Текст книги "В начале было время"

Автор книги: Юрий Линник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Когда работы были закончены, Гилеций быстро залил скалу специальной мастикой: она работала как проявитель,– стершиеся от времени петроглифы словно выступали из небытия и забвения. Гилеций приказал дать боковое освещение, – рабочие немедленно включили софиты: и вот на камне контрастно проступили мельчайшие неровности.

Гилеций интуитивно догадался: перед ним самая древняя в мире звездная карта. Он четко держал в памяти смещения крупных звезд за последние пятьдесят тысяч лет,но тут пришлось делать поправку на более раннее время.

Гилеций почувствовал, что не в силах это сделать самостоятельно,– и тогда связался с Главным компьютерным центром Аламака. В машины были введены необходимые программы, – и вскоре Гилеций держал в руках несколько крупных перфокарт: они давали схему звездного неба, каким оно было последовательно сто, двести и триста тысяч лет тому назад. Полученные схемы были сопоставлены с выбитыми в камне схемами созвездий. И вот – неожиданный вывод: наиболее близкие совпадения дает перфокарта, на которой рассчитано небо, каким оно было почти три тысячи веков назад. Ученый просто отказывался верить полученным выкладкам, хотя и понимал, сколь убедительны они. Воображение перенесло Гилеция в глубокую древность, – современные созвездия существовали тогда лишь в задумке или эскизе. Но все же Гилеций быстро сориентировался в картине неба, открывшейся его умозрению: он легко узнал Бегу, Денеб, Альтаир. А вон и Кастор с Поллуксом! А это еще более яркие и густые, чем сейчас Плеяды. Вскоре Гилеций распознал большинство классических созвездий, видимых с Аламака, – однако безотчетно он ощутил какой-то странный дискомфорт в этом знобящем своей новизной небе. Словно чего-то не хватало в нем, и эта странная незаполненность, пустота, брешь томила душу. Гилеций не сразу понял причину этого ощущения. Осознав ее, он ощутил почти ужас: в древнем небе Аламака не было Ориона!

С детства он стал любимым созвездием Гилеция. Было известно, что звезды Ориона молодые и горячие. Но никто не предполагал, что Орион вспыхнул на памяти человечества! Среди других созвездий он был сущим подростком. Не потому ли Орион так легко и свободно держится па небе Аламака? – Гилеций подумал, что в его очертаниях есть юношеская сила и грация. Теперь стало понятно, почему Орион занимает избранное место в преданиях древности, – это обусловлено его неожиданным появлением на небе Аламака. Контур Ориона выкладывался из камней; в его честь воздвигались храмы; восход созвездья приветствовали гимнами.

Гилеций вспомнил юношеский монолог Зария о времени,– найденные им каменные часы находились неподалеку от новой находки. Зарий говорил о том, что Время как бы вплеснуло в мир новую жизнь. Не связан ли этот всплеск временной активности с рождением Ориона?

Этот вопрос можно было задать самому Зарию, – вместе с Синкрезием он прилетел утром в северную Архию.

Теперь все трое стояли над склонами скалы, сохранившей информацию о глубоком прошлом. Разговор шел до рассвета,– перед самой зарей взошел Орион: друзья встретили его как давнего собеседника. Устремленный и гибкий, Орион словно пытливо наклонялся над Ала маком, рассматривая сквозь незримую линзу его сны и наития.

Зарий начал отвечать на вопрос Гилеция, – и в его интонации друзья сразу ощутили эxо давнего монолога.

А ведь прошло сорок лет! Казалось, что они были мгновенной паузой,– и Зарий без перерыва продолжает свои рассуждения.

– Мы сейчас ничего не знаем о происхождении звезд. Несомненно, что процесс звездообразования продолжается и в наши дни. Звезды живут миллиарды лет. Создается ощущение, что они каким-то образом компенсируют энергию, уходящую на излучение. Поначалу две проблемы– тайна Времени и тайна Звездсуществовали для меня раздельно. Но это было недолго, – вскоре они сплелись в один узел. Я стал экспериментально исследовать, может ли активность Времени противостоять энтропии.

