Текст книги "Там, где Тянь-Шаньские горы"

Автор книги: Юрий Фадеев

Там, где Тянь – Шаньские горы

По следам путешествия Петра Семёнова на Иссык-Куль и Тянь-Шань В 1856–57 гг.

Кто предшествовал нашему присутствию в Центральной Азии и в частности в Киргизии? Как всегда первопроходцы – мужественные, благородные русские путешественники. Особое место среди них занимает Петр Петрович Семенов—Тян-Шанский (1827–1914 гг.), до 1906 года П. П. Семенов – русский географ, ботаник, статистик, государственный и общественный деятель, вице–председатель Императорского Русского географического общества и президент Русского энтомологического общества. Почетный член Императорской Академии наук и Академии художеств. Сенатор, член Государственного совета, действительный член всех Российских университетов. Его заслуги были отмечены около сорока отечественными и зарубежными орденами, медалями и знаками отличия.

Родился будущий путешественник в семье отставного капитана лейб – гвардии Измайловского полка Петра Николаевича Семенова (1791–1832) в поместье Рязанка (ныне Чаплыгинский район Липецкой области). До 15 лет воспитывался в деревне, развиваясь самостоятельно с помощью книг семейной библиотеки. С 15 до 18 лет Петр учился в военной школе гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров. Во время школьной учебы, так же как и в детстве, он увлекался естественными науками. Окончив военную школу, отказался от военной карьеры и поступил вольнослушателем в Санкт—Петербургский университет на физико–математический факультет по отделу естественных наук. В 1851 г. Семенов защитил магистерскую диссертацию по ботанике.

Юношеские годы Семенова совпали со знаменательным событием в истории русской географической науки. В 1845 году было основано Русское Географическое общество. К числу его основателей принадлежали такие крупные географы, как К. И. Арсеньев, Ф. П. Литке, И. Ф. Крузенштерн, К. М. Бэр, А. И. Левшин. В 1849 г. в члены общества был избран молодой Семенов.

С 1853 по 1855 г. в Берлинском университете он слушал лекции Риттера и Дове, много занимался геологией как слушатель Бейриха и Розе и как помощник Бейриха в его летних работах по геологическим съемкам. В 1852 году путешествовал пешком по Швейцарии в Бернских Альпах и на озерах: Тунском, Бриенцком и Фирвальдштедтском. В 1854 г. пешком, без проводника, прошел горные проходы, ведущие в Италию и Валлис: Сен—Готард, Сен—Бернар, Гримзель, Фурку и другие. Наблюдал извержение Везувия, на который еще до этого совершил 17 восхождений.

Особое место в географической деятельности Семенова занимают 1856–1857 годы. Это годы его знаменитого путешествия в Тянь—Шань, положившего начало последующим экспедициям в Среднюю и Центральную Азию русских путешественников–географов во второй половине XIX века.

Сведенья о Тянь—Шане (Небесные горы), которыми располагала европейская географическая наука к середине XIX века, хорошо охарактеризованы Г. Е. Грум—Гржимайло[1]1
  Г. Е. Грум—Гржимайло (1860–1936) – русский путешественник, географ, зоолог.


[Закрыть]: «К пятидесятым годам прошлого столетия всю сумму европейских сведений о Небесном хребте китайцев давала риттерова Азия, а наглядно – карты д’Анвилля в позднейшей переработке Клапрота. Эти знания если не равнялись нулю, то были ничтожны…»

В рамках моего повествования эпизоды путешествия Петра Семёнова в Тянь—Шань будут иметь ограниченный, фрагментарный характер. Акцент будет сделан на наиболее интересных, на мой взгляд, подробностях путешествия на озеро Иссык—Куль, по Боомскому ущелью с рекой Чу, к истокам реки Нарын и к Хан—Тенгри (Повелителю неба) – пирамидальному пику на хребте Тенгри—Таг высотой 7010 м.

1

Путешествие в Среднюю Азию было давней, заветной мечтой Петра Семенова. Однако в России обстановка была такова, что по словам путешественника: «Сообщить, кому бы то ни было о моей твердой решимости проникнуть туда было бы с моей стороны крупной ошибкой, так как такое намерение встретило бы сильное противодействие со стороны Министерства иностранных дел, ревниво оберегавшего азиатские страны, лежащие за русскими пределами». И все–таки, при поддержке своих коллег по Русскому Географическому обществу, весной 1856 года Семенов снарядился в свою экспедицию и выехал в сторону Алтая.

