумка висела через плечо. Но что-то возникло в ней новое: легкое, окрыленное, словно все ее дремлющее существо проснулось, вспыхнуло, загорелось для единственной, неповторимой жизни. Она прижимала к плоской груди небольшой сверток, казалось, что это дань, которую надо уплатить, чтобы перешагнуть порог в неведомое. Ольга Ивановна принадлежала сейчас не повседневности, где старые самолеты, придирчивые пассажиры, потрепанные журналы, бутылки с боржомом и фруктовой водой, а тайне, чуду.
Выйдя следом за другими из самолета, охотник увидел и того, кто был источником этого чуда: невысокий, коренастый паренек в потертой кожаной куртке, давно не стриженный – темные волосы колечками завивались на загорелой шее, – кинулся навстречу Ольге Ивановне; он хотел обнять ее, но застеснялся, они обменялись долгим, крепким рукопожатием и, держась за руки, отошли к скамейке возле домика аэровокзала.
На углу домика красовалась заманчивая надпись: "Буфет", и пассажиры дружно поплелись туда, мимо скамейки, приютившей пару.
Ольга Ивановна передала своему другу небольшой сверток. Он развернул его, весело рассмеялся, обнажая белые, ровные зубы, стал вынимать и бросать назад в кулечек маленькие темно-красные болгарские помидоры, бледные благородные парниковые огурцы. А затем Ольга Ивановна вынула из сумочки какую-то брошюру, и паренек сразу забыл о помидорах и огурцах. Ольга Ивановна что-то сказала и закрыла брошюру своими тонкими, длинными пальцами. Парень в куртке снова засмеялся, попросил прощения и стал спрашивать о чем-то Ольгу Ивановну. Она отвечала, откидывая знакомым движением прядку волос, и лицо у нее было прекрасным и значительным, каким бывает человеческое лицо в редкие, драгоценные минуты полного бытия.
Из стоящей неподалеку замызганной полуторки вышел водитель, скуластый, косоглазый малый, и направился к скамейке. Охотник как раз проходил мимо, он услышал короткий разговор:
– Слушай, друг, надо ехать... – это сказал шофер.
– Отстань, надоел!.. – отмахнулся парень в кожаной куртке.
– Надо ехать, пока светло, – бубнил шофер. – А то гробанемся, как давеча.
– Живы будем, не помрем! Держи! – Парень выбрал из кулечка самый большой огурец в нежной пупырчатой коже и протянул водителю. – Жуй и молчи!
– Чистый авитаминоз! – похвалил огурец восточный человек, возвращаясь из буфета
– Я лучше пацанам своим отвезу, – сказал водитель, пряча огурец в карман комбинезона.
Охотник улыбнулся Ольге Ивановне, но та не заметила его. Как только парень в куртке откупился от водителя, она взяла его руки в свои и вновь потеряла окружающее.
Охотник заглянул в буфет: маленький, грязноватый, с пустыми коробками печенья и шоколадных наборов, с запыленными бутылками из-под "Наполеон бренди", с засохшим сыром и опасной колбасой, с броским объявлением: "Пива нет". Но что-то хорошее в буфете все же было, потому что у стойки толпились пассажиры и слышались международные возгласы: "Чао!", "Поехали!", "Со свиданьицем!". Охотник вышел из буфета Ольга Ивановна и ее друг все так же держались за руки. И тут послышался зычный голос второго пилота
– По местам, товарищи!
От самолета отъехал бензовоз, первый пилот принял немногочисленную корреспонденцию, все несложные дела сделаны.Из буфета дружно повалили пассажиры, что-то дожевывая на ходу.
Ольга Ивановна немного задержалась. Она шла к самолету одна и все время оглядывалась назад. В последний раз она оглянулась уже поднявшись на борт самолета.
– Спасибо, Петя, – сказала она второму пилоту.
– Чепуха.. – он убрал трап, задраил дверь.
Ольга Ивановна глянула в иллюминатор. Почему-то из круглого самолетною оконца фигура парня показалась очень маленькой, как у ребенка. А за ним виднелся игрушечный грузовичок. Когда же самолет побежал по взлетной дорожке, фигура парня в кожанке умалилась до жалкости, а затем враз исчезла, как только колеса оторвались от земли.
– Теперь понятно, почему вы так привязаны к этой трассе, – заметил Агасфер, – поздравляю, вы умеете устраиваться.
– Да, я, как говорили в старину, оборотистая особа
– Что он делает в этой дыре... ваш юноша?
– Мой юноша ищет нефть... – и она добавила насмешливо, – но не предлагайте ему место в главке, он все равно откажется.