И роль звезд увиделась мне в новом свете! Образно выражаясь, это мельницы, действующие благодаря напору в реке Времени. Вы ведь помните, что я писал в своем первом реферате на эту– тему? "Время песет в себе организацию и, взаимодействуя с материей, может препятствовать наступлению тепловой смерти Мира. Воздействуя на вещество звезд, Время не дает им остыть, то есть перейти в равновесие с окружающим пространством. Смотря на звездное небо, мы видим не атомные топки, где действуют разрушительные силы, а видим проявление созидающих, творческих сил, приходящих в мир через Время". Теперь конкретно о вопросе Гилеция. Несомненно, что во вселенной могут протекать особо активные процессы, повышающие плотность Времени в окрестном пространстве. Мне кажется, что периоды такой активности благоприятствуют подъему материи на новый уровень,в это время зарождаются биосферы или возникает сознание. Сыграла ли вспышка Ориона роль пускового механизма в пробуждении разума на Аламаке? Интуиция мне подсказывает, что эта гипотеза вполне правомерна.

Но тут нужны скрупулезные и длительные исследования...

Вернувшись домой, Зарий нашел письмо от молодых астрономов: они торопили его с рекомендацией по прослушиванию радионеба. Быть может, посоветовать им выбрать созвездие Ориона? Но Зарий решил глубже продумать это предложение. Его лаборатория занималась сейчас новой серией экспериментов, – Зарий размышлял о возможности наблюдения звезд с помощью хроноскопа: созданный им прибор помогал преодолевать разрывы в пространстве и времени. Было исследовано несколько наиболее крупных звезд, – удалось установить различие их свойств: очень сильно воздействовали на приборы Сириус и Процион; менее интенсивным был Регул; совсем молчал Арктур. Несмотря на то, что ограниченные возможности лаборатории позволяли исследовать лишь немногочисленные звезды первой-второй величины, сразу стала ясной интереснейшая зависимость: активность звезды связана с ее эволюционным возрастом, – молодые звезды более энергично действуют на приборы Зария.

Кто-то из сотрудников однажды предложил:

– А не следует ли поискать на небе самостоятельные источники активности? Ведь они в принципе могут быть связаны и с очень слабыми звездами, и с телами совершенно неизвестной природы.

Конечно, эта идея была заманчивой. Но Зарий трезво сознавал, что хроноскопическое обследование звездного неба требует совсем иных условий, это задача для нескольких больших коллективов, оснащенных качественной и мощной аппаратурой. Поэтому Зарий объяснил лаборанту нереалистичность его смелого и оригинального проекта. Однако сейчас он решился осуществить пусть в малом масштабе – идею поиска активных источников.

Зарий начал пристально исследовать созвездие Ориона.

Хроноскопы приняли информацию, поступающую от Ригеля и Бетельгейзе. Они долго держали в своем фокусе Беллатрикс и Геку. Зарий изучил хроноактивность Алнитака, Алнилама и Миптаки-трех прекрасных звезд, сверкающих в поясе Ориона. Результаты были хорошие: молодое созвездье дышало силой и энергией. Но ничего необычного в Орионе пока найдено не было.

И вот хроноскоп навели на знаменитую туманность Ориона. Зарий взглянул на шкалу, ожидая обычных эффектов. Но он увидел нечто новое: стрелка прибора колебалась в странном закономерном ритме!

Включили самописцы, – на бумажной ленте вскоре появился красивый узор. Он озадачил исследователей: ничего подобного им не приходилось видеть, все известные физические процессы давали на самописцах совершенно другие диаграммы. Кто-то сказал:

– А ведь это похоже па передачу осмысленного сообщения!

Наверно, каждый из присутствующих подумал о такой возможности, но не решился высказать ее вслух. А вдруг ошибка? Горечь разочарования была бы тогда огромной.

Зарий обратил внимание на то, что подобные кривые скорее свойственны ритмике биологических процессов. Эта была осторожная, по глубоко идущая аналогия. По крайней мере, можно было сделать безупречный по своей строгости вывод: ритм задается объектом, имеющим более высокую организованность и упорядоченность, чем все другие космические тела, известные человеку. И хотя прямых доказательств того, что открыта неизвестная цивилизация, пока не было, но не было и никаких аргументов, говорящих против дерзкой гипотезы!

Ритмический узор напоминал закодированную фразу, которая повторялась без всяких изменений. Зарий любовался сложным танцем переплетающихся кривых, – чисто эстетическим впечатлениям он придавал большое значение. Ведь красота часто свидетельствует о гармоничности и разумности своего источника! Казалось, что самописец работает с вдохновением: так тщательно вычерчивало его перо небывалые линии, схожие с изящным непрерывным орнаментом.

