Текст книги "Метро 2033: Смерть октановых богов"

Автор книги: Юрий Харитонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Юрий Харитонов
Метро 2033: Смерть октановых богов

© Д. А. Глуховский, 2017

© Ю. В. Харитонов, 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2020

* * *

Объяснительная записка Анны Калинкиной

Кому придется тяжелее всего в постъядерном мире, где будет признаваться лишь право сильного, где будут действовать волчьи законы – либо ты меня, либо я тебя? Конечно же, самым слабым. Ясно, что в первую очередь – женщинам и детям. Слишком велико искушение использовать их в своих целях у любого, кто привык силой принуждать к повиновению. Безумный ученый, не сдерживаемый никакими моральными рамками, получит возможность ставить на слабых бесчеловечные эксперименты. Школьный учитель с неустойчивой психикой, которого в прежней жизни изводили непоседливые ученики, сможет безнаказанно вымещать свою ярость на других, ни в чем не повинных подростках. Ведь дети вряд ли сумеют постоять за себя, если рядом не будет взрослых, способных защитить.

Человек с извращенной психикой, вооруженный автоматом и вседозволенностью, сможет без особых препятствий делать с детьми что угодно – выкрадывать, изолировать, бить, мучить, да хоть бы и убивать. Или угрозами и принуждением воспитывать убийц из них самих и продавать тому, кто в состоянии заплатить, у кого есть нужда в солдатах. Да мало ли что еще можно сделать с детьми, за которых некому заступиться?

Они подчас наивны и доверчивы, их можно подманить обещаниями, ярким воздушным шариком. Но порой они бывают на удивление мудрыми. И бесконечно морочить им головы нельзя. Если им не на кого больше надеяться, они будут искать помощи друг у друга, они объединятся против жестокого мира старших. Ведь даже лучшие из взрослых порой из самых добрых побуждений пытаются думать за них, указывать, как им жить, и принимают решения, которые ребенок выполнить не может или не желает. У детей своя логика – они более искренние, более открытые. Они остро чувствуют фальшь и несправедливость. В новом мире взрослые, для их же блага, приучают детей жить по волчьим законам, воспитывают в них злобу и жестокость, порицают проявления жалости. Постъядерные дети не знают и тысячной доли того, что знали подростки старого мира, зато они с ранних лет заучивают Список Смерти, чтобы уцелеть, чтобы различать опасности и уметь остерегаться. И хотя слова их грубы и они с малых лет привыкают обращаться с оружием, они все же остаются детьми. Радуются примитивным игрушкам, верят в глубине души в чудо. Да, они требуют заботы, бывают порой невыносимы, но без них мир стал бы куда более серым. Да что там – у мира без детей не было бы будущего.

Обо всем этом – книги Юрия Харитонова. И еще о том, что ребенок продолжает жить во многих из нас, даже когда мы становимся взрослыми.

Берегите детей!

Пролог

– Хотите устроить ад на Земле? Да легко. Достаточно священникам сделать официальное заявление – мол, Бога нет, а мы вам все время врали. И что тогда? Атеисты пожмут плечами: «Мы вам говорили!» И станут жить прежней жизнью, потому что добродетели заложены в их воспитании. А верующие? Все те, кого сдерживала религия и ее заповеди? Что они будут делать? Хорошо, если не поверят, а если поверят? Что будут делать люди, которые боялись кары и не совершали многих поступков лишь потому, что Бог так сказал? А Бога нет… а мир такой жестокий… И нет заповедей… И вроде как «не убий» теперь ничего не значит. Все семь смертных грехов в одночасье прекращают быть смертными и вообще прекращают быть грехами. И теперь вы – без Бога, без религии и без веры, и руки ваши развязаны. Что вы будете делать? Что будет делать мир?..

