Текст книги "Ушкуйник. Бить врага в его логове!"

Автор книги: Юрий Корчевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 3

Судьба уже трижды сводила Михаила и Константина. Михаил задумывался об этом, лежа на палубе ушкуя.

– Кончай отдыхать!

Это Павел. После выхода из затона какое-то время они шли под парусом, но постепенно ветер стих. Парус пришлось опустить. С непривычки Мишаня стер кожу с ладоней почти до крови. Пеньковые веревки были грубыми, с узлами.

– К берегу пристанем – будем ветра ждать, или на веслах попробуем?

– Попробуем – вдруг ветра долго не будет? Не век же здесь сидеть?

Мишаня устроился на носу, Павел так и стоял за рулевым веслом. Но как Мишаня ни старался, продвигать тяжелый ушкуй не получалось. Гребок – и ушкуй на локоть продвигается вперед, да пока весла Мишаня переложит, течением ушкуй на аршин назад относит. Для хода хотя бы четверо нужны.

Они пристали к берегу. Павел послюнявил палец, посмотрел на облака.

– К вечеру ветер будет, и очень сильный. Да как бы еще и не с дождем.

Трудная ходка выдалась. Времени в пути много потеряли, а даже до Котельнича не добрались. Да и где он, этот Котельнич, Миша даже не представлял.

– Павел, до Котельнича далеко?

Кормчий осмотрел берега.

– Должон быть вот за тем поворотом.

– Вот что, Павел. Схожу я в город, может быть – гребцов найду.

– А платить-то есть чем? То-то и оно.

– Товаром рассчитаюсь, или вон – топорами.

Мишаня ушел в город.

Помощь нашлась раньше.

За поворотом, когда уже вдали показались городские стены, Мишаня увидел на берегу рыбаков, чинивших лодку.

– Бог в помощь!

– Спасибо.

– Не поможете? Гребцы нужны – ушкуй до Хлынова догнать.

– А свои куда делись?

– Разбойники посекли.

Рыбаки глянули на Мишаню жалостливо.

– Мы бы со всем своим почтением, однако же семьи кормить надо.

– Да я же не за так. Денег, честно скажу, нет. Но могу топоры хорошие дать или тканей.

Обмен мужиков заинтересовал.

– А сколь дашь?

– Два топора. Отличные, новгородской работы.

Мужики почесали в затылках, посовещались.

– Сколько гребцов надо?

– Четверо.

– Ладно, договорились – веди.

Четверо рыбаков с мозолистыми от весел руками пошли за Михаилом. А дальше уже проще. Рыбаки поплевали на ладони и мощными взмахами весел погнали ушкуй к Хлынову.

Показались и постепенно остались позади рыбаки с лодкой и сетями. Прошли Котельнич.

– Все, баста, отдохнуть треба!

Ушкуй подогнали к берегу. Один из рыбаков всмотрелся в тучи на горизонте.

– Буря будет – с молоньей и дождем. Помяни мое слово – скоро. Эх, не успели до заката к Хлынову подойти.

– Тогда давайте наляжем.

Рыбаки снова взялись за весла.

Вскоре гладкая поверхность реки покрылась рябью, поднялся боковой ветер.

Рыбаки дружно встали и начали поднимать парус. Скорость возросла, но кормчему приходилось туго: чтобы двигаться вперед, ушкуй приходилось вести галсами – вроде ломаной линии. И лишь когда прошли крутой поворот реки, ветер стал дуть в корму. Тучи сзади тоже надвигались быстро, вдали погромыхивало.

– Давайте-ка, ребята, наляжем!

Передохнувшие рыбаки уселись на весла. Кораблик пошел заметно быстрее. Ветер усиливался и из ровного перешел почти в шквалистый.

Рыбаки бросили грести, ход и так был великолепный. У носа вскипали белые буруны, брызги падали на палубу.

– Глядите – дождь!

И в самом деле, было видно, как из темной тучи сплошной стеной лил дождь. Ливень приближался медленно – все-таки ветром ушкуй гнало сильно. Теперь все с тревогой поглядывали на парус – выдержит ли?

Вдали показались стены Хлынова. Но наступал вечер, стало темнеть. Сверху закапали редкие крупные капли.

– Все, шабаш! Пора судно на прикол ставить.