– А ведь это похоже на почерк! – воскликнул один из лаборантов, увлекавшийся графологией. Конечно, ассоциация была чересчур субъективной. Но смутившемуся лаборанту пришлось дать психологический анализ небывалого почерка: – Я бы сказал, что за этой линией стоит нечто уравновешенное, доброжелательное, мудрое.

Все улыбнулись. Но Зарий заметил, что такие соображения, несмотря на свой фантастический характер, могут быть полезными.

– Не нужно бояться усложнить явление! – сказал Зарий.–Гораздо опасней его упрощение.

Зарий уже собрался позвонить молодым радиоастрономам, ждущим его совета, когда случайно обратил внимание на одну особенность диаграммы. Фраза делилась на две неравные части,–это четко показывали все записи.

Зарию пришло в голову измерить соотношение этих частей,-его всегда волновала эстетика пропорций: наитие и здесь уловило нечто очень хорошо знакомое.

Да, тут была классическая закономерность! – фраза делилась на две части в пропорции золотого сечения: отрезок в целом относился к большей части так же, как большая часть к меньшей. Красивое и гармоничное соотношение! Оно определяло красоту многих природных и архитектурных форм; оно воплощалось в структуре музыкальных произведений.

Трудно понять, как работают механизмы интуиции,Зарию вдруг стало ясным, что радиоастрономам надо подсказать не только координаты для поиска, но даже длину волны, наиболее вероятную для передачи разумных сообщений.

– Ищите па волне 1,618 м. Из каких соображений я исхожу? Если хотите, из эстетических. Потом объясню подробно. – Так закончил Зарий разговор с радиоастрономами.

1,615 – число золотого сечения. Это математика, универсальная для всего Космоса. Правда, Зария смущало то обстоятельство, что понятие метра несколько условно,это мера длины, оказавшаяся удобной для Аламака.

У других цивилизаций могут быть совершенно иные эталоны! Но Зарию вдруг прозвучали слова древнего мудреца: "Человек – мера вещей". Человеческое, субъективное совпадает со вселенским, глубинным.

Радиоастрономы приняли совет Зария. Туманность Ориона была хорошо изученным радиоастрономическим объектом, но на волне 1,618 м она никогда не исследовалась,– астрономы выбирали длину волны, исходя из спецнальных соображений и возможностей радиотелескопов.

Вскоре огромные сетчатые чаши звездных антенн были нацелены на Орион! Зарий выехал в Южную приморскую обсерваторию, чтобы участвовать в исключительно важных наблюдениях: впервые Космос одновременно исследовался через два канала, имеющих совершенно разную природу, – активность времени и радиоизлучение.

Зарин надеялся, что радиотелескопическое подтверждение его данных станет переломным моментом для теории Времени: настороженность сменится вниманием, – и за оглядчивым любопытством последует открытое признание.

И вот все внимание Аламака, все его чаянья и надежды сосредоточились на одной точке, координаты которой были заданы Зарием. Информация выводилась в Главный компьютерный центр планеты, – там она подавалась па огромное .табло, игравшее ту же роль, что и лента скромного старомодного самописца, установленного в лаборатории Зария.

Зарий был готов к неудаче. Ему претило то, что эксперимент получил столь широкую огласку. Впрочем, он понимал это, – ведь впервые Аламак так глубоко и чутко вслушался в Космос. А вдруг у планеты пока еще очень слабый радиослух? Или неверно выбрана длина волны?

Или информация поступает только через хроноскопический канал? Зарий знал, что провал эксперимента надолго задержит признание его теории.

Вскоре на экране появились первые вибрации,-операторы произвели дополнительную настройку, добиваясь четкости, изображения. И вот Зарий увидел знакомую систему линий. Только их трепеты и перевивы сейчас казались еще более изящными. Кривые словно рисовали какую-то музыку, – Зарию чудилось, что он слышит ее звуки. Это была космическая гармония сфер! Зарий безобманно почувствовал, что из космоса звучат позывные.

Они прекрасны, эти звездные голоса. Но пока мы слышим лишь их зыбкое эхо, едва отдающееся в несовершенной технике. Однако Зарий уже предвидел тот час, когда музыка космоса зазвучит в полную силу! – и сердца аламакцев замрут, восхищенные ее совершенством.