Наверное, пусть лучше религия будет. Пусть лучше молятся, свечи ставят, службы служат, пусть лучше будут этим заняты, чем бездействовать и думы разные думать. Ведь думать вредно, особенно таким людям, которые на веру принимают любую сказку. Пусть лучше боятся божьей кары. А то кто его знает, скольких сдерживала одна лишь вера, если уж и с ней многие способны на страшное…

Почему-то меня страшит картина мира без религии. Чем будут заниматься все эти люди? Кому молиться? Кого проклинать? У кого просить прощения? К кому обращаться за советом? Это ж сколько страхов появится, сколько эмоций выплеснется, сколько злости высвободится. Пусть уж религия будет, пусть пеленает людей заветами, пусть успокаивает и пусть пугает казнями смертными. Лучше так, чем разнузданные нравы и вседозволенность при отсутствии каких-либо моральных ценностей.

– Вы так думаете? – спросил священник.

– Я так думал, – пожал плечами Константин. Похоже, он совсем не обратил внимания на то, какое злое выражение приняло лицо отца Иоанна. – Лет восемнадцать назад так думал. А теперь… Лучше бы вымели всех этих фанатиков веником, да в какую-нибудь канаву, а потом хворосту подбросили и подожгли! Все войны из-за религии или с ее одобрения! Я видел, как батюшка захлопнул перед человеком дверь храма, когда за мужчиной бежали рейдеры! Я видел, как якобы святой отец кричит тонущей девочке, еле-еле, из последних сил держащейся за ветку, что на все воля божья! Мол: умирай, Бог ждет тебя, дитя! Это все вместо того, чтобы помочь! Я видел, как батюшка науськивает прихожан, последних измочаленных войной жалких людишек, сжечь ни в чем не повинного человека! Я много по России путешествовал, я много подобного видел! И лишь раз святой отец заступился за обездоленного – и лишился жизни. Один, представь себе, раз! Видимо, анархия и хаос легко срывают маски с подобного рода шарлатанов…

– Заткнись! – взревел отец Иоанн. – Замолчи, ирод! Твои змеиные уста несут больше яда, чем все земли вокруг, вместе взятые! Иуда! Еретик!..

– Колдун, забыли! – добавил Константин и оглядел собравшихся вокруг. Их лица соответствовали настроению отца Иоанна. – Ну вот, теперь, наверное, вы меня будете убивать. Ну… не знаю… вешать там, или… сжигать, или… топить!

Мужчина поднялся. В руках у него уже удобно устроились два пистолета-автомата, которые он, должно быть, достал во время разговора из-под плаща со спины. Отцы застыли, а Константин ухмыльнулся и нажал на спусковые крючки. И церковь окропилась кровью вновь…

Глава 1. Отроди

Июль 2033 г.

Тесный концертный зал Рыбинского дома культуры освещала луна. И в этом не было ничего удивительного. Не использовалась ни магия, ни сложная система зеркал, даже давно погасшие прожекторы не имитировали свет естественного спутника Земли. Все было проще. Мягкий свет луны проникал в зал самостоятельно через огромную дыру в крыше, освещая уютный бардак, царивший в заброшенном двадцать лет назад помещении.

Любой посторонний человек удивился бы открывшейся картине: сломанные стулья и ошметки потолка с крышей необъяснимым образом отдрейфовали к стенам, оставив по центру свободное от мусора пространство. Только небольшой клочок деревянного пола три на три метра не покрывали растения, буйно разросшиеся ближе к стенам. Там толстые ветви лиан свисали с потолка и медленно и расслабленно раскачивались в такт легкому дуновению ветра, проникавшего в помещение через дыру в крыше.

В центре освещенного луной пятачка некто свалил в кучу растения, чьи белые корни торчали в разные стороны и источали необычный, терпкий аромат.

Над странным местом стояла гробовая тишина, словно оно приготовилось к чему-то, что должно произойти здесь и сейчас и что лучше переждать… Поэтому скрип давно не смазываемых ржавых петель входной двери мог показаться громом. Но лианы все так же вяло раскачивались на сквозняке.

Внимательные светочувствительные глаза вошедшего зверя, на секунду вспыхнув желтым, обшарили помещение и удовлетворенно остановились на куче травы. Потом существо повело носом и довольно замурлыкало – достаточно громко, чтобы его услышали сородичи, притаившиеся рядом. И, мягко ставя широкие лапы, медленно и тихо пошло к центру зала, иногда останавливаясь и замирая в одном положении, пытаясь распознать необычные и недружественные звуки. Следом вошли еще два существа поменьше. Детеныши.

