Текст книги "Атаман царского Спецназа"

Автор книги: Юрий Корчевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

День шел за днем; мы проехали Великие Луки, Нелидово, Оленино, Ржев, вот уже и Волок Ламский. Ура, Москва рядом!

В город въезжали уже вечером, торопились, чтобы не закрылись перед носом городские ворота.

Сразу же направились в Кремль. Дьячок вызвал Адашева, я вернул ему его письмо и указал на Ивана – узнаешь? Отек на лице спал, но все лицо было покрыто желтыми, зелеными пятнами синяков.

– Это за что же вы его так?

– Да ведь это Иван, адресат полоцкий.

Адашев охнул:

– Извини, Ваня, не признал сразу. Что случилось?

Ну, пусть беседуют, у них разговор долгий, а может быть, и тайный, мне чужие секреты ни к чему.

У ворот Кремля меня ждали мои бойцы.

– Все, парни, расходимся по домам; отсыпайтесь, отъедайтесь. Ежели денег отсыплют – позову.

С радостью встретила меня Дарья, все-таки двадцать дней не было. Вкусно накормила, мы натопили баню и совместно вымылись. Ну, а когда я впервые за двадцать дней раздетым лег в чистую постель – это что-то. В дороге, на постоялых дворах, спали не раздеваясь. С другой стороны – едем по делу, раздеваться опасно, вдруг случится, что уезжать надо мгновенно, или нападение какое?

Впрочем, на постоялых дворах все спали не раздеваясь, сбросив только тулуп и сапоги. И вообще, как я заметил, мужчины здесь взрослели рано, семнадцатилетний подросток уже мог быть подготовленным воином, мог жениться.

К жизни относились всерьез, все делали основательно, как теперь говорят – на века, не осрамиться чтоб. А к смерти своей, в бою ли, в походе, относились удивительно просто. Умирать придется всем, и один раз, поэтому лучше умереть с оружием в руках и на виду у товарищей, чем немощным стариком в постели. Вот к ранам относились серьезно, медицина была на нижайшем уровне, можно сказать – медицины и не было. Любое ранение могло привести, и приводило часто, к нагноениям, осложнениям в виде гангрены или заражения крови. Трагедий из смерти не делал никто, из десяти родившихся детей до взрослого возраста хорошо если доживали два-три. Людские потери были велики – бесконечные набеги татар, литовцев, шведов, поляков и прочих косили людей не меньше, чем часто случающиеся эпидемии чумы, холеры, сибирской язвы.

На следующий день в ворота постучал гонец:

– В Кремль просят, человека уже знаешь.

– Да знаю, знаю.

Оделся понаряднее и отправился в Кремль.

Адашев уже ждал, мы вместе прошли в маленькую комнатушку, где я бывал уже не раз.

– Так ты у нас герой! Вчера Иван рассказал, как ты его из полона выручил да башню в Полоцке разрушил.

Я пожал плечами – получилось так, поручение ваше выполнял.

– Что поручение с блеском выполнил – хвалю. Многие жизни спас, не только Ивана. В городе и другие люди есть, что к Ивану Васильевичу голову склонить хотят, вот их головы ты и спас. Сам понимаешь, в умелых руках палача немногие смолчать смогут.

– Как я понимаю, неспроста там Иван развернулся, никак быть войне?

– Тсс! – Адашев прижал палец к губам. – Я этого не говорил, а что сам догадался – хвалю. Только говорить об этом никому нельзя.

– Нем как рыба.

– А как у тебя получилось из поруба Ивана вытащить?

– Я из Ливен две бомбы ручные с порохом привез, вот их и использовал.

Тут я немного слукавил – бомбу я использовал одну.

– А башню как же?

– В арсенал залез, где порох к пушке у них хранился, поджег и смылся. Башню-то не я развалил – порох.

– Ты гляди, какой он еще и скромный. Что-то раньше я этого не замечал. С башней хорошо получилось. Раньше лета они ее восстановить не смогут, на руку нам это. Молодец! Придется о тебе при случае государю нашему, Ивану Васильевичу, сказать, что вот, мол, есть у нас герой, башню в одиночку развалил. Проси чего хочешь!

– Знамо чего, семья у меня, да еще и бойцов в ватажке кормить надо.

– Известное дело.

