Текст книги "Локальный тест"

Автор книги: Юрий Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Представляю, к каким выводам ты пришел.

– Выводы и обобщения делаю не я,– напомнило инопланетное создание.– Я всего лишь биозонд, рядовой экспериментатор и собиратель информации. Но, склонен предположить, ваш пессимизм небезоснователен. За время теста вы умудрились больше разрушить, чем создать. И почти никого не сделали счастливей. В том числе и самого себя.

– Ты думаешь, это так просто – стать счастливей? – что-то, похожее на стон, вырвалось из груди Фрасина.– И сделать счастливыми других? Не по-книжному, не по-писаному – в жизни, по-настоящему. Такому не учат. Да такому, наверное, и невозможно научить.

– Жаль,– заметил Био.– В сущности, это ведь самое важное.

– А ты знаешь, как до него добраться, до этого самого важного?

– Мое знание – знание чужой для вас цивилизации,– отозвался Био.– Вы совсем другие существа. Мне кажется, то, что вы называете счастьем, всегда будет для нас загадкой, настолько оно неуловимо, индивидуально. Нет,сказал он,– помочь человеку может лишь человек. И спасти себя в силах только он сам.

– Если у него за душой окажется нечто, способное дать спасение,– то ли возразил, то ли согласился Фрасин.– У меня, похоже, не оказалось. Хоть я и хотел как лучше.

– Не огорчайтесь,– проговорил биозонд.– Это весьма распространенный парадокс человеческого характера: благие намерения часто оборачиваются крушением всех надежд. А катастрофы оправдываются благими намерениями.

Фрасин молчал, отрешенно наблюдая за мерцанием оранжевых пятен.

– Все-таки не могу поверить,– прошептал он,– что не сделал хоть кого-нибудь чуть-чуть счастливей.– Ты потопил тогда корабль? – во взгляде аспиранта, вспыхнула подозрительность.

– Я в точности выполнял все ваши распоряжения,– с достоинством отчеканил собеседник.

– Вот,– торжествующе вскинул голову Фрасин.– Пусть это пустяк, но разве он не облегчил участь жителей той страны?

– Напротив, осложнил,– услыхал Фрасин.– Соответствующие службы преподнесли аварию корабля как диверсию ультралевых группировок. Затасканный прием, однако он стал предлогом для того, чтобы открыть огонь из орудий крупного калибра по берегу. Лишь по счастливой случайности никто не пострадал.

– Я хотел как лучше,– глухо повторил Фрасин.

– И едва не погубили Петровну! – заключил безжалостно биозонд.– По вашему приказу я освободил ее от болевых ощущений. Понимаете, что это значит? Болезнь прогрессировала, овладевая немощным телом, а организм был лишен возможности сопротивляться: боль, главный сигнал опасности, отсутствовала. Я всего лишь биозонд, Фрасин, не мое дело анализировать. Но не надо анализа, чтобы понять, с какой необдуманной беспощадностью вы приняли решение. Петровна в реанимации, и никто не поручится за благополучный исход.

Фрасин сжал руками виски.

– А Пузин? – прошептал он.– Уж этот наверняка счастлив.

– Если бы,– отозвался Био.– Ваш приятель был хорош на прежнем месте. Новая должность оказалась ему не по силам. Пузину не дано мыслить масштабно, он не умеет прощать людям слабости и мелкие ошибки, обожает подхалимов. Все это выплыло наружу, в редакции участились конфликты. Нет, Пузину сейчас несладко. Как и Сидоренко, который, в отличие от вашего приятеля, был бы идеальным руководителем, энергичным и честным.

Биозонд помолчал, словно давал возможность Фрасину осмыслить сказанное. Затем спросил:

– Продолжать разбор тестовой ситуации?

– Не стоит! – ответил Фрасин, рванув ставший невыносимо жестким ворот рубахи. Ему вдруг показалось, что оклеенные дефицитными обоями стены дрогнули, накренились, будто от неслышного землетрясения и вот-вот рухнут. Волнами пошел расписной потолок, жалобно звякнули подвески на качнувшейся люстре, ощерился вздыбившимися дощечками паркетный пол.

Дурнота продолжалась несколько секунд. Вскоре вещи обрели прежние устойчивые контуры. В глазах Фрасина прояснилось, только сердце продолжало бешено колотиться.

– Вам плохо? Помочь? – спросил участливо Био.

– Нет уж! – даже отшатнулся от него Фрасин.– Знаю, как ты помогаешь...

– Я был всего лишь отражением ваших собственных желаний,– напомнило инопланетное создание.

