Текст книги "Владимир Орловский. К истории русской живописи"

Автор книги: Юрий Ломакин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

В результате Владимир Орловский приезжает в Италию, в Рим. Кроме того, что Италия традиционно была местом, куда приезжали для работы пенсионеры Академии Художеств, Италия не принимала участия в Франко-Прусском конфликте: «30 октября №47. В Правление Императорской Академии художеств. Пенсионера Академии Владимира Орловскаго. Находясь в настоящее время в Риме и намереваясь остаться здесь на неопределенное время, имею честь почтительнейше просить Правление Академии выслать мне третной пансион за сентябрьскую треть в Рим, а равно и на следующее время высылать по этому же адресу. Если же деньги своевременно уже высланы в Париж или вообще во Францию, то неоставить сообщить об этом. Пенсионер Академии Владимир Орловский». [11]

Из Рима Владимир Орловский присылает в Академию свой следующий отчет: «10 ноября. (1870) №49 В Правление Императорской Академии художеств. Пенсионера Академии Владимира Орловскаго. Отчет. 28 октября настоящего года кончился ровно год со дня отправления меня за границу. Следуя букве Устава, имею честь почтительнейше представить Академии годовой отчет о своих художественных занятиях и путешествиях в течении года. За первые шесть месяцев, я по возможности старался сообщить об этом в своем журнале Академии и сколько помню говорил, что написал в первое же время две картины, которыя и отослал в Россию на Постоянную выставку художественных произведений. Разсчитывая написать для нашей Академической Выставки еще новыя картины, я неозаботился и знать о том кем они куплены и где находятся. Затем я начал готовить еще две вещи из своих этюдов писанных в Крыму. Одна изъ них– берег Георгиевскаго Монастыря, а другая– Мотив изъ Алуштинской Долины. Полагая кончить их как раз к Выставке, я неторопился с работой, находя необходимым давать возможно больший срок для усушки. Таким образом подготовивши довольно окончено обе эти вещи, я отправился на натуру, в окрестности Парижа, в одну из деревень, окруженную живописнейшей частью Фонтенеблского леса Барбизон. Проработавъ месяца два, я возвратился в Париж, с целью окончить эти картины и отправить в Академию. Но вследствие начавшейся войны это сделать было уже почти невозможно. Видя, что посылать картины непридется, я решил, что нестоит заниматься и их окончанием, тратя дорогое летнее время, без спешной цели. Снимать же фотографии с картин в которых самая то суть и не сделана, или ради фотографий их окончить, я нашел неразсчетливым и нелогичным, и поэтому оставя их так отправился на натуру. Но обстоятельства начали принимать такой характер, что иностранцам было почти невозможно долго оставаться во Франции. Думая, что теперь или после, но нужно видеть всю Европу, я сообразил, что это чуть ли не удобнейшее время и поэтому немедля отправился в Швейцарию. В Женеве только и есть один художественный музей– это в доме городской Ратуши и одна Постоянная выставка. В отношении пейзажа ни там, ни здесь, мне не пришлось видеть ничего замечательного. Картины Ридэ и Калама надо полагать из ранних их работ– не сильны. Современное же искусство стоит ниже, чем как можно было ожидать. З тем сделал несколько экскурсий в разныя стороны от Женевы, чтобы ознакомиться несколько со страной и ея характером, я поселился