Взрослая кошка осторожничала. Она все чаще, несмотря на пленительный запах валерианы, останавливалась и всматривалась в темные углы, частично завешенные толстыми и спутанными лианами. То ли ей чудилось, то ли ночное зрение и впрямь различало две еле заметные фигуры, неподвижно зависшие на лианах под потолком. Время тянулось медленно и осторожно, словно большая кошка своей недоверчивостью его приостановила. Котята, чувствуя нервозность матери, присели у входа и наблюдали за ней, ожидая сигнала. Либо предупредительного, после которого нужно быстро уносить лапы в любом направлении, либо одобрительного, разрешающего приблизиться к цели и распробовать ее на вкус. Несмотря на возможные опасности, угощение обещало быть восхитительным. Валериана, как и раньше, до войны, всегда ценилась среди котов любой масти.

Вот и сейчас дурманящий запах растений окончательно свел кошку с ума, и она, презрев опасность, довольно и одобрительно замурлыкала, призвав котят, и пошла к кучке травы. Около нее кошка грациозно легла на живот, опустила голову вплотную к кореньям и шумно втянула терпкий воздух. Длинный хвост ритмично задергался от удовольствия, она сначала лизнула корень, а потом и вовсе стала его жевать. Котята, потеряв всякий страх, мягкими прыжками присоединились к матери.

Через несколько долгих минут дверь скрипнула, закрываясь, но ошалелые кошки лишь раз повернулись проверить, а потом вновь погрузились в наркотический аромат валерианы.

Тем временем кто-то медленно и плотно закрыл дверь и подпер ее металлической арматурой, чтобы с той стороны не ворвался кто-нибудь неучтенный и нежданный. Кошки беззаботно катались по полу в центре зала, совершенно не подозревая, что над ними нависла смерть. И некто невидимый, зацепившись за лианы, нацеливал тяжелый металлический прут на безмятежных животных.

Кошка-мать не успела понять, что случилось, когда сверху упала заостренная арматура и пробила ей основание черепа и горло, пригвоздив к полу. Котята испуганно и ошалело отпрыгнули в стороны. Они заметались по освещенному луной кругу, высматривая в темных углах смерть. Но во тьме казалось, что она притаилась всюду. Такой же металлический прут снова прилетел сверху, и лапа одного котенка тоже оказалась пригвожденной к деревянному полу. Он заверещал от боли и стал вырываться, арматура задергалась, но выдержала. Второй котенок метался рядом, не зная, чем помочь.

– Черт! – неожиданно раздался под потолком чей-то голос, и сверху кто-то свалился.

Сначала, никого не задев, плашмя упала арматура, следом рухнул человек, вернее, ребенок, так как он явно был меньше обычного мужчины.

– Вовк! Осторожно! – раздался из-под потолка второй голос, но мальчишка уже резво вскочил на ноги с прутом в руках и вовремя ткнул его в грудь напавшего котенка. Тот взвыл от боли и отступил.

– Вит! Помоги! – сдавлено крикнул оказавшийся на полу Вовк, стараясь прутом держать разъяренного котенка на расстоянии.

– Вот немощный! – донеслось из темноты. – Ничего с первого раза сделать не может! Отродь!

Затем в свете луны металлом сверкнула арматура, и череп нападающего котенка оказался прибитым к полу. Остался один – прикованный прутом к старым, трясущимся от любой вибрации доскам. Он от ярости и боли метался вокруг арматуры и свободной лапой бил все, до чего доставал. Мало ли кого зацепит!

– Этот твой, Вовк! – донеслось из-под потолка.

– Но… он… – пытался откреститься Вовк, но голос из темноты добавил:

– Давай-давай! Этот мелкий. Дитенок совсем! Дубинка тяжелая, справишься!

Делать нечего. Мальчишка отбросил арматуру в сторону. Она легко звякнула по доскам. Мальчик выпрямился, его нагое тело, обмазанное сажей и жиром, еле заметно, тускло поблескивало в лунном свете. Он постоял, достал откуда-то из темноты биту, подточенную и обструганную для подростка и нашпигованную гвоздями «двухсоткой», и, замахнувшись, нанес удар. Котенок, несмотря на прибитую к полу лапу, увернулся и резко ответил. Когти скользнули по телу мальчика, оставляя на плече глубокие и длинные раны. Тот вскрикнул, но вновь размахнулся и нанес очередной удар. Кот опять увернулся и ответил. И опять Вовк закричал от боли.

