Текст книги "Разведчик. Заброшенный в 43-й"

Автор книги: Юрий Корчевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 4. Наперекосяк

Игорь рассчитывал на кратковременный отдых – все же задание они выполнили. Однако отдохнуть пришлось в других условиях. Когда оба разведчика предстали перед подполковником Стрюковым, старшина, как старший группы, доложил о выполнении задания.

– Очень хорошо. Пишите рапорты, да поподробнее.

Стрюков забрал доставленный пакет, и разведчиков развели по разным комнатам.

Игорь уложился в два листа бумаги.

– Уже? Проводите. – Подполковник даже не прочитал рапорт.

Игоря заперли в камере, под охраной. Он терялся в догадках – что они сделали не так?

В камеру принесли обед, затем ужин, выводили оправиться, и все это время он был в немецкой форме. В разведотделе немецкой формой никого не удивишь, но когда Игоря выводили в туалет, он видел, с какой ненавистью смотрели на него бойцы охраны штаба. Дай им приказ – шлепнули бы не раздумывая, только в чем его вина? Или с Летягиным поступили так же?

Когда наступил вечер второго дня, Игоря привели в кабинет Стрюкова. Через пару минут туда же ввели старшину.

– Ну, орлы, все сложилось. В рапортах расхождений нет, на фотопленке документы важные. А главное – наш агент вышел на связь, контакт подтвердил. Так что свободны.

Игорь даже растерялся – он ожидал по прибытии хотя бы благодарности. Все же задание было непростым, так далеко во вражеский тыл не забирался ни он, ни старшина. А вместо этого – камера, проверка… Ни хрена себе служба! Подозрительность и секретность были развиты чрезвычайно и с перебором.

Но теперь им предоставили неделю отдыха.

За время рейда парни сблизились. В разведке очень важно, когда один понимает другого с полуслова, с полувзгляда, и когда они остались одни, старшина поинтересовался:

– Признайся, сдрейфил, когда в камере закрыли?

– Было. Главное, не понял, за что.

– О, было бы за что – вообще бы к стенке поставили. В разведке рубль вход, два – выход, и теперь, даже если очень сильно захочешь, из разведки тебя никто не переведет в пехоту или, скажем, в артиллерию. Ты – носитель секретов. Агента в лицо видел? Видел! Тайна должна умереть вместе с тобой.

– Круто!

– На том разведка держится.

– Ну да, – пробормотал Игорь, – бей своих, чтобы чужие боялись.

Старшина засмеялся:

– А ты думал – тебе медаль на грудь повесят? Если бы мне за каждый поиск да за взятых мною «языков» по медали давали, у меня бы уже иконостас на груди был.

– Нет, на медаль я не рассчитывал. А вот на простое человеческое спасибо…

– Не дождешься, это я тебе точно говорю.

В руководстве решили, что группа сложилась, и пополнили ее радистом – молодым веснушчатым пареньком, выпускником радиошколы. Повоевать он еще не успел и на разведчиков смотрел с уважением.

Наступил день, когда разведчикам вручили карту Белоруссии и города Минска.

– Изучайте! Чтобы город как свои пять пальцев знали, лично проверю, – приказал Стрюков.

– Есть.

Когда засели изучать, старшина сказал:

– Говорят, от Минска мало что осталось, одни развалины.

– Думаю, врут, – откликнулся Игорь. – Немцы город быстро взяли, почти и не бомбили – иначе зачем карту учить?

– Чует мое сердце – забросят нас в Минск. Только с каким заданием?

– Подполковник скажет. Учим карту.

Они зубрили названия улиц, перепроверяя друг друга, поскольку понимали – явно готовилась заброска их группы в Минск. А зачем, с какой целью – скажут перед вылетом. Пешком по вражеским тылам такое расстояние не пройти, нужна более серьезная подготовка. И если Летягин – а в особенности Игорь – владели немецким языком, то радист знал из него всего несколько слов, и Игорь в душе опасался, что группа из-за него засыпется.