Мишаня чуть не заругался. Город-то вон он! Однако рыбаки дело свое знали. Опустили парус, мощными гребками загнали ушкуй в небольшую заводь, в которой кораблик даже не весь поместился. Добрая четверть корпуса торчала в самой реке.

– Суши весла!

Рыбаки уложили весла на палубу, накрылись холстиной. И тут ливануло! Дождь обрушился стеной. Ливень был такой, что в трех шагах ничего не было видно.

Михаил вмиг промок.

Да, верно рыбаки сделали. Мимо, по стремнине, несло чью-то ладью с разорванным парусом. Гребцы отчаянно пытались направить ее к берегу, в укрытие, однако шквалистый ветер отжимал суденышко к чужому берегу.

– Припоздали ребята! – едва расслышал Мишаня.

Он уселся на корме рядом с Павлом. Ударил раскат грома – все втянули головы в плечи; затем глаза ослепило вспышкой молнии. Она ушла в землю совсем недалеко. А уж потом по палубе застучали градины.

Шел град недолго, но после него похолодало.

Шквал ветра с градом унесся дальше, ливень прекратился.

Выбравшись из-под укрывавшей их холстины, ушкуйники и рыбаки увидели, что на палубе град лежал сплошным покровом в ладонь толщиной.

– Повезло, что ушкуй в заводь поставили да парус вовремя убрали, иначе – быть беде, – сказал Павел.

Пришлось всем ночевать на ушкуе.

Поскольку костер было не развести – ведь все вокруг сырое – и сухостой и валежник, все продрогли. И, едва рассвело, рыбаки сели на весла.

– Погреемся, ребята!

Мощными рывками они погнали ушкуй к Хлынову.

– Вот спасибо, мужики, даже не знаю, что бы я без вас делал.

Мишаня отдал рыбакам два топора и сверх того – моток веревки, что приглянулся старшему. Он был рад, что все закончилось относительно благополучно. Да, люди убиты, но не он тому виной.

Наняв подводу с возчиком и амбалов с пристани, они погрузили товар, и Мишаня отправился в лавку. Однако, подъехав, увидели, что лавка оказалась заперта. Что за черт? Солнце уже встало давно, а обычно Аникей появлялся в лавке рано.

Мишаня нащупал в потайном углублении запасной ключ, отпер лавку и, перетаскав тюки, свалил их грудой в углу. «Потом разберусь, сейчас ушкуй разгружать надо». И еще четыре ходки на подводе сделал, пока ушкуй не опустел.

Он рассчитался с возчиком медяками, что нашел в оловянной кружке под прилавком – медяки Аникей Лазарев всегда хранил там, и уселся на узлы, раздумывая – разложить товар и идти домой или сразу домой – покушать по-человечески да переодеться.

В лавку заглянул прохожий, давний покупатель.

– Доброго здоровьичка, Михаил!

– И вам того же.

– Ты что же на отпевание и похороны не идешь?

– Кого хоронят-то? Прости – я только что из Нижнего, новостей не слыхал.

Прохожий посмотрел странно.

– Так Аникея же с супружницей!

– Как? Что ты сказал?

Мишаня не сразу понял смысл сказанного.

– Раб Божий Аникей с женою преставились третьего дня. Пожар в доме у них случился, изба сгорела. Гробы даже закрыты, бо смотреть на обгорелые останки жутко!

Прохожий ушел, а Мишка сидел в состоянии прострации, не в силах переварить услышанное. То-то лавка была заперта! А Мишаня так спешил рассказать Аникею, какое трудное выдалось плавание, но он все-таки сумел сохранить ушкуй и товар.

Мишка собрался: «Все потом решу – и что с ушкуем делать, и как с товаром поступить. Надо срочно домой, переодеться в чистое и – в церковь. Купец для меня много сделал – в люди вывел, торговать научил».

Мишка помчался домой и, едва обняв деда с бабкой, быстро переоделся.

Бабка вытирала углом платка глаза:

– Слышал небось о горе-то?

– Сказали люди уже. Вот – в церковь тороплюсь. На отпевание да похороны не опоздать бы.

Успел. Вокруг двух закрытых гробов ходил батюшка, читая молитвы, на клиросе пел церковный хор.

Похоронили купца с женою рядом. Вместе жили, вместе в сыру землю легли. Мишка на похоронах даже всплакнул.

Он пришел домой, упал на постель. Что за невезуха, черная полоса? Сначала – разбойники, теперь – смерть купца. Что делать, как дальше жить?

