Текст книги "Без вести пропавший. Попаданец во времена Великой Отечественной войны"

Автор книги: Юрий Корчевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 4
Танкисты

Свою роту Михаил нашел без труда, и отделение свое тоже. Потери, конечно, были, но и Щедрин, и Сарычев, и Гаврилов были живы и практически здоровы. Только Гаврилову слегка зацепило правую ногу, считай, царапнуло. Прихрамывал, но шел.

В общем же, конечно, настроение у Прилучного было мутное. С одной стороны, обнадеживало, что боевые товарищи рядом. «Светку» свою, правда, потерял после боя в танке, да трехлинейку приобрел, и наган 1905 года выпуска сохранился… Правда, еще голодновато было, на единственной уцелевшей полевой кухне продуктов нет. Выручали сердобольные жители. Кто огурцов даст, кто краюху хлеба. Брать еду неловко, а еще стыдно в глаза смотреть. Один дед укорил:

– Драпаете? А нас на кого бросаете? Под немцев? Эх, сынки!

После таких слов кусок в горло не лез, хотя живот уже к позвоночнику прилип. Ослабли все, винтовка пудовой казалась, а к сапогам как будто гирю привязали… У Михаила-то сапоги были, потому как курсант. У младших командиров тоже были, а у красноармейцев – ботинки с обмотками.

У немцев – все в сапогах, причем добротных, кожаных. Немцы зачастую, когда в атаку шли, совали в голенища запасные магазины и гранаты. У них гранаты удобные, с длинной ручкой, но слабые, с нашей «лимонкой» Ф-1 не сравнить. И запал у немецких гранат горит долго – секунд пять. Наши бойцы успевали их схватить и швырнуть обратно. Красноармейцам же «карманной артиллерии», как прозвали гранаты, остро не хватало. Зачастую использовали трофейное оружие. После финской войны автоматы ППД сочли оружием полицейским. Убрали на склады, частично в погранвойска. А в сорок первом году промашку поняли, но доставались автоматы либо взводным, либо политрукам. Автомат давал высокую плотность огня, качество крайне необходимое на малых дистанциях, когда времени передернуть затвор винтовки нет. А еще автомат хорош в траншейной борьбе из-за меньшей длины. Винтовка со штыком – полтора метра в длину, не развернешься.

Километров на десять, если не больше, отошла рота Михаила. Окопались, заняли позиции по удобным для обороны особенностям местности – ручьям, возвышенностям. Хорошо, когда перед окопом ручей. В этих местах зачастую берега топкие, и танк не пройдет, завязнет. Есть шанс уничтожить, забросав гранатами неподвижную цель. Да немецкие танкисты и сами не полезут. У них карты отличные. На всех ручьях и реках отмечено направление течения, глубина, состояние берегов. А если мосты есть, то грузоподъемность указана. Сразу понятно, пройдет тяжелая техника или обход надо искать.

В начале тридцатых годов все же предполагалось, что неприятель может занять западные области Украины и Белоруссии. Стали обустраивать склады с оружием, боеприпасами и продуктами длительного хранения для организации действий партизанского движения и армейских диверсантов. Готовили людей из гражданского населения – минеров, снайперов, разведчиков, призывая их на военные сборы. Задумка отличная была, и сейчас эти отряды помогли бы. Однако доктрина сменилась, склады ликвидировали. Мало того, главному исполнителю Илье Старинову НКВД предъявило обвинение в подготовке заговора, хотя распоряжения он получал лично от Климента Ворошилова. Старинов еще оставался на свободе, но готов был к аресту. Удалось добиться аудиенции у Ворошилова, тот позвонил Берии, и дело закрыли. Однако более десяти тысяч будущих партизан успели расстрелять как участников заговора.

Михаил у старшины получил две обоймы патронов.

– Дай еще, не жмись!

– У меня один цинк на роту! – уперся старшина.

– Где ты видишь полнокровную роту? От силы два взвода наберется!

Со вздохом, как от сердца оторвал, старшина дал еще обойму. Пятнадцать патронов – это всего на несколько минут боя, а что потом? Михаил решил подпускать немцев поближе и огонь вести наверняка. Одно плохо: винтовка им не пристреляна, как бьет – неизвестно. А еще штык снят предыдущим владельцем. Винтовка же на заводе пристреливается со штыком. Стало быть, немного левее целиться надо.