Начали подбирать форму и документы. Игорь взял себе ту, в которой уже ходил в немецкий тыл, а когда увидел радиста, обомлел. Начальство выкрутилось – парня одели во власовскую форму. Собственно, она была обычной армейской, цвета фельдграу, только на левом рукаве была нашивка «РОА». А вот рацию должен был нести в ранце старшина – немцы не очень доверяли власовцам и могли проверить содержимое его ранца. Радист должен был нести то, что не вызовет подозрений, – сухой паек на группу на несколько дней.

Игорю в ранец уложили две холщовые сумки. Что там было, неизвестно, открывать и смотреть запретили. Ему это как-то не понравилось: останови их патруль ГФП – как действовать? Отстреливаться, если в пакетах что-то секретное?

Само задание, озвученное за пару часов до вылета, тоже было странным. Не все, конечно, – задание состояло из двух частей. Им дали явку, на которой нужно было встретиться с представителем городского подполья. Радист должен был остаться в городе, в подчинении капитана РУ ГШ РККА – и с этим все было нормально.

А вот вторая часть задания вызывала опасение. По сведениям спецгруппы, один из командиров крупной базы снабжения, австриец по национальности, находясь в кругу приятелей, высказывал свои сомнения в победе Германии.

Спецгруппа начала присматриваться к австрийцу – заиметь такого агента во вражеской армии было бы ценно. По объему поставок в дивизии боеприпасов, запчастей можно было бы довольно точно установить, где немцы собираются начать наступление или предпринять другие действия вроде масштабных облав в партизанских районах. Поставить конкретную задачу должен был на месте капитан разведуправления, работающий под прикрытием.

– Вы уже с опытом десантирования с парашютом, и потому, думаю, все пройдет хорошо. После приземления и сбора группы дайте радио.

– Так точно.

Самолет был прежний, «ПС-84», но дооборудованный для дальних полетов – в грузопассажирской кабине был установлен дополнительный топливный бак.

Уселись на жесткой лавке. На спине – парашюты, спереди, на груди – ранцы.

Лететь предстояло долго – Минск был еще дальше Могилева.

Игорь и в прежний вылет, и сейчас задавался вопросом – как летчики определяют выброски парашютистов? Внизу ведь темень! У населения ни электричества нет, ни керосина для ламп, а немцы соблюдают светомаскировку. Единственное, что может помочь в этой ситуации – характерные изгибы рек, поскольку с высоты они видны по отраженному блеску.

Мерно гудели моторы, полет проходил спокойно, и Игорь даже придремывать стал.

Вдруг через иллюминаторы в кабину ворвался свет. Самолет стал скользить на крыло, выполнять «змейку», стараясь вырваться из яркого света зенитного прожектора. Но на земле включили второй прожектор, потом третий, и почти сразу же последовали разрывы зенитных снарядов. Один угодил совсем рядом. Самолет тряхнуло, по обшивке застучали осколки.

Разведчики встревожились: если самолет будет поврежден, придется прыгать с парашютом, причем далеко от назначенного района высадки. А у Игоря еще было противное ощущение, что он мишень в тире. Самолет был в перекрестье лучей, по нему палит зенитная батарея, а может – и не одна. И ответить нечем: самолет не имеет бомб, чтобы сбросить их на прожектора или на батарею и заставить их замолчать.

Бах! Сильный удар по крылу, и сразу изменился звук работы левого мотора.

Из кабины пилотов появился механик:

– Парни, надо прыгать. Самолет поврежден, до Минска не дотянем. Сейчас будем резко снижаться, чтобы оторваться от прожекторов.

Механик сам пристегнул карабины вытяжных тросиков к поручню в фюзеляже. Самолет начал крениться на левый борт, из мотора вырвался длинный факел пламени.

– Быстрее! – механик открыл дверь.

Ближним к двери был Игорь, за ним – радист; последним – командир группы, старшина Летягин.

Игорь выпрыгнул.

Хлопок раскрывшегося парашюта, чувствительный удар, и почти сразу же – огненная вспышка. Самолет превратился в пылающий шар, из которого полетели оторванные взрывом части – кусок обшивки, двигатель с вращающимся винтом; видимо, зенитный снаряд угодил в дополнительный топливный бак.