Всю ночь Мишка уснуть не мог: то купца вспоминал, которого было жалко до слез, то решал, как ему быть дальше. Детей и родни у купца не было, на лавку претендовать некому – можно и дальше самому торговать. А уж это он умеет.

Церкви десятину продолжать платить будет, в управу – сколько положено. Только с товаром как быть? Большую партию товара завез Мишка, но ведь все равно когда-нибудь он закончится. Тогда что? Лавку на ключ, и снова за товаром? Плохо.

Павел, кормчий, положим, согласится под Мишкой ходить – ушкуй-то купеческий. Правда, прав на суденышко у Мишки не было никаких. Так ведь и у Павла тоже их не было. И жить Павлу на что-то надо. Команду новую он и сам подберет, только поговорить с ним надо. В лавку найти бы кого-то, только сложно с этим. А если невольницу бывшую, Лизавету, поставить в лавку торговать? Считать-писать она умеет. Не торговала, правда, никогда – так подучить можно, месячишко вдвоем в лавке торговать. Мишка и сам когда-то не умел – так научился. Одно смущало – не принято на вятской земле женщине за прилавком стоять. Считалось – не бабье это дело. Ну так в Великом Новгороде еще и не такая вольница. Женщины на улице простоволосые ходят, на вече голос наравне с мужчинами имеют и даже – страшно подумать! – в Посад избираются. Слыхал об этом Мишка в Нижнем на ярмарке. А чем Лизавета хуже новгородок?

Вскочил утром Мишаня, умылся и – к кормчему.

– Слыхал, Павел, новость горькую?

– Слыхал. На отпевание не успел, а на похоронах был. Нешто ты меня не видел на кладбище?

– Прости, Павел, не до того было. Как дальше жить думаешь?

– Сам не знаю.

– Я знаю. Все остается по-прежнему. Набирай потихоньку новую команду. Ты людей знаешь, абы кого не возьмешь. Так же ходить за товаром будем, только платить тебе и команде за работу отныне не Аникей будет, а я.

– Хм, а сможешь?

– Постараюсь.

– Ну смотри, Михаил. На ушкуе со мной вместе пять человек, и за каждым – семья, рты голодные. Не шутка! Жалованье с тебя спросят. Проторговался али с прибылью – не наше дело. Мы свое сделали – плати.

– Не сомневайся во мне – вот тебе моя рука.

Павел и Михаил пожали друг другу руки.

Важное дело удалось быстро сделать. Мишаня думал, что Павла придется долго убеждать, уговаривать, и то – Мишане четырнадцать, а Павел уж старик почти, ему под сорок небось.

А теперь – домой. Есть хотелось до ужаса. Мишаня даже не помнил, когда он в последний раз ел.

Уплетая горячую лапшу на курином бульоне, он спросил Лизу:

– Тебе у нас нравится?

– Лучше, чем у башкира. Ты не обижаешь, не бьешь, кормишь досыта, я сплю в избе, а не в сарае. Чего же еще желать?

– А в лавку, торговать – хочешь?

И замер сам с ложкой у рта. Лиза – холопка купленная. Он ей приказать может. Но одно дело – работать из-под палки, другое – с желанием. Михаил ведь за товаром уезжать будет, присмотра за лавкой нет. Будет от работы отлынивать или, того хуже – заберет выручку, и поминай как звали. Велика Русь, с деньгами где хочешь жить можно.

– Не пробовала я, боязно.

– Я покажу. Одевайся, пойдем.

До вечера Лиза с Михаилом новый товар раскладывали. Мишаня объяснял ей, как каждая ткань называется, сколько аршин ее стоит.

– Ой, я и не запомню сразу!

– Ничего, если очень надобно будет – запомнишь. Я завтра торговать буду, а ты приглядывайся.

Весь следующий день Мишка торговал сам. Покупатели, прослышав о новом товаре, шли один за другим. Мишаня показывал Лизе, как отмерять ткань, называл цену. Девчонка сметливая была, за то – батюшке ее спасибо – научил дочь грамоте и счету. Что не запоминала – записывала.

На следующий день Лиза уже отмеряла ткани сама – Мишаня только наблюдал да деньги брал. Понемногу осваивалась Лизавета. Дивились покупатели девушке за прилавком, но уж больно улыбчива да обходительна была Лиза.

Поговорили на торгу о девчонке в лавке, да и приняли это как должное.