Адашев вытащил небольшой кожаный мешочек, подбросил. Я перехватил на лету – тяжел.

– Прощевай пока. Жди, понадобишься – позову, не теряйся!

Я слегка поклонился и вышел.

Любопытство меня одолело; свернул за угол, достал мешочек, развязал тесемки – ого! Золотые монеты. Здорово! Никак за башню заплатили?

Дома поделил монеты на две части. Одну половину решил пустить на дело, другую кучку разделил на четыре части, по числу бойцов ватажки. Когда я свою часть отдал Дарье, та удивленно уставилась на меня:

– Откуда, Юра? Это же целое состояние!

– Откуда, откуда – из Кремля, вестимо.

– Я уж подумала, что ты ограбил кого-то.

– Тьфу, Дарья, откуда у тебя в голове такие поганые мысли?

– Да как же можно: двадцать ден – и такие деньжищи?

На следующий день я собрал свою команду, раздал деньги и долго не мог утихомирить восхищенных и обрадованных бойцов. Ну ровно малые дети.

Когда страсти улеглись, мы отправились на торг. Я закупал ткани – белую, зеленую, коричневую. Еле притащили домой, не тяжело, но нести неудобно.

– Атаман, ты что, решил портным стать? – захихикал Алеша.

– Нет, портными будете вы все.

Лица бойцов вытянулись от удивления.

– Нет, мы не могем.

Это я, впрочем, пошутил. Дарья по моей просьбе присмотрела женщину, которая взялась пошить на всех четверых маскировочные костюмы, только мерки надо было снять.

Когда костюмы были готовы, мы выехали за город. Я попросил бойцов отойти метров на десять и отвернуться. Быстро натянул костюм, лег рядом с кустом, слегка толкнул кустик, и меня немного припорошило снежной пылью. Отвернувшись в сторону, чтобы звук шел вбок, я крикнул:

– Ищите меня!

Бойцы со смехом разбрелись по поляне. Чем дольше они меня искали, тем больше падало их настроение. Сначала они бродили поодиночке, весело перекрикиваясь, затем встали цепью и с серьезными лицами прочесывали поляну вдоль и поперек. Наконец, устали, встали рядом со мной.

– Схитрил атаман, отошел в лес – найди его, попробуй.

Но когда Кирилл чуть не помочился на меня, я не выдержал и встал. Бойцы испуганно отшатнулись.

– Ну, поняли теперь, зачем нам такие костюмы?

– Надо же! – Ошарашенные бойцы не сразу поверили, что ходили чуть ли не по моим рукам и ногам, но не могли обнаружить. – Теперь понятно, спасибо, атаман, за науку. Слушай, откуда в тебе такая хитрость? Ведь простая вещь – костюм, но мы не видели и не слышали про такое диво, и дружинники наши тоже.

– Вот потому я и атаман, а вы – мои бойцы.

Бойцы помялись, затем Сергей спросил:

– Скажи, атаман, как тебе удается в тюрьму проникнуть, башню взорвать? Ты никак дьяволу душу продал, и он тебе помогает?

Все уставились на меня, чувствовалось, что ждут ответа.

Я вытащил из-под одежды крестик, поцеловал его и перекрестился. Бойцы облегченно вздохнули. Вот и ребята хорошие, но темные они какие-то.

– Вишь, атаман, никто из нас не видел, чтобы ты в церковь ходил или крестился перед едой, на постоялых дворах ходишь иногда неопоясанный. Сомнение нас взяло.

Вот черти, со мной уже полгода, а все в каких-то сомнениях. А с другой стороны, мне урок. Внимательнее надо к окружающим приглядываться. Ведь видел же, что молитву перед едой каждый шепчет да крестится, а не учел.

Вечером ко мне заявился Изя вместе с дальним родственником, в этом сомневаться не приходилось – лица очень похожи, только Изя постарше.

– Вот, познакомься, Юра, мой рязанский родич – Шимон. Надо бы уважить человека, он возвращается к себе домой, в Рязань, с очень ценным грузом – жуковиньями.

Родственник протестующе поднял руку.

– Шимон, не спорь с дядей, Юре можно говорить все, я ему верю почти как себе. Он спас мое дело, вернув из полона меня, и самое главное – уберег ценности. Не спорь, мой мальчик. Жену я, быть может, ему и не доверю, но в остальном на него можно положиться.

