Текст книги "Десятый принц"

Автор книги: Юрий Иванович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Сцена 11

Наследнику короны выезжать в аэропорт пришлось довольно рано. Воспользоваться лучшим временем и пообедать в небе – не получалось. Почему и не нравилось летать на Ближний Восток. Пока взлетят, пока приземлятся, уже и вечер, из-за разницы во времени. А значит, сразу надо садиться за стол переговоров, дабы не торчать вдали от дома и семьи лишние сутки. В Японию и то было интереснее летать, используя кратковременные посадки в Торонто, Нью-Йорке или в Лос-Анджелесе для встречи с нужными общественными деятелями и дипломатами.

Вчерашние споры с родными и близкими – отдавались в душе неприятным осадком. На детей утром только взглянул, поцеловав сонную супругу – получил от неё лишь недовольное ворчание в ответ. Это никак не смахивало на радостные проводы. К тому же всё раздражало в пути: то посторонние запахи в лимузине, то надоедливый и неприятный голос летящего вместе с ним малограмотного министра. Потом завтрак подали какой-то совершенно невкусный, который только и годился для пассажиров экономкласса. Хотя тот же министр вкушал с таким аппетитом, да нахваливал, что только удивляться оставалось. Встреча в аэропорту слишком затянулась, и у принца дело чуть до обморока не дошло от одуряющей жары. А потом в поданной машине оказалось слишком холодно от работающего кондиционера, и Фредерик вдруг оказался обуян нежданным насморком.

Напоследок за столом переговоров создалось неприятное положение из-за нескольких, не вовремя и неправильно сделанных реплик министра. Ведь арабам только дай повод поспекулировать на всяких оговорках или неточностях. Враз начали хмуриться да уточнять, за что «обидеть норовишь?» Пришлось самому принцу потеть, выкручиваться и заглаживать получившиеся шероховатости.

На торжественный ужин, перед самым отлётом, наследник испанской короны отправился взвинченный, раздражённый и страстно желавший как можно быстрей оказаться в самолёте. Почти не улыбался и почти ничего не ел, довольно сухо попрощался с представителями противоположной договаривающейся стороны.

Вздохнул с облегчением, когда поклоны возле ярко освещённого восточного дворца в самом современном стиле закончились и удалось нырнуть в спасительную темень принадлежащего родному посольству лимузина. А вот выдохнуть не успел: тревожно зазвонил мобильный телефон. Тревожно, потому что данный номер знали только родители и супруга, всего три человека. Все остальные телефоны носил с собой адъютант, сидящий вместе с начальником охраны на переднем сиденье. Раз близкие люди звонят, зная, где он, значит, случилось нечто неприятное. Волнение и неожиданная хрипотца в голосе были вполне оправданными:

– Алло! Кто это? – прокашливаясь, сообразил глянуть на номер абонента. Как ни странно – неопределившийся. Да и металлический голос ответившего мужчины принц слышал впервые.

– Ваше высочество, не садитесь в самолёт, отмените рейс. В левом двигателе постороннее устройство, которое приведёт к поломке двигателя. Постарайтесь устроить так, чтобы вы не оказались замешаны в отмене вылета по конкретной причине и в подсказке для следствия. Доклад сделан автоматическим зондом поддержки «Далма-шестнадцать».

– Что за ерунда?! – только и успел воскликнуть Фредерик, прислушиваясь к замолкшему динамику телефона. Даже короткого гудка сброса не раздалось.

Тем не менее обстановка складывалась крайне неприятная. Как бы ни хотелось наплевать на звонок или проигнорировать его – делать этого было нельзя. Даже если некто дозвонился с целью провокации, всё равно рейс придётся отменять и устраивать дотошную проверку самолёта. С такими вещами не шутят. Сам факт дозвона именно на этот, сугубо личный номер, настораживал неимоверно. Что-то тут не сходилось, а решать следовало немедленно.

