Текст книги "Частный капитал в СССР"
Автор книги: Юрий Ларин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)
9. Государственные займы
Следующий путь накопления частного капитала в период нэпа – это накопление путём участия в наших государственных займах. Здесь мы имеем картину чрезвычайно интересную. На 1 октября 1926 г. вся сумма наших государственных займов составляла 417 млн. руб. (без займа хозяйственного восстановления – все данные по справке Госбанка от 23 февраля 1927 г. и старшего инспектора НК РКИ СССР т. Зангвиля от 25 февраля 1927 г.). Из них 234 млн. руб. составляют такие займы, в которых частные лица принимают участие. Остальные займы размещены целиком исключительно среди государственных органов, например в них помещаются резервные фонды госпромышленности и т. д. Из тех 234 млн. руб., который могут приобретать и частные лица, они на 1 октября 1926 г. имели на 126 млн. руб. номинально, а по выпускному курсу это составляло 115 млн. руб. (остальное из этих займов размещено среди госорганов). Но это не значит, что от частных лиц в порядке государственных займов мы действительно получили 115 млн. руб. Часть билетов займа заложена в Госбанке, причём Госбанк тем, которые закладывали, выдавал около 70 %. Скажем, облигация займа (билет) стоит 5 руб., Госбанк при залоге выдаёт 3 руб. 50 коп., значит, сам владелец затратил на это дело только полтора рубля. Таких ссуд частным лицам выдано более 35 млн. руб., а своих средств они вложили около 77 млн. руб. Но из этих 77 млн. руб. часть вложена мелкими держателями, а именно 45 млн. руб., и они получили ссуд всего около 7 млн. руб. Это главным образом служащие, рабочие, лица свободных профессий, ремесленники и т. п., приобретающие билеты займов не для спекуляции, а как способ помещения своих сбережений. При отсутствии займов они помещают свои сбережения в сберегательные кассы, где получают 8 % в год с освобождением от налогов. (На 1 октября 1926 г. на «нетрудовые элементы» и «прочих» вместе приходилось только 14,5 % суммы вкладов.) На 1 марта 1927 г. вклады в сберегательные кассы составляли уже 134 млн. руб. («Финансы и народное хозяйство» от 21 апреля 1927 г., с. 3), и с тех пор ежемесячно прибавляется около 5—10 млн. руб. перевеса вкладов над обратным получением. Таким образом сберегательные кассы дают государству более значительный приток реальных средств, чем государственные займы. Притом вклады в сберегательные кассы не вызывают со стороны государства таких больших расходов, как займы. Накопляющийся невостребуемый остаток наличных денег в сберегательных кассах обычно заменяется государственными обязательствами, а средства сберегательных касс передаются Госбанку. Госбанк пускает их в оборот на финансирование промышленности и других отраслей государственного хозяйства. Из получаемой прибыли он выплачивает сберегательным кассам их 8 % годовых для вкладчиков. Следовательно, развитие вкладов в сберегательные кассы имеет для государства то же значение, как и выпуск государственных займов, только при более выгодных условиях, без всяких «залогов» и т. п.
Но государственные займы выпускались в расчёте не на мелкого трудового держателя, а в надежде привлечь таким образом частный капитал и таким путём получить возможность использовать его для полезных государственных целей, поэтому и доходность госзаймов была установлена столь высокой, чтобы они могли привлечь частных капиталистов. В 1925/26 г. средняя фактическая доходность билета госзаймов составила для их владельцев 36 % в год (доклад т. Зангвиля от 25 февраля 1927 г. по официальным данным). С привлечением действительного частного капитала в государственные займы (а не мелких трудовых держателей) дело обстоит, по официальным подсчётам, следующим образом.
На долю частного капитала приходится всего 32 млн. руб. вложения им своих средств в госзаймы. Но из них 14 млн. руб. вложены были в принудительные займы, существовавшие до 1925 г. Это не было добровольным вложением частного капитала в наши займы, и это не давало капиталистам особых выгод. Просто лица из нетрудовых элементов, о которых узнали, что они имеют большой доход, обязаны были купить назначенное им количество билетов займа. За невыполнение полагалось наказание. Получившие билет принудительного займа капиталисты не имели права продавать его.