Ну что же, никаких поручений от Адашева не было, время было скучное, зимнее, можно и размяться. До Рязани рукой подать, верст двести всего. Я дал согласие, мы договорились о цене, и с утра я уже ждал Шимона вместе со своей командой. Были мы на своих конях, им тоже было полезно пробежаться, застоялись животины в стойлах.

Шимон ехал на санях, укрывшись меховой полостью. Там же лежал и его мешочек с каменьями. Видел я тот мешочек, размером с два моих кулака, ничего особенного.

Так и ехали – впереди я с Сергеем, сзади, за санями, – Кирилл с Лешей. Поездка протекала спокойно, до Рязани оставалось верст двадцать, как вдруг мы услышали впереди тонкий девичий, даже детский, вскрик. Не сговариваясь, мы с Сергеем пришпорили коней.

За небольшим пригорком стоял невеликий, из четырех саней, обоз. Дородный мужчина с окладистой бородой и в коричневом зипуне хлестал кнутом девушку, девочку даже, в рваных отрепьях. Бедное создание лишь руками закрывало лицо.

– Ты пошто самоуправство творишь? – грозно спросил я, подскакав.

– А ты кто таков будешь, чтобы мне, Игнату, боярину рязанскому, указывать? Мое дело, как холопку уму-разуму учить.

– Я вольный человек, именем Юрий, московит.

– Вот от московитов вся беда! Иди своей дорогой, не встревай.

Я уже знал, что барин волен делать со своими холопами все, что захочет. Отобрать холопа силой нельзя, пожалуется князю – не миновать суда. Но и оставлять как есть совесть не позволяла.

– Продай мне ее.

– Скоко дашь?

– А что хочешь?

– Две денги серебряных.

Я молча достал из поясной калиты две денги, отдал хозяину. Причем сделка совершилась при свидетелях – к моменту ее совершения уже подъехали сани с Шимоном и Кирилл с Алешей.

– Иди, – Игнат подтолкнул кнутом в мою сторону девчонку. Но не удержался, хлестанул на прощание кнутом.

А вот это уже перебор, дядя. Как только сделка свершилась и были отданы деньги, девчонка – моя собственность и бить ее могу только я.

– Ты почто, собака, мое добро портишь?

Я спрыгнул с коня, двинулся к Игнату. От страха тот икнул. По закону прав я, и он это осознал. Я вырвал кнут из его рук и рукоятью ткнул его в зубы, причем резко, жестко. Игнат выплюнул на снег вместе с кровью пару зубов.

– Ты что, ты что, вольный человек Юрий? Ну, оплошал я маленько, так извиняй, ради Бога.

Ладно, стоило избить мерзавца, но как бы не переборщить, в Рязань едем, а не обратно. Я сломал кнут, взял девчонку под локоть, подвел к саням с Шимоном, усадил. Мы тронулись. Отъехав немного, я осадил коня и поехал рядом с санями.

– Как зовут тебя, девочка?

– Варвара, – еле слышно донеслось в ответ.

Ну и ладно, Варвара так Варвара.

К вечеру мы уже были в Рязани, довели Шимона до его дома, я получил деньги, и мы отправились на ночевку на постоялый двор. Девчонка совсем замерзла в своем рванье. Я подошел к хозяину:

– Баня у тебя натоплена?

– Днем купец мылся, должно, осталась еще теплая вода; попариться не получится, но обмыться можно.

Я отправил девчонку в баню.

– Хозяин, не продашь ли одежонку какую на девчонку – рубашку, платье? Хорошо бы и тулупчик нашелся, серебром плачу.

– За серебро – как не найдется. Не новое, правда, но детское, еще носить и носить.

Хозяин окликнул слугу, приказал ему, и вскоре я разглядывал одежонку. Неновая, но добротная, даже обещанные тулуп и валенки. Я отсчитал монеты.

Зашел в баню, кончиком сабли собрал в предбаннике ее рванье и выкинул за порог. Мне только вшей не хватало. Кликнул Варвару, указал на одежду:

– Наденешь вот это, свое рванье не ищи – выкинул.

Господи, тело худое, ребра торчат, на спине и ногах свежие, багровые, и старые, уже пожелтевшие, следы от ударов кнутом или палкой.