В Сибири Пётр Семёнов делает интересные социальные выводы. Крестьяне–старожилы Сибири, выросшие и развивавшиеся на ее просторах, не знавшие крепостной зависимости, имели иной менталитет и более высокий уровень жизни, нежели крестьяне Центральной России. Вот как он пишет об этом: «Избы крестьян южных уездов Тобольской губернии поражали меня своим простором по сравнению с тесными курными избами крестьян черноземных великорусских губерний: обыкновенно они имели шесть окон на улицу, а иногда и до двенадцати, крыты были тесом, а иногда были построены в два этажа.

Попадались и кирпичные крестьянские дома, крытые железом. Пища крестьян была необыкновенно обильна. В самых простых крестьянских избах я находил три и четыре кушанья. Мясная пища состояла из говядины и телятины, домашней птицы и дичи, а также рыбы. К этому присоединялись пельмени – любимое блюдо сибиряков, пшеничный и ржаной хлеб, а также овощи и молочные продукты в неограниченном количестве. При развитии скотоводства и значительных посевах льна и пеньки, самодельная одежда сибирских старожилов также была несравненно лучше одежды крестьян Европейской России».

В июне Семенов добрался до города Омска – административного центра Западносибирского генерал–губернаторства, в состав которого входили две громадные губернии – Тобольская и Томская, а также замыкавшие их с юга военной пограничной линией степные области: территория нынешнего Казахстана и Семипалатинская область. Омск того времени, несмотря на его крупное административное значение, населяли всего шестнадцать тысяч жителей. Губернатором был просвещенный престарелый генерал от инфантерии, герой Отечественной войны 1812 года Густав Христианович Гасфорт.

Он доброжелательно принял Семенова и оказал ему всяческую поддержку. Местным властям предписывалось оказывать самое широкое содействие Петру Семенову в его путешествии и исследованиях, выделять достаточный конвой для поездки в горы Заилийского края, а также посылать вслед за ним топографов для съемки, по возможности, всех его маршрутов.

Невольно отдаешь дань мудрости тридцатилетнего Петра Семенова, который, как показали дальнейшие события, своим поведением умел расположить к себе всех людей, с которыми сводила его судьба: от генерал–губернаторов, офицеров, местных султанов, ханов и баев, до рядовых казаков, простых русских крестьян, кочевников–казахов и киргизов.

В Омске он познакомился с двумя талантливыми молодыми офицерами, недавно окончившими Омский кадетский корпус. Один из них, Григорий Николаевич Потанин[2]2
  Г. Н. Потанин (1835–1920) – русский путешественник, публицист, географ, этнограф, ботаник.


[Закрыть] исследователь Сибири и Центральной Азии – был родом казак и, по словам Семенова, человек любознательный, трудолюбивый, совершенно идеальной душевной чистотой и честности. Другим был Чокан Валиханов[3]3
  Чокан Валиханов (1835–1865) – учёный, историк, этнограф, путешественник и просветитель.


[Закрыть] – казах, родом из Средней орды, он был внуком последнего хана Валия и правнуком знаменитого Аблай–хана, потомка Чингисхана. Обладая выдающимися способностями, Валиханов в Петербурге, под влиянием Семенова, слушал лекции в университете и так хорошо освоился с французским и немецким языками, что сделался замечательным эрудитом по истории Востока и в особенности народов соплеменных казахам. Из него вышел бы замечательный ученый, если бы смерть, вызванная чахоткой, не похитила его преждевременно, на двадцать восьмом году жизни.

Чокан Валиханов явился первым исследователем, который записал, а затем перевел на русский язык отдельные главы эпоса «Манас» и тем самым открыл широкой общественности и ученому миру величайший памятник киргизского устного творчества, насчитывающий полмиллиона строк. В июне 1858 года, под видом купца, он присоединился к каравану, направлявшемуся из Семипалатинска в Кашгар. По итогам экспедиции был написан отчет «О состоянии Алтышара, или шести восточных городов китайской провинции Нань–лу (1858–1859)». Труд был высоко оценен востоковедами России и вскоре переиздан на английском языке.