С начала 1925 г., по мысли тогдашнего наркома финансов т. Сокольникова, решено было перейти к системе добровольного вовлечения частного капитала в государственные займы. Для этого отменена была принудительность займов, разрешено было продавать кому угодно уже полученные билеты займов. Выгодность займов для желающих купить их была очень значительно повышена. В момент выпуска новых займов выгодность их делалась ещё больше разными дополнительными мерами государственных финансовых органов и при некоторых займах доходила до десяти процентов в месяц (например, при подписке на 2-й крестьянский заем). Введена была практика, при которой капиталисту под покупаемый им билет займа выдавалась государственная ссуда в 70 % цены билета, так что капиталист из своих средств должен был затратить только 30 % (а считался собственником целого билета и получал доход за целый билет). Наконец, чтобы доказать капиталистам, каким выгодным делом является обладание билетами государственных займов, органы Наркомфина стали усиленно скупать билеты прежних, до 1925 г., принудительных займов, затрачивая государственные средства, чтобы поднять их цену. Тем самым давалась возможность их владельцам сбыть их с рук и кое-что нажить сравнительно с той ценой, какую они имели до этой операции Наркомфина.
Операция эта по обоим прежним займам (первый выигрышный и второй) развернулась в течение трёх первых месяцев 1925 г. и дала очень выгодные для частного капитала результаты. Цена наличными деньгами по биржевому курсу за одну (пятирублёвую по наименованию) облигацию займа составляла:
В среднем цена каждого билета (облигации) поднялась почти на 1 р. 70 к. Это дало возможность затем капиталистам при постепенной продаже прежних своих билетов государству (и отчасти мелким трудовым держателям) положить в свой карман добавочно около полутора десятков миллионов рублей и вернуть обратно эту часть прежних своих расходов на займы.
Таким образом, частному капиталу наглядно была доказана выгодность помещения его средств в госзаймы, и затем было приступлено к выпуску добровольных займов. В них частный капитал вложил до 1 октября 1926 г. от 16 до 18 млн. руб. (по подсчётамразных финорганов) своих средств, получив при этом еще около 30 млн. руб. государственных ссуд и всего имея в своей собственности примерно на 50 млн. руб. билетов добровольных госзаймов Легко видеть, что при фактической средней доходности в 36 % и при наживе от продажи старых принудительных билетов по повышаемому курсу частный капитал должен был за протекшее время более чем полностью вернуть себе все свои расходы по приобретению добровольных займов (от 16 до 18 млн. руб.). И в итоге он имеет ещё за «здорово живёшь» на несколько десятков миллионов рублей билеты государственных займов, по которым государство в точно установленные законом сроки должно будет уплатить владельцам займов полностью значащуюся на билетах сумму. Надо заметить, кстати, что билеты государственных займови доходы с них освобождены от всех государственных налогов.
Таким образом, в такой практике займов частный капитал нашёл весьма пригодное средство для того, чтобы наживаться, ничего на это в конечном счёте не затрачивая и не платя за наживу налогов (в отличие даже от хищнических видов частной аренды или торговли). Словом – золотое дно. В отношении к частному капиталу проведённые т. Сокольниковым добровольные займы правильнее было бы назвать, таким образом, не государственными займами от частного капитала, а государственными подарками частному капиталу. Наш убыток на этом деле – это та цена, какую мы заплатили за слишком большие надежды на роль частного капитала и слишком непродуманный подход к делу. Начальник валютного управления НКФ СССР т. Юровский об итогах этого периода госзаймов в своём докладе «О политике госкредита и задачах Госфондконторы» говорит следующее: «1925/26 г. извне государственного сектора не дал новых средств, но и часть средств была возвращена». Иначе сказать, в виде процентов и погашения мы платили больше, чем реально получали сами. Реально – это означает, если из номинальной (по названию) купленной суммы займов вычесть наши ссуды (до 70 %), какие мы выдавали частному капиталу для облегчения ему покупок. Тов. Юровский резонно добавляет: «Снижение процентов – совершенно необходимая вещь, потому что временно можно было выпускать государственные займы и платить за них гораздо больше, чем государство само могло за них получить, но это могло быть только временно» (там же). Иначе сказать – пока печальный опыт не показал слишком наглядно установленное этой практикой обогащение частного капитала без реального возмещения для государства.