– Тебе сколько лет?

– Пятнадцать.

– Родители есть?

Варвара отрицательно помотала головой. Плохо. Были бы родители, завез бы домой – и все дела. Что же с ней делать?

Варвара правильно поняла мои раздумья. Подбежала, упала на колени.

– Барин, возьми меня к себе; не смотри, что я маленькая, я все по дому делать могу – коров доить, птицу кормить, белье мыть, на кухне помогать. Ты добрый, я сразу поняла.

Вот приобрел себе заботу, даже и сам не понял, что меня толкнуло – жалость, что ли?

Варя оделась, стала похожа на человека, а не пугало огородное. Мы пошли в трапезную. Мои бойцы уже доедали пшенку с мясом, еще две миски стояли полные, на средине стола стояло большое блюдо с расстегаями и сметана. Я степенно уселся, перекрестился и приступил к еде. Варя начала есть медленно, но затем голод пересилил, и ложка застучала часто-часто.

– Варя, не торопись, теперь у тебя никто ничего не отберет.

Я боялся, что после голодухи она переест и получит заворот кишок.

После ужина отправились спать.

Утром встал еще один вопрос – если я беру Варвару с собой, то на чем ее везти? В душе я уже пожалел, что не отпустил ее в город. Но к кому она пойдет? С голоду помрет под забором, ведь зима. Придется покупать еще и лошадь. Если нанимать сани до Москвы – выйдет дорого и долго.

Делать нечего, я отправился на торг вместе со своей командой – в лошадях я пока понимал мало. Выбрали лошадку, сторговались, купили седло и упряжь. Моя часть серебра, вырученная за поездку, растаяла, как утренний туман, – да и черт с ними, с деньгами, еще заработаю.

До Москвы добирались неделю, хоть и были налегке. Был конец февраля, солнце днем уже пригревало, и дорога, истоптанная копытами коней, просела, кое-где снег был перемешан с землей, кони шли тяжело. Еще пару-тройку недель, и дороги станут непроезжими, а реки еще будут подо льдом. Все движение между городами остановится.

Въехали в Москву ближе к вечеру.

У дома я расстался с командой, мы с Варварой спрыгнули с лошадей и пошли в дом. Дарья, как увидела Варвару, всплеснула руками:

– Это еще кто такая?

– Купил.

– Зачем нам лишний рот?

– Надо было.

Дарья замолчала. С мужчинами спорить в эти времена было не принято. И хотя я был в этом доме примаком, Дарья меня слушалась, как мужа. Вначале Дарья приняла Варю холодно, в дальнейшем отношения их потеплели. Варя отогрелась, отъелась и целые дни хлопотала – убиралась, мыла, готовила, сняв с Дарьи множество хлопот. Мы не перегружали этого воробышка работой, но Варвара, видимо в благодарность, сама не сидела на месте.

Варя была неграмотной и круглой сиротой, но холопство у Игната ее не ожесточило, была она доброй, работящей и преданной, и в дальнейшем я не пожалел о своем поступке.

Прошло два месяца, снег уже сошел, дороги подсохли. Об Адашеве стало как-то забываться, но вдруг он сам напомнил о себе. Одним ярким, солнечным майским днем вызвал к себе:

– Не засиделся ли дома, витязь?

– А что, дело есть?

Адашев, как всегда, мерил шагами комнату.

– Знаю, тебе можно сказать, не проболтаешься. Царь наш, Иван Васильевич, вскоре на Литву пойти хочет. Первым делом Полоцк на меч взять надо, зело крепость сильная, обойти ее можно, токмо за спиной оставлять нельзя – неожиданно ударить могут. А отряжать часть войска для осады – никаких сил не хватит. Думаю тебя сотоварищи привлечь. Уж больно мне по нраву пришлось, как ты башню полоцкую порушил. Не возьмешься ли еще воинству русскому помочь?

– Можно попробовать, коли заплатишь. Я не дружинник, не боярский сын, деревни для кормления не имею, у меня ватажка.

– Разве я обижал тебя когда, атаман?

– Тогда по рукам. Когда выходить будем?

– Как воинство соберется, я извещу; из Москвы надолго не отлучайся.

Только через месяц от Адашева прибыл гонец.