Дел сразу, причем срочных, навалилось много. Метался Мишка по Чижам да в Хлынов ходил, благо – три версты всего до города было. Понемногу все как-то утряслось, проблемы рассосались, Лизавета в лавке освоилась, цены запомнила. А уж женщины-покупательницы в ней души не чаяли.

– Хороша у тебя помощница, Михаил. Приветлива, всегда подскажет, что лучше выбрать.

Михаил эти отзывы на ус мотал. Рад был, что не прогадал, хотя и рискнул, ставя за прилавок Лизавету.

Через месяц, когда она освоилась, отправился Мишаня на торг – за товарами. Поскольку теперь он сам себе голова, решил Мишаня кроме тканей еще и железных изделий подкупить. Своего железа, почитай, на Руси и не было. Ковали, конечно, кузнецы железо из болотных криц, только качество того железа низкое было.

На ярмарке продавали железо в изделиях – замках, оружии, петлях дверных – и в полосах. Делай из такого чего хочешь. На вид полосы одинаковые, а изготовлены в разных заморских странах: есть немецкое, есть свейское – даже из Персии.

Взял Мишаня несколько полос для пробы, остановившись на свейском. Торговали им ушлые новгородцы.

Просел ушкуй под тяжелым грузом, хотя весь груз в трюме едва и виден был. По приезду, когда везли товар в лавку, телега трещала, переваливаясь на ухабах.

А поутру Мишаня обежал всю кузнечную слободу, поговорил с кузнецами.

– Поглядеть железо надо, пощупать, может – дрянь!

– Ну так милости прошу в лавку, – зазывал Мишаня.

После обеда в лавку один за другим ввалились кузнецы. Поглядели железо, попробовали его поцарапать острыми железяками. Один из них, быстро сообразив, что перед ним качественный товар, с ходу обратился к Мишане:

– Неплохое железо! Беру!

– Сколько полос?

– Все!

Остальные купцы взъерепенились.

– Не можно так! Я первым пришел!

– А я первым сказал, что беру! Если брать хотел, чего молчал?

Едва утихомирил спорщиков Михаил:

– Кто первый сказал, тот и забирает. Если желаете, могу еще привезти, только задаток прошу.

– Пиши меня – вот деньги.

Миша достал вощаную табличку.

– Кузнец Ермолов – пять денег.

– Кузнец Анкудинов – десять денег и десять беличьих шкурок.

– А меди, меди можешь привезти?

Видел Мишаня медные листы, сияющие ярче солнца, только цену им не знал.

– Возьму для пробы – давай задаток.

Авансом Михаил собрал изрядную сумму. Оказалось, после татарского нападения, коих не случалось давненько – уж лет восемь как – спрос на железные изделия резко вырос: наконечники копий, стрел, замки уходили из кузницы, как горячие пирожки.

Не откладывая дела в долгий ящик, Мишаня через три дня и отбыл. Пока плыл, принял решение – не в Нижний надо, а поближе к Новгороду, да в Ярославль хотя бы. Сказывал ему Павел, что на одной реке эти города стоят. Боялся переволоков Мишка. С железом ушкуй тяжел – потянут ли его лошади, выдержат ли канаты?

Дорога по реке вышла длиннее, зато и железо купил Мишаня дешевле, да и медных листов несколько штук, а не один, как хотел изначально.

До дома они добрались благополучно, пристав к пристани чуть за полдень. Достал Мишаня вощаную табличку, подозвал чумазых ребятишек.

– Заработать хотите ли?

– Кто же не хочет?

Пообещал Мишаня каждому по ногате, назвав нужных кузнецов – кто задаток давал. Разгрузка споро прошла – к вечеру кузнецы уже и ушкуй освободили от тяжелого груза. Наблюдавший за всем Павел головой кивал одобрительно.

– Молодец, Михаил, ловко придумал! Чего железо в лавку таскать – это же не ткани! Тяжело и грязно.

С Павлом и корабельщиками Мишаня сразу за ходку расплатился. Это еще от купца Аникея повелось: причалили к пристани – получи денежки. Ходка за железом внеплановая вышла, и ушкуйники были довольны – дополнительный заработок в семью. У Мишани даже мелькнуло в голове: «А не переключиться ли с тканей на железо да медь?» Одно только непонятно – сколько железа потребно? Может, он своей ходкой на полгода вперед кузнецов железом обеспечил? Надо будет поговорить с кузнецами. «Завтра обойду, – решил Мишаня, – а теперь – в лавку. Узнать надо, как Лиза управ-ляется».