Первый серьёзный шаг сделан в текущем 1926/27 г., когда Наркомфином условия онколя и другие изменены так, что реальная доходность при онколе по прежним займам составила вместо 46 % уже только 24 % годовых (по 1-му выигрышному, 2-му крестьянскому), а новые займы 1927 г. (10-процентный) стоят государству, согласно № 17 «Финансов и народного хозяйства даже только 14 % (с. 7). Необходимо свести доходность займов не более чем до 12 %, т. е. до нормального в наших условиях в данный момент процента, и прекратить систему 70-процентных ссуд капиталистам под покупаемые ими займы; одним словом, из предмета спекуляции и одностороннего перекачивания государственных средств в капиталистические карманы сделать наши займы местом прочного и более усиленного помещения средств тех же и несколько более широких кругов, чем какие пользуются сберегательными кассами. Тогда мы будем получать меньше по названию (отпадает часть, раздуваемая нашими же ссудами и т. п.), но более реально.
Следует заметить в заключение, что опыт размещения части наших займов среди капиталистов даже при условии очень высокой доходности этих займов (20–30 % в год)[3]3
Согласно подсчётам в органе НКФ «Фин. и Нар. Хоз. государству стоили в год добровольные займы: крестьянский -45 %, 5 % 1925 г. -30 %, 2-й крестьянский 1925 г. -17 % (стр. 7 от 21 апреля 1927 г.).
[Закрыть] показал, что частный капитал является в наши займы только на гастроли. Иначе сказать, он участвует в подписке на заем, ибо подписка обставляется особо выгодными условиями. А потом, сняв пенки, подкидывает билеты займов обратно государству, начиная их распродавать на бирже и заставляя государство купить их во избежание понижения курса.[4]4
Это повторилось и при выигрышном займе октября – ноября 1926 г., где частный капитал, по сообщению т. Брюханова (стр. 1 № 17 «Фин. и Нар. Хоз.»), внёс сначала реально до 10 млн. руб. Сняв пенки, он к настоящему времени успел уже избавиться от большей части купленных было билетов. То же произошло затем и с «10 %-ным займом 1927 года».
[Закрыть] А понижение курса может вредно отразиться на настроении и доверии к денежному кредиту государства со стороны мелких держателей, т. е. со стороны той основной некапиталистической массы, которая действительно прочно вкладывает свои средства в наши сберегательные кассы (преимущественно) и в наши займы (отчасти). Кроме всех прочих невыгод, практикой «завлечения» частных капиталистов мы давали им в руки, таким образом, ещё и средство давления на наше валютно-кредитное маневрирование. Начатое уже понижение реальной доходности госзаймов должно сделать участие частного капитала в наших займах ещё менее прочным. И потому в дальнейшем придётся ориентироваться в этом отношении твердо не на спекулирующего частного капиталиста, а на сберегающего частного трудовика. В изданном к IV съезду Советов СССР номере своего органа «Финансы и народное хозяйство» Наркомфин подводит проделанному опыту такой правильный итог: «Нам не приходится строить наши займы в сколько-нибудь значительных размерах в расчёте на частный торгово-промышленный капитал. Для этой группы держателей капиталов ценные бумаги являются объектом торговли, интересным только с точки зрения размеров извлекаемой при этом выгоды, между тем как мы не можем, конечно, давать по нашим займам такую высокую доходность, какую дают торговые операции»(статья т. Эпштейна «За два года с. 7).
10. Валютные операции
Нажива от валютных операций – это есть десятый путь накопления частного капитала нелегальными и полулегальными приёмами. Я имею здесь в виду прежде всего:
1) спекуляцию на курсе бумажных денег в период большого колебания этого курса, 2) торговлю иностранной валютой и различные операции с ней, 3) скупку золота. Игра на курсе бумажных денег относится главным образом к периоду до 1924 г. Известное «даёшь – берёшь» заполняло в те годы так называемые «чёрные биржи» крупных городов в разных частях страны. Валютные спекулянты тщательно учитывали разницу фактических курсов советского рубля в разных частях страны и совершали переводы больших его партий из Москвы в Туркестан и т. п., используя для таких поручений, в частности, наш Госбанк. А потом выручку клали в карман. Всем этим операциям с советским рублём в последние годы нанесён сильный удар сравнительной устойчивостью червонца. За четыре года (с 1923 по 1927 г.) покупательная сила червонца изменилась всего на одну восьмую; по всесоюзному розничному индексу частной торговли, согласно конъюнктурному индексу НКФина, она в 1923/24 г. составляла 50,9 % покупательной силы равного количества золота в довоенное время (доклад проф. Кондратьева в Институте экономики 11 марта 1927 г.), а на 1 мая 1927 г. она равнялась 44,2 % (а если взять общеторговый индекс, включающий и кооперативную, и государственную розницу, то даже 49,7 % – см. очередную публикацию КИ в «Эк. Жизни»). Между тем до того она за один только год – с 1922 по 1923 г. – упала почти на треть, а ещё раньше курс советских денег менялся на такие же величины иногда почти ежемесячно.