в одной из окрестных деревень, и работать пока можно было с натуры. Природа Швейцарии показалась мне слишком громадной, для того чтобы из нея можно было делать (верныя) и хорошия картины. Редкий мотив умещается в угол зрения. Взявши же его на дальней дистанции утрачивается присущий месту грандиозный характер. Теперь мне стало вполне понятно, почему Калам так сильно компановал все свои вещи– иначе я думаю писать Швейцарию с ея горами и озерами трудно. За тем, когда наступили дожди и холод и работать стало трудно, я отправился в Италию. Ходил в галереи Флоренции и Рима видел много величайших произведений искусства, но только не по отрасли пейзажа. Новейшее же искусство Италии далеко не может равняться с немецкой и Французской школами. Так как неизвестно как долго еще нельзя будет возвратиться в Париж, то я решился провести этот год здесь, зиму проработавши в Риме, а лето в окрестностях и близ Неаполя. Колорит здешней природы напоминает мне сильно Крым, только кажется, что сочетания тонов много тоньше и покойнее, в чем теперь еще не могу сказать ничего наверно– быть может это не более как издавна сложившееся понятие об Италии в уме, и мешающее верно видеть глазу. Проработавши одно лето, по этюдам в состоянии буду судить точнее. Во всяком случае разница не слишком велика и Крым живописностью своих (нрб) не много уступит Италии. Хотелось бы, чтобы наши русские пейзажисты занялись этой страной, т.е. Крымом, более и серьезнее равно как и Кавказом и вытеснили бы предвечныя понятия о незаменимости у нас Швейцарии и Италии, которыя заставляют нашу публику восхищаться всем здесь и ничего невидет у себя. Нет, мне кажется, сколько я теперь судить могу Россия не уступит в своей живописности ни одной стране Европы уже просто же потому, что она вмещает в себя всех степеней климаты а вместе с ними и их природу. Полезно (прокатиться) думаю по всем странам Европы для того, чтобы лучше уметь ценить свое, и чтобы недоверяться на слово многим нашим соотечественникам, которыя только и знают что прославляют Запад, увлекшись им далеко не по тем причинам, которые они выставляют. Теперь я начал вновь две картины, мотивы взяты с берегов Женевскаго озера, из сделанных там этюдов. Всматриваясь все более и более в состояние искусства в Европе, я прихожу все сильнее к убеждению, что хороших художников везде вообще процент небольшой, помогает же образовать их, громадная их численность здесь вообще и сильный запрос, сильная потребность на художественныя произведения существующая в обществе. У нас вот этого то только и нет, и наш образованный, ученый т.н. люд, вместо того, чтобы помогать нам, костит нас как только может и старается разрушить и те немногия симпатии которыя еще живут в Русской Публике. Впрочем, не скажу чтобы это делалось преднамеренно, я видел и здесь за границей многих русских таких же как и в России, которые сами ровно ничего не понимают, и при первой встрече, с художником, сейчас же стараются воспользоваться его мнением, да и то еще хорошо, а то я могу дать несколько примеров вроде того, что вошедши, чуть ли не впервые в храм Петра в Риме, один из наших педагогов, готовящийся в профессора Университета, классик, филолог еще, после первых десяти минут, занялся кручением папироски и хотел закурить её, в храме…Пенсионер Академии Владимир Орловский. 23-го-11-го ноября 1870 года. Рим». [12]