Но едва он переступил порог лавки, услышал громкий, на повышенных тонах голос мужика, что стоял посредине лавки. Тот упер руки в бока, вопрошая грозно:

– И когда он будет? Я ему все ноги повыдергаю!

– Уважаемый, это кому же ты ноги выдергать обещаешь? Не мне ли?

Мужик повернулся к Михаилу.

– Если ты – Михаил, то тебе!

– Я тебя в первый раз вижу и дорогу нигде не переходил.

Однако мужик разговаривать не желал. Глаза его налились кровью, он развел руки и стал медведем надвигаться на Мишаню.

Лиза в испуге округлила глаза.

Когда мужик оказался вплотную перед Михаилом, густо дохнув на него луком, Мишаня выхватил из ножен боевой нож и приставил его к шее мужика.

– Только двинься – вмиг кровушку пущу!

Мужик замер, ощутив на своей шее острое лезвие ножа.

– Ты чего? Я же только поговорить хотел.

– Это я поговорить да дело миром уладить хотел, а ты как медведь на меня кинулся. Не начинают так знакомство. Кто ты есть?

– Купец хлыновский Дорофеев Илья.

– И чем же я тебя обидел, купец Дорофеев?

– Железо возишь! Отродясь мы, Дорофеевы, железо возили! И новичок ты – цены сбиваешь!

– А почему я тебя спрашивать должен? Ты купец, и я купец, ты сам решаешь, какой товар возить, и я сам. Ты мне не указ. Да ты руки-то опусти, пройди вон, на лавку сядь. Мы же с тобой не тати – деловые люди, поговорить надо.

– Прости, погорячился! Все, что ты сказал – истинная правда! Я горяч, а ты еще горячее – сразу нож к горлу. Молод ты для купца, однако наслышан я о тебе уже. Под Аникеем два года ходил, взматерел.

– Давай лучше о делах. Я только с товаром из плавания вернулся, устал, кушать хочется.

– Хорошо! Мое предложение – цены одинаковые держать. У тебя цена низкая, ты меня этим разорить можешь. Давай так – я опущу немного, а ты поднимешь. Все равно обоим выгодно.

– На сколько за полосу опустишь?

– А сам как мыслишь? – купец хитро прищурился.

– Ты ко мне пришел, ты и предлагай.

– На рубль серебром – не меньше.

– Годится.

Михаил протянул руку. Коли договорились и скрепили договор рукопожатием, ни одна из сторон сама изменить цену не может. Хочешь изменить, коли обстоятельства изменились – договаривайся заново. Нарушил договор – ни один купец отныне дел с тобой иметь не станет. Купцы – люди солидные, вертопрахи в этой среде не уживались.

До начала зимы Михаил успел сделать еще две ходки: одну за железом – аж в сам Господин Великий Новгород, вторую – как обычно – в Нижний. Обратно возвращались, когда уже снежок выпал да первый мороз ударил. У берегов река льдом покрылась, только на стремнине вода парила и была свободна от ледяных оков.

Тревожился Мишаня: «Успеем ли до Хлынова добраться, или скует мороз льдом реку? Придется тогда топорами путь во льду прорубать. Товар-то на санях увезти можно – а ушкуй? По ледоходу льдами его раздавит и – прощай, верное суденышко. А это расходы лишние».

Теперь и отдохнуть немного время есть. Конечно, при желании возчиков с санями нанять можно, сказывают – санный путь короче водного, только и опасностей больше, тати зимой в спячку, как медведи, не впадают. Из-за этого купцы, чтобы оборониться, в большие обозы сбиваются и охрану нанимают, да и то иногда с потерями возвращаются.

Неделю Мишаня отсыпался-отъедался после трудного последнего плавания. А потом – снова за дела. В церковь сходил, поставил свечи святым угодникам, десятину батюшке отдал. На несколько дней за вощаные таблички засел, подсчитывая приход-расход, наличность пересчитал. Выходило много. Конечно, Мишаня на печи не лежал, в носу ковыряя, трудился, рисковал здоровьем и деньгами. Но и прибыль того стоила.

Вздохнул Мишка – надо в Хлынов, в управу ехать. С Павлом да корабельщиками Мишаня рассчитался, церкви положенное отдал, и теперь один долг оставался – налог управе.