Погода хорошая. В другое время Михаил был бы солнцу рад. Но теперь в такую погоду немецкие бомбардировщики налеты делают. Однако до полудня неприятельская авиация не беспокоила. Зато в полдень пролетела «рама».

Михаил, пользуясь затишьем, вырыл окоп поглубже, полного профиля. Земля сейчас – главный защитник для красноармейца. Сосед-боец в окопе метрах в пятнадцати посмеивался.

– Все равно отступать придется, не рви пупок.

Михаил уже был под бомбежками и знал, насколько это страшно, видел убитых товарищей. Самое плохое, что вражеский самолет видишь, а предпринять ничего не можешь. Для зенитчика – морально тяжело.

«Рама» даже не успела улететь, прилетела девятка «лаптежников». Морально устаревшие, тихоходные, они наносили огромные потери обороняющейся Красной армии. Но после сорок третьего года, когда у нас появилось много самолетов новейших модификаций – Ла-5, Як-3, американских, поставленных по ленд-лизу, пикировщики сами стали нести большие потери. Если в начале войны юнкерсы летали без истребительного прикрытия, то во второй половине войны – обязательно с ним.

«Лаптежники» отбомбились. Причем не по окопам, а по позициям минометчиков и единственной полковой пушки. Практически все минометы и пушку вывели из строя, минометчики успели попрятаться по щелям, благо успели их вырыть, как и мелкие капониры для минометов.

Солдатский труд на войне – не только стрелять, идти в штыковую атаку, совершать марши, но и копать. Кому повезло остаться в живых, перекопали горы земли – окопы, траншеи, блиндажи, землянки, капониры и пулеметные гнезда. И наряду с винтовкой оружием была малая саперная лопата. Ею копали, ее использовали в рукопашном бою. Немцы-пехотинцы опасались ее не меньше винтовки. Им за атаку или рукопашный бой полагались специальные нагрудные знаки.

После авианалета обычно следовал артиллерийский налет. Сегодня немцы артиллерию не задействовали, сразу пошли в атаку. Несколько легких танков, бронетранспортеры, за которыми бежала пехота. Бронетранспортеры вели шквальный огонь из пулеметов. Танки с остановок палили из пушек. Наша пехота молчала. Бойцы экономили боеприпасы, а пулеметные расчеты раньше времени не хотели себя обнаруживать. У легких танков пушки 20-миллиметровые, но при стрельбе очередью мало не покажется. Подберутся на пятьдесят-сто метров и откроют огонь, безнаказанные за броней. Боец в такой момент чувствует себя беззащитным. Ни гранат нет, ни бутылок с коктейлем Молотова, ни противотанковых ружей, ни пушек. Полная безнадега. Один способ остановить атаку – пострелять пехоту. Без пехоты танки вперед не пойдут, опасаются гранат и поджогов. Откуда танкистам знать, что у бойцов нет средств для борьбы с танками?

Один из танков вперед выполз. Механик-водитель видел зеленую сочную траву. Не знал, что такая растет на землях заболоченных. И завяз. Крутились гусеницы, летела грязь, а танк закапывался все глубже, уже по брюхо сел. Второй ему на помощь подъехал. А трос зацепить не могут, для этого из танка выбраться надо. Стоило танкисту люк приоткрыть, туда сразу несколько пуль влетело. Больше попыток не делали, атака захлебнулась. Танкисты посчитали, что вся местность впереди для танков непроходима. У них оставался один выход – ждать темноты и под ее покровом завести буксирный трос на крюки, чтобы вытащить бронетехнику.

Из застрявшего танка периодически постреливали из башенного пулемета. Мешал он сильно. Траншеи на позициях роты не было, фактически передвигаться было невозможно, если только короткими перебежками от окопа к окопу. Ни на кухню сходить, ни к старшине за табачком, кто курит. В общем, обозлили немцы наших бойцов.

Михаил обдумывал варианты, как немцам насолить. Конечно не сейчас, надо ждать темноты. Танк недвижим и в этом его слабость. Эх, маленько бы бензина, керосина или других горючих жидкостей, но нет их. А как хорошо полыхнул бы Т-II! Когда стемнело, Михаил пополз к соседу.

– Давай к танку сползаем?

– Зачем?