«Почему звонок именно сюда? И почему прозвучал совет не сообщать о данном звонке? Если некто, настолько уж умный и сообразительный, мог бы дать подобную информацию непосредственно в полицию или моей охране, то почему он так не поступил? В любом случае рейс отложат…»

Пришлось применить один вариант из давно разработанных для таких случаев. Хоть очень не хотелось поступать подобным образом. Приложив платок к изрядно покрасневшему носу, Фредерик через приоткрытую перегородку обратился к начальнику охраны:

– Мне плохо, кажется, жар… Сворачиваем в госпиталь нашего посольства! Ну и немедленно прими все нужные меры по согласованию смены маршрута.

Приказать – это ещё полдела. Не менее важно развернуть кортеж и машины делегации по иному пути. Успокоить здешнюю охрану и полицию. Дать сообщения в посольство. И при всём при том не создать излишней паники или нездорового ажиотажа вокруг творящегося действа.

Благо что начальнику личной охраны указывать не следовало, с обязанностями он справлялся хорошо. Минуты через три стали менять направление движения. За это время Фредерик успел перезвонить супруге и отцу, сказав обоим, одну и ту же фразу:

– Не вздумай волноваться, мне придётся задержаться здесь до утра. Отправляюсь в наше посольство.

Потом с переднего сиденья с текущими вопросами обратился главный охранник:

– Министр в бешенстве, если с вами всё в порядке и ничего страшного, то он настаивает продолжить путь и желает улететь немедленно. Самолёт, в принципе, успеет и за нами вернуться, и пройти профилактику.

Что-то злобное и мстительное шевельнулось в душе у принца. Туповатого министра он недолюбливал, и проскочила мысль: «Вот бы этого козла вредного…» Тут же сам себя осадил и поправил. Если неисправность в самом деле существует да самолёт разобьётся, погибнет не только один вредитель, вор и саботажник, а вместе с ним ни в чем не повинный экипаж и люди сопровождения. Да и скандал получится невероятный, со всеми вытекающими из него неприятными последствиями.

Пришлось настоять на том, чтобы и министр отправился ночевать в посольство. А попутно ещё дать должные указания опытному и всё понимающему начальнику охраны:

– Педро! Как хочешь, хоть сам покажись всем самодуром и злюкой, но заставь все службы рвать когти, ломать перья и работать якобы впустую. Проведи учебную тревогу, проверь автомобили, пусть обыщут посольство и особенно, но как бы невзначай… – он сделал паузу, пригибаясь к наклоненному уху. – Пусть проверят самолёт. В частности, левый двигатель. Действуй!

Самый верный подданный короны расстарался. Выглядело всё так, словно принц и ни при чём, попросту приболел малость, а вот министр от расстройства по поводу непредвиденной задержки поставил всех на уши. Бывает такое, сплошь и рядом. Добравшиеся до власти люди не всегда адекватно мыслят, поддаются эмоциям, и как следствие – страдают штатные работники, не спят специалисты, мечутся невыспавшиеся официантки и служанки. Техника проверяется, заборы ощупываются, а следователи лишний раз перечитывают личные дела окружающих сотрудников.

Вот все и закрутились, проклиная бессонную ночь.

Сам принц вместе с доверенными людьми в посольстве попытался выяснить, кто звонил ему и откуда. Всё-таки подобные секреты не раскрываются для простого люда, а в данном случае вся техническая мощь земной цивилизации действовала на выяснение истины. И любой звонок остаётся в памяти машин не только своим адресом, но и каждым сказанным словом.

Вот и крутили, выискивали, сличали и анализировали. Но, увы, так ничего толком и не смогли выяснить. По объяснениям специалистов, произошёл необъяснимый сбой, накладка сразу нескольких линий переговоров, и одну из «веточек» так и не удалось отследить. Она возникла словно ниоткуда, будто абонент звонил принцу из соседней машины. Неуловимый мужчина с явно изменённым голосом и представившийся «автоматическим зондом поддержки «Далма-шестнадцать», канул в пространство, словно мираж. Уже этот факт заставлял службы напрячься по высшему разряду боевой тревоги, а охранников не выпускать оружие из затекающих пальцев.