Интересно, что путь Чокана Валиханова повторил Лавр Корнилов[4]4
  Лавр Корнилов (1870–1918) – путешественник, русский военачальник, генерал, герой русско–японской и Первой мировой войны, вождь белого движения на Юге России.


[Закрыть], Отец Корнилова – иртышский казак, мать – крещеная казашка из рода Аргын. По окончании Николаевской академии Генштаба капитан Корнилов, пользуясь своей азиатской внешностью и знанием шести восточных языков, в конце XIX – начале XX веков совершил разведывательные экспедиции в Персию, Афганистан, Кашгар, Китай и Индию. Его книга «Кашгария, или Восточный Туркестан» стала весомым вкладом в географию, этнографию, в военную и геополитическую науку, принесла автору заслуженный успех, была замечена британскими специалистами и, как и труды Валиханова, немедленно переизданы в Англии. Картографический материал «Военный отчет по Кашгарии» 1907 года представляет собой планы городов и укреплений Восточного Туркестана.

Седьмого июня Петр Семенов приехал в город Барнаул, расположенный на левом берегу Оби. Общество в Барнауле состояло из хорошо образованных и культурных горных и лесных инженеров и их семей. Широта познания горных инженеров Алтайского горного округа проявлялось в их знакомстве с научной и художественной литературой, а об их эстетических наклонностях свидетельствовало процветание Барнаульского любительского театра. Одним словом, Барнаул был в то время, бесспорно, самым культурным уголком Сибири, за что Семенов прозвал его «сибирскими Афинами».

В начале августа Семенов прибыл в Семипалатинск, где встретил самый предупредительный прием со стороны губернатора, генерал–майора Генерального штаба Панова. Адъютант Панова, у которого остановился Семенов, приготовил сюрприз: совершенно неожиданно он представил ему у себя на квартире одетого в солдатскую шинель своего петербургского приятеля – Федора Михайловича Достоевского[5]5
  Ф. М. Достоевский (1821–1881) – русский писатель, мыслитель, философ и публицист.


[Закрыть], находившегося в ссылке. Достоевский рассказал ему все, что ему пришлось пережить. При этом он сообщил, что положение свое в Семипалатинске считает вполне сносным благодаря добрым отношениям к нему не только своего прямого начальника, батальонного командира, но и всей семипалатинской администрации. Надо заметить, что в Сибири вообще к поднадзорным или находившимся уже на свободе ссыльным начальство в то время, относилось благодушно. Писатель был арестован в 1849 году в связи с «делом Петрашевского».

Петрашевцы – «вольнодумцы», участники собрания у Буташевича—Петрашевского[6]6
  Буташевич—Петрашевский (1821–1866) – русский революционер.


[Закрыть]. Лишь некоторые из них имели замыслы революционного характера. Значительная часть осужденных понесла наказание только за распространение письма Белинского к Гоголю.

Хотя Достоевский отрицал свою вину, суд признал его «одним из важнейших преступников». Всего, по делу петрашевцев были арестованы около сорока человек, из них 21 приговорен к расстрелу. 22 декабря 1849 года они были привезены из Петропавловской крепости на Семеновский плац, на котором был инсценирован расстрел, после чего был зачитан новый приговор – каторга, ссылка и т. п. Достоевский был приговорен к каторге сроком на четыре года с последующей отдачей в рядовые. В январе 1850 года, во время короткого пребывания в Тобольске, по пути к месту каторги, писатель встретился с женами сосланных декабристов: Муравьевой, Анненковой и Фонвизиной. Женщины подарили ему Евангелие, которое он хранил всю жизнь.

Годы каторги Достоевский провел в Омске. В 1854 году был освобожден и отправлен в Семипалатинск рядовым в седьмой линейный сибирский батальон. Во время службы в Семипалатинске он подружился с Чоканом Валихановым. Там молодому писателю и молодому ученому поставлен общий памятник. В Петербург Достоевский вернулся в 1860 году.

2

Из Семипалатинска Семенов направился в город Копал и достиг его 11 августа. Город, основанный князем Горчаковым, к тому времени существовал пятнадцать лет, в нем было более 700 домов с деревянной церковью на площади. Начальник Копальского округа полковник Абакумов принял Семенова приветливо и радушно. Он, по словам путешественника, был выдающейся личностью, имевшей заслуги перед наукой в качестве натуралиста.