– С чего это вы взяли?.. – грубовато спросил Агасфер.
– Ольга Ивановна взяла подносик с конфетами из рук бортмеханика, протянула Агасферу.
– Вы же добрый человек со связями. И, судя по всему, любите покровительствовать незнакомым людям.
– Мое покровительство вашему другу не грозит.
– И слава Богу!..
Снова стюардесса присаживается на ручку свободного кресла возле охотника. Короткое ее возбуждение спало, лицо утомленное, печальное.
– Это ваш жених, Ольга? – спросил охотник.
– Не знаю... Просто любимый человек, – ответила та тихо.
– Так это из-за него?... Стюардесса кивнула
– И давно?
– Второй год... Он ищет нефть, я ищу его. Так и живем...
Самолет сильно тряхнуло, еще раз и еще. Заплакал ребенок.
– Здесь всегда болтает, – побледнев, сказала бортпроводница, – сплошь – озера...
Все, что могло шевелиться, качаться, подпрыгивать, пришло в движение. Подпрыгивали в сетках свертки, шляпы и кепки, раскачивались на крючках пальто и плащи, ерзали в хвосте чемоданы, и пассажиры, не отставая от своих вещей, тоже ерзали, подпрыгивали, болтались на своих местах.. С обезумевшим видом, зажав рот рукой, в туалет промчался юноша-ненец.
– Воды! – простонала беременная женщина Ольга Ивановна бросилась исполнять ее просьбу.
– Пакет!.. Дайте мальчику пакет!.. – попросила другая женщина.
Из туалета на ватных ногах вышел молодой ненец.
– Я много летал, на Таймыр летал, на Диксон летал, в Нарьян-Мар летал, но такого... – он не договорил и, зажав рот, кинулся назад в туалет.
– Товарищи пассажиры, пакеты перед вами, в сетках! – крикнула Ольга Ивановна.
А старый ненец, откинув голову на спинку кресла, вдруг запел пронзительным, тонким голосом:
Пароход – хорошо, самолет – хорошо,
А оленя – лучше!
Именно этот тяжелый момент полета выбрал восточный человек, чтобы подкрепиться. Не обращая внимания на творящееся вокруг него, он домовито постелил скатерку на свободном месте, достал банку с жирной бараниной, всевозможные травы и приправы, разломил чурек, извлек бутылку с добрым сухим вином и, пожелав самому себе "доброго здоровья", хлебнул из горлышка и принялся с аппетитом за еду
Его сосед, старичок, похожий на врача, с отвращением поглядел на это пиршество, что-то сердито проворчал и отвернулся.
Пароход – хорошо, самолет – хорошо,
А оленя – лучше.
– пел старый ненец.
Ольга Ивановна поддерживала голову одного из мальчиков, ласково уговаривая:
– Потерпи, миленький, немножко потерпи, скоро болтанка кончится, – но впечатление было такое, будто она сама нуждается в утешении.
Восточный человек чавкал, отрыгивал, облизывал жирные пальцы. Старичок, похожий на врача, глянул в его сторону и, позеленев, сорвался с места. Ольга Ивановна поспешила к нему со стаканом воды. Старичок жадно выпил воду, его отпустило.
– Отведите меня... подальше от этого... вурдалака, – жалобно попросил он.
Ольга Ивановна усадила его на свободное место впереди.
Болтанка не утихала. Казалось, самолет не летит по воздуху, а ковыляет по ухабистому проселку. Ольга Ивановна совсем сбилась с ног. Пытаясь облегчить страдания пассажиров, она без устали обносила их водой, дольками лимона, какими-то лекарствами, подавала пакеты, провожала в туалет, успокаивала ребятишек. То и дело слышалось:
– Ольга Иванна!..
– Товарищ проводница!..
– Стюардесса!.
Она по-солдатски несла свою службу и даже нашла в себе силы пошутить, когда восточный человек, закончив трапезу, спросил с беспокойством:
– Как поживает багаж, дочка?
– Багаж в порядке, его не укачивает.
Но в какой-то миг, оказавшись в хвосте самолета, она без сил уткнулась головой во чье-то пальто. Охотник кинулся к ней.
– Ольга Иванна!.. Ольга, что с вами?..
Стюардесса повернула к нему меловой бледности лицо с темными подглазьями и капельками пота на лбу.
– Я совсем... совсем не переношу болтанки...
– Дайте я вам помогу!
Испуганным движением она прижала палец к губам.
– Что вы!.. Меня не допустят к полетам!..