Находясь в Риме, Владимир Орловский ведет переписку с статс-секретарем Академии П.Ф. Иссеевым о делах, связанных с пересылкой картин и организацией выставок: «27 февраля №59 Ваше Превосходительство, Милостивый Государь Петр Федорович. Весьма прискорбно, но что же делать,– все невыгодно сложившиеся обстоятельства, невольно заставляют меня безпокоить Ваше Превосходительство моей всепокорнейшей просьбой.

Как Вам известно– война была причиной, что я не мог окончить для выставки, двух начатых мною картин, теряя вместе с тем и в материальном отношении. Теперь должен прибавить более: из Франции мне пришлось выехать внезапно, и не имея возможности перед выездом въехать в Париж, должен был на произвол судьбы оставить все этюды, лишен всякой возможности отказаться от нея, плачу таким образом в настоящее время за две– парижскую и в Риме. … находясь тем более пред необходимостью выехать в начале мая на натуру,… распорядиться о высылке мне денег…». [13]

«7 марта №74 Ваше Превосходительство Милостивый Государь Петр Федорович. Узнавши из бумаги присланной Академией о скором приезде профессора Боголюбова для осмотра наших работ, я несколько приостановился с отсылкой моих картин на нашу Академическую выставку. Теперь же конченныя две из многих я посылаю: один мотив воздуха и моря, а другой из Римской Кампаньи д. Аричи. При чем решаюсь почтительнейше просить Ваше Превосходительство обратить внимание на верную постановку их. Обе эти вещи требуют сильнаго света слева, какой я имел в мастерской у себя. Вместе с тем я пишу Академику Боткину, чтобы он потрудился выставить еще две из прежде отосланных в Петербург картин. Думаю, что некоторые художники видели их ненатянутыми и без рам, почему вероятно сделали заключение несколько строгое,– но надеюсь, что на выставке оне будут не хуже других. … Апреля 1-го дня 1872 года. Рим». [14]

Судя по переписке, до начала следующего, 1872-го года Орловский остается в Италии.

В середине февраля через Флоренцию в Рим приезжает профессор Боголюбов, поселяется на Виа Болонья, встречается с Бронниковым, начинает работать в его мастерской. Боголюбов знакомится с работами пенсионеров, в том числе с работами Орловского. [15, c.55]

Обязанность познакомиться с работой и жизнью пенсионеров Академии Художеств была возложена на профессора Боголюбова Президентом Академии по инициативе конференц-секретаря Академии Исеева: «Докладная записка Конференц-Секретаря Императорской Академии Художеств. 18 января 1872г. О поручении Профессору Боголюбову обозреть деятельность пенсионероъ Академии. Профессор Боголюбов, как Вашему Императорскому Высочеству Известно отъезжает за границу. Не изволите ли признать полезным возложить на Профессора Боголюбова познакомиться с деятельностью пенсионеров Академии и сообщить Совету подробныя сведения о каждом из них: какими работами заняты и приносит ли им пользу заграничное пребывание и подтвердить всем пенсионерам о неуклонном исполнении обязанностей возлагаемых инструкциею. Конференц-Секретарь». [16, c.103]

К докладной записке был приложен список пенсионеров, с работой которых профессор Боголюбов должен был ознакомиться: «Список пенсионерам Императорской Академии Художеств. Месмахер Максимилиан Егорович, Архитектор. В Риме. Коссов Виктор Александрович, Архитектор. В Риме. Питерсон Людвиг Людвигович, Архитектор. В Риме. Попов Михаил Петрович, Скульптор. В Риме. Чижов Матвей Афанасьевич, скульптор. В Риме. Харламов Алексей Алексеевич, Исторический живописец. В Гааге. Шмелинг Рейнгольд Егорович, Архитектор. В Риме. Орловский Владимир Донатович, Пейзажист. В Риме. Семирадский Генрих Ипполитович, Исторический живописец. Мюнхен. Дмитриев-Оренбургский Николай Дмитриевич, Жанрист. Дюссельдорф». [17, c.105]

В марте 1872-го года Боголюбов пишет из Рима товарищу президента Академии Художеств. В письме сообщает о художественной жизни в Риме, деятельности русских художников и архитекторов, подробно описывает их работы: «№693 27 марта 1872. Ваше Императорское Высочество. Не совершенно восстановленное здоровье не дозволило мне исполнить скорее мое поручение касательно пенсионеров Академии, которое ныне имею честь представить на Ваше милостивое разсмотрение… <…> Рим, 25 марта 1872г.