– Там видно будет. К немцам помощь придет, а мы им выйти из танков не дадим.

– Не пойду. Была бы граната, другое дело.

Одному к танку лезть плохо, рискованно. Игоря бы прихватить, с ним надежно, да он на другом фланге отделения, дергать его оттуда бессмысленно… Эх, была не была, пойду сам! Очень уж танкисты досадили. Ни поесть, ни воды во фляжку набрать.

– Тогда с перепугу в меня не стрельни, когда возвращаться буду. Фамилия твоя как?

– Сапожников.

– Ладно, Сапожников, жди меня.

Михаил через ручей перебрался. За ручьем земля человека держала, но зыбко, ноги увязали. А танк не одну тонну весит, гусеницы узкие, рассчитаны на твердые грунты, европейские дороги. К самому танку подобрался. Предусмотрительно патрон в казенник загнал, чтобы у танка не выдать себя клацаньем затвора. В танке разговоры слышны через смотровые щели. О! Идет радиообмен! Михаил встал у гусеницы. До башни рукой дотянуться можно, танк на брюхо сел в трясину, ниже на полметра стал.

– Семьсот пятый, пора высылать тягач.

– Вилли, тягач не придет, у него вес больше, чем у твоего танка. Высылаю трактор.

– У него же нет брони!

– От русских вы прикроете, а пока сидите тихо.

– Сил уже нет, у меня заряжающий ранен в руку, ему в госпиталь надо…

– Конец связи!

Трактор легче танка, да и гусеницы у него шире, если это артиллерийский трактор. Такие применялись в вермахте и Красной армии для транспортировки орудий крупного калибра. Для полковой или противотанковой артиллерии применялись лошади или грузовики. Грузовик удобнее: расчет можно посадить, боеприпасы сложить. Только где столько грузовиков взять? С началом войны из предприятий, колхозов, мобилизовали всю технику. Трактора, грузовики, мотоциклы. Оставили только для оборонных заводов.

Михаил настроился на ожидание. Вскоре послышался грохот двигателя. Лязга гусениц не слышно, мягкий грунт глушил. На танке зажглись кормовые огоньки, обозначили себя танкисты. Трактор все ближе, но идет без фар. Остановился, кто-то из трактора спустился на землю, Михаил видел смутную тень. Когда человек приблизился, Михаил вскинул винтовку. Ни мушки, ни прицела не видно, стрелял по направлению. До немца метров восемь. Попал! Немец упал. В танке сразу заговорили тревожные голоса.

– Что это было, Вилли?

– Выстрел! Я знаю не больше тебя!

Михаил передернул затвор, стараясь движения делать медленные, чтобы не щелкало железо. Приоткрылся люк на башне.

– Эй! Ты жив?

Михаил сразу сообразил, ответил на немецком.

– Задело руку! Я не смогу зацепить трос. У меня идет кровь, и мне нужна перевязка.

В танке устроили совещание, в несколько голосов, но тихо, неразборчиво.

– К тебе на помощь Зигфрид идет. Не вздумай стрелять.

– Жду. Давайте быстрее, а то я истеку кровью.

Из башни выбрался немец. Черт! Темно, а на нем еще черная куртка танкиста. Смутно лицо виднеется. Зигфрид спрыгнул с моторного отделения на землю. От русских он прикрыт танком. Михаил поднял винтовку, выстрелил. Танкист молча рухнул. Гранату бы! Люк открыт, забросить – и весь экипаж угробить можно. Обычную гранату, не противотанковую, но нет ее! Передернул затвор, взобрался на танк, сунул ствол в открытый люк и выстрелил. Передернул затвор, повернул ствол в сторону и еще раз выстрелил. В ответ из двух пистолетов несколько выстрелов. Михаил присел за башню, чтобы не зацепило, крикнул.

– Советую выбросить оружие и сдаться! Вылезать по одному и с поднятыми руками!

Тишина.

– Сейчас брошу в танк гранату или подожгу. Живьем сгорите, у вас нет выбора. Считаю до трех!

У танкистов один убит, второй ранен, и танк обездвижен. Выбор невелик: погибнуть сейчас, здесь, либо сдаться. Немцы решили сдаваться. Все равно вермахт скоро дойдет до Москвы, война закончится и пленных освободят.

– Мы сдаемся! – крикнули из люка.