Игорь не смог сдержать крика – на его глазах погиб самолет с экипажем, радист и командир их группы, старшина Летягин. Промедли Игорь с прыжком на пять-десять секунд – и его участь была бы такой же. Ничтожное количество времени провело границу между жизнью и смертью.

Прожектора погасли, зенитки прекратили стрельбу. И вновь внизу темно, как будто и не произошло ничего.

Игорь витиевато выругался. Куда он приземлится? И далеко ли отсюда Минск? Да и стоит ли туда идти, если нет ни рации, ни радиста? Из всей группы в живых остался он один. Начало выполнения задания складывалось более чем неудачно, трагически. Только вот приказ никто не отменял, а, стало быть он должен, обязан его выполнить.

Земля появилась внезапно. Только что снизу была сплошная темень, и вдруг – отблески. Игорь не успел сообразить, что это, только ноги в коленях согнул.

Раздался плеск, и ноги ушли в какую-то жижу, а Игоря сверху накрыло куполом парашюта. Река? Болото? Игорь едва не запаниковал, но тут же взял себя в руки. Ноги уже нашли опору, и теперь надо выбраться – только в какую сторону?

Он стянул с головы купол парашюта и подмял его под себя. С одной стороны, парашют все равно надо спрятать, а с другой – зыбкая опора под ногами будет лучше держать. Достав нож, обрезал стропы. Глаза уже адаптировались к темноте, и справа отчетливо была видна трава, а значит, нечто, похожее на островок суши. Туда Игорь и полез.

Он почти лег, мешал лишь ранец на груди. Ноги удалось поочередно освободить из жидкой грязи, опасался лишь, что сапоги останутся в глубине, а без сапог какой он ходок по лесу?

Похоже, что он угодил в болотный бочаг.

Медленно, продвигаясь буквально по сантиметру, Игорь выбрался на зыбкую землю. Зыбкую потому, что при малейшей попытке встать ноги начинали уходить вниз. Однако лежать можно было.

Сидя Игорь стянул с себя ремни подвесной системы парашюта и перебросил ранец за плечи. В темноте выбираться опасно, можно угодить в еще большую беду, и он решил остаться на островке до рассвета – хоть будет видно, куда и как выбираться.

Донимали комары. Игорь снял сапоги, вылил из них грязную жижу и криво усмехнулся. Не жижа это, а его адреналин!

Со стороны небольшой рощицы донеслось уханье филина, и у Игоря по коже пробежали мурашки. Прямо колдовское место! Он был растерян, ситуация – хуже не придумаешь: группа погибла, он сидит в болоте… И такое отчаяние нахлынуло! Форма в вонючей грязи, и запах очень сильный – тиной пахнет, болотом. Еще где-то обмыться надо, обсушиться.

Рейд в тыл врага грозил перейти в окончательную трагедию. Группа еще десантироваться не успела, а уже несчастье за несчастьем.

Кое-как Игорь дождался рассвета. Зудели открытые участки кожи, покусанные кровососущими крылатыми тварями, но хотя бы видно стало, что вокруг него. В сотне метров – чахлый лес, а он сидит на небольшом, в четыре-пять квадратных метров размеров островке на краю болота. Жутковато стало. Попади он на десять-пятнадцать метров ближе к центру – и утонул бы. Парни погибли мгновенно, а смерть в болоте – такой участи и врагу не пожелаешь.

Игорь привстал, снял ранец, размахнулся и швырнул его к земле – без ранца выбираться сподручнее. Ну хоть бы деревце рядом было – слегу сделать.

Игорь лег на живот и начал отталкиваться руками и ногами. И не шел, и не плыл, а фактически барахтался в густой жиже. С большим трудом, но до земли он добрался. Полежав несколько минут, отдышался.

Из потревоженного болота поднялся пузырь болотного газа и с бульканьем лопнул, испугав его. В таком месте поверишь и в лешего, и в чертей, и в прочую нечисть.

Дотянувшись до ранца, Игорь подтянул его к себе и пополз к деревьям. Вставать опасался – зыбко, всем телом чувствовал, что внизу твердой опоры нет. Поднялся только, когда дополз до первых деревьев.