– Через седмицу выступаем, рать готова, стоит в Коломенском. Сам Иван Васильевич поход возглавит. Я буду при нем. Поскольку ты со своей ватажкой не приписан в Приказ и к дворянству не относишься, столоваться будешь сам. Держи! – Адашев протянул мне мешочек с серебром. – Можешь идти впереди войска, можешь сзади – твое дело. Когда к Полоцку подойдем – извести, где тебя найти можно. Все понял?

Я кивнул.

– Да поможет тебе Бог, удачи.

Собрав бойцов, я изложил, что выходим вместе с ополчением, столуемся отдельно, идем в знакомое место – на Полоцк. В ответ услышал восторженные голоса:

– Давно пора Литву приструнить, под Ивана Васильевича Полоцк подмять!

– Так, бойцы, тихо! Я так думаю, надо идти сбоку от войска, на удалении верст пяти.

– Это почему?

– Перед войском опасно, наверняка литвины узнают, что рать московская выступает, – заслоны выставят, нам достанется на орехи, ежели за войском пойдем – голодные будем. Многие тысячи воинов по деревням пройдут, да мы там и курицу потом не сыщем на обед. В самом войске идти не стоит, не ополченцы мы и не дружинники. Мой повелитель из Кремля не советовал нам особо светиться перед воинством, думаю, мы будем исполнять особые поручения. Какие возражения есть? Может, у кого мысли дельные, так вы сейчас скажите, до похода, у нас в запасе семь ден.

Бойцы молчали.

– Значит, мое предложение принимается. Идем обочь войска. Выходим через семь дней, на конях, все оружие брать с собой, не забудьте одежду маскировочную, что мы шили.

Неделя пролетела в хлопотах по дому и подготовке к походу. Я успел заказать у кузнеца и сделать десяток ручных бомб, и когда за мной заехали мои бойцы, я вручил каждому по одной, напомнив, как ими пользоваться.

Доехали до Коломенского. Можно было и не спрашивать, куда пошло войско. Широкая утоптанная полоса шла на закат. Тысячами ног и копыт земля была утрамбована как камень, на ней не было ни одной травинки, даже кустов. Как бульдозером прошли.

По этой полосе мы двигались долго, почти до вечера. Часа за два до заката свернули влево; проехав верст семь, уткнулись в перекресток и свернули вправо. Теперь мы шли параллельно воинской колонне. Сделали правильно, потому что на следующий день, ближе к обеду, мы догнали колонну и удивились. Не нужно было никакой разведки – над колонной стоял громадный, высотой метров двести, столб пыли, даже и не столб, а сплошная пелена. Представляю, каково было дышать в таком строю. Так и двигались, не спеша, приноравливаясь к скорости войска.

До Полоцка добирались почти месяц. Встали на берегу Западной Двины, в виду крепости. В сумерках были видны стражники с факелами на стенах, город притих. Верст за несколько от города все деревни – здесь их называли веси – были пустынны. Дома стояли, а людей и животных не видно. Всю мягкую рухлядь крестьяне тоже забрали с собой.

Оставив бойцов с лошадьми на опушке, я пошел искать Адашева. На выходе из леса, уже перед воинским лагерем, дорогу мне преградили двое ополченцев:

– Куда прешь, литвин?

– Не литвин я, свой, русский, мне – к дьяку Адашеву.

Ополченцы переглянулись:

– А к царю не надо?

– Ваше дело служивое – охрану нести, отведите к десятнику.

Стражи насупились, но отвели. С десятником состоялся почти аналогичный разговор. В общем, пока пробился к Адашеву – полночи ушло.

Встретил меня дьяк в походной палатке, освещенной масляными светильниками.

– Вот что, Юрий. Хорошо, что пришел – искать не пришлось. Пленных взять не смогли: пустая земля, ушли все в крепость. Завтра царь посылать парламентера в крепость хочет. Надо бы и твоей ватажке немного пошевелиться, посмотреть – где, как и что. Сможете?

– Попробуем.

Придя в свой маленький лагерь, я натянул поверх обычной одежды маскировочный костюм, взял из запасов несколько листков бумаги и писало, сделанное из угля. Наказав бойцам стоять на месте, чтобы их не пришлось искать, ушел в темноту.

