Текст книги "Шалим, шалим! (СИ)"
Автор книги: Юрий Шелков
Жанры:
Поэзия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Шелков Юрий
Шалим, шалим!!!
Бумаге белой нанеся урон,
Бесчинствует мой почерк и срамится
Б.Ахмадулина
Содержание
Скромность поэта
Я всю жизнь обитал на Таганке
Против солнца погляди ...
Хотел я музу заменить
Лимерики
Брякнул я про даму N
Язык мой – враг мой
И опять про любовь
Я строю памятник себе
Паучок и мушка
И поэт ревнует тож
Любовь-морковь
Мой друг влюблён
Ода галошам
Ода холодильнику
Изменились времена
Увлёкся я одной блондинкой
Мои милые соседи
Какой сюрприз!
Поговорили
Экстаз
Моя жёнушка к весне ...
Кругосветка
Памятные строки
Блаженство
Поэзия кулинарии
Монолог кота
Командированный
От жажды умирая у ручья
Дом с приведениями
Зимнее
Осенняя кулинария
А я всё графоманю
Одиночество. Пародия на стих.
Восточный календарь
Вот дожили!
Скромность поэта
Стихи в анналы сложены,
Как в будущность мосты.
Мной жуть как приумножены
Аннальные пласты.
Я жизнью горд затраченной,
В века бросая взгляд.
Потомкам предназначен мой
Стихов бесценный клад.
Себя считая гением
С нелегкою судьбой,
Я, словно с поколением,
Общаюсь сам с собой.
Хотя не чую спеси и
мы с творчеством на Вы,
Стихи из всей поэзии
Читаю лишь свои.
С размерами и метрами
Вожжаюсь, как портной.
Души рожаю недрами
Шедевр очередной.
Я весь распернут скромностью,
и, видно, от того
с трудом мирюсь с огромностью
таланта своего.
Мне чуждо самомнение
И прочие грехи.
Какое наслаждение
Читать свои стихи!
Я всю жизнь обитал на Таганке
Вторя В.Высоцкому
Я всю жизнь обитал на Таганке,
Кореш чаще всего в Текстилях,
И, частенько бывало, с гулянки
Возвращался домой «на бровях».
После смены приходишь взапревший
И с устатку пригубишь чуток.
Сразу кореша вспомнишь: – Сердешный!
Он ведь тоже сейчас одинок.
Прихватив подкрепленье к початой,
И к трамваю – то в рысь, то в намет …
Так и жили единой зарплатой:
Он с аванса, а я под расчет.
Мы друг друга всегда уважали.
Есть что вспомнить – не то, что сейчас.
Ну, со встречи сперва подымали,
За друзей, как всегда, пару раз.
А потом вспомним Маньку с Крестьянки:
Вот огонь! Вот страстей-то поток!
За нее опрокинем по банке
И в конце разольем посошок.
Я души в своем друге не чаю,
Ног не чую, но знаю вперед,
Что довериться можно трамваю —
До подъезда меня довезет.
А в трамвае к тебе с пониманьем,
Нет досмотра и теплый прием,
Нет кондукторов с их подаяньем.
Красота! Век бы ездил на нем!
Но от умных не вижу покою,
Подмывает их делать прогресс:
Пробурили метро под землею
И заветный трамвайчик исчез.
Изметрили московское чрево.
Даже раньше – в эпоху карет
На дорожку хлебнут для сугрева,
А теперь не пройдешь турникет.
Вот и маешься полный сомненья:
Завязать? Перед другом грешно.
Не могу совершить преступленье —
В Текстили доберусь и пешком.
Против солнца погляди ...
Против солнца
погляди из-под ладони
на сосновой рощи темный фон.
Воздух мошкарой
до густоты настоян,
словно мухами
засиженный плафон.
Это,
значит,
мы таким компотом дышим?
И еще не лень нам повторять:
"Город – это смог,
асфальта вонь до крыши.
Полной грудью
только здесь дышать,
где леса нас насыщают кислородом,
от полей
навозный аромат.
Мошкара?
Так и она же ведь природа,
а природе
организм наш рад".
Полной грудью я теперь вдыхаю.
Пусть богат органикой улов.
Как сквозь сито
воздух пропускаю,
чтоб отсеять бабочек, жуков.
Хотел я музу заменить
Кастинг нужен.
Для живых, не клонов.
Всех построю,
осмотрю со всех сторон,
отберу без париков и силиконов,
лучше не свистушек, а матрон.
Дело ведь серьезное – смотрины.
Ошибиться тут нельзя никак.
Это же вам муза, не дивчина.
Очень просто с ней попасть впросак.
И пойдут стишата-недоноски.
Этого потомства я боюсь.
Нет, не пудрите мне мОзги.
Лучше уж я с прежней перебьюсь.
Лимерики
*
Как-то раз показали по телику,
как Колумб, открывая Америку,
произнёс: – Твою мать!
Лучше б не открывать,
и смотреть на неё бы по телику.
*
В детском садике дети
видят секс в интернете,
и вопрос у них прост:
– А зачем тёте хвост? —
Смотрят в суть наши дети.
*
Под "грибком" сидя с детками в скверике,
алкаши сочиняли лимЕрики.
Вдруг один мальчуган
плюнул дяде в стакан ...
И не стало "грибков" в нашем скверике.
*
Мой коллега по сайту недужен,
потому что он бегал по лужам
без зонта, без галош.