Над болотом повис туман, потянуло тяжелым духом. Почувствовав под ногами достаточно твердую почву, Игорь зашагал по роще, подальше от болота. С каждым шагом почва под ногами становилась суше, деревья – выше и толще и росли гуще.

Игорь вышел на опушку, впереди – луг. Где он в этот момент находился, не было ни малейшего понятия. Карта и компас были у Летягина, упокой, Господи, его душу. Но то, что до Минска было далеко, – это факт, ведь им предстояло лететь еще как минимум час. Зачем ему туда – без командира группы, радиста и рации, он сказать не смог бы, но приказ получен, и его надо исполнять. Однако в первую очередь ему необходимо было обмыться и постирать обмундирование. Ведь на чучело похож, любой патруль испугается, издалека за партизана примут.

Через четверть часа хода вдоль опушки он наткнулся на ручей. Вода была чистой – дно галечное видно и рыбешек мелких размером с палец.

Игорь осмотрелся по сторонам – никого. Донага раздевшись, он сначала отстирал форму, выложив из карманов содержимое, потом обмылся сам. Вода была холодной, и к концу процедуры у него зуб на зуб не попадал.

Выбравшись на траву, Игорь аккуратно разложил мундир и оставил его сушиться. Достал из ранца фляжку с коньяком и сделал пару крупных глотков – согреться.

Солнце уже стояло в зените, когда мундир подсох. Волгловат был, но ничего, на теле досохнет, не лежать же ему здесь до вечера. Уходило драгоценное время, а он как был далеко от места назначения, так и остался.

Одевшись, Игорь взялся за ранец. Задание по-любому сорвано, и надо посмотреть, что за пакеты ему дали, что там? Ножом он вскрыл один и застыл в удивлении – деньги! И много! Да не оккупационные фантики – немецкие рейхсмарки! Причем деньги, уже бывшие в обращении, потертые!

Игорь задумался. Судя по всему, деньги предназначались для подкупа австрийца, о котором говорил подполковник. Денег много, пакет увесистый.

А если ему повезет и он вернется в разведотдел, там его точно шлепнут. Спросят – куда деньги дел? Ой, мама! Влип по полной! Да тьфу на них! Деньги – это всего лишь бумажки, главное – приказ выполнить. Доберется он до Минска и деньги передаст капитану разведуправления. А что пакет вскрыл – так виноват! Деньги пусть пересчитают, он ни одной рейхсмарки себе не взял. Да и где их тратить, в лесу? Однако на сердце кошки скребли. Не заладилось с самого начала – плохая примета.

Прикинув по солнцу и растительности стороны света, Игорь двинулся на запад. Ему бы сейчас на дорогу выйти, на попутку сесть. В одиночку по дорогам передвигаться опасно, можно пулю партизанскую поймать.

Слева раздался паровозный гудок, и Игорь удивился: оказывается – железная дорога близко. Туда он и свернул. Через полчаса выбрался к разъезду. На путях пусто, но рельсы блестят, стало быть – движение оживленное, стоит подождать. Пассажирские поезда по случаю войны не ходят, а вот на воинские можно попробовать сесть. К фронту идут эшелоны с боевой техникой, войсками, и обычно они охраняются тщательно. А назад, в тыл, гонят порожняк или везут подбитую технику на заводской ремонт. Мелкий ремонт вроде замены катков, гусениц и вооружения производят полевые мастерские – почти половина техники так восстанавливается. А тот, что посложнее и требует специального оборудования, производится в тылу. Вот такой поезд Игорь и поджидал. Ведь, судя по схеме железных дорог, все поезда должны были следовать через Минск. И без остановок не пройдут. Минск – город крупный, там должны менять паровоз. Обычно это происходит через двести – двести пятьдесят километров, паровозы бункеровать надо. И если запас воды можно пополнить быстро, то с углем так не получится.

С востока на запад проследовал санитарный эшелон – пассажирские вагоны, красные кресты на боках. Вот же лицемеры! По нашим санитарным поездам немецкая авиация и артиллерия стреляли без зазрения совести, а на свои кресты надеялись – русские не посмеют нарушить Венскую конвенцию.