Даже Лизе денег дал, хотя холопка она, за одежду, пропитание и крышу над головой работать должна, потому как – куплена. Правда, если холоп желание и возможность имеет, может выкупиться. Родня деньги заплатит или сам скопит и – свободен. А коли у холопа дети народятся, так они сразу свободными становятся, никто не имеет права их в неволе держать.

Стать холопом можно запросто. Попал в плен – ты раб, а выкупил тебя из него чужой человек – и ты холоп. За деньги невозвращенные в холопы попадали – тогда холоп «закупом» назывался и батрачил на хозяина, пока долг не вернет.

Но Мишаня решил Лизе приплачивать. Пусть и не полное жалованье она получит, но интерес у человека должен быть к работе. Захочет принарядиться – одежду себе новую купит, а захочет стать свободной – деньги на выкуп будет копить.

Походил Мишаня по заснеженному Хлынову, нашел управу, заплатил налог торговый. Купил деду с бабкой подарки – рукавицы меховые, с шитьем узорчатым. Постоял немного и Лизе подарок купил – платок из тончайшего шелка. Хоть и холопка она, а в лавке с торговлей очень его выручает. Да и некрасиво будет: деду с бабкой подарки есть, а молодой девушке – нет. Подарки в любом возрасте получать приятно, а в молодости – особенно. Жалко только, самому Мишане никто подарков сроду не дарил. Родителей Мишаня не видел никогда, а дед с бабкой с хлеба на квас перебивались, не на что подарки покупать было. Ну да ничего, молод еще Мишаня и удачлив. Не сказать, что богат – так и не беден уже.

Вышел Мишаня из лавки, вдохнул свежего морозного воздуха, осмотрелся. А интересные лавки в Хлынове! На первом этаже – лавка, а второй этаж – жилой. Удобно! Бегать никуда не надо. Утром проснулся, позавтракал, спустился вниз – и ты уже на рабочем месте. Не сделать ли и у себя в Чижах так же? Замер вдруг Мишаня от неожиданной мысли. А почему именно в Чижах? Хлынов недалеко, но все-таки это город, жителей больше, стало быть, и потенциальных покупателей – тоже. Не в Чижах строить надо, а в Хлынов перебираться.

Михаил вернулся в лавку. Хозяин удивился, однако спросил вежливо:

– Товар не понравился?

– А? – рассеянно глянул Мишка, думая о своем. – При чем здесь товар? Лавку такую же купить хочу. Чтобы внизу – торговля, а второй этаж – жилой.

У купца от неожиданного вопроса челюсть отвисла.

– Я свой дом с лавкой не продаю!

– Я не про твой дом. Я про город говорю. Есть ли у вас дома, что с лавками внизу на продажу выставлены?

Купец почесал затылок.

– Не знаю, должно быть – есть.

И решил Мишаня обойти все лавки на центральных улицах, может – повезет.

Уже четыре лавки он оставил позади, и все – безрезультатно. Настроение упало, и он шел по занесенному снегом тротуару, глядя себе под ноги. С человеком столкнулся, извинился и уже хотел было дальше идти, но человек этот схватил Мишку за рукав тулупа.

– Постой! Михаил, ты ли это?

Не сразу Мишаня узнал в прохожем Костю Юрьева. Был он в бобровой шубе, лисьей шапке, борода и усы в инее – мудрено узнать.

– Ну, здравствуй, старый знакомец! Ты как тут?

– По делам в управу ходил.

– А чего грустный такой?

Мишка рукой махнул.

– Э нет, так дело не пойдет. Тут, рядом – мой дом. Пошли – погреемся, о делах своих расскажешь.

– Чего я делами своими тебя обременять буду?

– Чудак-человек! Ты же жизнь мне когда-то спас – могу я помочь тебе как-то?

Согласился Мишка.

В дом сотника прошли. В первый раз Мишаня был в столь красивом доме. Слуга в сенях тулуп Мишани и шубу Кости принял с поклоном, дверь в горницу отворил. Вошел Мишаня, привычно повернулся к красному углу, где икона висела – поклон отбил, перекрестился.

– Тимофей, собери на стол!

Сам Костя уселся в кресло, Мишаня на лавке сбоку пристроился.

– Давай-давай, все рассказывай – мне интересно!