Но вот рисунок линий изменился! – через радиодиапазон поступала более сложная информация, нежели та, которую улавливал хроноскоп. Зарий не удивился этому,он предсказывал такую возможность: ведь на радиоастрономию работала вся цивилизация Аламака, тогда как Зарий собирал с миру по нитке, чтобы смонтировать маломощный хроноскоп. И все-таки именно в его маленькой тесной лаборатории была принята первая весть от далекого разума!

Зарий пристально вглядывался в экран, – на нем возникали все новые сочетания линий. Сообщения четко подразделялись на фразы. Строились они различно, но Зарию показалось, что все предложения имеют одну ритмическую основу. Быть может, у них общая семантика?

И только разные способы ее выражения? – как если бы в одном и том же ритме произносились одинаковые по смыслу, но разноязычные фразы.

Догадка Зария подтвердилась, – вскоре специалисты по лингвистике выявили структурное подобие передаваемых предложений. Очевидно, сам способ и характер передачи нес глубокую семантику! Словно автор сообщений хотел сказать: важен не только текст, но и та форма, в которую он облечен, – ключ к дешифровке лежит именно в этой форме. Найти ее было совсем просто, Зарий расположил сходные фразы параллельно друг другу: получилось нечто очень похожее на периодическую таблицу.

Это очень философичная форма. Уже сама по себе, вне своего смыслового контекста, она может многое сказать мыслящему существу. И Зарий мгновенно уловил первый семантический уровень послания! – его авторы повторяют, что закон единства в разнообразии универсален для всего Космоса. Если внешняя несхожесть фраз указывает на момент разнообразия, то аналогия в их построении выявляет структурное сходство, единство. Можно предположить, что авторы послания говорят о некой единой структуре, повторяющейся па разных уровнях организации материи. Что же это за структура? По всей вероятности, она известна жителям Аламака. Даже наверняка известна!

Зарий вспомнил весну в северной Архии. На озере уже показались первые забереги,–и в студеной прозрачной воде закопошились ракушки-катушки, выползшие из ила для того, чтобы погреться на солнце. Зарий всегда любовался спиральным панцирем этих моллюсков. Как изящно закручены их домики! И сколь значителен по смыслу их геометрический план! Зарий видел в спирали лучший образ гармонической асимметрии. Он знал, что в Реке Времени ежемгновепно возникают мириады левозакрученных воронок! – лишь благодаря их динамике возможен переход от мига к мигу. Без этой спасительной асимметрии Время остановится. Если изменить знак асимметрии (конечно, в мысленном эксперименте!), то река Времени потечет вспять: это будет мир с иной логикой и причинностью. Быть может, не менее прекрасный, но очень странный для нас мир! Но одно невозможно: лишить Время асимметрии.

Зарий любил музыку, – в процессности музыкальной формы отражалось течение Времени. Он закрывал глаза,– и видел бесконечное множество радужных спиралей: они скручивались и раскручивались, переходили друг в друга, ритмично пульсировали. Вглядываясь в полученные из Космоса сообщения, Зарий начинал понимать их непосредственное содержание. В этой периодической системе фраз была задана Иерархия Спиралей! – спиральное развертывание галактик; спиральная эволюция элементов; спиральное строение геиокода; спиральная структур;) мышления.

Синтаксис – понятен, семантика – тоже. Теперь путем кропотливой подстановки значений надо было изучить лексику космического языка, – за этот труд взялись представители разных наук: задача требовала комплексного подхода, – в успехе ее решения никто не сомневался. Поэтому интеллект Зария сосредоточился на других проблемах,– он стал думать над тем, как составить ответное послание и отправить его ожидающему Ориону.

Зарий решил обратить на эту проблему общественное внимание. Он поставил своеобразный социологический эксперимент, опубликовав статью, где оптимистически говорил о возможности обратной космической связи. Как и ожидал Зарий, ученые раскололись на две неравные группы: мизерное меньшинство считало, что целесообразно начать изучение возможностей ответа уже сейчас, в рамках имеющихся возможностей. Но остальные решительно протестовали! – мол, Аламак еще не созрел для космического диалога. Кроме того, надо разобраться в намерениях внеаламакской цивилизации: а вдруг голос Аламака привлечет к планете враждебные силы? Это соображение стало популярным, – весть о космических братьях отнюдь не освободила многих аламакцев от чувства недоверия и подозрительности. Аламак еще не опомнился от недавних социальных конфликтов. Теперь эхо этой розни проецировалось на Космос! Однако Зарий был убежден в преодолимости подобных препятствий: он верил в силы добра, доверия и взаимности, – окончательно победив на Аламаке, дух гуманизма этически подготовит планету к прямому контакту.