Следующим прошел поезд с запада на восток – с артиллерийской частью. На платформах – 105-миллиметровые гаубицы под чехлами, прислуга в пассажирских вагонах. С комфортом, сволочи, ездят!

Зато со следующим поездом Игорю повезло, не зря в кустах сидел – на разъезд прибыл состав с подбитой и сгоревшей техникой. Лязгнув сцепкой и зашипев тормозами, эшелон остановился.

Медлить Игорь не стал – когда еще так повезет? Он метнулся к платформе, на которой стоял бронеавтомобиль, видимо – на противотанковую мину напоролся. Кузов с виду цел, как и гусеницы, а вот моторного отсека и колес практически не было, все искорежено.

Взобравшись на платформу, Игорь открыл дверцу бронемашины и забрался внутрь. Дверцу прикрыл, опустил защелку.

Внутри сумрачно, солнечный свет через узкие смотровые щели проникает с трудом. Внутри почти порядок, по крайней мере скамьи вдоль обоих бортов целые – как и днище. Наверное, повезло экипажу, следов крови внутри не видно.

Игорь улегся на днище. Почти отдельное купе, жаль только, что поезд не экспресс.

Прогремел на стыках рельсов встречный состав, и только тогда их эшелон тронулся. От усталости, от пережитого, от покачивания Игорь уснул.

Он не знал, что с расчетами ошибся. Он полагал, что находится на железнодорожной линии Смоленск – Орша – Борисов – Минск. Но с самолета Игорь выпрыгнул северо-восточнее и вышел к железнодорожной линии Великие Луки – Полоцк – Молодечно – Лида, а далее уже Белосток, что в Польше. Эта линия шла километров на пятьдесят-семьдесят севернее и через Минск не проходила.

Меняли паровозы, эшелон шел. Игоря никто не беспокоил, и он проснулся вечером по нужде.

Платформу трясло и раскачивало.

Игорь выглянул через смотровую щель – что снаружи? Темно. Он выбрался из разбитой бронемашины и несколько секунд стоял неподвижно, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте.

Мимо проносился лес.

Игорю необходимо было определиться – где он находится. К тому же он беспокоился, не проспал ли Минск?

Действительность оказалась хуже. Когда далеко впереди засветились огни на станции, Игорь надел ранец.

На любой станции всегда есть название, стоит только сойти на станции и прочитать табличку на ее здании.

Когда поезд остановился, Игорь не спеша спустился с платформы и направился к зданию: на перроне в окружении большого количества военнослужащих на него никто не обратил внимания.

Но после того, как он прочитал название станции, почувствовал, что находится в состоянии шока. Он не верил своим глазам! Белосток! Но ведь это уже польская земля! Оккупированная немцами, уже не наша! Вот это он влип! Все с самого начала пошло наперекосяк и продолжало идти. И теперь ему надо в Минск, а это значит – в обратную сторону. Если разумно рассудить – в разведотдел возвращаться надо. Из группы в три человека двое погибли, рации у него нет, и один он не сможет выполнить то, что должны были сделать втроем. Но с другой стороны, приказ никто не отменял, а значит, он должен быть выполнен, в противном случае на своей стороне его ждут неприятности.

В сторону востока эшелоны шли чаще, чем на запад, но теперь Игорь всерьез опасался, что снова может уехать не туда.

Он прошел к табло с расписанием. Постоянно следующих воинских эшелонов там не было, но пассажирские были, причем редкие, до Минска – два раза в день. Игорь решил не испытывать судьбу и купил билеты, тем более что поезд должен был прибыть через полчаса.

Билет был самый дешевый, в общий вагон. И самое смешное в этом было то, что на всем пути следования никто у него билет не спросил – ни проводник при посадке, ни билетный контролер. Он прошелся по вагону и щелкнул компостером билеты у гражданских – проверять билеты у нескольких военных он не стал. Боялся? Игорю стало интересно. Вот сядет в поезд гестаповец или эсэсман без билета – что контролер делать будет? Для немца, особенно члена НСДАП, любой славянин – недочеловек, будь он русским, поляком или украинцем.