– Ольга Иванна!.. – раздался чей-то жалобный крик. Стюардесса взяла себя в руки, вытерла влажный лоб и, тонкая, прямая, собранная, поспешила на помощь.
Все кончается на свете, кончилась и болтанка Пассажиры в томном изнеможении откинулись в креслах. Ольга Ивановна разбитой походкой подошла к своему старому месту возле охотника.
– Из всех своих спутников знаменитый Амундсен больше всего уважал метеоролога Мальмгрена, – сказал охотник – И знаете почему?
Ольга Ивановна устало мотнула головой.
– Его укачивало не только на пароходе или в самолете, но и просто в гамаке. И все же он сопровождал Амундсена в его тяжелейших морских и воздушных экспедициях. Это был викинг, не переносящий качки.
– Спасибо, – Ольга Ивановна слабо улыбнулась. – Значит, я викинг, не переносящий болтанки.
– Пароход – хорошо, самолет – хорошо!.. – ни с того ни с сего, в тишине покоя, вдруг разразился старый ненец.
– Успокойтесь, папаша, – наклонился к нему Агасфер, – мы уже знаем, что "оленя – лучше".
– Что я могу сделать? – говорила Ольга Ивановна охотнику. – У меня на руках старуха мать. Не так-то легко старому больному человеку сняться с места.. Но главное не в этом, – она остро, недобро посмотрела на охотника, и губы ее дрогнули. – Будь я совсем-совсем уверена, может, и нашелся бы выход. Но понимаете... – Она мучительно наморщила лоб. – Ведь это я к нему летаю... Правда, ему не так-то просто добраться до аэродрома, чтобы повидать меня... – Она вдруг мило, легко засмеялась. – Куда как уютно: жить в Москве, встречаться на Чистых прудах, а потом долго идти тихими московскими переулками... Но что поделаешь, если любимому надо быть в Новьянске? Ничего страшного, правда? Мы видимся не так уж редко, иногда три-четыре раза в месяц... не огорчайтесь за меня, – сказала она тепло, все устроится. Он еще два года будет искать, а потом сядет за научную работу. И за это время он научится меня любить. Тогда и я совершу посадку и, может быть, навсегда!.. – Она засмеялась. – Мы снижаемся!.. – и заспешила в нос самолета
За окошком по-прежнему голубело небо, а земля погрузилась в тень и зажгла огни, не желая отставать, небо отсигналило земле тихими огоньками крошечных, еде приметных звезд. В самолете зажегся электрический свет.
Внизу замелькали красные огни, затем сгинули, отброшенные самолетом, и снова возникли совсем близко. Самолет приземляется.
– Дорогие товарищи, наш рейс подходит к концу! – объявила Ольга Ивановна. – О вещах не беспокойтесь, их доставят!..
...И вот уже пассажиры выходят из самолета,
– До свидания, Ольга Ивановна!..
– Спасибо, Ольга Ивановна!..
– Простите, если что не так!..
– Приезжай к нам, Ольга Ивановна, – говорит молодой ненец, – на олешках покатаю!..
– Хорошую ты мне книгу дала, умную, – благодарит бортпроводницу старый ненец.
– За мной хризантемы! – галантно говорит восточный человек.
– Ольга Ивановна, может, все-таки запомните мой телефон, – вкрадчиво произносит Агасфер. – Анна-Дмитрий один шесть-шесть сорок три!
– Уже забыла... – усмехнулась бортпроводница. Выходит охотник со своим рюкзаком и ружьем через плечо. Они обмениваются крепким, дружеским рукопожатием.
– Ни пуха, ни пера!.. – с улыбкой говорит Ольга Ивановна...
Охотник уходит, оглядываясь на все уменьшающуюся фигуру бортпроводницы...
Возникает ночное небо, усеянное звездами, и в нем мигающие огоньки самолетов.
ГОЛОС ОХОТНИКА: Я живу на берегу воздушного океана: рядом Внуковский аэродром. И днем и ночью с него подымаются и круто набирают высоту над моей крышей мощные реактивные и турбовинтовые самолеты и старенькие, честно поработавшие ИЛы. Днем они оставляют в синеве то пушистый снежный след, то слабое мерцание по ночам – горят зелеными и красными огоньками и манящей желтизной окошек. Они летят во все концы земли. Я провожаю их взглядом и думаю, что, может быть, в одном из них несет свою нелегкую службу Ольга Ивановна, желтоволосый викинг любви, не переносящий болтанки. И я мысленно говорю ей и всем, всем, проносящимся в звездной выси:
– Доброго пути вам, люди!..