Ближе к утру и самая главная неприятность всплыла: инородное устройство, причём трудно заметное даже техникам, в левом двигателе самолёта было обнаружено. По расчётам, мотор отказал бы между Мальдивами и восточным побережьем Испании.

А значит, звонок оказался своевременным. Значит, дело серьёзное.

И теперь надлежало сделать соответствующие выводы: то ли чудо помешало осуществиться трагедии, то ли некие изощрённые, но явно преступные умы затеяли многоходовую комбинацию.

Сцена 12

Шесть последующих кошмарных дней прошли для скопированных принцев – словно в страшном, изнуряющем сне. Конечно, каждый себя считал «истинным», не доверяя словам сержанта или сомневаясь в честности Десятого, и подробней что-либо узнать на эту тему пока не представилось. Выигрышей с призовыми вопросами больше не было, а во всех остальных случаях Эйро Сенато́р зверствовал, не разрешая к нему обращаться и безжалостно стегал своих подопечных «единичками».

Утренняя пробежка с каждым разом становилась всё длинней и сложней в прохождении. Завтрак сократился до пятнадцати минут. Затем всё предобеденное время наследники сражались в тестовых тоннелях с разной нечистью, делая это фактически голыми руками. При этом получали порой такие травмы, укусы и разрывы тканей, что те казались несовместимыми с жизнью. Но белые цилиндры спасали: останавливали кровотечение, подлечивали, и даже появилась кое у кого твёрдая уверенность, что порой в странной капсуле держали не несколько минут ощущаемого времени, а час, а то и два. Хронометров-то ни у кого не было, и временные ориентиры путались невообразимо, а вот страшные раны заживали на удивление быстро.

Чудовища видоизменялись до кошмаров, а вот твари, которых все окрестили как «гусеница с клювом», попадались раз пять за пробег. Показанная землянином трофейная серьга вызвала немалые кривотолки и споры среди солдат десятка, но зато и дала толчок к странному соревновательному собирательству. Теперь уже все после уничтожения «гусеницы» старались снять серьгу с её левого уха и припрятать – в самом удобном кармане. Не забывали при смене испорченной униформы перекладывать странную добычу в новую рубашку.

После обеда весь десяток два-три раза пробегал всю дистанцию «большой» полосы препятствий. Затем всех обязательно «топили» в странном водоёме Полигона, и участившиеся препятствия на дне заметно усложнялись. Тоннели теперь были иные, чуть ли не с лабиринтами, стре́лки для ориентации почти отсутствовали, и появились всякие мерзостные создания, с которыми тоже предстояло сражаться практически тем, чем наградила при рождении мать-природа. Найденные предметы помогали мало и могли не учитываться.

Напоследок, перед ужином, всех вели в арсенал, вооружали, облачали в некие комбинезоны-скафандры, а затем на специальном стрельбище или в тире отрабатывали навыки стрельбы или боя с высокотехническим, уникальным оружием. А оно поражало своими возможностями даже представителей наиболее развитых цивилизаций. Нож, режущий сталь; боевой кинжал, крошащий бетон; лазерный резак, ломающий броню и взламывающий брутально замки́. И это считалось «лёгким» оружием. К тяжелому, то есть по-настоящему боевому, относились: пистолет с небольшими, в полнапёрстка пулями, которые рвали дерево в щепки, взрывали плоть и прожигали сталь двухсантиметровой толщины; парализатор в виде слегка изогнутой трубки и небольшой батареей питания в придачу: и штурмовая винтовка, которая рвала невидимыми лучами только живую плоть. К винтовке прилагалась массивная батарея, дающая возможность вести непрерывную стрельбу пучками неведомой энергии примерно с полчаса. Или, по иным прикидкам, делать до тысячи «выстрелов». Ещё двести выстрелов можно было сделать, присоединив батарею парализатора. Потом всё, сражайся иным, имеющимся под руками оружием.