Ваше Императорское Высочество! Желая исполнить в точности возложенное на меня лестное поручение посетить за границею всех пенсионеров Академии Художеств, я должен был на мое знакомство с ними употребить некоторое время, чем и оправдываю проистекшее замедление в моем отчете. Всех пенсионеров в Риме оказалось семь: четыре архитектора, два скульптора и один пейзажист. (7.) Пенсионер Пейзажист г. Орловский. Г-на Орловскаго тому назад год и восемь месяцев как я оставил в Париже, куда он только что приехал из России, по получении звания пенсионера. Встретив его здесь и посетив его мастерскую, я нашел в ней шесть начатых картин из коих две ныне уже отосланы в Академию Художеств для заявления о его деятельности, а другие очень близки к окончанию. Но труд г. Орловскаго более обозначается в этюдах, которых насчитываю до пятидесяти, из коих половина очень доброкачественны. Считая г. Орловскаго своим учеником, я смотрю на работы его с (полною?) строгостью и смею сказать, что он обладает большим талантом, но по несчастной кипучей своей натуре хочет сделать вдруг слишком много, что всегда бывает нехорошо. Так работал некогда и я сам, пока не оставил Италию и не поехал учиться серьезно на север Европы, во Францию или Германию глядя на мастеров, покойно преданных своему делу и не раздражающихся постоянно прекрасною природой Италии, но разрабатывающих ее с сделанных этюдов в мастерских (которыхъ нрб. просвещенных). Результат слов моих давно оправдывается, ибо кроме г. Усси во Флоренции и Морелли я не знаю ни одного замечательнаго художника в Италии. <…> Вследствие чего, по совету моему г.Орловский намерен ехать прежде на этюды, а потом на зиму опять поселится в Париже, где под влиянием глубоких пейзажистов, каковы Юлий Дюпре, Добиньи, Коро и прочие, может серьезно вникнуть в исполнение и простоту картины, а также обратить внимание на серьезный колорит, составляющий неоспоримо превосходный отпечаток французской школы. В заключение должен сказать, что г. Орловский находится в переходном состоянии своего художества, но обладая (непреодолимым) желанием идти вперед, следуя этому пути, дает собою ожидаемый хороший результат и тем оправдает себя в своем замедленном отчете перед Академиею». [18, c.116-117]

Коснулся в своем отчете А. П. Боголюбов и жизни пенсионеров Академии Художеств за границей: «Сказав о художественной деятельности гг. пенсионеров Академии Художеств, считаю своим долгом доложить Вашему Высочеству о их нравственной стороне жизни. По собранным мною сведениям от лиц весьма серьезных я только мог слышать самыя лестныя отзывы о их поведении в обществе, куда они вообще очень мало являются но более уделяют времени своему труду или семейной жизни, ибо трое из них женаты и имеют детей. Сравнивая былое время когда я был пенсионером с настоящим, Академия Художеств может вполне гордиться нынешним комплектом своих пенсионеров заграницею, которые благодаря Бога проживают здесь разумно, не чувствуя над собой никакого начальства, которое не будучи никогда художниками, только имело над ними полицейскую власть и тем портило нашу нравственность, давая повод рассчитывать, что если кто из нас попадет в полицию то в попечителе он найдет защитника и избавителя. Быть может, Ваше Высочество может усумниться в справедливости моих слов, но к сожалению я говорю правду, подтвержденную горькими примерами погибших даровитых моих товарищей в лице: Тимашевскаго, Крюкова, Давыдова и многих других». [19, c.118]

В июне 1872-го года Владимир Орловский получает предупреждение, что трех-летний срок его пребывания за границей заканчивается, и он должен определиться, где он проведет время своего пенсионерства в России: «14 июня 1872 №1872 №81 Владимир Донатович! На основании утвержденной Советом Академии инструкции пенсионерам… первые три года пенсионерства путешествуют за границей, а остальное за этим время по России. Имея в виду, 1-го будущего сентября минет трехлетний срок пребывания Вашего за границею…прошу уведомить меня о месте, в котором могли бы Вы поселиться на первое время… Иссеев». [20]