Копал… предо мной фотография деда по материнской линии – Широкова Михаила Фроловича. Она датирована 24 октября 1915 года. На ней бравые семиреченские казаки: мой дед и его сослуживцы – Плаксин Василий Никифорович и Рогов Макар Петрович. Эти данные дед аккуратно записал на обороте фото.

Из Копала Петр Семенов продолжил путешествие в направлении военного укрепления Верный[7]7
  Верный (Алма—Ата) – военное укрепление, основанное в 1854 году, превратившееся в казачью Станицу. С 1927 года столица Казахской СССР.


[Закрыть]. По пути, в районе пикета Карабулак, по берегам реки Каратал он ознакомился с оседлыми поселками чолоказаков. Под этим названием подразумевались русские–выходцы из Ташкента, которые основали оседлые поселения в степи, взяв в жены казашек. Но это были не ташкентские узбеки, а беглые из Сибири русские ссыльнопоселенцы, долго прожившие в Ташкенте и, наконец, образовавшие в конце сороковых – пятидесятых годах земледельческую колонию на краю Российской империи, под сенью легальной русской земледельческой колонии – Копала. Поселки эти состояли из тщательно выбеленных мазанок с плоскими крышами и печами, приспособленных для зимнего проживания.

Чолоказаки обзавелись казахскими женами тем же путем, каким римляне – сабинянками: одних похитили с их согласия, других с уплатой калыма. Казаки очень хвалили умелость чолоказаков не только в полевых работах, ирригации и скотоводстве, но и в садоводстве и строительстве. Петр Семенов познакомился с главой одного из самовольно построенных поселков. Звали его Чубар–мулла, ему было 80 лет. На его лице явно просматривались следы вытравленных клейм. Он рассказал Петру Семенову свою историю. Сбежал из Сибири в Среднюю Азию. Поселившись в Ташкенте еще в 1830‑х годах, он нашел там кусок хлеба, занимаясь земледельем, садоводством и вообще сельскохозяйственными работами. Невольно возникает мысль: Ташкент всегда был хлебным городом!

У богатых ташкентских узбеков беглых русских работников было много и они все знали друг друга. В 1842 году до них дошли слухи о том, что в Семиречье возникло цветущее русское земледельческое поселение Копал. Чубар–мулла, человек отважный и предприимчивый, много лет страдавший на чужбине от тоски по родине, решил привести в исполнение, зародившееся в нем непреодолимое желание посмотреть на эту новую богатую окраину русской земли и, если возможно, поселиться в ней для того, чтобы, по крайней мере, умереть на родной земле. Он запасся тремя верблюдами, навьючил их ташкентским товаром – изюмом, шепталой[8]8
  Шептала – сушеные персики, привозимые из Азии.


[Закрыть], фисташками и ташкентскими тканями, беспрепятственно добрался до Семиречья, сбыл здесь с выгодой свой товар, запасся в Копале русским товаром, с которым вернулся в Ташкент. По дороге он встретил особенное гостеприимство и временный заработок у русских казаков на Каратале и, облюбовав совершенно свободные места, удобные для орошения и земледелия, решился поселиться вместе со своими земляками, товарищами–беглецами из России, под именем ташкентских выходцев – чолоказаков. По возвращении в Ташкент он собрал большой караван из нескольких десятков верблюдов и не меньшего числа чолоказаков с большим количеством ташкентских товаров, из коих самым ходким был изюм, так как из него копальские казаки курили водку. С тех пор русские чолоказаки окончательно поселились на Каратале. Второму поколению было уже от 10 до 17 лет.