Выбросили пистолеты в кобурах. Потом нерешительно полез первый.

– С танка на землю, руки вверх и стоять неподвижно! – приказал Михаил.

Один за другим выбрались трое. У одного белеют бинты на рукаве.

– Идти через ручей.

Когда подошли, Михаил крикнул.

– Сапожников, это я, Михаил! Веду трех пленных, не стреляй.

И неожиданно услышал голос старшины:

– Веди, стрелять не будем.

Оказывается, на ночную стрельбу прибежали взводный и старшина. Не немцы ли прорвались? А тут сюрприз!

Немцы перебрались через ручей, вымокли, вывозились в грязи. Их тут же связали, и старшина с Сапожниковым увели пленных в тыл.

– Прилучный? – уточнил взводный.

– Так точно.

– Как удалось захватить?

– Немцы трактор подогнали, я из винтовки тракториста убил, танкисты люк открыли, я туда пару раз пальнул, пригрозил, что гранату брошу.

– А почему сразу гранату не бросил?

– Нет у меня гранаты, соврал.

– Как же ты с ними говорил?

– Граната что на русском, что на немецком одинаково звучит.

– Надо же! Что с танком делать?

– Сжечь! И трактор сжечь. Все немцам ущерб.

– Это правильно ты мыслишь. Вот и подожги.

В армии кто инициативу проявил, тот ее и выполняет. Михали поискал тряпье. На позициях после бомбежки были разорванные в клочья скатки шинелей. Поднял одну.

– Товарищ командир, мне бы спички или зажигалку. И одного в помощь.

– Кого? Сам выбирай.

– Красноармейца Щедрина. Надежный боец, мы с ним огонь и воду прошли.

Михаил нарочно сказал «красноармейца», хотя формально Игорь был им или нет?.. Черт его знает.

– Щедрин!

– Я!

– Выполнять задание.

– Есть!

Спички попросили у ребят, через ручей перебрались без приключений. Быстро нашли бензобак за сидением тракториста. Михаил пробку открутил, сунул туда рукав шинели. Остро запахло синтетическим бензином, от которого чихать хотелось. Потом вымочил в бензине полу шинели. Чиркнул спичкой, рукав вспыхнул, Михаил отбежал и швырнул горящую тряпку на бензобак. Сразу столб пламени взвился от вспыхнувших паров. Побежали к танку, Игорь взобрался на моторное отделение, вытащил из кобур два пистолета, «Вальтеры»:

– Держи!

Михаил рассовал в карманы, буркнул:

– Игрушки… – но понимал, что и они могут пригодиться, оставлять незачем. И бегом к ручью, к своим.

Игорь острил на бегу:

– Огонь и воду, говоришь? А медные трубы?..

Михаил отшучивался:

– Насчет медных труб не знаю, а вот служить нам с тобой, как медным котелкам!

– Это точно…

С немецкой стороны стрельба поднялась, довольно суматошная. Видят – что-то неладное, а что – понять не могут. В общем, толку от такой пальбы не было, а Михаила на нашей стороне какими-никакими медными трубами встретили. Командир взвода, младший лейтенант, пообещал:

– Как будет возможность, напишу рапорт в штаб полка. Танк уничтожил и тягач! Орден не обещаю, но какая-то награда будет.

Не дождался Михаил награды. В сорок первом награды вручали за подвиги громкие, что на виду, да и то не всем заслуживающим. Но Михаил не за награды воевал, а за свою землю. Однако приметили его командиры. Смел, грамотно мыслит, инициативен. Качества, присущие не каждому. Большинство исполняет, что поручено.

Бойцов остро не хватало в строевых подразделениях. Михаила приметил начальник полковой разведки. И забрал бы к себе, если бы Михаил неожиданно для себя не стал танкистом. Опыт боевых действий, короткий и печальный, на БТ-7 был. Не понравилось Михаилу – обзорности из железной коробки никакой, грохот от мотора, от пороховых газов при стрельбе в горле першит, при езде трясет так, что, если бы не танкошлем, вся голова бы в шишках была. А еще обмундирование все в масле, запах соответствующий. У немцев танкисты – элита, а наших они презрительно именовали трактористами. Причем не только между собой, настраивались на волну наших радиостанций, дразнили, пытались унизить.