Владимир Орловский ходатайствует о продлении срока своего пребывания за границей: «18 июля. №85. Ваше Превосходительство Милостивый Государь Петр Федорович. Имевши в виду, что Академия всегда была очень снисходительна в отношении выполнения существовавших правил пенсионерами, зная что многие наши самые лучшие художники пейзажисты, какъ Профессора Боголюбов, Барон Клодт, Лагорио, Дюкер и др. выбыли все шесть лет за границей без всякого сопротивления со стороны Академии, я полагал, что и мне это дозволено будет, тем более, что намереваясь предаться преимущественно изучению моря, я здесь имею для этого все средства под рукой, начиная с теплаго климата, дающего возможность делать студии в случае нужды и зимой, – до самой мастерской, которую могу иметь в Porto Danzo, с окном на море и прибрежье, полное лодок, судов и всяких деталей, нужных в этом жанре. Профессор Боголюбов того же мнения, что мне не мешало бы провести некоторое время здесь. Таким образом, затеявши некоторыя работы, которыя оставить теперь крайне убыточно и жалко, продолжать же их в России неимея под рукой ни натуры, ни моделей, не имея никакой возможности, я решаюсь почтительнейше просить Ваше Превосходительство, заявить мою просьбу в Совет Академии, дозволить мне остаться по крайней мере эту зиму еще за границей. Зa тем получивши выездные в мае месяце, я по дороге намерен осмотреть еще некоторыя галереи, которыя не видел, ровно как и Всемирную Венскую Выставку… и тогда возвращусь в Россию, что будет гораздо выгоднее для меня, чем вторично хлопотать в Апреле о поездке в Вену. И так оставаясь в полной надежде на милостивое ходатайство Вашего Превосходительства, имею честь покорнейше просить принять уверение в совершенном почтении Пенсионер Академии Владимир Орловский». [21]

Разрешения продлить срок своего пребывания за границей Владимир Орловский не получил: «19 июля 1872 №2052 №87. Его высокобл. В.Д. Орловскому. М.Г. Владимир Донатович. Письмо Ваше от 18 июля я имел честь докладывать Его Имп. Выс. Товарищу Президента, который поручить соизволил сообщить Вам, М.Г., что его Выс. ни под какими не (нрб). на дальнейшее пребывание Ваше за границею и предлагает Вам поспешить возвращением сюда. Сообща Вам, М.Г. вот (сии?) известия, я спешил (нрб.) и присовокупить что (далее я неправомочен?) высылать Вам более пенсионерское содержание за границей. Примите М.Г. и пр.». [22]

Своим впечатлением от вызова в Россию Владимир Орловский откровенно делится с товарищем, Павлом Алексеевичем Черкасовым: «14 октября 1872г. Porto D Anzio (Италия). …25/13 июля я получил от Петра Федоровича письмо – ответ на мою просьбу дозволить остаться мне долее трех лет заграницей такого содержания: «Письмо ваше от 18-го июля я имел честь докладывать Его Императорскому Высочеству Товарищу Президента, который поручил мне изволит сообщить Вам, Милостивый Государь, что Его Высочество ни под каким видом не соглашается на дальнейшее пребывание Ваше за границей и прелагает Вам поспешить возвращением сюда. Сообщая Вам, Милостивый Государь, волю Его Высочества, я считаю обязанностью присовокупить, что за тем я не имею права высылать Вам более пенсионерскаго содержания за границу». Чего «Поспешить сюда»– понять не могу. Будьте любезны, разрешите этот вопрос. Вам, знающему всю суть нашихъ дрязг, будучи там на месте– ничего не стоит это. …Вероятно, кто либо повел подкоп под меня….Только об одном прошу: сообщите самое достоверное, чтобы не ввести меня в заблуждение, а то пожалуй воротишься туда «сюда» да и там ничего не дадут, а деньги на дорогу растеряешь и здесь все связи и все разрушишь. Я убежден, что Его Высочеству я ненужен. Раз как-то им была заказана картина после получения 1-й Золотой, да и то как-то Алексей Петрович невинно замял «После, после, сказал, еще успеет». Так и осталось до сих пор. Мне приходитъ в голову еще что: Нет ли каверзы на меня посторонней? Не грозит ли что в Академии? Здесь за границей встречаешься с разными Русскими, а кто они,– и бес не разберет. Знаю, что между ними много эмигрантов и поляков и так всякой сволочи, но много и шпионов, а тут по неволе язык разучишься держать на привязи, не сболтнул ли что какому чорту, а тот и воспользовался, и наклеветал…Да только не припомню, чтобъ говорилъ что нибудь такое». [23]