Штурмовая винтовка оказалась сверхсекретным, тайным для всех иных рас и разумных видов девайсом. А вот почему и что это за секреты – информировать Эйро не собирался. Только заявил:

– Узнаете после первого боя, – немного подумав, добавил: – Всё равно проговорюсь, что называем мы её «душка». Расшифровка – тоже в своё время.

Всему, что было связано с «душкой», сержант обучал особо, с неуместным порой остервенением. Объяснений не давал, вопросы задавать не разрешал, но нетрудно было догадаться, что именно это, любимое им оружие помогает выживать в кровавых столкновениях с врагами.

Это принцы понимали, да и сами непроизвольно тянулись к оружию.

Пожалуй, поэтому огневая подготовка и стрельбы оказались для всех без исключения самыми интересными и необременительными. Хотя в виртуальном тире приходилось бегать, прыгать, изворачиваться и потеть не меньше, чем на полосе препятствий. Но тут всегда присутствовал соревновательный дух, а может, и нечто заложенное в генах просыпалось. Охотник? Воин? Спортсмен?

Затем часовой ужин – наибольшая радость дня, и короткий кусочек личного времени перед отбоем. До кроватей добирались настолько уставшие физически и вымотанные морально, что при всём желании не всегда и не каждому удавалось долго поговорить шепотком. Засыпали, словно после удара максимальной дозой снотворного.

В каждом крепло убеждение: реальное время «рабочего дня» – непомерно огромное. И уж никак не укладывается в понятие двенадцать, пятнадцать и даже восемнадцать часов. Как считал сам Фредди, их нещадно мордовали все двадцать четыре часа. А потом в течение часа-двух навевали имитацию сна.

И всё-таки больше всего раздражала неопределённость. А также упорное нежелание горлопана-командира дать хоть какие-то объяснения по поводу творящегося вокруг ада. Только и фыркал одно и то же:

– Рано вам ещё знать всю правду, молокососы зелёные! Вот побываете на первом задании, тогда я вам глаза раскрою!

Поэтому оставалось самим додумывать, догадываться и делать различные предположения. На фоне этих попыток больше всех выделялся Девятый, собирающий самые древние сведения о предках товарищей. И как ни странно, его несуразная идея про общность крови – получала всё больше и больше сторонников. Скептики, которых возглавил Десятый, над ними смеялись и лихо разбивали любые гипотетические доводы, но Джаяппа Шинде не сдавался, проявляя истинное упорство в попытках доказать собственную правоту.

Другую важнейшею тему споров и диспутов поднял Пятый, заявивший со всей категоричностью, что гусеницы с клювами – разумные создания. Лучшее доказательство тому – ношение украшений. Дикие, да и любые иные, пусть даже одомашненные животные, подобных вещиц на себе не носят. Сами – уж точно. Второстепенные доказательства: слишком правильный в человеческом понимании рот, вполне человеческий глаз и удивительно схожие уши, привычные людям. Ну и некоторое поведение гусениц косвенно подтверждало выводы Пятого: те действовали порой с не поддающейся разумению логикой.

Противники этого утверждения приводили в пример иных монстров.

– Тогда можно считать разумными прямоходящих быков с козлиными бородками и тех скользких рептилий со скошенными, без подбородков лицами. Они ведь тоже невероятно хитры и действуют с пугающей сообразительностью. Не забывайте о тряпочках и траве, которыми быки подвязывают свои гениталии!

В самом деле, данный факт заслуживал особого упоминания. Прямоходящие твари в виде быка, но с руками вполне человеческими, имели очень длинные, свисающие чуть ли не до колен яички. И вот чтобы те не болтались, мешая во время боя, а то и простого передвижения, существа привязывали их к ногам кусочками тряпочек или сплетёнными в жгут травинками. Чем не действие, подтверждающее высокую разумность?