– Вит, помоги ему! – раздался от двери густой бас. И как только кот присел для очередной атаки, ему в голову прилетела арматура Вита. Зверь затих, лишь оскаленные зубы слабо отсвечивали в лунном свете. В тот же миг вздрогнули лианы, и сверху спустился еще один мальчишка. Он подошел к Вовку и ткнул кулаком в раненое плечо. Тот вскрикнул и отстранился.

– Ты чего?! – обиженно крикнул он.

– А не фиг быть бабой! – огрызнулся Вит. – Эти котята тебя слопали бы! Отродь!

– Сам отродь! – парировал Вовк, держась за плечо.

– Хватит! – грозно крикнул отец и не торопясь вышел под свет луны. – Вам по тринадцать лет, а все как дикие! Как неандертальцы! Даже котят не можете убить! Срам!

– Но Па! Это не я, это Вовк… – хотел было возразить Вит, но отец перебил.

– Вы человеки разумные! Так?

– Так, – согласился Вит.

– Вот! А погибли бы сейчас! Сначала он, – отец указал на Вовка, – а потом ты! – Он ткнул в Вита. – А почему? В чем ошибка?

– Э… э… – Вит хотел выдавить из себя приемлемое объяснение, но отец вновь перебил.

– Ваша мать рожала вас, мучилась не для того, чтобы дать жизнь двум идиотам! Не для того она отдала свою жизнь! Ясно?

– Да, отец! – пробубнил Вит. Вовк кивнул.

– Вот! Перестанете думать, скоро окажетесь кормом! Вовк, ты слишком перемазался жиром, поэтому и не удержался на лианах. Ясно? А ты, Вит, должен помогать брату! Поддержать его! Умрет он, и ты долго не протянешь! Понятно?

– Но он же как недоразвитая обезьяна! – возмутился Вит. – Вечно спотыкается, падает, поскальзывается, промазывает… Он вообще какой-то рассеянный, слабоумный, что ли…

– Ты меня слышал? – сурово переспросил отец, и Виту ничего не оставалось, как кивнуть. – Теперь помоги ему заштопать рану и одеться, скоро станет совсем холодно. Я пока обдеру кошек.

– Да, отец.

Пока Вит промывал и перевязывал Вовку раны, а отец сдирал шкуры с мертвых животных, на небосклоне сместилась луна, и освещенное ею пятно переползло на стену. Все были так заняты, что не обратили внимания на появившуюся на ней тень. Она медленно повертела головой, оценила ситуацию и…

Кот спрыгнул сверху вместе с лунным светом сквозь дыру в крыше. Конечно, он выбрал самого большого и опасного, рассчитывая расправиться сначала с ним. Когти вцепились в спину человека, острые клыки попытались сомкнуться на шее сзади. Отец только и успел упасть на спину, чтобы своим весом придавить кота и стеснить его движения. Вит и Вовк подскочили, когда услышали сдавленный хрип мужчины.

– Отец!

– Па!

Они сжали в руках начиненные гвоздями дубинки и с яростью маленьких берсеркеров набросились на кошака, благо отец вновь перевернулся, подставляя кота под удары детей. В шуме возни отчетливо хрустнул череп. Мальчишки остановились и бросились к отцу. Он еще дышал и хрипло заговорил:

– Вы это… молодцы! Главное, держитесь друг друга! В обиду не давайте! Охоте я вас научил, рыбалке тоже! Это… Не пропадете! Еще… это… А! На днях видел Красный Фургон, людей плохих… Помните правила! Не приближайтесь! Если что, бегите! Бросайте дом и бегите! Разъезжают из года в год и детей собирают! Вит! Это… Следи за братом! Не давай в обиду! И помните Список, который я каждый день вам на ночь читаю… Понятно? И Красный Фургон…

– Отец…

– Понятно?! – повысил он голос и закашлялся.

– Да!

– Любите друг друга! Вы – братья…

Так Соколовы потеряли отца. И чуть не пополнили собой Список Смерти, который он зачитывал им на ночь всегда, словно мантры.