– Эй, Ваня! Выезжай на своем тракторе, устроим поединок!

Примолкли, когда столкнулись с советскими Т-34 и КВ-2. Впервые на танках массово появились пушки калибром 76 миллиметров. У немцев были пушки 20, 37 и 50 миллиметров. По ходу выпуска у Т-III и Т-IV удлинялись стволы пушек, росла бронепробиваемость. Но и тогда в лобовую проекцию наших средних и тяжелых танков пробития не было.

Для Михаила и плюсы в танках были. Во-первых, танк давал ощущение защищенности. Это не в окопе сидеть, когда любая пуля или осколок убить могут. Танк не всякий снаряд возьмет. И другое: не надо проделывать многокилометровые пешие марши. Ну не любил Михаил ходить.

Полк уже отошел, занял позиции недалеко от Духовщины, что в Смоленской области. Рядом железная дорога, в паре километров за позициями. На полустанке стоял наш эшелон с танками, разбитый немецкой авиацией. Танки либо сгоревшие, не подлежащие восстановлению, либо с сильными повреждениями. Таким нужен серьезный ремонт на танкоремонтном заводе. А только где они? Все заводы, неосмотрительно построенные на Украине, оказались под угрозой захвата. И Харьковский танковый, и Луганский пороховой, и многие другие оборонного значения. Не всё смогли эвакуировать, но многое.

Михаила на полустанок направили, где в единственном уцелевшем здании находился штаб полка. Брел боец вдоль состава, разглядывал разбитую технику. Эх, эти бы танки, да в бой! Новейшие Т-34, непохожие на другие. Наклонная броня, мощная пушка – внушают уважение. Михаил тогда не знал даже название танка. Он только начал выпускаться серийно и был в числе секретных. Для немцев он тоже оказался неприятной неожиданностью. Немецкие противотанковые пушки 37 мм пробить броню не могли, за что получили в вермахте обидное прозвище «дверные колотушки».

Прилучный доставил в штаб пакет, обратно отправился, но шел с другой стороны эшелона. У самой последней платформы увидел: стоит Т-34, целехонький, двигатель рычит. К платформе приставлены шпалы, в начале и конце станции обычно такие хранились на случай ремонта. Танкисты нашли им другое применение. Танкист в темно-синем комбинезоне махнул рукой.

– Боец, помоги!

На левой стороне танка гусеница ослабла, провисла, надо было подтянуть. Ключ – огромный, и вороток к нему – в половину человеческого роста. Взялись вдвоем да под русское «ух!» Четверть часа – и гусеница в порядке.

– А где же экипаж? – поинтересовался Михаил.

– Сгорели в теплушке при бомбежке.

Танкист закурил, продолжил:

– Я часовым был как раз на этой платформе. И танк уцелел, и я – повезло.

Михаил уже уходить решил, как танкист спросил:

– Ты курсант? Петлички у тебя приметные.

У курсантов военных училищ на петлицах окантовка.

– Курсант, на практику отправлен был, а тут война.

– А где учился? Да ты закуривай.

Танкист протянул пачку папирос «Звезда».

– Не курю, спасибо. В Горьком учился, в зенитно-артиллерийском училище.

– О! Земеля! Я тоже из Горького! Так ты артиллерист?

– Первый курс закончил.

– Давай ко мне в экипаж!

– Как без приказа? Я в списках полка числюсь.

Танкист помрачнел, бросил окурок, яростно втоптал его в землю каблуком.

– Я вот тоже в бригаде числюсь. А где она?

Танкист показал рукой на сгоревший эшелон и спросил:

– Где штаб полка?

– В здании вокзала.

– Пошли со мной, боец.

Танкист оказался старшим сержантом, командиром танка. Фамилия – Селезнёв. Командир полка, майор, как узнал об уцелевшем танке из эшелона, обрадовался.

– В полку остаешься, усилишь огневую мощь.

– Я из экипажа один остался.

– Пополним! Вон, его бери. Боец, как фамилия?

– Курсант Прилучный.

– Черт-те что! Вот курсанта бери, других бойцов.

– Товарищ майор… – рискнул вмешаться Михаил.

– Что?

– Если уж экипаж формировать, то попрошу и своего боевого товарища. У нас с ним отличная боевая спайка, давно вместе, друг друга без слов…

– Короче, курсант! Фамилия его?