Как ни странно, но самым ярым противником мнения о разумности монстров был всё тот же Девятый.

– Не могут быть низшие создания – разумны! – чуть ли не кричал он шёпотом, дискутируя после отбоя сразу с Восьмым и с Седьмым. – Для каждого существа имеется своя, строго определённая ступенька, и оно не имеет права претендовать на более высшую, чем ему назначено кармой!

И только Третий, имя которого было Яцек Шердан, хамил и дерзил почти всем без исключения и во всех случаях. Вот и в тот момент он услыхал утверждения раджи, который воспитывался в строгой кастовой иерархии, и не удержался от язвительной шпильки:

– Кто бы утверждал подобное, черномазый!

Но чуть перестарался с громкостью высказывания, и в утешение всем, кто ещё не был в царстве Морфея, схлопотал «единичку». То ли вездесущий сержант не спал и вёл наблюдение, то ли местная автоматика срабатывала, наказывая нарушителя.

С каждым часом неприязнь к Яцеку Шердану, наследнику самой величественной и громадной империи, росла, и отношения с ним ухудшались. И всё по вине командира. Эйро почему-то стал потворствовать появившемуся любимчику, и в одинаковых ситуациях наказывал обычно уровнем боли ниже, чем остальных. Это явно бросалось в глаза, так что остальные не просто злились на коллегу, а всё больше и больше старались незаметно устроить тому пакость. Ведь навредить в условиях жёсткой, изнуряющей тренировки на полосе препятствий – всегда проще простого. То ногу не спешили убрать, то резко сами остановятся, словно споткнувшись, то собственное падение не стараются смягчить изо всех сил. И результат налицо: Яцек то зацепится и грохнется, то наткнётся на кого-нибудь со всей скоростью, то окажется завален неудачно упавшими телами. И ведь ничего не докажешь! И высказаться, пожаловаться нельзя без разрешения!

Поэтому он пытался громко стонать, кричать от боли, чтобы привлечь к себе внимание командира. Иногда получалось. Очень редко – сержант находил в действиях остальных принцев преднамеренное желание навредить, и тогда наказывал нарушителя. Что тоже никак не способствовало примирению. Пропасть в отношениях ширилась, что на фоне всё большей сплочённости остального коллектива особенно бросалось в глаза. Наверное, из-за вредности Третьего, которого всё чаще называли вне присутствия сержанта Спесивцем, Фредерик запомнил его имя чуть ли не первым после Джаяппы. Правда, оно ему показалось смешным, о чём он заявил однажды, желая самого наследника империи унизить.

– Какое-то крайне крестьянское имя у тебя. У нас Яцеками называют своих детей только малограмотные крестьяне в отсталых деревнях.

– А у нас в империи, – фыркал Спесивец, – моё имя – самое великое и прославленное. Не веришь, можешь у Восьмого или Шестого спросить, они в курсе. Подобное имя простолюдины даже не мечтают получить, а в нашем роду я уже буду считаться Яцеком Двадцатым, когда взойду на трон!

– Не «когда», а «если». И не ты, а твой оригинал, – напомнил со стороны Пятый. – Да и вообще мне кажется, что как раз на тебе и прервётся ваша ветвь правителей. Народ такого идиота к власти не допустит.

После таких слов чуть до драки не дошло.

Как раз в финале седьмого дня, на вечернем построении, Эйро Сенато́р впервые выглядел озабоченным, подводя итоги дня:

– Могу похвастаться методами своего воспитания: ваши тестовые показатели неуклонно и стабильно растут, нарушения дисциплины почти прекратились, да и с оружием вы уже довольно лихо управляетесь. Все начинают понимать поставленные перед ними задачи, а Третий особенно меня радует, пожалуй, придётся его определить как самое передовое, самое умелое и крепкое звено атаки всего нашего десятка. Он просто превосходен в своём стремлении к победе, и на него любо-дорого смотреть! Молодец!