«Время в пепел превратилось и развеялось по воздуху. Его нет, прошлое и будущее все одно: смерть. Великий Хаос родился двадцать лет назад и навсегда изменил привычный мир. Теперь надо быть начеку. Каждый день, каждый час, каждую минуту, да что там… Каждую секунду! Опасаться следует всего!

Семья Садчиковых умерла от пыли. На пепелище полезли, наглотались пыли, покрылись гнойными язвами и умерли. Что это значит?

– Меньше дышать пылью!

Аникины пали от рака. Всей семьей ходили к Кратеру Смерти. Это что значит?

– Не приближаться к Кратерам Смерти!

Воровские утонули в Рыбе, когда тронулся лед, льдину с ними отбило и унесло в водохранилище. Что значит?

– Весной не ходить по тонкому льду!

Федуловы сгинули при охоте на крылатого ящера. Это что значит?

– Не охотиться на крылатого ящера меньше, чем тремя семьями!

Соломины умерли от голода. Что значит?

– Не брезговать мясом отроди!

Фроловы замерзли, что значит?

– Использовать шкуры отродей!

Козловы были замучены нефтяниками из Ярославля, а их детей увезли на Красном Фургоне. Что значит?

– Быть осторожными с людьми, не ходить в Ярославль и не приближаться к Красному Фургону!..

…

Эти правила нужно всегда помнить и неукоснительно соблюдать! Помнить и соблюдать! Помнить и соблюдать!»

И много-много других подобных правил заставил выучить отец. Благодаря этому Виталик с Вовкой Соколовы и пережили тринадцать лет, в отличие от других семей кочевников и рыбаков Рыбинска и Ярославской области, которые из-за своего неосмотрительного поведения кровью погибших создавали этот отцовский список. Раз в год кочующие по пустошам области семьи собирались возле Рыбинска и обменивались информацией, добычей и «молодой кровью» – повзрослевшими молодыми людьми, что позволяло уменьшить вражду между группами и количество родственных браков. Кочевники жили охотой, собирательством и торговлей излишками. А рыбаки – промыслом на водохранилище и Волге.

Девятнадцать лет после войны все было хорошо, и кочевой образ жизни приносил плоды: семьи не только процветали, но и численность каждой из них росла. Если возникала на горизонте опасность, семьи объединялись и давали отпор, как, например, рейдерам-нефтяникам из Ярославля, которые теперь редко захаживали в земли кочевников, и то лишь для того, чтобы пополнить запасы диковинных шкур и крепкой кожаной одежды.

Со слов отца, в семье Соколовых матери не было с самого начала, с момента рождения близнецов. Отец Виктор после смерти жены не стал искать ей замену, хотя мальчики, возможно, и испытывали необходимость в женской ласке и отдыхе от бесконечных правил и уроков. Но Виктор так не считал. «Чем черствей душа и тело, – говорил он обычно на собраниях кочевников, – тем дольше жизнь!»

В общем, так и жили: мальчишкам по совместительству с уроками выживания приходилось заниматься и бытовыми делами в походном фургоне – уборкой, готовкой еды, стиркой. Было трудно, но они не жаловались – понимали, как тяжко отцу. Дети видели, как глубоко он вздыхает на общих собраниях и подолгу исподволь пялится на чужих жен. Но от предложений других семей Виктор всегда отказывался. «Мачеха вам не нужна, – потом говорил он мальчишкам и трепал по голове, – ни к чему это, поверьте».

И Вовк с Витом верили самозабвенно, стараясь порадовать отца своими успехами в изучении правил и навыков охоты. Он учил их быть незаметными и стремительными, делать ловушки и запоминать повадки зверей, оттого дети и выжили. Оттого и считалась их семья одной из самых удачных и способных, если бы не последняя охота. Но она должна быть впрок, как говорил Виктор. Он не питал пустых надежд и знал, что когда-нибудь погибнет, поэтому запретил детям плакать и раскисать в этом случае. Запретил даже хоронить его! «Забрать шкуры, мясо и уйти, оставив его как отвлекающую хищников приманку…»

Мальчики молча закончили работу отца: освежевали кошачьи туши, расфасовали по небольшим кожаным сумкам мясо. Днем в фургоне они нарежут мясо на тонкие полосы и завялят, а то пропадет. Потом раздели отца – сам завещал: ничто не должно пропадать, особенно одежда! Закончив, они постояли рядом, глядя на открытые, уставившиеся в дыру в крыше глаза, застывшие губы и белеющее тело, покрытое шрамами – следами множества охот и сражений не на жизнь, а на смерть. Мощное, мускулистое тело отца, защищавшего мальчиков до этого скорбного момента.