Это чрезвычайное сокращение размера быстроты колебаний подорвало почву под спекуляцией на колебаниях курса нашего рубля на внутреннем рынке как под специальной профессией определённой группы представителей частного капитала. Центр тяжести их деятельности перешёл на другие операции – торговлю иностранной валютой и торговлю золотом.
Для торговли иностранной валютой подходящие условия созданы были оживлением за последние годы хозяйственных отношений с заграницей.
Часть валюты попадала в частные руки потребительскими переводами и присылками из-за границы (например, уехавшие при царском строе в Америку эмигранты – речь идёт о миллионах людей – присылали доллары своим живущим в СССР родственникам и т. п.); часть валюты притекала из-за границы в виде расплаты за контрабандный вывоз; часть, как увидим, попадала из государственных средств.
Кроме прямой спекуляции иностранной валютой на месте, происходят ещё различными методами спекулятивные переводы за границу.
Каков объем спекуляции с иностранной валютой на частнокапиталистическом рынке в настоящее время – точно учесть, конечно, невозможно. Для образца приведу выдержки из сделанного мне 24 марта 1927 г. сообщения весьма осведомлённого лица о спекулятивном валютном рынке Закавказья за 1925/26 хозяйственный год. Сообщение это основано на тщательном изучении вопросов и всех имеющихся материалов, потому может считаться достаточно типичным для характеристики деятельности частного капитала в этой области. Вот что, между прочим, сообщает мой осведомитель:
«Основными пунктами валютной деятельности Закавказья являются несколько наиболее крупных городов, а именно: Баку, Тифлис, Батум, Эривань, Ганджа, Ленинакан, Кутаис, Джульфа, Нахичевань, Поти. Эти города в свою очередь обслуживают менее значительные пункты в провинции.
Таким образом, для определения приблизительного объёма нелегальных валютных операций в закавказском масштабе достаточно выявить общий характер деятельности валютных рынков в указанных выше городах.
Главными объектами биржевого оборота являются: английские фунты, американские доллары, турецкие бумажные лиры и золотая десятка. В некоторых районах в валютном обороте участвуют также и персидские серебряные краны, операции с которыми приняли довольно интенсивный характер в середине 1925/26 г. на бакинском вольном валютном рынке.
По имеющимся данным можно приблизительно установить, что 30 % всех сделок с валютой проходят один оборот и оседают в твёрдых руках, 50 % имеют двукратное обращение и 20 % – преимущественно мелкие операции – оборачиваются три-четыре раза.
Суточный валютооборот по отдельным городам представляется в следующих цифрах: Баку – 40–45 тыс. руб., Тифлис – 20–25 тыс. руб., Батум – 10–13 тыс. руб., Эривань
– 3–4 тыс. руб., Ганджа – 2 тыс. руб., Ленинакан – 10–13 тыс. руб., Кутаис – 1–1 1/2 тыс. руб., Поти – 1 1/2 тыс. руб., Джульфа
– 1–2 тыс. руб., Нахичевань – 1 1/2—2 тыс. руб. и остальные мелкие пункты – 5 тыс. руб., а всего в пределах Закавказья суточный валютооборот выражался в среднем ориентировочно в 100 тыс. руб. Хотя средняя прибыль на валютных Операциях бывает весьма разнообразна, но если даже принять во внимание самый минимальный процент(2–2,5) и перевести его на годовой расчёт, то получится чудовищно крупный барыш на спекулятивный частный капитал.
Последнее обстоятельство послужило причиной тому, что свободный частный капитал в крайне незначительном размере по сравнению с имеющимися у него возможностями участвовал на закавказском рынке в сделках с государственными займами.