Такая жутко несправедливая оценка явно серого середнячка заставила всех не скрываясь кривиться, зато сам Яцек засиял радостной, высокомерной улыбкой. Любимчик командира теперь определился окончательно и бесповоротно. А это, при сложившемся некотором авторитете сержанта, вызывало огромное недоумение. Вроде бы этот воин никак не походил характером на тех людей, которые преклоняются перед высшей властью, поддаются на лесть либо потворствуют своим симпатиям в угоду общему делу. Сержант был строг, но справедлив, плевал на любые условности и упорно шёл к поставленным целям. И такое вот отношение к Третьему вызывало неприятие, непонимание и разочарование.

Дальше свою речь он продолжил ещё более озабоченным тоном:

– Можно сказать, что вам повезло… но, с другой стороны, лишние дни обучения нам бы не помешали. У нас ещё толком нет сплочённости и взаимодействия в бою. А это, как вы понимаете, – огромнейший и жирный минус. Сразу предупрежу, это бывает редко, но если есть такая возможность – меня всё-таки предупреждают заранее. Так вот… Положение в одной из точек контроля заметно осложнилось, наше отделение могут бросить в бой с минуты на минуту. Поэтому напоминаю, что боевая тревога, по которой следует мчаться к оружию, – это визг дикого зверя. После полной экипировки возвращаетесь бегом в холл арсенала и усаживаетесь в модуль, каждый на своё строго отмеченное место. Если будут уколы во время пути – это определённые нейростимуляторы, которые желательны во время предстоящего боя. Э-э… да вроде и всё на сегодня… К отбою, разойдись!

И ушёл из казармы. Тогда как принцы с неким тревожным чувством оживлённо принялись обсуждать предстоящий вылет. Как-то о смерти не думалось, сразу припомнилось, что после первого боя им обещали всё объяснить, и тогда станет понятен смысл данного существования. А то слишком уж неизвестность довлела над сознанием, угнетала его, мешала подняться росткам оптимизма и надежды. Неопределённость будущего – есть страшная помеха настоящему.

Как ни настраивались на ночную тревогу, всё равно после второго гудка все лежали в кроватях, пытаясь нашептаться напоследок. К концу седьмого дня все чётко усвоили принципы такого общения и не переходили тот порог звука, за которым следовало неизбежное наказание. Получалось дискутировать довольно неплохо, однако подметили: в любом случае сон наваливается неожиданно. Вроде шипел только что твой оппонент в ответ нечто, глядь, а он уже и дрыхнет без задних ног! Пока задумался, прислушался к шипению остальных – и сам в омут сна провалился.

Десятого всё время пробивало на досаду, что он лежит последним в ряду, у самой стенки. То есть иного варианта, как шептаться с Девятым или через него – не существовало. Поэтому он сразу пытался выговориться именно с индусом, а темы для дискуссий у них всегда имелись во множественном числе.

Сегодня они начали прения ещё по пути к кроватям.

– Не нравится мне отношение сержанта к Третьему! – ворчал Фредерик, косясь в сторону укладывающегося Яцека-Спесивца. – А уж если воевать придётся…

– Чего, боишься, что Третий в спину выстрелит? – улыбнулся Джаяппа многозначительно. – Так ты лучше своей башкой думай, соображай, что к чему…

– Чего тут думать! По логике, лучше всего сразу пристрелить этого козла при первой возможности!

– Это ты зря! – Они улеглись на животы, лицами друг к другу и перешли после раздавшегося второго гудка на шёпот. – Ты не уловил самого главного из слов сержанта.

– Опять умничаешь? – укорил принц раджу. – В чём ты там увидел бездонную глубину мысли и необъятную широту интеллекта нашего горлопана?