Молчали долго. Оба понимали, что теперь никто не поможет, если забудут правила и нарушат любой пункт из Списка Смерти. И что теперь самим придется выкручиваться из любых ситуаций и дополнять, если не сдохнут, этот Список.

– Черт! – прошептал, наконец, Вовк.

– Нет его, – буркнул Вит.

Вновь помолчали. Шум просыпающегося, населенного далеко не людьми города проникал в ДК с первыми лучами солнца и напоминал, что надо уходить. Вовк поднял руку, словно собираясь запустить пятерню в шевелюру. Будто собираясь заплакать…

– Не надо. – На его здоровое плечо легла рука Вита. – Он не хотел. Мне и тебе по тринадцать! Еще год или два, и мы станем взрослыми. Сможем присоединиться к другим семьям. Я бы не против к Смирновым. У них классная Ю подрастает! Разбежимся, и все наладится! А он… Он забудется, как и Ма…

– Заткнись! – прошептал Вовк, и плечи мальчика часто-часто затряслись, где-то в груди перестало хватать воздуха, а в горле предательски забулькало. – Ненавижу!

– Ненавижу! – передразнил брат и толкнул Вовка. Тот не устоял на ногах и плюхнулся на коленки рядом с мертвым отцом, но не сделал и попытки подняться, а продолжал изливать горе.

– Баба! Отродь! – почти зло бросил ему в спину Вит. – Из-за тебя нас никто в семью не возьмет! Никогда! На фиг бабе вторая баба нужна?

– Отстань! – крикнул Вовк, отмахнувшись. – Ты его просто не любил! И Ма не любил!

– Ма, которой никогда не было?

– Которой мы просто не помним!

– И как это поможет жить? – Вит развел руки в стороны. – Как эта твоя любовь к мертвым поможет нам остаться в живых? А?

– Не знаю! – вновь в сердцах крикнул Вовк, потянулся и прикрыл отцу веки. – Но поможет!

– Отлично! – сгоряча бросил Вит. – С этого дня вы со своей любовью идете своим путем! На все четыре стороны света! Понял?

– А вот и пойду! – Вовк решительно поднялся и повернулся к брату. – Пойду! Ты задрал командовать! Задрал обзываться! Задрал меня всего! – кричал он сквозь текущие по лицу слезы и тыкал одной рукой Виту в грудь, вторая из-за ран не поднималась. – Без тебя будет легче!

– Клево! – вновь рявкнул Вит. – Сейчас тащимся до фургона, доезжаем до любой семьи и там делимся! Нафиг мне такой нюнька на шее?

– Поскорее бы! – парировал Вовк.

– Тогда идем?

И они собрали добычу и медленно вышли из ДК на площадь. Все-таки кошки были крупными, и ободранное с них мясо и шкуры весили немало. Придется сходить несколько раз, чтобы оттащить всю добычу в фургон, который «припарковали» в соседнем дворе, среди четырех длинных пятиэтажек.