– Красноармеец Щедрин.

– Не возражаю.

– Доложить бы в штаб бригады… – намекнул Селезнёв.

– Где штаб? Номер бригады?

Танкист осекся. Отвечал по привычке. Из всей бригады остался один танк и один танкист. И знамени нет. А если знамя сгорело, как и документы, то и бригады нет, вычеркнута из списков.

Командир полка решил проблему, вызвав начальника штаба:

– Старшего сержанта Селезнёва поставь на довольствие. Боевую машину обеспечь топливом и боеприпасами, определи позицию. Да и мехвода, как я понимаю, нет? Выясни, кто знаком с такой техникой, может, трактористом был… ну, понятно.

– Так точно.

Приказ пошел по команде вниз. Тыловые службы и соляркой заправили, и снарядами снабдили – полный боекомплект. Со снарядами попроще, они такие же, как у пушки ЗИС-3. А солярка получилась пополам с лигроином. Было такое топливо для тракторов, похуже солярки качеством.

Место для танка определили рядом со штабом. В случае прорыва немцев танк должен был выдвинуться на опасное направление. Для командира полка танк – единственный резерв, беречь его надо как зеницу ока… Нашелся и механик-водитель: ефрейтор Коньков, бывший рабочий Сталинградского тракторного. Не профессиональный тракторист, но с техникой знаком. Управление что в танке, что на гусеничном тракторе похоже.

Михаил стал стрелком-пулеметчиком. Игоря определили в заряжающие.

В танке оказалось тесно, рации не было, а стрелок еще и люка не имел. Уже позже Михаил узнал, что при попадании в танк снаряда и при пожаре успеть выбраться надо за десять секунд. Промедлишь – сгоришь. Танк стальной, а горит стремительно.

У стрелка видимость сильно ограничена – только вперед через маленькое отверстие для прицела в шаровой установке. На ходу вообще ничего не видно.

Взялись за боевое слаживание экипажа. Тренировались от рассвета до заката, не забывая про «тяжело в учении – легко в бою». Селезнёв учил экипаж правильно и быстро занимать места в танке и покидать его. Целая наука. В корпусе первым в люк механика-водителя ныряет пулеметчик и сразу вправо, на место стрелка, затем уже садится мехвод и закрывает за собой люк. В башню садятся сразу оба – командир и заряжающий, поскольку в башне два люка. После посадки надо было сразу надеть танкошлем и включить его провод в сеть, в танкопереговорное устройство. Селезнёв предупредил:

– Шлем не застегивайте. Если танк полыхнул, срывайте шлем и быстро из танка.

– Почему шлем снимать? Ведь шишки на голове набьешь!

– Соединения часто заедают. Потеряешь две-три секунды – не успеешь выбраться. Лучше с шишками, чем в танке остаться…

Постепенно постигали бойцы танковую науку. Отчасти и повезло: Коньков оказался на редкость сообразительным, расторопным парнем, да и с управлением трактором все же был знаком, так что мехвод из него получался как минимум неплохой. Не хватало боевого опыта, да ведь это дело наживное…

Танк был новейший. Немцы равного ему не имели, но форсировали разработку тяжелых «Тигров», причем в двух вариантах, двух разных конструкторов: Порше и Адерса. Корпуса танков одинаковые, разные башни, разные трансмиссии, но пушка одна – зенитная 88-миллиметровая. Первый такой танк, направленный в войска и увязший в болоте, Красная армия захватила в 1942 году на Синявинских высотах под Ленинградом в исправном состоянии. Наши перевезли его на полигон, изучили и обстреляли из всех имеющихся на вооружении пушек. Результат поверг в шок. Только 85-мм зенитная пушка смогла пробить броню «Тигра» в лоб, но с дистанции в пятьсот метров. Срочно стали реанимировать производство противотанковой пушки 57-мм ЗИС-2, снятой с вооружения «за избыточную мощность и отсутствие целей», как записали в постановлении Комиссариата обороны.

Первое испытание в бою экипаж получил через два дня. Немцы после артподготовки стали наступать. Бронетранспортеры и пехота. Полагали, после получасового обстрела из орудий ничего живого не осталось. Потери, конечно, были, но не катастрофические. Командир полка решил бросить на немцев единственный, но существенный резерв – танк.