Уже подъезжая к Минску, Игорь пожалел, что вскрыл пакет с деньгами. Командир спецгруппы в Центр по рации доложит, по возвращении проверки пойдут – зачем вскрывал? А не украл ли?

Адрес Игорь выучил наизусть – как и Летягин, и радист. Явку знали все трое – на случай, если после приземления не удастся найти друг друга, – во время ночного десантирования такой риск всегда существовал.

Город только просыпался, прохожих было ма– ло, и приходилось спрашивать. Карту он изучил добросовестно, да немцы все улицы переименовали. Как же, ведь они пришли навсегда, а в городе – улицы Сталина, Ленина, Ворошилова и прочих коммунистических вождей. Вот и появились Гитлер-штрассе и прочие названия, связанные с деятелями оккупационного режима.

Таблички на угловых домах улиц были написаны готическим шрифтом, благо номера домов менять не стали, иначе путаница была бы неимоверная – ведь жители все равно продолжали именовать улицы прежними названиями.

Улицу Игорь нашел сразу, однако решил все-таки подстраховаться. Было у него предчувствие нехорошее, интуиция подсказывала – не ходи туда.

Искомый дом – двухэтажный, двухподъездный. Напротив – развалины кирпичного дома, оставшиеся еще с сорок первого года, поскольку обильно поросли травой, а в одном месте даже деревце уже тянулось.

Игорь прошелся по улице, улучив момент, юркнул в развалины и залег.

Пункт наблюдения он выбрал отличный. Его самого видно не было, зато оба подъезда – как на ладони. У агента третья квартира на первом этаже.

В развалинах дома он просидел до вечера, однако нужного человека так и не увидел. Скрывается – на улицу не выходит, приболел, гестапо арестовало? Вариантов много, но Игорю необходимо знать единственный правильный, от этого зависит, выполнит ли он задание.

Когда на город опустилась ночь, к дому подъехала легковая машина, и с заднего сиденья ее вышли двое. Одеты они были в гражданское, но выправку военную не скроешь. Оба вошли в подъезд, но буквально через минуту вышли и уселись в машину, которая тут же сорвалась с места. Видно было плохо, лиц Игорь толком не разглядел, но фигуры людей были уже другие – один человек повыше, а другой – поплотнее.

Игорь не был ни оперативником, ни «топтуном», не знал их приемов, но подумал о возможной засаде. Только выходило тогда, что немцы грубо работают. Или это случайность? Скажем – квартируют они здесь, и не факт, что из гестапо, возможно, из гражданской службы – из того гебитскомиссариата. Тогда машина объяснима.

Игорь раздумывал, что предпринять. Такой случай не обговаривался и запасной явки не было. Как понял Игорь, задание готовилось для его группы в спешке, и не все детали были проработаны. Теперь надо было в первую очередь решить, где ночевать и как проверить квартиру. Чтобы отказаться от контакта, одних подозрений мало.

Перед вылетом подполковник дал краткое описание капитана: среднего роста, худощав, брюнет, носит усы. Скудные сведения, под них четверть мужчин Минска подойдет. И никаких особых примет вроде родинки, шрама, хромоты, татуировок на видных частях тела, скажем – на пальцах.

В квартиру идти не хотелось: если там засада, он погибнет не за понюх табаку. А что, если устроить имитацию пожара и выкурить жильцов подъезда из квартир? Поджигать дом он не собирался – куда потом жильцам деваться? Наши же люди, советские, а то, что в оккупации находятся, так это временно.

Подумав так, Игорь сразу же развил кипучую деятельность. Обшарив развалины, он насобирал тряпок. Если там когда-то и было что-то более ценное, жители близлежащих домов давно уже забрали. Но тряпье осталось. Бензинчиком бы сейчас его полить, чтобы получше разгорелось, да нет его.

Посмотрев по сторонам, Игорь подобрал несколько клочков бумаги для растопки. Потом, отойдя от дома подальше, перебежал на другую сторону улицы – он не исключал, что если в квартире оставлена засада, то за улицей наблюдают из окна.