Мимо крепости не промахнешься, ее контуры обозначались стражниками с факелами на стенах. Шел в открытую и только метров за пятьдесят, куда уже достали колеблющиеся, неверные отсветы от факелов, лег и пополз. Увидеть меня не могли, но я перестраховался. Черт! Я забыл про ров с водой. Окунаться в грязную, застоявшуюся, вонючую воду не хотелось, и я пополз к мосту, опустился под него и по сваям, цепляясь за бревна, преодолел ров. Теперь дело должно пойти быстрее.

Я прижался к стене и прошел сквозь нее. Чуть не попался, буквально несколько секунд назад прошли воины, в темноте еще поблескивали кольчугами их спины.

Я перебежал небольшое пространство между стеной и домами, стянул с себя маскировочный халат, туго его свернул и пристроил в листве. Внимательно огляделся, запоминая место. Теперь, хотя бы внешне, я выглядел, как обычный горожанин. Только горожане ночью спят, по улицам ходят одни стражники. Надо переждать до утра.

Я нашел укромный закуток между избой и баней, присел и задремал. Проснулся от лая собаки на соседнем дворе. Пора уходить, уже светало, небо на востоке окрасилось в розовый цвет. Пройдя сквозь забор, вышел на улицу.

Не спеша прошелся по городу – с прошлого моего посещения народу изрядно прибавилось – ну конечно, съехались все крестьяне с окрестных деревень. Улицы были забиты телегами, мычали и блеяли привязанные к телегам животные. На телегах, под телегами спали люди. А я втайне опасался, что привлеку внимание – да здесь полно вновь прибывших, никто никого не знает. Осмелев, прошелся до площади, осмотрелся. Затем направился вдоль крепостных стен, замечая, где стоят пушки, где полно воинов, выискивая слабые места. И пока таких не находил.

Голову мою посетила дерзкая мысль – а не посмотреть ли, не послушать, о чем говорит городской воевода? Трудно, особенно если учесть, что я не знаю, где его дом. К тому же одет я по-цивильному, а в доме наверняка одни воины. Ладно, была не была, надо попробовать.

Остановив первого же прохожего, поинтересовался, где дом воеводы. К моему удивлению, прохожий подробно объяснил. К дому я подошел беспрепятственно, остановившись неподалеку. Надо понаблюдать, опасно сразу вот так, без подготовки. Жалко, карт еще не было. Так, были схематичные наброски, да и то у больших воинских начальников. Вот на море уже были, а на суше как-то не удосужились. Местные воеводы и так достаточно хорошо знали окрестности.

У дома и в доме было постоянное движение. Подъезжали и подходили воины, выбегали гонцы. Было видно – воевода работал; конечно, крепость окружена сильным войском, надо продержаться да за помощью послать.

Наконец, мне повезло. К дому воеводы подъехали две телеги, груженные оружием – копья, мечи. Возничие брали их в охапки и носили в дом. Была не была! Я подошел к телеге, набрал ворох сулиц – это такое короткое метательное копье – и вошел в дом. Стоящий у входа дружинник показал, куда нести. По коридору прошел к оружейне, свалил сулицы на пол. Не спеша стал ставить в угол, где было некоторое подобие оружейной пирамиды. Оглянулся – никого не было. Прошел по коридору. За одной из дверей слышались мужские голоса, что-то горячо обсуждавшие. Надо послушать.

Я подошел к следующей двери, толкнул. Похоже на комнату прислуги, никого нет. Я запер дверь изнутри на засов, подошел поближе к углу, просунул голову сквозь стену. Расчет мой оказался верен – голова вышла под иконой и оказалась прикрыта рушником. Ничего не видно, зато хорошо слышно.

Обсуждался вопрос – как усилить слабые места. Очень интересно. Я навострил уши. Оказывается, у крайней к берегу башне фундамент и стены были в трещинах – после весны грунт пополз с высокого берега. Невидимый мне человек предлагал у башни сделать завал из бревен и телег, чтобы проклятые москали не могли прорваться с ходу, а напротив завала выставить несколько пушек, взяв их из арсенала.

– Взять-то можно, только пушкарей у меня нет, все расписаны по башням. На одну пушку – один пушкарь, в помощь ему – артель горожан, да только толку от них немного. Выстрелов боятся. И кого мне на пушки к завалу ставить?

– Ты воевода, ты и думай.