Значительную роль в спекулятивных валютных операциях играет нелегальный вывоз за границу валюты и золота. Способы вывоза самые разнообразные, и основными являются следующие: обмен золота на привозимые контрабандные товары, переотправка через дипкурьеров иностранных миссий, через команды иностранных судов и т. д. Вывоз же драгоценных камней за истекший год выразился в сравнительно незначительных цифрах, что объясняется отчасти сильным вздорожанием бриллиантов (в среднем на 40 %).
Наряду, со скупкой и продажей валюты особое место в спекулятивной деятельности на чёрных биржах Закавказья занимают так называемые «бараты»– нелегальные переводные операции персидских купцов, способствующие переброске в Персию в значительных размерах иностранной валюты и золота.
Баратные операции развиты главным образом в Азербайджане. Первоначальная клиентура – персидские рабочие на нефтяных и рыбных промыслах – с течением времени пополнилась персидскими купцами. Посредством баратных контор купцы переводили на родину излишки валюты, получавшиеся вследствие разницы на ввозе и вывозе товаров. Ввиду явной выгодности подобных операций большинство персидских купцов стали сокращать размеры своих коммерческих товарных операций и переходить на посредническую, комиссионную работу. Центр тяжести был ими перенесён на ярмарочную торговлю, и они своей деятельностью создавали резкие скачки во взаимоотношении курсов червонца и персидских кран посредством искусственного доведения баратов до 38 кран за червонец.
Суточный размер баратных переводов в период, следовавший за окончанием ярмарок, доходил до 100 тыс. руб. Если персидские купцы, пользуясь баратами, получали крупные выгоды, то персидские рабочие, переводившие деньги своим семьям в Персию, теряли на курсовой разнице от 25 до 30 % своего жалованья.
Помимо переводов, в баратные конторы сдавались персидскими подданными деньги на хранение. Последний факт ещё более усиливал возможности контор по проведению крупных спекуляций валютой. Успешная борьба с баратными конторами приводит к значительному уменьшению ажиотажа на валютном рынке Закавказья.
Совершенно обособленно на валютном рынке группируются внутренние операции ростовщического типа – ломбардные и дисконтные. Получаемая частным капиталом от последних прибыль колебалась в месяц от 10 до 15 % по первым и от 8 до 10 % по вторым видам этих операций. Ввиду того что общая сумма вложения в них средств не превышала по Закавказью ориентировочно 500 тыс. руб., особого влияния на валютный рынок они оказать не могли.
Такого же рода ориентировочные оценки имеются и по другим районам. Из них видно, между прочим, что у частного капитала наряду с упоминавшимися уже «транзитками»(учреждениями по нелегальной внешней торговле) имеются местами и специальные учреждения по нелегальным операциям на денежном рынке. В главе о «Частном капитале на денежном рынке» мы увидим, что при нынешних размерах кредита, оказываемого частными капиталистами частной же промышленности и частной торговле, появление подобных учреждений легко может быть объяснено.
Сводя различные ориентировочные материалы и оценки, можно думать, что в общем на частнокапиталистическом рынке иностранной валюты в СССР вращается сейчас примерно до 20 млн. рублей.
Иногда отсюда кое-что отливает на гастроли в государственные займы (например, в те моменты, когда фактическая доходность отдельных из них доходила до 10 % в месяц, и до увеличения капитала в два с половиной раза из расчёта на год). Иногда, наоборот, наступает временное оживление. Но в общем эти операции превратились в одну из постоянных отраслей деятельности частного капитала в СССР, где увязаны определённые его средства (с определённым накоплением). Они выполняют те функции по обслуживанию общего частнокапиталистического оборота с заграницей и т. п., которые ему в этом обороте необходимы, но которые отказывается удовлетворять государство в силу достаточно обоснованного своего отношения к подобному нарушению частным капиталом государственной монополии в области внешней торговли и иностранной валюты. Не будь этого, успешного в общем, противодействия государства, частнокапиталистические операции с иностранной валютой и внешней торговлей были бы во много раз больше.