Во время Катастрофы на Рыбинск выпало достаточное количество радиоактивных осадков, чтобы все здравомыслящие люди покинули город. Но за двадцать лет пыль вымылась дождями и снегами, поэтому особо опасными остались только места с большим скоплением металлических конструкций. Дороги с множеством ржавых остовов автомобилей и большие машиностроительные заводы с их металлическими фермами, станками, станами и сборочными линиями. Также зоной повышенной опасности считались шлюзы из Рыбинского водохранилища в Волгу, сама ГЭС и различного рода суда, огромными ржавыми рыбинами уткнувшиеся в берег. В водохранилище и Волге радиоактивная вода осела вместе с пылью или была снесена течением в низовья реки, то есть куда-то в Каспийское море, если судить по старым картам. Рыбаки воспользовались естественным очищением пресноводного водоема и вернулись, начав промысел рыбы, с каждым годом становившейся все чудней и страшнее на вид. Кочевники же в отличие от речных собратьев не спешили вернуться в Рыбинск. Развалины заводов и фабрик, доков и мертвых кораблей наводнила разного рода городская живность – собаки, кошки, вороны, крысы, естественно, достаточно изменившиеся за двадцать лет жизни в отравленном всяческим ядом мире. Так что кочевые семьи посещали Рыбинск в основном для охоты и обмена с рыбаками. Их двухметровые караси и метровые трехглазые окуни являлись для кочевников деликатесом.

Братья молча пересекли площадь в направлении пятиэтажек, за которыми оставили фургон. Они оба все еще не могли простить друг другу слишком резких слов, сказанных в пылу ссоры. Конечно, расходиться мальчики не собирались, гнев есть гнев, его просто так не выпустишь в лицевые противопылевые платки, а глаза не перестанут зло сверкать из-под бейсболки, защищающей от опасных солнечных лучей. Нет, обиду просто не скинешь, ведь тебе тринадцать, и твоя кровь бурлит, адреналин бушует, а тестостерон расслабиться не даст!

От ярости Вовк даже не заметил, как схватил в больную руку двойную порцию мяса. Теперь же пораженная когтями котенка рука просто отказывала. До фургона добычу не донести. Нет. Не донести… Парень почувствовал, как из зашитых ран по рукаву струится кровь. В висках стучало, а в глазах темнело. Но он не сдастся! Нет! Только не перед Витом! Нет, нет, нет!

Едва мальчики вынырнули из-за пятиэтажки, чтобы подойти к своему фургону, Вит застыл как вкопанный, уронив сумку с мясом и рукой преградив путь Вовку. Он не верил своим глазам. Всегда казалось, что этого с их семьей не случится, что Список Смерти пишут уже по готовому, что… Но вот он – Красный Фургон – рядом с их домом. С фургоном, в котором они с Вовком живут и кочуют. И какие-то люди уже заинтересованно обходят их дом, тыкают автоматами в безобидную, но устрашающую видом корову, способную лишь на отпугивающий любых тварей сатанинский рев. Она ведь даже молока не дает, просто тянет изо дня в день кунг от армейского автомобиля…

– Эй! Стоять! – кто-то заметил ребят, закричал, размахивая руками, кто-то из чужаков начал поднимать автомат. Вот это поворот! Надо убегать, как учил отец! Только так, как учил отец! И не иначе!

– Бежим! – крикнул Вит. – Врассыпную!

Мальчик тут же сбросил все незакрепленные мешки на землю, что закреплено – сбросил во время бега, причем спиной чувствовал, что кто-то бежит следом. Не догоняет, но и не отстает. Только бы не Вовк! Бежать вместе – лишь повышать шансы чужаков на их поимку.

Но все же Вит не успел. Кто-то схватил его за ворот и сильно дернул, отчего мальчика бросило назад, в крепкие руки преследователя. Вот только Вит не боялся его, не страшился и боли, как презирал и оружие. Если сразу не стали стрелять, то уже и не будут. Значит, главная задача врага – поймать. Но не на тех напали! Сколько раз они с отцом убегали от рейдеров на шипованных машинах из Ярославля, сколько раз втроем охотились на зверей впятеро опасней кошек и сколько раз обламывали нечестных обменщиков, посягнувших на фургон и содержимое семьи Соколовых! Вот и сейчас Вит уже знал, что делать. Он со всей силы ткнул рукояткой дубины назад.

– Ах ты, сука! – раздалось над ухом. Незнакомец содрогнулся от резкой боли в солнечном сплетении, но кулак не разжал. Тогда Вит дернул секретную веревку на кожанке из волка, соединявшую пуговки, и они разом отлетели. Мальчики не успели стереть жир с тела и надевали одежду поверх, поэтому куртка легко соскользнула и осталась в руках удивленного преследователя, а Вит в это время удобней перехватил дубину и шарахнул ею по лицу незнакомца, вернее, по черной маске с длинным носом, скрывающей лицо.