Получив приказ, заняли места в танке, сбросив маскировку в виде веток. Некоторые пехотинцы испугались рева двигателя в тылу, подумав: окружают! Окружения и танков боялись. Но увидели танк со звездой красной на башне, и сразу боевой дух поднялся, а для немцев танк оказался неожиданностью. Сделали танкисты короткую остановку, грянул выстрел! Один полугусеничный бронетранспортер застыл. Михаил воспользовался остановкой и из лобового пулемета ДТ открыл огонь по вражеской цепи. В танке от пушечного и пулеметного огня полно пороховых газов, в горле першит. Танк сделал еще несколько выстрелов и ринулся вперед. У немцев замешательство переросло в бегство.

Четыре бронетранспортера горят, пехота отступает. Селезнёв в раж вошел. Экипаж работал слаженно, тренировки доброе дело сделали.

– Давай, братцы! – орал старший сержант. – Коньков, вперед!

Виданное ли дело – немцы бегут! Пик морального удовлетворения! Уже и чахлый лесок впереди. Немцы выкатывают на дорогу из укрытия противотанковую пушку РаК-3,7. Ту самую «дверную колотушку». Тогда наши танкисты на Т-34 еще не знали, что бесполезна она. Немецкие пушкари торопятся. Выстрел! Как кувалдой по броне ударили, всех тряхнуло, но танк не заглох, не остановился. До пушки – сотня метров, еще раз успела «колотушка» выстрелить, и снова – удар по броне и нет пробития! Танк всем весом навалился на пушку, сминая железо. Расчет успел разбежаться в стороны. Идти дальше, вглубь немецкой обороны, Селезнёв не решился. Там могут быть пушки посерьезнее. И от своих отрываться не следовало. Было бы несколько танков, да с десантом, тогда хоть до Берлина!

Развернулись и покатили по своим следам назад. В расположении полка остановились, выбрались из танка, и в первую очередь – к носу танка. На переднем наклонном листе появились две большие щербины в полкулака. Не взяли снаряды броню, хотя удары сильные были. Танкисты после осмотра духом воспряли. На таком танке можно воевать!

А немцы уже докладывали в штабы, что у русских здесь танк Т-34. Может быть, и не один. Немцы уже успели захватить в первые дни войны несколько тридцатьчетверок, причем не побывавших в боях, прямо в танковом парке. Танки отправили на полигон в Куммерсдорф. Ознакомившись с устройством, обстреляли из всех видов танковых и артиллерийских пушек. Результатами были поражены. Гитлер даже устроил разнос Канарису, главе абвера, за плохую работу. Его агентурная сеть не смогла выявить серийное производство танков КВ-1 на Кировском заводе в Ленинграде и Т-34 на Харьковском паровозостроительном заводе.

Первым делом экипаж танк прятать стал. Хорошая маскировка – залог выживаемости. Замаскировать танк непросто, слишком велик. Загнали под большую березу, с другого дерева нарезали больших веток, набросали на броню. С полусотни шагов уже неплохо, контуры размыты. У лиственных деревьев одно плохо: быстро на летней жаре сохнут листья, начинают выделяться цветом. Лучшая маскировка – ельником, но в округе елочки маленькие, не больше человеческого роста, и ветви у них короткие.

Быстро закончили, и оказалось – вовремя. Над позициями снова появилась «рама». Зудит моторами в вышине, назойливо, как надоедливый комар. Одного танкисты не учли. На травяном покрытии следы гусениц хорошо видны сверху, выделяются. Шел-шел след и вдруг оборвался. Если бы следов от гусеничной техники много было, попробуй, разберись. Видимо, заметил и сообщил по рации летчик. Танкисты под деревом сидели, за кормой танка, обедали. Заряжающий на полевую кухню ходил, принес котелки с гороховым супом и ржаной хлеб. Еде все рады были, поскольку не завтракали.

И в почти полной тишине – нарастающий вой мины.

– Ложись! – закричал Селезнёв.

Попадали наземь. Почти сразу раздался взрыв мины неподалеку. Осколки ударили по броне, но никто не пострадал, танк своим корпусом прикрыл экипаж. И пошло, мины падали одна за другой. Когда мина на излете, ее слышно – шелест, тонкий свист. Надо немедленно падать или бросаться в любое укрытие – воронку, окоп, траншею. У мины осколки над землей летят. Снаряд пушечный услышать невозможно, слишком велика скорость. Даже если он на излете, прятаться бесполезно, снаряд уже пролетел.