Другая отрасль валютной деятельности частного капитала – это операции с золотом. Надо заметить, что, как и в операциях с иностранным капиталом, здесь речь идёт именно об области капиталистического хозяйства, а не частного хозяйства вообще. Конечно, продать сохранившуюся у него от царского времени золотую десятку или полученный из-за границы от родственника доллар может и малозажиточный человек, не являющийся капиталистическим предпринимателем на денежном рынке. Но скупать все эти золотые десятки и доллары, скупать их систематически и на крупные суммы, позволяющие затем организовывать нелегальный перевод за границу, валютный кредит для оплаты контрабанды и прочие операции, – все это дело же капиталиста. Для таких операций у маленького человека руки коротки.
Источников получения золота частным капиталом (для спекуляции) в основном три: 1) мобилизация запасов золотой монеты, оставшихся на руках у населения при начале империалистической войны 1914 г., после которой у нас прекратилось легальное обращение золотой монеты в натуре; 2) нелегальная скупка нечеканенного золота, добываемого в Сибири так называемыми «старателями»(мелкими хозяйчиками и кустарями, эксплуатируемыми частным капиталом при этой скупке); 3) приток из запасов государства, имевший место в силу ошибочной линии в этом отношении Наркомфина за последний год руководства им т. Сокольниковым, прекратившийся с изменением линии, какая неправильно взята была т. Сокольниковым.
Из этих трёх путей первый не имеет сейчас преобладающе крупного значения. Старые золотые монеты уже ряд лет постепенно вывозятся за границу в оплату контрабанды и расходов при поездках и просто для перевода эмигрантами своего состояния за границу. Да к тому же крестьянин, интеллигент или мелкий служащий, имеющий золотую десятку, не так охотно расстаётся с ней для сбыта валютчику. Роль второго метода – скупки от старателей – возможно, несколько больше, но также не может быть учтена хоть сколько-нибудь приблизительно. Более определённо можно судить о результатах так называемой «валютной интервенции предпринятой за период с октября 1925 г. по апрель 1926 г.
Принципиальное обсуждение смысла и характера «валютной интервенции» можно найти в органах Наркомфина. Под «валютной интервенцией» в данном случае мы имеем в виду продажу золота (и равной золоту иностранной валюты), производившуюся органами государства частным капиталистам. Целью ее было усиленным предложением золота и иностранной валюты на «вольном рынке» уронить там их цену и этим изменить значительно соотношение курсов в пользу нашего червонца. Оказалось, однако, как и надо было ожидать, что покупательная сила червонца определяется более глубокими причинами, чем искусственные манипуляции на частнокапиталистическом рынке с суммами, которые сами по себе велики, но не имеют значения в сравнении с объёмом основных народнохозяйственных процессов. И до этой «валютной интервенции и после неё, и во время неё покупательная сила червонца в общем оставалась на том же уровне, с незначительными колебаниями. По индексам Конъюнктурного института Наркомфина, как привёл проф. Кондратьев в докладе 11 марта 1927 г., покупательная сила червонного рубля на «вольном рынке» по отношению к покупательной силе довоенного рубля составляла: в 1924/25 хозяйственном году – 44 % и в 1925/26 хозяйственном году – 43,1 % (а на 1 мая 1927 года – 44,2 %). Таким образом, результатов никаких, а потеря государством золота и твёрдой иностранной валюты в пользу частного капитала несомненна.
Понятно, что неправильная в этом отношении линия т. Сокольникова была отменена. Она обошлась нам в продажу в частные руки за семь месяцев, с октября 1925 г. по апрель 1926 г., золота на 29 млн. руб. и твёрдой иностранной валюты (доллары и т. п.) на 21 млн. руб., а всего в 50 млн. рублей. Правда, в последующий период за восемь месяцев – с мая по декабрь 1926 г. – удалось скупить обратно на 5 млн. руб., но главная масса осталась в частнокапиталистических руках для финансирования контрабанды и нелегальных переводов за границу и как объект внутренних валютных спекуляций.
Для укрепления советского червонного рубля мы идём другой дорогой – дорогой снижения розничных цен. Энергичное снижение розничных цен, энергичное уменьшение прибылей кооперации и госторговли, борьба за ограничение вздувания цен частными продавцами – все это равносильно повышению курса рубля. Это и есть единственный действительный путь для увеличения его покупательной силы.[5]5
О лжекооперативах речь будет в связи с деятельностью частного капитала в промышленности и сельском хозяйстве; об уклонении от налогов – в разделе «Частный капитал и обложение».
[Закрыть]