– Ах ты, тварь! – взвыл от боли враг и завалился на землю, прижимая ладонь в черных перчатках к ранам на лице. Вит зло сплюнул и вдруг ощутил сильную и внезапную головную боль. Мальчик чуть не упал на коленки, но неожиданно в поле зрения попал Вовк. Бесчувственного брата двое незнакомцев несли в Красный Фургон! На нем белыми буквами значилась непонятная надпись: «The Coca-Cola company».

– Да какого фига?! Вот же баба! Отродь! – досадливо простонал Вит и, развернувшись, побежал в ближайший подъезд. Место раненого бандита заняли двое других, и они ничуть не уступали мальчику в скорости. Топот доносился не ниже одного пролета от бегущего Вита.

Поднявшись на четвертый этаж, мальчик мельком взглянул на открывшийся глазам люк на крышу. Заперто! На больших блестящих ушках висел огромный черный замок. Возможно, при наличии времени и острого инструмента Вит открыл бы его, но только не сейчас, когда на хвосте двое неизвестных с автоматами. Да и смысла подниматься на пятый этаж теперь тоже не было. Вся надежда на балконы. Еще в первые годы после войны люди перекидывали между балконами соседних подъездов доски. Видимо, чтобы не спускаться и не касаться радиоактивной земли. Каждому времени свойственны свои суеверия. Наверное, люди после войны верили, что так защищаются от радиации. Только бы доски не сгнили!

Вит забежал в первую попавшуюся квартиру. Одного взгляда хватило, чтобы понять, в какой из комнат находится балкон. В грязном помещении на полу отчетливо виднелись следы. Парень рванул туда и чуть не свалился, вовремя убрав руки с железных перил. Они заскрипели, отвалились и с металлическим лязгом упали вниз, в заросли кустарника. Тем не менее Вит вздохнул с облегчением. Доски лежали на месте, перекинутые на соседний балкон. Там мальчик выбежит в другой подъезд, где взберется на крышу, если, конечно, какой-нибудь идиот опять не оставил замок на люке.

На балконе Вит на секунду задержался, перевел дух, быстро просканировав глазами открывшийся вид. Гаражи, одинокие дома, Волга, а под Волгу уходит черная дыра. Мальчик поежился. Сразу же нахлынули неясные детские воспоминания. Ужас и боль, смерть и мучения, связанные с темным, беспросветным туннелем. И откуда только взялись? Ведь Вит на самом деле не помнил ничего такого…

– Эй, парень! Не прыгай только! – донеслось сзади, и Вит засеменил по шатким доскам. Прохладный летний ветерок обдувал обнаженный торс и все норовил скинуть легкого мальчишку вниз с четвертого этажа, но дубинка в руках служила подобием балансира. Вит быстро перебежал на соседний балкон и юркнул в комнату, успев услышать:

– Твою налево! Я из него фарш сделаю! – Видимо, неожиданное препятствие в виде хлипких досок расстроило преследователя.

– Черномор не даст! – второй голос.

– А ну, цыц! Давай за ним!

– Эй! С ума сошел?..

– Давай-давай! А то Черномор тобой займется! А я пока выйду и пойду, как нормальный человек. По улице!

– Э-э-э… – И уныло заскрипели доски, но Вит уже не вслушивался. Он выскочил на лестничную площадку и выбежал на черную, битумную, плоскую крышу, благо люк был открыт. То тут, то там торчали ржавые трубы и кирпичные вытяжки. Здесь мальчик позволил себе разогнаться и через несколько секунд был у противоположного торца дома. Позади вылез мужик и заорал:

– Эй, пацан! Не прыгай!

Но Вит, конечно, не послушался. Он прыгнул, не останавливаясь, с разбега и… повис на проводах. Раньше с дома на дом в обязательном порядке перекидывали множество проводов, и чем быстрее прогресс шагал вперед, тем толще были их пучки. Нет, конечно, взрослого человека такие лианы не выдержали бы, но мальчик вполне благополучно, перебирая руками, начал перемещаться к другому, соседнему дому. Подбежавший к краю крыши преследователь лишь вытаращил глаза и раскрыл рот от подобного лихачества.