Владимир Орловский посылает в Академию последний, краткий отчет о своей работе, но продолжает убеждать руководство Академии в том, что провести еще некоторое время за границей отвечало бы целям, с которыми он послан в заграничную поездку– усовершенствовать мастерство художника: «№1660 13 августа №88. В Правление Императорской Академии Художеств. Пенсионера Академии Владимира Орловскаго. Отчет. Полагая, что за первую половину настоящаго Академическаго года, Совет Академии о моих занятиях имеет самыя точныя сведения из отчета Профессора Боголюбова, я находя излишним вторично говорить о них, имею честь довести до сведения Академии лишь о работах остального времени. С 1 Апреля я занимаюсь на натуре. Вначале был в Porta Danzio, где делал этюды моря, берегов и суден. Нашедши здесь для этого удобства, как нигде еще не встречал, я хотел остаться целое лето, но по обстоятельствам не зависимым от меня должен был вскоре оставить это место и переселиться в Неттуно, где продолжал заниматься изучением берегов и воды. За тем, с наступлением летних жаров, когда жить здесь по причине лихорадок становится опасно, я отправился внутрь страны и продолжаю работать в Олевано и Аричи. Теперь же заявляя в особом донесении Господину Конференц Секретарю о некоторых причинах поставляющих меня в крайне затруднительное положение относительно продолжения работы, жду решения Совета Академии. Пенсионер Академии Владимир Орловский. 14/2 Августа 1872 года». [24]

«№1661 13 августа №89 Ваше Превосходительство, Милостивый Государь Петр Федорович. На письмо полученное мною касательно сроков моего возвращения в Россию, я имею честь немедленно отвечать. Не имея по настоящее время никаких дальнейших сведений, полагая, что письмо мое могло затеряться в дороге, считаю нужным повторить мое объяснение. Имевши въ виду, что Академия всегда была очень снисходительна, в отношении точнаго выполнения существующих правил пансионерами Академии, … я решаюсь почтительнейше просить Ваше превосходительство, сделать в Совете Академии это заявление, в надежде, что мне разрешено будет в крайнемъ случае, хоть эту зиму еще провести за границей. Но я бы счастлив былъ, если бы Академия дозволила мне самому распорядиться остальным пансионерским временем. … Я и сам, во всяком случае, не рассчитывал остаться все шесть лет за границей, но имея на это право, думалось бы и работалось как то покойнее.… Проводя же эту зиму в Киеве, я не успею сделать многого, а учиться там зимой и не у кого, и не на чем. Очутившись в Киеве сам один, не имея ни общества художников, ни природы пред глазами, не имея возможности ни с кем посоветоваться, ни на чем бы мог проверить себя– будет мне очень трудно работать, а тем более из Итальянских этюдов. Киев моя родина, и я знаю этот город прекрасно. Знаю что там трудно работать художнику. Нужна ли рама, краски ли, полотно или другие какие снадобья, все это трудно достать, дорого и плохо, а с моделями– целая комиссия. Со временем, когда там будут жить по нескольку молодых пансионеров, будет недурно, теперь же одному там жить и работать успешно– очень трудно. Все лучшия произведения наших художников были сделаны в Европе, среди мира искусства. Иностранные же мастера, в особенности же пейзажисты руководствуются чаще всего натурой, работая свои картины, чему примерами Курбэ, Добиньи, Дюпрэ, Миле и др. … 14/2 августа 1872 года». [25]

Хлопоты о продлении пребывания за границей, результата не принесли, и Владимир Орловский возвращается в Россию: «№1673 №91 16 августа. Ваше Превосходительство, Милостивый       Государь Петр Федорович. Предполагая с возможной скоростью отправиться в обратный путь в Россию, имею честь почтительнейше просить Ваше Превосходительство сделать распоряжение о высылке мне путевых денег по пар. Седьмому инструкции пансионерам при возвращении. Пансионер Академии Владимир Орловский. 20/8 августа 1872 года». [26]