Прижимаясь к стене и стараясь ступать тихо, он подобрался к дому. Для скрытного передвижения немецкие сапоги были приспособлены плохо: на каблуках и носках были металлические набойки, и потому они цокали.

Пробравшись в подъезд, он сложил в одном из его углов бумагу, сверху навалил тряпье и все это поджег.

Бумага прогорела быстро, но от нее занялись тряпки. Огня почти не было, тряпье просто тлело, но от него исходил удушливый дым… Вот, то что надо!

Когда подъезд наполнился дымом, Игорь заорал:

– Пожар, пожар! Горим! Спасайтесь!

Спустя несколько секунд в квартирах началось движение, двери в подъезд открылись, и послышался женский визг:

– Ой, горим! Люди добрые, пожар! Спасайтесь!

Этот визг, наверное, и разбудил весь подъезд. Уже уснувшие было жильцы, кое-как одевшись, выбегали на улицу. Некоторые бросались назад и выносили из квартир наиболее ценные вещи.

Встав за угол, Игорь наблюдал за ситуацией. Крики, паника, суета, метание людей…

И засада, сидевшая в нужной ему квартире, не выдержала – никому из гитлеровцев не хотелось задохнуться в дыму или сгореть.

Двое одинаково одетых мужчин вывели из квартиры еще одного, руки которого были протянуты вперед, и на них был наброшен пиджак – так делают, если хотят скрыть от посторонних взглядов наручники на руках.

«Черт, – ругнулся про себя Игорь, – засада натуральная. Хорошо, что я не пошел на встречу с агентом».

Но и капитана, если это он, надо было выручать.

Игорь вышел на середину улицы и зашагал почти строевым шагом.

– Солдат, ко мне! – тут же последовал приказ.

Исполнительность у немцев в крови. Игорь рванулся было к гестаповцам, но, увидев штатскую одежду, скривился:

– Кто посмел приказывать немецкому солдату?

Один из штатских достал из внутреннего кармана пиджака удостоверение, но было уже настолько темно, что прочитать что-либо попросту не представлялось возможным.

– Гестапо! – рявкнул штатский. – Солдат, вы подчиняетесь нашему сотруднику, я приказываю охранять арестованного. Оружие есть?

Игорь расстегнул кобуру и достал пистолет.

– Отлично! Попытается бежать – стреляйте на поражение.

– Яволь! – вытянулся перед ним Игорь.

Прекрасно! Пистолет уже в руке, патрон – в стволе, к бою готов.

Старший из гестаповцев куда-то побежал трусцой, не иначе начальству звонить, за инструкциями – случай-то непредвиденный.

Игорь присмотрелся к арестованному. По описанию – капитан, сухощав, усы.

Игорь выждал несколько минут, чтобы дать старшему гестаповцу отбежать подальше. Второй стоял рядом с капитаном, держа правую руку в кармане пиджака – явно с пистолетом.

В этот момент жильцы уже обнаружили дымящиеся и тлеющие тряпки в углу подъезда и теперь кричали уже иное:

– Воду несите!

Еще несколько минут – и тряпки будут потушены. Момент удобный.

Игорь повел стволом и выстрелил гестаповцу в грудь.

Выстрел оглушил всех, и жильцы дома в панике стали разбегаться.

Капитан застыл статуей. Конечно, ему было непонятно: унтер-офицер выпалил в гестаповца, поневоле растеряешься.

– Ключ от наручников у кого? – счет шел на секунды.

Капитан отшвырнул свой пиджак, залез в карман пиджака валявшегося гестаповца, вытащил из него связку ключей и протянул Игорю. Тот сунул связку в карман – подбирать нужный ключ было уже некогда.

– Бежим!

– Секунду!

Капитан полез рукой в карман гестаповца, вытащил «Вальтер-ПП» и подхватил свой пиджак.

Они рванули изо всех сил. Игорю было все равно куда бежать, лишь бы только подальше от дома – ведь скоро сюда должны прибыть люди из гестапо. А старший, что подзывал Игоря к себе как немецкого солдата, видел его. Пусть было темно – но рост, комплекция, форма…

Когда два квартала остались позади, капитан скомандовал:

– Стой, не могу больше! Расстегни «браслеты».