Во все время своих путешествий Петр Семенов активно занимался ботанической и географической работой. Вот как он описывает один из бесчисленных эпизодов своей деятельности по пути в Верный: «Двадцать седьмого августа я предпочел взобраться на горный хребет Аламан. Притом главная вершина Аламана была так расположена, что вид с нее со всех сторон был самый обширный и для исследователя географии страны самый поучительный, и простирался далеко за китайские пределы и за самую главную реку Семиречья – Или. Казахский султан Адамсарт вызвался проводить меня на вершину Аламана в сопровождении одного джигита, а я взял с собой из Коксуйского поселка двух казаков. Пятнадцать верст мы сделали на прекрасных лошадях султана по дороге от Коксуйского пикета к Терсаканскому, а затем переехали вброд быструю реку Коктал и стали подниматься на Аламан. Дорога шла через скалистые ущелья вдоль ручья, падающего водопадом. Подъем занял четыре часа. Около полудня достигли мы вершины хребта у снеговой поляны, над которой круто возвышалась груда сиенитовых скал колоссальной величины. Кругом, в полном цвету альпийская растительность алтайского типа. На вершине Аламанского хребта я провел четыре часа за сбором растений, образцов горных пород и в производстве гипсометрических[9]9
  Гипсометрия – отдел геодезии, занимающийся определением высот местности и отметкой на картах.


[Закрыть] наблюдений. В четыре часа пополудни мы начали спускаться с Аламана по другой, более прямой дороге, по крутым обрывам, мимо ужасных пропастей. Вдоль ущелья крутые скаты поросли казачьим можжевельником (JuniperusSabina), ниже зоны распространения которого появилась жимолость (Lonikeraxuljsteum) и черемуха (Prunuspadus). Уже было совершенно темно, когда мы достигли своего спуска и направились к ночлегу в одном из аулов Адамсарта. Когда мы вошли в юрту, расположившуюся на лугу, то нашли там разостланными богатые ташкентские ковры, приготовленные для нашего ночлега. Скоро загорелся и приветливый огонек посреди юрты, принадлежавшей, не султану, а богатейшему из жителей этого аула. Общество, окружавшее очаг, состояло, кроме прибывших со мной, из хозяина юрты, двух почетнейших жителей аула и двух чолоказаков. Султан совершил свою молитву, затем нам подали красивые бухарские медные кумганы (рукомойники). Мы вымыли руки и принялись за ужин. Прежде всего, в больших фарфоровых пиалах нам подали кумыс, потом чай, а затем было подано обычное выражение гостеприимства – баранина.

После полуночи я был пробужден страшной тревогой: послышались крики людей, отчаянный лай собак, ржанье лошадей, рев быков и верблюдов. Возле юрты раздался выстрел и крики: «аю», «аю», это был медведь, забравшийся в стадо овец. Испуганный выстрелом, медведь кинулся в бегство, похитив барана».

Тридцатого августа вечером Петр Семенов подъезжал к Верному вдоль подгорья северного склона исполинского горного хребта протяженностью более 450 километров – Заилийского Алатау, переходящего далее в Киргизское Ала—Тоо. Этот горный хребет высотой от 3 до 5 тысяч метров украшен вечными снежными вершинами.

Военное укрепление Верный в то время находилось в начальной стадии своего обустройства. Предыстория Верного такова. Заилийский край являлся лучшим по климату и плодородию почвы уголок Западно – Сибирского губернаторства. На тот момент он был спорной территорией между российскими подданными: казахами Большой орды, киргизскими племенами правого крыла, китайскими подданными племенем Бугу и кокандскими подданными племенем Сары–багыш. Отважные и предприимчивые казахские султаны Большой орды охотно вызвались быть первопроходцами в занятии оспариваемого у них киргизами подгорья, альпийские луга которого посещались ими с тех пор, как они почувствовали за собой твердый оплот в русской колонизации Семиреченского края.

Генерал–губернатор Западной Сибири Густав Христианович Гасфорт осенью 1854 года из Омска послал за реку Или рекогносцировочный отряд, состоявший из одного батальона пехоты и трех сотен казаков. Экспедиция завершилась успешно. Они нашли в семидесяти верстах от реки Или, у самого подножья Заилийского Алатау, при выходе из гор речки Алматы, прекрасное место для русского поселения, началом которому послужило основание укрепления Верное. Летом 1856 года войска и казаки окончательно водворились на месте и занялись рубкой леса в Алматинской долине для первых необходимых построек. Первая встреча русских переселенцев с дикокаменными киргизами, откочевавшими на юго–запад, была неприятной. В одну из ночей сильная киргизская барымта (разбойничья шайка) в пятнадцати верстах от Верного угнала табун русских лошадей, убив 12 охранявших их казаков, головы которых, с целью устрашения, были найдены на пиках.