Отказ в продлении срока пребывания за границей мог быть связан также с тем, что уже после отъезда Владимира Орловского из России была принята новая инструкция для пенсионеров: «№92 Инструкция Пенсионерам Императорской Академии Художеств, Посылаемым за границу для усовершенствования в искусстве. Утверждена… 13 марта 1870 года… 4. Жанристы, баталисты и пейзажисты, по возвращении из за границы, путешествуют три года по России, и в течении зимних месяцев этих трех лет имеют пребывание в Киеве, где получают бесплатныя мастерския. 13. По жанру, баталической живописи и пейзажу: в) …в остальные три года путешествия по России пенсионеры жанра, баталической живописи и пейзажа обязаны представить по одной оригинальной картине из русской жизни и природы». [27, c.88]

Интересно, что Киев, как место, где Владимир Орловский должен провести оставшееся время своего пенсионерства, определен не случайно. Имел место план создания в Киеве второго, южного художественного центра России, наряду с имеющимся уже таким центром в Санкт-Петербурге. Планировалось также по возможности отказаться от направления выпускников Академии за границу, что, по мнению ряда руководителей Академии и высокопоставленных лиц, имело целый ряд негативных последствий.

В своем отзыве на Записку графа Григория Сергеевича Строганова, поданную по этому вопросу, конференц-секретарь Академии Художеств П.Ф. Исеев пишет: «Записка графа Григория Сергеевича Строганова, поданная Его Императорскому Высочеству Великому Князю Владимиру Александровичу, Товарищу Президента Императорской Академии Художеств. Об учреждении в Киеве постояннаго местопребывания пенсионеров Академии и об устройстве там Рисовальной школы. После небольшаго историческаго вступления, об историческом значении города Киева, Гр. Строганов продолжает: Киев обладает многими Русскими историческими памятниками…. В С-т Петербурге существует Академия Художеств, история деятельности которой вполне известна; но к несчастию грустный климат Петербургский не может не действовать вредно на эту Академию; короткое пребывание солнечнаго света, полное отсутствие онаго в продолжение большей половины года,…для привольной жизни художеств необходимы: изящная природа, роскошная растительность, а прежде всего солнце, чем больше, тем лучше. … оставим Академию Художеств в Петербурге, но почему же Правительство не воспользуется местностию более одаренною красотами природы, основав в Киеве школу живописи, которая могла бы быть разветвлением Петербургской Академии художеств.

Заметки Конференц-Секретаря. Предложение графа Строганова не заключает в себе ничего нового. В Совете Императорской Академии Художеств уже давно заявлено было о необходимости изменить порядок отправления пенсионеров за границу; уже сознана была необходимость с одной стороны сократить время первоначально определенное для заграничнаго пребывания, с другой направить деятельность художников на изучение русской природы, жизни и истории. Наконец и самый надзор за ними установить на началах более рациональных. Первые попытки к осуществлению этих мыслей заключались в том, что вменено было в обязанность всемъ пейзажистам и жанристам из 6 лет пенсионерскаго срока, три года быть за границею и три года путешествовать в России, без определения места их постояннаго пребывания;… В настоящее время в Императорской Академии Художеств не преподаются языки, тогда как прежде на них обращалось преимущественное внимание; в этом особенно поражает то обстоятельство, что преподавание языков отменено одновременно с присвоением Академии права посылать каждогодно за границу учеников, получивших 1-ю золотую медаль по конкурсу. Последствия этой меры не замедлили сказаться на наших пенсионерах. Многие из них, приезжая за границу и не зная ни одного языка, не могут пользоваться ни книгами, ни услугами других. И вот бедный пенсионер ждет кого нибудь из своих товарищей, чтобы хоть немного ознакомиться с художественными хранилищами. … В продолжении десяти лет Академия уже достаточно имела опыта, чтобы убедиться какое влияние имеет на наших художников продолжительное житье за границею– в отношении выбора сюжетов для художественных произведений. На каждой выставке красуются произведения наших пенсионеров; специалисты-художники восхищаются ими; любители-знатоки тоже. Первые обращают внимание исключительно на композицию, рисунок и колорит; вторые напротив не упускают из вида и сюжета. Первые не покупают картин никогда, а вторые не приобретают, потому что все изображаемое совершенно чуждо им. В самом деле в художественных произведениях наших пенсионеров мы видим только историю других народов, жизнь чуждую нам и природу, нетрогающую нас за живое, за родное. Результат такого порядка выходитъ тот, что покупка художественных произведений наших пеннсионеров обратилась в монополию двух, трех богачей, которые, бывая часто за границею, свыкаются, или лучше сказать входят во вкус всей заграничной обстановки. Да и те не всегда прельщаются красотами рисунка, колорита и сценами из чуждой нам истории. Примером может служить картина Профессора Верещагина «Григорий Великий». Само собою разумеется, что при этих обстоятельствах Академия никогда не может положить начала самостоятельной Русской школы. Наконец продолжительное житье за границею наших пенсионеров имеет еще и то прискорбное последствие, что оно отчуждает их и зачастую совершенно от России, от семьи и от художественнаго Русскаго мира. Многие из них окончив срок своего пенсионерства, в продолжении котораго они изредка давали знать о своем существовании, остаются за границею продолжительное время и даже навсегда. Таким образом Академия образовывает художников не для России, о которой они не имеют никакого понятия, а для других государств. Можно скзать, что Академия способствует отчуждению наших лучших художников от России. Все вышеизложенные соображения служат основанием к тому, чтобы сочувствовать всею душою предложению Графа Строганова». [28, c.1-4]