– Вспомни, как он назвал Яцека: «передовое звено атаки»! А мне это сразу напомнило одну нашу древнюю сказку. В ней опытный охотник рьяно и постоянно поглаживал одну из самых слабых и никудышных собак своего вольера, давал лучшие лакомые кусочки и добивался от неё максимальной преданности вкупе с готовностью выполнить любую команду. Особенно натаскивал – на медвежье ухо. А потом, во время атаки на огромного, опаснейшего медведя, придержал остальных собак, сильных и умелых, а вперёд послал слабую да никудышную. Но та свою миссию выполнила на отлично: отвлекла дикого зверя от основной атаки. Сама, конечно, погибла, но зато все остальные, ценные и сильные псы остались живы. Понял мораль?

Фредерик задумался:

– Ну… если с этой точки зрения рассматривать… то да, всё сходится. Тогда получается, что наш командир опаснейший циник, который ради поставленной цели пойдёт на всё. А при нужде, то и нас положит до единого, без малейших душевных терзаний.

– Ну да, тут палка о двух концах, – уныло согласился Девятый. – В любом случае нам выстрела в спину от Третьего опасаться не стоит. Мне кажется, Эйро его будет держать возле себя и обязательно пошлёт на остриё атаки, в самое её опасное место. Или использует как приманку, для завлечения противника в ловушку.

– Может, надо остальным рассказать о наших выводах?

– Вряд ли успеем… – Джаяппа оглянулся на Восьмого. – Уже уснул… и Седьмой тоже… Как бы Яцек нас не услышал!

– Ладно, тогда и мы спим, – решил Фредди. – В голове, словно ватой забито от усталости. Удачи тебе! Свидимся в бою!

– Чуть раньше, когда проснёмся от рёва…

Уснули. Предположения оказались неверными, ночь прошла спокойно. Проснувшись утром, как всегда, за десять минут до подъёма, принц деловито встал, пожелал восседающему на табурете сержанту доброго утра и, быстро одевшись, потопал совершать водные процедуры. Прошлые разы Эйро следовал за Фредди и настойчиво пытался выведать секрет такой побудки. Но тот ничего не отвечал, потому что и сам не знал, как у него это получается. Зато пытался философствовать, высказываясь типа:

– Пути господни неисповедимы! – или:

– У каждого из нас своё предназначенье!

Горлопан на это с досадой ворчал:

– Фиг знает что! И тесты ничего по этой проблеме не показывают…

И уходил присматривать за подъёмом остальных. После рыка сирены принц бежал и становился в строй, притягивая на себя изумлённые и несколько завидующие взгляды. Просыпаться на десяток минут раньше и чувствовать хоть в этом собственную независимость мечтали все. Только вот ни у кого не получалось. Да и сам командир десятка заявлял, что такое в истории Полигона случается впервые.

На этот раз Эйро остался сидеть на месте, расспросов от него не последовало. Принцу удалось почистить зубы и освежить лицо холодной водой в гордом одиночестве. Потом вернуться к кровати за полминуты до сирены побудки, а так как это время считалось неофициальным, то и безобидный вопрос можно было задать:

– Бой для нас отменили?

– Сомневаюсь… – и в самом деле сержант выглядел сомневающимся.

– А почему так долго задерживаются?

– Видимо, нет на вас должной надежды. Слишком вы зелены…

Фредди хотел ещё спросить о том, что раз «…на нас не надеются, то значит, послали другое подразделение в бой?» – как тут возможности поговорить с земляком окончились. Подъём, обычные грубые окрики да короткий приказ после раннего туалета бежать на плац. Понятно, что Десятый сразу подался к товарищам сообщать главную новость.

– Кажется, на нас не понадеялись и наш вылет отменяется… Так я понял, по крайней мере…

Реакция остальных оказалась сродни его: они расстроились. Ложились спать с мыслями об одном, а проснулись… и нет ничего! И опять раскрытие главных загадок неопределённого бытия переносится на неизвестно какое время.