– Моих желаний,– с горькой иронией повторил Фрасин.– Что они стоят, мои желания, если я только теперь начинаю понимать, без чего не могу жить... Ты попытаешься что-то изменить, исправить? – с тревогой спросил он.

– Я обязан исправить,– отвечал биозонд.– Необходимо аннулировать непредвиденные последствия теста. Придется уничтожить причинно-следственную связь, стереть часть воспоминаний, вернуть все в прошлое.

– Значит, все-таки разбитое корыто...– усмехнулся бескровными губами Фрасин.

– Разбитая машина,– поправило оранжевоглазое создание.

– Жаль, что я не оправдал твоих надежд,– проговорил Фрасин.– Но были же, наверное, и такие, что оправдали?

– Ответ не предусмотрен программой,– после небольшой паузы сказал Био.

Фрасин ощутил, как сгустившийся до прозрачной и звонкой, будто хрусталь, плотности воздух до боли сжимает тело. Веки Фрасипа налились тяжестью... Перед тем как потерять сознание, он услыхал далекий и тонкий звук затухающего метронома: "клок-клок"...

4

Фрасин прищурился, сонм радужных, плавающих перед глазами теней сгустился и обрел очертания двух светлых овалов. Аспирант сделал усилие, напрягая зрение,– овалы превратились в лица: мужское, в очках, с мефистофельской острой бородкой, и женское, улыбающееся тревожно и вопросительно.

– Прекрасно, вот мы и очнулись,– удовлетворенно произнес мужчина.Теперь самое опасное позади, Итак, Тамара Яковлевна,– обратился он к коллеге,– еще одно подтверждение старой истины. Когда медицина бессильна, человек спасает себя сам.

– Это – чудо! – порывисто сказала женщина Фрасину.– Чудо, что вам удалось выжить после такой аварии.

– Спокойнее,– остановил ее врач.– Дадим нашему пациенту возможность прийти в себя. Еще успеем рассказать, как собирали его из разрозненных частей, словно из деталей детского конструктора.

Фрасин хотел поблагодарить, .но губы только вздрогнули, беззвучно и непослушно.

...Фрасин провел в больнице около двух месяцев. Его навещали сотрудники, родственники, несколько раз в неделю в палате появлялся парень, которого Фрасин едва не сбил на пятнадцатом километре. Вываливал на тумбочку фрукты, конфеты, цветы, и когда Фрасин в; очередной раз конфузился, столько, мол, и слон не съест, осторожно сжимал бледную руку аспиранта в своих ручищах и тряс лохматой головой:

– Ты же мне жизнь спас. Жизнь, понимаешь!..

Фрасин смущался:

– Ездить надо, а не летать на своем мустанге.

– С мотоциклом – все! – парень решительно рубанул воздух ребром ладони.– Завязал. Хватит с меня и одного теста на выживание.

При слове "тест" что-то смутно всколыхнулось в душе Фрасина. И тут же угасло.

Людмила в больницу не приходила. Когда Фрасин выписался, узнал, что она собирается замуж. Новость аспирант воспринял на удивление спокойно, с неожиданным для себя равнодушием. Словно когда-то давно он уже пережил эту потерю и смирился с ней.

После аварии характер Фрасина заметно изменился. Он стал сдержаннее, сосредоточенней, избегал прежних знакомств и много работал. Защита диссертации не принесла Фрасину радости. Ему хотелось большего. Будто какой-то ровный, неотступный огонь вселился в его сердце. Стоило Фрасину закрыть глаза, и он видел мерцающие оранжевые отблески этого огня.

Фрасин сутками не выходил из лаборатории. Университетские технички ворчали, заставая его по утрам спящим на стульях. Вскоре о Фрасине заговорили, как о восходящей научной звезде. Через год он женится на застенчивой, тихой аспирантке, которая будет ему верной женой. И в дальнейшем жизнь Фрасина сложится вполне благополучно.

На юбилейном вечере седоголовый метр, академик, лауреат, будет говорить своим многочисленным ученикам и почитателям, что самая великая и непостижимая из наук – вовсе не та, которой он посвятил жизнь. А та, где каждый рискует остаться вечным учеником,– наука делать счастливыми себя и других. Фрасин будет говорить, что за постижение азов этой науки приходится платить самой дорогой ценой, познавая радость взлетов и горечь падений, боль страданий и таинство любви. Что подвластна она тем, кто не боится сжигать себя в вечном огне жизни.

Слова метра утонут в аплодисментах. И сердце пожилого ученого будет биться в такт этим аплодисментам, молодыми резкими толчками, словно пытаясь разбудить что-то спящее в недоступных, глубинных слоях памяти: "клок-клок", "клок-клок"...