Очень интересовал Зария и другой аспект дискуссии, – уже не социальный, а вроде бы чисто физический. Аламакская наука считала незыблемым известное ограничение: скорость света 300 000 км/сек является предельной. Значит, миры разобщены не только в пространстве, но и во времени. Причем эта изоляция является особенно мучительной для сознания! ведь посланье, отправленное с любым излучением, даже со скоростью света, будет идти многие годы. Иногда столетия, даже тысячелетия!

А межгалактические диалоги потребуют миллионов и миллиардов лет. Совершенно ясно, что время жизни одного поколения недостаточно для полноценной беседы. Заботиться о внуках и правнуках, вступая в диалог ради них?

Но ведь нет гарантии, что потомков будут волновать проблемы их пращуров! Отсюда – пессимизм в проблеме контакта, отсюда – философия космического умолчания.

Зарий с пристальным интересом наблюдал за переменами в настроении людей. Еще недавно аламакцы восклицали, что их тяготит космическое одиночество. Теперь, после недолгого шока, вызванного обнаружением разумных сигналов, началась явная духовная депрессия. Отворачиваясь от недоступного Космоса, люди по-новому обращались к родному Аламаку: глубже ощущали его уют и красоту. Зарий разделял эти чувства. Но его мучил вопрос: почему люди не могут развить в себе гармоническую дополнительность? Почему души колеблются между разными полюсами, но не объемлют их сразу? Зарию казалось, чго ощущение ценности Аламака вполне совместимо с тягой к Беспредельности.

Философы Аламака воскресили древние теории о полпоте малого, – через созерцание капли можно выйти в Космос, слиться с ним. Зарию всегда нравилась эта концепция,– рассматривая прекрасный цветок, он видел в нем подобие вселенной. Но ученый понимал, что в сложившейся ситуации этот эстетический культ малого является своего рода защитной реакцией ноосферы,невозможность одолеть пространство и изоляцию во времени тяготила души людей. И они искали утешение в малом!

Человечество отвернулось от дальней вселенной.

Восприятие Космоса стало как никогда противоречивым: с одной стороны, было снято ощущение космической случайности жизни и разума, но вместе с тем раздвинутость миров в пространстве и времени эмоционально оценивалась как проявление враждебных начал Космоса.

Несомненно, что такое одиночество ноосфер благоприятствует энтропии! ведь рассогласованность и разобщенность всегда были на руку хаосогенным силам.

До звезд в Орионе, окруженных аурой его туманности, было 1300 световых лет, – этим числом определялся и возраст полученных радиосообщений. Имели ли хронограммы такой же возраст? Казалось бы, сходство позывных, полученных по двум разным каналам – через радиосвязь и с помощью хроноскопа, свидетельствует о том, что они были отправлены одновременно. Но так ли это?

Как известно, ограничение скорости до 300000 км/сек касается лишь изученных нами видов взаимодействий.

Распространяется ли оно на Время? Вот над чем давно размышлял Зарий, но размышлял про себя: даже с самыми близкими друзьями он не делился своими предчувствиями. Зарий понимал, к сколь радикальной ломке всей картины мира приведет преодоление светового барьера.

Зарий любил звездное небо. Таинственное для интеллекта, оно было всецело открыто для интуиции, – а она издревле подсказывала: Космос есть органическое единство, Космос пронизан животворными токами.

Зарий высоко ценил космологию древнего мудреца Латония. Многим она казалась безнадежно устаревшей, но Зарий был убежден, что Латоний заглянул на несколько тысячелетий вперед, предвосхищая науку далекого будущего. В диалогах Латония покоряло эстетическое чувство Космоса. Философ учил, что космос суть Организм. Это не нужно было понимать в узко биологическом смысле: имелась в виду организованность и целостность Космоса.

Зарий интуитивно чувствовал, что для органичной системы необходимо очень быстрое – быть может, даже мгновенное! – взаимодействие частей. Но это невозможно для релятивистской вселенной[ Вселенная, какой она предстает в теории относительности (релятивности). ], – если скорость распространения взаимодействий не превышает 300000 км/сек, то отсюда следует, что связь между двумя крайне удаленными точками во вселенной займет сорок миллиардов лет: таков по новейшим вычислениям световой диаметр Космоса.