– Об обороне голова не только у меня болеть должна, но и у тебя – ты посадник, Болеслав, с тебя тоже спрос будет, коли выживем, – уж больно войско Иваново велико.

– Ушел ли гонец к великому князю?

– Давно уж посланы два гонца разными дорогами. Может, послать еще одного – на Речь Посполитую, к Жигмонту?

– Должны сами обойтись, у нас в войске Ивановом ценный человек есть, да не на вторых ролях – князь Андрей Курбский. Как помощь нам подойдет, он изнутри поможет.

Я чуть не чихнул, дым от горящей перед иконой лампадки так и лез в ноздри. Быстро убрал голову назад и руками зажал нос. Я услышал страшную для русских новость – в стане воинском среди воевод предатель затесался. То, что мне удалось услышать, многого стоит. Не надо больше рисковать, необходимо как можно быстрее сообщить Адашеву.

Я подошел к двери, прислушался. Вроде тихо. Открыл засов и вышел в коридор. Когда я выходил из здания, меня остановил дружинник:

– Твои на телегах давно уехали, ты чего задержался?

Я сказал первое, что пришло в голову:

– Пожрать искал.

Дружинник окинул меня подозрительным взглядом.

– Ну-ка, пойдем к десятнику.

Ага, как же, мне это надо? Я повернулся и сделал шаг назад. Дружинник шагнул за мной. Резко, ребром ладони я ударил его с полуоборота в кадык. Воин захрипел и осел кулем в прихожей. Я рванул через дверь, но буквально силой заставил себя не бежать, а идти спокойно. На бегущего обратят внимание сразу.

Я немного не дошел до поворота, как из дома выскочили двое.

– Вон он, – они указывали руками на меня, – держи его, шпыня!

Я рванул по улице. Надо хотя бы оторваться и где-нибудь спрятаться. Удалось пробежать почти квартал, когда сзади, из-за угла, вывалилась гомонящая толпа. Ой, худо будет! Я перескочил через небольшой забор, обежал избу, перемахнул еще один забор, вспомнив вдруг армейские навыки. Пробежал через двор, сквозь открытую калитку вышел на соседнюю улицу. Быстрым шагом пошел к городской стене. Не тут-то было.

Из-за поворота раздались крики и выбежали дружинники. Увидев меня, двое присели на колено и наложили стрелы на тетивы луков. Ешкин кот! Запросто подстрелят, расстояние невелико. Я стал петлять, чтобы сбить прицел. Одна стрела прошипела рядом, вторая вскользь зацепила ногу. Я мельком глянул – брючина распорота, сквозь прореху видна царапина. Ерунда. Я добавил ходу.

Навстречу, из поперечной улицы, выбежали ополченцы. Эти хоть и без кольчуг, но глаза полны решимости, в руках мечи, кистени, у одного – сулица. Как же они, однако, быстро. Я оказался меж двух огней. Выбора не было, и я с ходу перемахнул через забор. Ко мне из будки рванул здоровенный пес, вцепившись в штанину. Мне удалось вырваться, оставив в пасти пса большой ее клочок.

Обежав избу, орлом взлетел на сарайчик. Надо оглядеться. Ага, чуть левее городская стена, куда и надо пробиваться. Только как? Ворота и заборчик уже тряслись от ударов ополченцев. Взгляд упал на сено, стоявшее копною около бани. Вот! Я прыгнул на сено, скатился вниз, на землю. Выхватил из кармана кресало, один удар, второй… Робкий пока огонек жадно взялся за сено, на глазах вспыхивая красным пламенем и пуская вонючий дым. Не успел я отбежать, как вся копна вспыхнула одним факелом.

Нет ничего страшнее пожара в осажденном городе. Все постройки – избы, сараи, бани, заборы – все деревянное. Если займется пожар – весь город полыхнет, страшное дело! А уходить некуда – снаружи московиты. Ворвавшийся во двор народ понял это сразу. Забыв про меня, схватили ведра, бросились к колодцу. Успехов вам, флаг в руки, тушите.

Я на одном дыхании проскочил до городской стены, выбирая место между башнями – там было меньше всего дружинников. Сразу прошел через стену и скатился в ров с водой – не удержался. Сверху раздались голоса:

– Кажись, во рву кто-то есть, смотри – по воде круги идут.