И Мишаня рассказал о гибели команды, что, в общем-то, Костя уже знал из их неожиданной встречи, о смерти Аникея Лазарева с женой, о холопке Лизе, которую он поставил в лавку торговать – упомянул даже о хлыновском купце Дорофееве и его претензиях, и о том, что в Хлынове дом с лавкой ищет. Не с кем было Мишане поделиться своими горестями и проблемами, дед с бабкой – стары, Лиза – холопка. А у Кости расчувствовался Мишаня да и выложил все.

– Надо же, и у купцов не все хорошо да гладко. Понятно, что умерших уже не вернешь. А заботе твоей – о доме да лавке в Хлынове – помочь можно, и даже запросто.

Удивился Мишаня:

– Неуж?

– Деньги-то на покупку дома есть?

– Скопил. Я в последнее время железо возил в Чижи из Нижнего и даже в самом Великом Новгороде был.

– Дело сие весьма полезное – одобряю. Оружие нам нужно. А с лавкой таким путем решим. Купи избу-развалюшку за гроши – лишь бы место хорошее было, бойкое. Найми людей. Они старье развалят и новый дом срубят – какой скажешь. Тебе даже дешевле обойдется – вокруг города лесов полно. Для обороны города лес подальше от крепостных стен отодвинуть надо. Могу даже поспособствовать. Заключим с тобой договор. Воевода деньги за вырубку даст, а ты деревья те – на стройку. Конечно, подсуетиться надо, артель плотницкую нанять. Так и выгода для тебя двойная – деньги за подряд получишь и лес бесплатно. Дерево сейчас сухое, промороженное. Если атаман артельный знакомец твой, так можно такой лес отобрать – любо-дорого посмотреть будет. Ну, как тебе?

– Неужели и в самом деле так можно?

– И на законных основаниях, заметь! Тимофей! Обед готов?

– Готов, хозяин, прошу к столу.

– Пойдем отобедаем чем бог послал.

Бог послал щедро. Сначала щи суточные на мясном бульоне, потом курица запеченная, белорыбица отварная, пироги да кулебяки с капустой да грибами, гречневая каша. Сбитень хмельной, узвар из яблок.

Наелся Мишаня, едва из-за стола встал.

– Благодарствую, Костя.

– Ты вот что, парень. Собери артель плотницкую, думаю – не сложно это. Лес рубить каждый мужик может. Полагаю, седмица у тебя есть в запасе. Как готов будешь, жду у себя. И еще одно. Как деньги за подряд получишь – воеводе отдарись.

Мишаня не знал, велик ли подряд будет и какой нужно подарок поднести, а спросить у Кости постеснялся. «Ничего, – думал Мишаня, шагая к своему селу, – время есть, еще спрошу. А кроме воеводы и Косте подарок сделать надо. Здорово это он придумал с лесом! Конечно, он постарше, в городе живет, в походы ходил, князей да бояр видал – поопытнее меня».

Артель и искать не пришлось. По приходу сказал Павлу кормчему о лесоповале, так тот чуть не до потолка от радости подпрыгнул.

– Будут лесорубы. Зима сейчас, нигде работы нет. Я тебе завтра сколько хочешь мужиков приведу.

– Сколько хочешь – не надо. Мне два десятка лесорубов достаточно да с десяток плотников, которые избу сладить могут. И еще возчиков найди с санями. Подряд я возьму в Хлынове.

А сам следующим днем в Хлынов подался. Надо развалюшку искать. И нашел-таки. Не в самом центре – чуть поодаль, но место бойкое, на спуске к реке, и храм недалеко. Сторговался с хозяином-дедом за гроши.

– Вот и славно, – шамкал дед. – Я в городе один остался, переберусь к родне в Никулицино.

Составил Мишаня договор купли-продажи, чтобы все – честь по чести. Старик крестик вместо подписи внизу поставил.

Отсчитал ему Мишаня медяков.

– Ты уж извини, но меня срочные дела поджимают, потому времени тебе, дед, вещи собрать даю до завтра.

– А ключи кому отдать?

– Да хоть выкинь. Я все равно избу разберу.

Нашел нищих у замерзшего причала. Проживали они в ветхой лачуге, грелись у костра.

– Мужики, дрова нужны?

– Никак шутишь, барин?

– Да не барин я. Завтра с утра ветхую избенку развалить надо. За работу все отдаю – бревна, дранку с крыши. Хотите – продайте, нет – сожгите в костре, мне все едино. Вечером работу приму и даже по медяхе на пропитание дам.

– Не обманешь?