Вермахт минометами был оснащен значительно лучше, чем Красная армия. Уже во взводе были минометы калибром 50 миллиметров. Максимальная дальность выстрела – 575 метров, этого хватало, чтобы добросить мину до траншей противника. Причем вес мины был вполне приличный – 910 граммов. Немцы называли минометные мины гранатами, а минометы именовали «саперные изделия» – противопехотные или противотанковые. Погубил 50 мм миномет очень чувствительный взрыватель. Стоило мине задеть ветку, как она взрывалась, порой убивая расчет миномета. По этой же причине стрелять из него запрещалось в дождь. Еще у немцев были минометы калибром 81,4 миллиметра. Вполне приличные, с дальностью стрельбы до четырех километров.

Наши конструкторы, среди которых ведущее место занимал Шавырин, придумали хитрый ход. У наших минометов калибр сделали 82 миллиметра. Так что при захвате трофейных боеприпасов их вполне можно было использовать для стрельбы, а вот немецкие минометчики наши мины использовать не могли. Зато, захватив на складах наши 120-миллиметровые минометы, немцы их опробовали и остались довольны. Миномет М-38 имел дальность стрельбы в шесть километров, был прост, имел колесный станок для перевозки на крюке автомобилем или гужевым транспортом. Немцы запустили в производство копию М-38, немного усовершенствовав колесный станок. За годы войны ухитрились изготовить восемь тысяч штук. Мощнее был только «ишак», как прозвали на фронте наши бойцы шестиствольный немецкий миномет залпового огня Небельверфер за его характерный звук выстрела.

Разрывы мин близко, но прямого попадания не было. Ветки взрывной волной с танка расшвыряло, и сразу после обстрела снова пришлось маскировать. От осколков мин на броне только царапины остались. Экипаж проникся к танку уважением, толстая броня внушала надежду. Позже осознали: зря. Танки в бою – расходный материал. Если противник равен по вооружению, танк в бою живет минуты, в среднем – полчаса боя.

Кому-то везло. Ванька-взводный в пехоте на передовой редко выживал больше недели. Другим легче. Ранены были, после госпиталя возвращались в строй, продолжали воевать. Не одно ранение имели, дошли до Берлина и живы остались. Самое обидное – в звании не особо выросли и наградами не разжились. Медали на гимнастерке, нашивки за ранения – были, а орденов нет. Их чаще штабные получали.

Двое суток немцы не повторяли попыток прорыва, подтягивали резервы. А потом после артиллерийской подготовки прогремела атака. Впереди танки Т-IV, рабочие лошади панцерваффе, за ними – бронетранспортеры с пехотой. Причем Селезнёв их видел, взобравшись на башню и стоя в полный рост.

Пушки на Т-IV 75 мм, но стволы короткие, лобовую броню Т-34 не пробьют, а бортовую могут. Либо если по гусеницам стрелять начнут. Вот повредить трак, «разуть» танк – запросто. А зачастую могли и разбить ленивец, как называется направляющее переднее колесо. Тогда танк превращается в неподвижный ДОТ. У немцев организация лучше. В каждой танковой роте имеется ремонтно-эвакуационное отделение, где два тягача, 17 человек ремонтников, грузовик с оборудованием и еще один грузовик с запасными частями. Если в нашей танковой роте – три взвода по три танка и танк командира роты, всего сорок человек личного состава, то в немецкой танковой роте – 14 средних танков и 5 легких, всего 144 человека. А еще имеется 4 запасных танковых экипажа, они оперативно заменяют раненых и убитых. В роте два грузовика, один для перевозки запасного личного состава, другой для имущества. В отделении боевого управления есть грузовик-кухня с двумя поварами и водителем. Еда может готовиться прямо во время марша, танкисты на остановках могут поесть горячей пищи. Еще в этом отделении есть специалист по радиостанциям, четыре оружейных мастера, фельдшер и санитар. И все при транспорте – мотоциклах с колясками. В целом немецкая танковая рота была сильнее нашей в полтора раза. Разница существенная. Кроме того, многие экипажи имели боевой опыт – Испания, Франция, Польша.