Игорь подобрал ключ и разомкнул наручники.

Капитан сразу надел пиджак, сунул во внутренний карман пистолет и потер занемевшие запястья.

Подождав, пока он закончит все это, Игорь назвал пароль. Капитан – отзыв:

– Я вас вчера ждал.

– Непредвиденные обстоятельства. Старший группы и радист погибли, рация разбита.

– Более чем хреново! Пришел бы вчера – ушли бы спокойно. Боялся, что вы всей группой заявитесь.

– Рано перестал бояться. Откуда я знаю, что ты не предатель и засада не по договоренности была?

Капитан опешил, но потом нашелся:

– Так и ты «подсадным» можешь быть.

– Откуда «подсадному» о группе знать? Да и не стали бы настоящие немцы гестаповца убивать.

– Резонно. Однако отношения выяснять не время, уходить надо. Немцы могут весь район оцепить.

– У тебя есть где укрыться, переждать?

– Есть.

– Веди.

Они петляли по улицам, пробегали проходными дворами по развалинам. На карте, которую изучал Игорь и которая была, скорее всего, еще довоенной, таких подробностей не было. Им приходилось опасаться патрулей – в городе действовал комендантский час.

Капитан привел его в неказистый дом на окраине города. Постучал в окно условным стуком – три удара и через паузу – еще два.

Дверь открылась.

– Ты? – удивился хозяин. А увидев Игоря в полной немецкой форме, отшатнулся в испуге.

– Спокойно, это свой! А форма – камуфляж.

Хозяин проживал в доме один.

– Знакомься, Федор Петрович, служит на железной дороге стрелочником.

– Иванов, – представился Игорь.

– Еще один? – засмеялся хозяин. – Звать-то как?

– Семеном.

– Так и будем тебя звать. А меня – Михаилом.

– Поговорить бы наедине.

– Это обязательно. – Хозяин провел их в отдельную комнату. – Сколь дней думаешь здесь быть?

– Дня три-четыре.

– Тогда безвылазно сидите – соседи у меня не очень надежные. А я завтра с утра на работу. Вода в ведре в сенях, каша – в печи, хлеб на столе под рушником.

В комнате стоял старый, продавленный, кожаный диван. У другой стены кровать с никелированными шариками на спинках – роскошь по довоенным временам, поскольку имела пружинную сетку.

– Спать будем или разговаривать? – спросил капитан.

– Мне все равно.

– Я на диване лягу, – застолбил себе место Михаил.

Он сунул под подушку пистолет, изъятый у гестаповца. Глядя на него, Игорь тоже положил под голову свой «Парабеллум».

В начале войны «Люгер-08» был штатным пистолетом в армии. Позже он остался на вооружении унтер-офицеров и экипажей бронетехники. Офицеры же перешли на «Вальтер Р38», поскольку при всех своих отличных боевых качествах «Люгер» имел существенный недостаток – у него не было самовзвода.

Игорь, хоть и вымотался за день, долго не мог уснуть. Его мучили сомнения – можно ли доверять капитану? Сейчас это был главный вопрос. Вдруг он сломался после ареста и выдал всех связанных с ним людей? Кто может дать гарантию, что в самый трудный момент он не продаст его, Игоря? Сейчас заснешь, а он шарахнет по голове рукояткой пистолета, и очухаешься уже в застенках гестапо. Смерти Игорь не боялся, в какой-то мере привык к ней на фронте. Да и что такое смерть? Всего лишь миг. А вот пыток, как любой человек, боялся. Ведь не факт, что он сможет выдержать их и не сломаться. Пытки у гестаповцев были изощренными, средневековой инквизиции фору дадут.

К утру, не выдержав, уснул.

Проснулся от позвякивания посуды в соседней комнате. Соседний диванчик был пуст.

Потянувшись до хруста, Игорь соскочил с кровати и вышел в соседнюю комнату – там уже хозяйничал Михаил. Он уже успел вскипятить в печи чайник, нарезать хлеб крупными ломтями и разложить кашу по глиняным мискам.