В то же время в учреждение в Киеве филиала Академии Художеств и отказ от заграничных поездок для учеников Академии руководство Академии видело и немалые трудности: «В настоящее время каждый пенсионер стоит Государству 2200 червонцев, т.е. 6798 руб. серебром. Сумма огромная, но разделенная на шесть лет, с издержками на путь в оба конца, она недостаточна даже и для заграничной жизни, где студии всегда можно иметь за гораздо дешевейшую плату, чем у нас. Да и самая жизнь стоит несравненно менее. Последствием этого стесненного положения пенсионеров, особенно художников исторических, бывает то, что они заняты работами для насущнаго хлеба, отвлекаются совершенно от цели своего заграничнаго пребывания». [29, c. 4-5]

Признав, в целом, полезность изложенной в записке графа Строганова идеи, к окончательному решению об учреждении в Киеве филиала Академии Художеств Совет Академии не пришел. Хотя Киев в этом качестве, как будет видно ниже, и рассматривался. Не было принято и решения отказаться от заграничных поездок для пенсионеров. В то же время было решено сократить время пребывания за границей художников по жанрам жанра и пейзажа, почему, видимо, и было отказано Владимиру Орловскому в продлении пребывания его за границей: «Заседание 7 Января 1870г. Проект Определения Совета по записке Графа Г.Г. Строганова. По живописи жанра и пейзажа. Хотя каждому художнику, к какой бы отрасли искусства не принадлежал он, необходимо для полноты художественнаго образования осмотреть и ознакомиться с художественными произведениями всех школ; но само-собою разумеется, что по некоторым отраслям это ознакомление может быть менее продолжительно, чем по живописи исторической; к таковой категории могут быть отнесены живописцы жанра и пейзажа. Как тем, так и другим, необходимо изучить Россию в историко-этнографическом и климатическом условиях; с этою целью нужно дать им средства путешествовать по России. Все вышеизложенное было уже принято в соображение при составлении Устава 1859 года, по которому жанристы и пейзажисты должны быть за границею три года и три года путешествовать по России; но так как приэтом не было определено места, куда бы пенсионеры собирались собственно для работы, (не было установлено обязательнаго правила чтобы пенсионеры жанра и пейзажа особенно занимались изучением русской жизни и природы) то почти все они путешествовали по России, без всякой пользы для жанра и пейзажа русскаго, и, живя в России первые три года или приезжая в нее в течении шести лет несколько раз, отправлялись работать за границу и воспроизводили все-таки картины иностранного пейзажа и жанра. В виду этого было бы весьма полезно выбрать для художников жанра и пейзажа один из городов России, который по своим климатическим условиям, удобствам и дешевизне жизни наиболее соответствовал бы потребностям художников жанра и пейзажа». [30, c. 88]