Но ворчи не ворчи, а бежать на утреннюю проверку необходимо. Только построились на плацу, как сержант всех удивил, отдав новое распоряжение:

– Завтракать! – и уже в столовой опять нарушил устоявшиеся традиции, начав вещать и наставлять: – Не нравится мне такая странная задержка, но состояние высшей готовности пока не отменили. Поэтому быстрей завтракайте и топаем в арсенал. Кстати, не вздумайте что-нибудь в карманы пихать из съестного! Если в бою не погибнете, то с голода вам умереть не дадут.

В последние дни высокородные солдаты всё-таки приноровились кое-что особо калорийное ныкать по карманам. В тестовых тоннелях сытость исчезала не быстро, а очень быстро, поэтому в последних белых цилиндрах сохранённые чудом продукты ценились особо, хоть что-то можно было перехватить и заморить червячка.

Но раз последовало именно такое предупреждение, нарушить его никто не осмелился. А вот на еду набросились так, что за ушами трещало.

Увы, набить опустевшие за ночь желудки как следует не успели. Некий визг, который наверняка и мёртвого поднял бы на ноги, заложил уши, а сержант уже на полной скорости мчался вон из столовой, стараясь перекричать сигнал наивысшей тревоги.

– Быстрей! Торопитесь, чучела стоячие! Торопитесь, мать вашу за ногу!

Ещё в холле арсенала пришлось оббегать некое средство не средство, остов не остов, но нечто подобное цельнолитому вагончику. Причём от вагончика ощутимо несло невероятным жаром, словно его только что вынули из раскалённой домны. Успела мелькнуть мысль:

«Нам придётся влезать в  это?» – как её выбило рычание разъярённого сержанта:

– Ускориться! Защитное облачение и скафандры не трогать! Брать только оружие и боевую разгрузку в охапку! Бегом на погрузку! Шевелитесь, цегуни рекаля!

Когда звучало последнее ругательство, смысла которого так до сих пор никто не отгадал, все чётко осознавали: дальше начнутся болевые наказания или накопление этих наказаний за каждое упущение. И поблажек при этом не будет ни малейших!

Потому и торопились. Да и чего было проще: ухватил разгрузку, затем оба комплекта оружия с батареями, висящего в двух чехлах, и несись обратно к раскалённому транспорту.

Правда, когда опять его увидали, створки каждой из сторон были раскрыты вниз и вверх, словно крылья бабочки, открывая доступ к двум рядам сидений с номерами. Одиннадцатое было впереди, по центру, но усесться в него сержант успел первым, хотя ещё пару мгновений тому бежал сзади, изрыгая проклятия и ругань. Тренировок по рассадке раньше не производили, но десяток влетел на сиденья довольно чётко, ничего при этом не растеряв и не зашибив друг друга. Не успел отряд задуматься, куда делся жар, и немного удобнее умоститься, как створки сомкнулись с противным треском и наступила… невесомость.

Представители других космических цивилизаций не растерялись, зная, что это такое не понаслышке! А вот Десятому с Девятым пришлось туго. А тут ещё рёв сержанта продолжился, который не только успел на себя накинуть разгрузки, но и помогал это сделать сидящим за его креслом Первому и Второму.

– Помочь друг другу одеться и закрепить оружие на своих местах! Быстрей, у нас всего две минуты свободного падения, пока не включится магнитрал перемещения в точку контроля. И пристегнуться не забудьте, уроды! Иначе вас потом размажет по стенкам как сопли: у нас будет дальний переброс! А если кто не пристегнётся или не закрепит оружие, то я ему не гарантирую жизнь! Если его не размажет, то я его сам добью!

В узком и тесном пространстве надевать и затягивать разгрузки оказалось непросто. Тем более что длина ремней на них была ранее рассчитана на полную экипировку, а тут все одевалось на повседневную форму. Но именно помощь рядом сидящего товарища оказала решающее значение. Все успели оружие закрепить и пристегнуться, каждый тремя ремнями.

Хорошо, что от Эйро понеслось предупреждение:

– Сжались! – наверное, у него были некие приборы или экраны, по которым он отслеживал события.