Это значит, что во вселенной нет единого цельного Времени!– оно раздроблено на триллионы маленьких автономных времен.

Зарий понимал, сколь глубоки и точны релятивистские уравнения, – они выводились и шлифовались гениальными людьми Аламака. Бессмысленно спорить с непреложным языком этих уравнений, – даже если интуиция подсказывает, что огромность Космоса можно объять за одно мгновение. И нет для этого познания – озарения никаких преград, никаких ограничений. Зарий обращался к опыту поэзии, – откуда в ней это чувство целокупной связи со всем Космосом? Словно импульсы наития способны распространяться с бесконечными скоростями! Тут легко возразить, – поэтическое воображение не может быть аргументом. Однако Зарий был убежден, что эстетическое освоение Космоса часто опережает выводы нерасторопной науки. Да и что мы знаем о природе воображения?-быть может, у искусства есть еще не понятые нами способы подключаться к Космосу как целому. Нельзя же считать заблуждением бесчисленные свидетельства такого подключения! Зарий вспомнил картину Синкрезия "Космос", небольшое по размеру полотно обладало магической силой: оно давало возможность одновременно пережить и Безграничность, и Целостность мира. Вначале зритель видел систему вложенных друг в друга хрустальных сфер, – этот символический образ мира Синкрезий взял из учения древнего философа-математика Гория. Войдя в глубину стереоскопического полотна, зритель ощущал себя как бы внутри огромной органической клетки, – ее микроструктуры поражали своей красотой и гармонией.

Но зритель делал еще один шаг к полотну – и вот внутри необычной клетки начинали сиять звезды и галактики!

Они казались погруженными в теплую протоплазму – сеть паитоичайших нервных волокон соединяла их. Зритель чувствовал, что вся его нервная система включалась в эту сеть!-и он мгновенно воспринимал пульс дальних миров.

Зарий не раз переживал эти состояния, входя в прозрачный мир Синкрезия. Картина укрепляла ученого в желании вернуть Космосу органичность, отнятую у него релятивистскими уравнениями. Да, эти уравнения верны.

Но то сечение мира, которое они дают, вовсе не совпадает со всем миром! Потому и традиционный взгляд на время отнюдь не исчерпает всех его свойств. Зарию хотелось взглянуть на мир более широко: и релятивистские формулы, и поэтические прозрения тогда окажутся вполне совместимыми. Не была ли вся жизнь Зария стремлением к этой универсальной позиции?

Исследуя физические свойства времени, он часто задумывался о возможности введения нового понятия: проявление времени. Ряд косвенных данных указывал на мгновенный характер этого процесса. Попытки экспериментально проверить предположение давали пока весьма двусмысленные результаты,– и Зарий отложил намеченные исследования на неопределенный срок.

Однако сложившаяся на Аламаке духовная ситуация оказалась для Зария своеобразным катализатором, – он неожиданно понял, что его давняя гипотеза работает против ужаса изоляции! Ведь свойство мгновенного проявления времени может быть использовано в целях космической связи. Зарий раньше никогда не задумывался о возможностях такого приложения своей гипотезы, но теперь он решил бросить вызов року разобщенности, тяготеющему над цивилизациями Космоса. Ученый ощутил прилив вдохновения, – однако его не покидал и строгий логический самоконтроль. Нужно было тщательно проверить все допущения.

Если Время способно проявляться мгновенно, то как это увязать с релятивистским запретом? Несколько бессонных ночей, – и вот Зарий обосновывает важнейшее положение: проявление не есть распространение. Правда, между двумя этими свойствами могут быть аналогии, но каждое из них специфично. Релятивистский запрет касается лишь распространения вещества и энергии, – к проявлению активности времени он не имеет никакого отношения: здесь разные уровни, качественно отличные области.

Зарий размышлял как раз на эту тему, когда ему позвонил Синкрезий, он сообщил о вспышке новой в Лебеде и предложил вместе полюбоваться на нее.

Новая дерзко изменила очертания древнего созвездия, – влажно и радужно сверкала она на летнем небе.