Настоящая колонизация Верного семейными казаками и крестьянами началось весной 1857 года. Приставом Большой орды, а, следовательно, и начальником всего Заилийского края был полковник Хоментовский Михаил Михайлович успешный воспитанник Пажеского корпуса. За заслуги в освоении Семиречья, строительстве и благоустройстве Верного был награждён орденами Св. Анны 2– ой степени (1855) и Св. Владимира 4-ой степени (1857). В 1862 году назначается командиром лейб – драгунского Ея Величества полка. В 1882 году был предводителем Минского уездного дворянства, генерал – майор в отставке.

Позднее П. П. Семёнов Тян—Шанский писал: «Образованный полковник Хоментовский при своих дарованиях был выдающимся человеком». Ф. М. Достоевский добавлял: «Человек превосходный, благороднейший». Петра Семенова он встретил очень приветливо, они быстро сошлись на лагерных Петергофских воспоминаниях.

Дальнейший путь Петра Семенова лежал в сторону западной оконечность Иссык—Куля. Это была предварительная, разведочная экспедиция. На восточной оконечности озера было неспокойно. Вследствие продолжительной и кровавой распри между двумя соседними племенами Сары багыш и Бугу, можно было наткнуться на многочисленные блуждающие конные барымты той или иной стороны.

Экспедиция была снаряжена в два дня. В свое распоряжение Петр Семенов получил десять конвойных казаков, двух казахов–проводников, трех вьючных лошадей и верблюдов. Второго сентября тронулись в путь. На другой день произошла неприятность. Из густых зарослей арчи вспугнули двух тигров. Казаки–охотники решили их выследить. Один из тигров из засады набросился на казака. Его отбили у тигра покалеченным и срочно вернули в Верный. Там, в госпитале, ему пришлось отнять руку.

Опуская все подробности интересного пути, остановимся на том, что восьмого сентября перед Петром Семеновым открылся замечательный вид на Иссык—Куль. С юга синяя гладь озера была замкнута непрерывной цепью снежных исполинов Терскей—Алатау, стоявшего крутой стеной. Снежные вершины, которыми он был увенчан, образовали нигде не прерывающуюся гряду, а так как основания их, за дальностью скрывались за горизонтом, то снежные вершины казались выходящими прямо из темно–синих вод.

На следующий день экспедиция спустилась к озеру. Вот как описывает свою первую встречу с Иссык—Кулем Петр Семенов: «Вода озера на вид была прекрасна по своей прозрачности и светло–голубому цвету, но она была солоновата и не пригодна для питья. На западе озеро казалось беспредельным. На северной стороне виднелись красивые бухты. Островов на озере не было. Мы дошли до Иссык—Куля в 4 часа пополудни и охотно остались бы здесь до следующего дня, но ночевать на берегу озера было бы слишком опасно. О приходе нашем на Иссык—Куль могли уже знать киргизы, утром мы уже видели издали одного всадника. Всякая барымта заметила бы наши огни. Поэтому решено было не оставаться здесь на ночлег, а направиться к прежней стоянке и затем вернуться в Верный». Шестнадцатого сентября экспедиция благополучно вернулась в Верный. Позднее, в пору моей молодости, путь из проделанный Петром Семёновым из Верного на Иссык—Куль станет туристическим маршрутом.

Хоментовский очень обрадовался возвращению Петра Семенова, тем более, что в его отсутствие произошли важные события. Отношения на юго–западе с соседними киргизским племенем сарыбагышей были натянутыми, и они продолжали свои хищнические набеги (барымта) на еще недостаточно прочно укрепленный Заилийский край. В особенности вывело из себя Хоментовского разграбление русского торгового каравана неподалеку от Верного, шедшего в Ташкент, а также непрекращающаяся киргизская «барымта», направленная против российских подданных – казахов Большой орды.