Мишка перекрестился.

– Тогда ждем с утра.

Довольный сделкой, Мишка помчался в Чижи. Лошадь бы еще с санями, да денег маловато. Еще неизвестно, в какие деньги стройка обойдется.

Прибежав домой, он наскоро поел и отогрелся. Потом накинул тулуп и – во двор. На снегу стал прутиком рисовать дом с лавкой. Подсобку отдельную да обширную – надо, комнатенку, где деньги да вощаные таблички с записями хранить – надо, торговый зал опять-таки – как без него? И наверху жилье устроить: деду с бабкой – комнату, Мишане – самую большую, Лизавете – маленькую. Вроде все. Эх, а кухня? А сени? И их пририсовал Мишаня. Теперь он уже яснее представлял себе, каким будет его будущее жилье – с лавкой вместе.

И закрутилось. С утра – к нищим, избу-развалюху показал, вечером работу принял, рассчитался. Следующим утром – снова в Хлынов, к Косте, с ним вместе – к воеводе.

Поначалу оробел Мишаня, в богатый дом входя.

Разделись, холоп их в горницу провел. Видно, Костя здесь бывал не раз. Уселись на лавку, хозяина поджидая.

Через некоторое время вышел к ним и он. Высокий, дородный, в кафтане из добротного фряжского сукна – это Мишаня сразу определил. Взгляд пронизывающий, суровый.

Вскочили Костя и Михаил, поклон отвесили.

– Здрав буди, боярин-воевода. Вот, как уговаривались давеча – подрядчика привел, лес за посадом порубить.

Воевода внимательно посмотрел на Мишаню.

– Что-то больно молод подрядчик-то. Не подведет ли? Справится?

– Я порукой, Яков.

– Договорились. Ступайте.

Костя с Михаилом отвесили поклон, вышли в сени. Одеваясь, Мишаня шепотом спросил:

– Это кто такой будет?

– Вот деревня неотесанная! Это же Яков Пугвин, воевода хлыновский, из бояр.

– Откуда мне знать?

– Теперь будешь знать.

Вышли на улицу.

– Пошли на крепостные стены, покажу.

На дозорных вышках стояли часовые. Узнали Костю, поприветствовали. Костя с Мишаней взобрались по крутым ступеням на стену. Ух, красотища! Видно далеко – лес, Вятка во льду с санным путем посредине изгибами петляет, скрываясь за холмом, деревни поодаль.

– Лес видишь? – показал рукой Костя. – Надо по всей длине, начиная с опушки, саженей на двадцать убрать. Слишком близко он в этом месте к городу подступает. Ежели враг там укроется, сможет безнаказанно стрелы внутрь крепости кидать. Сам понимать должен: не дать ворогу незамеченным к крепости подобраться – дело важное и нужное, не подведи. Ну а лес порубленный – куда хочешь девай, по своему разумению. Можешь продать, можешь на избу себе привезти, а не будет желания – хоть сожги. Мы его рубим, а он снова вырастает. Понял?

Мишаня кивнул головой.

– Ты, Костя, не сомневайся – не подведу. Вот только скажи, подряд – это сколько?

– Пять рублей серебром.

Мишаня прикинул в уме: рубль, а то и полтора, лесорубам отдать, еще рубль – возчикам, что лес на стройку возить будут, столько же – плотникам за дом, да еще каменщику – за кладку печи. Про подарки Косте и воеводе не забыть. От подряда ничего и не остается, зато дом – почти за бесплатно выйдет. «А что – здорово!» – загорелся Мишаня.

И закипела работа. Артель лесорубов пилами да топорами деревья валила. Стволы, что поровнее да потолще – сосновые, дубовые – от веток зачищали. Ими у костров в перерывах грелись. Возчики хлысты в город возили, складывали в штабеля на Мишкином участке. Подбадривая лесорубов, Мишаня хлеб привозил да крупы, да сало. А уж похлебку мужики сами варили.

Месяц ушел на очистку участка. Мужики от работы не отлынивали, трудились на совесть – даже пни пожгли.

Принял работу Костя, самолично все обошел.

– Ну, Михаил, не подвел. Даже вешки поджег. Молодец, теперь здесь врагу не укрыться, и незаметно ему не подобраться. Пошли к воеводе за платой.

Мишка, пообещав назавтра оплату дать, отпустил лесорубов да возчиков – чего на морозе людей держать? Не лето, чай.