– Сколько новизны в этом зрелище! – сказал Синкрезий,– и сколь обманчива эта новизна. Как это ни банально, я все же хочу посетовать на медленность света. Ведь вспышка сверхновой произошла не один год назад! Запоздалая новость, ничего не скажешь. Мне иногда кажется, что мы живем среди звездного миража. Смотри, как хороша сейчас Вега! Ее голубизна ощутима и без телескопа. Но Бегу ли мы видим? Нет! Перед нами ее световая личина, ее лучевой слепок. А сама Вега за двадцать семь лет – кажется, таково расстояние до нее в световых годах – пусть немного, но все же сместилась. Значит, звездное небо в каком-то смысле иллюзорно. От этого немного грустно, правда?

Зарий согласился. Он вдруг почувствовал глубокое желание непосредственно ощутить все эти звезды в их доподлинном бытии и положении. Разве иллюзорность, о которой говорил Синкрезий, не была следствием все той же изоляции во времени?

Низко под окоёмом уже сверкал пояс Ориона. Прекрасное троезвездье! Но сохранилась ли его гармоничность? Световые кванты, достигшие сейчас Аламака, ушли в путь тринадцать веков назад. Какие события за это время произошли в Орионе? Не узнать, не разведать.

Ночное небо прочертил яркий метеор. Одновременно в сознании Зария вспыхнул свет догадки! Тот эксперимент, о котором он так много думал в последние дни, ясно и четко встал перед его мысленным взором. Наверное, наитие исподволь зрело в подсознании Зария долгие годы, и вот сработал пусковой механизм. Неявное стало явным. Спасибо Персеидам! – подумал про себя Зарий.

Максимум этого метеорного потока приходился как раз на сегодняшнюю ночь.

Вот мысли ученого в связи с этим удивительным свойством времени: "Вся Вселенная проектируется на ось времени одной точкой и, следовательно, для времени не имеет размера. Поэтому изменение плотности времени, вызванное процессом в какой-либо точке пространства, например на звезде, должно произойти сразу во всем мире, но только убывая с расстоянием обратно пропорционально его квадрату. Следовательно, через время возможно дальнодействие, т. е. мгновенная связь. Этот вывод был доказан астрономическими наблюдениями, показавшими, что на резистор в фокальной плоскости телескопа действует то место неба, где звезды не видно, но где она находится сейчас, в момент наблюдений".

Наблюдая за тем, как меч Ориона отрывается от горизонта, Зарий составлял план на будущую ночь. Он уже имел опыт изучения звезд с помощью хроноскопа, – однако установка до сих пор не имела механизма точной наводки. Хроноскоп устанавливался вручную, на глазок,и считался сфокусированным в тот момент, когда на шкале появлялся эффект. Зарий сейчас понял, что эта грубость наводки мешала проверить ему гипотезу о мгновенном проявлении Времени. Он просто не задумывался над тем, какое положение звезды регистрирует хроноскоп – видимое или действительное. Тогда это было просто не нужно, – опыты имели совсем другую цель. Зарий подумал о том, что хроноскоп даже не имел искателя-гида! – источник активности нащупывался фактически вслепую.

Утром хроноскоп был оснащен астрометрическим оборудованием. Зарий весь день рассчитывал действительное положение звезд, выбранных для проверки гипотезы. Близилась ночь, которая должна была принести успех или разочарование. В случае успеха можно будет сказать без всякого преувеличения: проведен один из самых значительных экспериментов в истории человечества!

Зарий пригласил для участия в наблюдениях опытных астрометристов. Погасли закатные краски. Кторий, самый верный и самоотверженный сотрудник Зария, включил хроноскоп. Зарий еще раз проверил работу точных микрометров,– и навел систему на Сириус: он уже был близок к кульминации.

Все с напряжением смотрели на шкалу прибора. Сейчас в фокусе хроноскопа был видимый Сириус!-то есть его фотонный слепок, сколок. Истинный Сириус за девять световых лет несколько изменил свои координаты. Автоматическая система слежения двигалась за Сириусомфантомом уже в течение получаса!-приборная шкала хроноскопа молчала. Тогда выключили систему слежения и стали исследовать окрестности Сириуса.

– Есть эффект! – радостно воскликнул Кторий. Астрометристы немедленно повернули микрометрические ключи.

Глядя в окуляры микрометров, они продиктовали Кторию снятые координаты.

Зарий не чувствовал никакого волнения, – душа его звенела, отвечая гармониям звездного неба.