Отважный Хоментовский быстро решился дать адекватный ответ. Он предпринял поход на сарыбагышские аулы в Чуйской долине, с целью «расчебарить» их, то есть отнять у них табуны и стада для компенсации казахских убытков. Отряд Хоментовского состоял из трех сотен казаков, одной роты пехоты, посаженной на лошадей, казахов Большой орды, двух горных пушек и нескольких ракетных станков. Отряд благополучно спустился в долину реки Чу, ниже кокандского укрепления Токмак. Здесь, на кочевьях, он застал киргизов, разгромил их аулы, овладел их табунами и стадами и отправился в обратный путь. Киргизы, вначале бежавшие, собрались в огромном количестве и бросались в атаку на растянувшийся отряд Хоментовского, при этом часть раненых, попавших им под руку, были изрублены на куски. Подобное зверство сарыбагышей проявилось по отношению к мирным, беззащитным русским крестьянам через 60 лет, во время восстания 1916 года.

В ответ ракетные станки, пушки и огонь казаков нанесли сарыбагышам большие потери. Потери отряда, вместе с тяжелоранеными, составили 17 человек. Этот молниеносный поход Хоментовского произвел очень сильное впечатление на сарыбагышей, но так и не изменил их натуру.

Для Петра Семенова главной целью экспедиции на Иссык—Куль было установить существующее соотношение между озером и рекой Чу, на западной оконечности Иссык—Куля. Не откладывая, он решился на экспедицию теперь уже по Боомскому ущелью и реке Чу, на западную оконечность Иссык—Куля с возвращением в Верный через известные теперь ему проходы Заилийского Алатау.

Каким же надо было обладать мужеством, чтобы решиться на этот поход по горячим следам Хоментовского, по почти бездорожному Боомскому ущелью, в котором можно было встретиться с озлобленными врагами, хотя большая часть из них, как оказалось, поспешно откочевала на Иссык—Куль.

Двадцать первого сентября экспедиция в составе 90 казаков, двух казахов–проводников и 20 вьючных лошадей двинулась в путь вдоль подножья Заилийского Алатау. Проехали верст сорок, как вдруг вдали послышались отчаянные крики, взывавшие о помощи – киргизская «барымта» грабила небольшой узбекский караван, который шел в Верный. Когда казаки прискакали на помощь каравану – сарыбагыши успели сбежать. Погоня была безуспешной.

Двадцать шестого сентября вечером экспедиция Петра Семенова незамеченная и без приключений вошла в дикое Боомское ущелье. Об этом он писал: «Когда мы вошли в ущелье, оно довольно скоро сузилось так, что по правому берегу Чу, на котором мы находились, следовать было невозможно, потому что каменные утесы громадной высоты опускались в реку совершенно отвесно. Мы вынуждены были перейти вброд бурное течение реки на левый берег, но затем такое же препятствие заставило нас перейти опять на правый берег. Движение вперед было до крайности затруднено тем, что наша тропинка не могла следовать непрерывно вдоль берега Чу, приходилось подниматься на боковые стены этого каменного коридора, по опасным тропинкам, обходящим сверху отвесные обрывы. Мы совершали эти обходы пешком, ведя в поводу своих лошадей, развьючивая вьючных лошадей и перенося вьюки на руках. Кое–где вместо этих обходов мы шли вброд у подошвы обрыва, против бурного течения реки, с ежеминутной опасностью для каждого из нас быть снесенным ее бешеным течением». Таким было Боомское ущелье и река Чу, в 1857 году.

В свое время, я был приятно удивлен тем, насколько точную характеристику реке Чу дал россиянин, поэт Степан Щипачев в своем одноименном стихотворении:

Река Чу

 
В Киргизии, где скалы стоят плечом к плечу,
Несется голубая вся вспененная Чу.
В камнях сырых ущелий, как снег, ее оскал,
Она в песок стирает косые ребра скал.
Но не могла пробиться всей яростью струи
Ни к морю за барханы, ни к водам Сырдарьи.
Она сильна, и горы за нею высоки,
Но выпивают силу сыпучие пески.
 

Да, такова печальная участь реки Чу, которая лишь в стародавние времена впадала в Сырдарью. Мне приходилось бывать в низовьях Чу – там отменная рыбалка. Среди песков и саксаула там, небольшой поток воды превращается в небольшие озёра заросшие камышом.

Кстати, такая же судьба постигла реки Зеравшан, Каршидарья, Теджен, Мургаб, впадавшие когда – то в Амударью, причина тому – изменение климата и хозяйственная деятельность человека. Теперь, некогда могучие реки Сырдарья и Амударья, разобранные на полив, не впадают в Аральское море, поэтому оно превратилось в солончаковое блюдо среди песков.