Не мог же я сидеть под водой – не Ихтиандр все же. Выбрался на землю по другую сторону рва, быстро-быстро отполз на карачках от рва – берег был скользким, – встал и рванул к своим.

Буквально в сантиметре от головы прошипела стрела. Черт, увлекся. Надо хитрить, от стены недалеко, подрастерялись от неожиданности защитники, пока стрелок один и не очень меткий. Но сейчас могут подоспеть другие, и будет плохо. Я успел промчаться метров сорок пять – пятьдесят, как спиной буквально почувствовал: сейчас пролетит стрела. Плашмя упал на землю. Перед носом с тупым стуком в землю воткнулась стрела, задрожав опереньем. Снова вскочил и побежал, но теперь стал петлять.

Несколько раз рядом пролетали стрелы, но ни одна не задела. Когда я отбежал метров на двести, стрелять перестали – для лука уже далековато, а вот из пушки угостить могут, коли пороха не жалко. Знали бы стражники, какой секрет я узнал, – не пожалели бы пороха и на несколько пушек. Я обернулся, погрозил крепости кулаком.

Навстречу мне, у дубравы, вышли несколько ополченцев:

– Ты чо, литвин, сдурел?

– Не литвин я, свой, русский, из крепости сбег.

– Видели, как по тебе из луков стреляли, да охотников у них, видно, нет, все – мимо!

– Ведите к Адашеву.

– А к царю не надо?

Я зубами заскрипел от злости – стоило рисковать жизнью, добыть важные сведения, чтобы на своей стороне, у русских, дружинники изгалялись.

– Ведите, куда сказано, государево дело.

Дружинники посерьезнели.

– Коли такое дело, пошли.

Выглядел я, конечно, не очень. Грязный, мокрый, меня трясло от пережитого.

У палатки Адашева стражники остановились. Старший прошел внутрь, доложил, меня впустили. У стола стоял Адашев, рядом несколько родовитых бояр – в цветных кафтанах, вместо пуговиц – самоцветы. На войну собрались, попугаи.

Увидев меня, Адашев попросил бояр удалиться. Напыщенные царедворцы с презрением меня оглядели и вышли.

– Что случилось, узнал серьезное?

– Да. Дальняя башня в трещинах – грунт весной осел, под пушками не устоит. За башней местный воевода завал из бревен и телег распорядился ставить. Пушки у них в арсенале есть, да пушкарей нет.

– Это все?

– Нет. Самое главное – мне удалось подслушать разговор городского посадника и воеводы. Гонца думают послать в Речь Посполитую, к Сигизмунду.

Адашев кивнул, слушал со вниманием.

– И напоследок самое главное и самое страшное. Изменник у нас в войске. Именем – князь Андрей Курбский. Думаю, зреет предательство. Как бы в спину полкам русским ворог не ударил.

Лицо Адашева покраснело, он насупился.

– Все, что ты мне здесь рассказал, – занятно, о башне мои люди уже допрежь донесли. А вот что ты бездоказательно чернишь имя княжеское – за это и головой поплатиться можно. Ни в чем предосудительном князь не замечен, воюет исправно, храбрость великую проявляя. А ты – червяк, чернь безродная, хулу на князя возводишь? Вон с глаз моих, и больше видеть твое лицо богомерзкое не хочу!

– Воля твоя, Алексей. Ты меня больше не увидишь. Но не для того я жизнью рисковал, чтобы князя очернить. Когда свершится предательство и войско русское разбито будет, вспомни мои слова.

– Вон! – заорал Адашев.

Я не стал искушать судьбу, попятился задом и вышел из палатки. Надо уносить ноги. Передумает Алексей, прикажет в железа заковать да на дыбу вздернуть – в миг исполнят.

Я быстро дошел до нашего бивака, застав всех бойцов в сборе. Они подбежали ко мне с радостными лицами, но я их огорчил:

– Делал вылазку в Полоцк, мой доклад не понравился… – тут я запнулся, чуть не проговорившись про Адашева, – моему покровителю. Видеть меня не хочет, сказал убираться с глаз долой.

Бойцы приуныли. Такого исхода вылазки никто не ожидал.

– Что делать будешь, атаман?

– Денег нам не дали, буду возвращаться в Москву, домой, снова купцов охранять. Вы со мной?