Что с больного возьмёшь?!
С детства он головою недужен.
*
В нашем доме чудил лиходей.
Он с балкона плевал на людей.
А вчера перебрал,
в управдома попал.
Без удобств, словно бомж, лиходей.
*
Разыгралась на сайте шпана.
Много вони и кучи дерьма.
"Шутникам"-хулиганам
за похабщину баном —
не воняет на сайте шпана.
*
Похвалялся Садык ибн Джон,
что содержит полдюжины жён.
А петух, хоть и мал,
курам счёт потерял.
Но силён в арифметике Джон.
*
С крыши Вася смотрел на луну.
Заорал вдруг: – Спасите! Тону!
В лунном море волна.
Вася был с бодуна
и нырнул с крыши он на луну.
*
Различим графоман-стихоплёт:
коль ружьё на стене, то стрельнёт,
коль постель, то помята.
В рифму всё и понятно.
Предсказуем во всём стихоплёт.
*
У нас, видно, с женой разный резус —
ну никак не находим консенсус.
Я про голову блею,
а она мне про шею.
У жены отвратительный резус!
*
Из подъезда соседнего Кузька
на кота бультерьера науськал.
Ходят также вдвоём,
только поводырём
из подъезда соседнего Кузька.
*
Был похабен поэт и угрюм.
Все советуют взяться за ум.
Но напрасно стараться —
видно, не за что браться,
потому что с рожденья угрюм.
*
Ахмет, наш заслуженный дворник
в один замечательный вторник
со скамеек взашей
вымел всех алкашей.
Теперь без работы наш дворник.
*
Участковый портфель еле прёт,
каждый день совершая обход.
Это всё торгаши
чтут его от души.
С честью тяготы службы несёт.
*
Здоровяк и поэт Сеня Хрюшкин
Усмирителем служит в психушке.
За больными чуть свет
Плагиатит он бред.
Личный сайтик создал Сеня Хрюшкин.
Брякнул я про даму N
В этот день промашка вышла с порцией,
вот и брякнул я про даму N.
Через край, знать, брызнули эмоции.
Я без них – могила, джентльмен.
Иногда случаются обмолвки —
из меня вдруг выскочит секрет.
Не болтун я, иногда неловкий,
да и то, когда удержу нет.
Стих о ней опять пишу без устали.
Пригубил для храбрости бокал.
Чую, что не совладать мне с чувствами.
Снова я эмоций не сдержал.
Вёл всю ночь я с дамой N беседу —
хоть и плохонький, но всё ж поэт!
Пусть в стихе, но одержал победу.
Так без сна я встретил с ней рассвет.
Встреча состоялась на обочине.
Ждёт бомбил она, а их всё нет.
Вспомнил ночь и грустно стало очень мне.
На день свой отдал велосипед.
Наконец-то привалило счастье!
Мне впервые в жизни повезло,
и теперь в порыве сладострастья
я целую велика седло.
Язык мой – враг мой
Язык мой – враг мой. Вот, блин, незадача:
Несдержанный, язвительный и грубый!
Как за зубами я его не прячу,
он умудряется хамить сквозь зубы.
Когда же по зубам мне за язык влетало,
с зубами выплюнул бы клятый!
А эта тварь всё так же всех цепляла
сквозь поредевший частокол щербатый.
И нет мне с этой тварью сладу,
хамит подлец, а я в ответе.
И остаётся только до упаду
всех грязью поливать в инете.
Пусть здесь лишь языком я воин,
зато за зубы я спокоен!
И опять про любовь
Любовь в душе свербит занозой.
Излиться в «аське» про любовь
пытался и стихом, и прозой,
но слышал только: «Не буровь!
Таких любовей повидала
не сотню, может быть не две.
Меня она заколебала,
как боль зубная в голове».
Тогда в стихе от слез соленом
я о взаимности прошу,
но слышу голосом влюбленным:
«Не вешай на уши лапшу.
Чего мне только не сулили —
от райских кущ до шалаша,
луну, зарю, автомобили,
а на поверку – ни шиша».
Я трагедийными стихами
усыпал «аську» и портал.
«Люблю» иссохшими губами
шептал, но слышал лишь: «Достал!
Я шла нелегкими путями,
в кромешной тьме, без фонаря,
А ты гулял в ту ночь с б…ми,
Любовь расходуя зазря».
Своей любимой в оправданье
Чего я только не наплел —
Все добивался пониманья,
в ответ же нежное: «Козел!
Твоя я козочка навеки.
Мы вместе будем беки-меки.
Взобрался я на пьедестал
И заорал на весь портал:
ДОСТАЛ !!!
Я строю памятник себе
Сижу я, братцы, на коне,
На этом, как его, Пегасе.
Горит желание во мне
Скакать по стихотворной трассе.
Мозоли ручкою набил,
Себе нетленку созидая.
Рифмую, не жалея сил,
Творю, стучась в калитку рая.
Мне этот вдохновенья миг
Дается в долгих тренировках.
Но каждый выстраданный стих
Написан с мыслью о потомках.
Что я оставлю на земле?
При скромности своей не скрою:
Я строю памятник себе
Своей мозолистой рукою.
Паучок и мушка
Мушка в страсти трепетала,
Танцевала «Казачка»
И кокетливо жужжала,
Завлекая паучка.
Скромный взор, сама невинность,
Грациозна и легка,
Божий дар, природы милость
На погибель паука.
– Ты – прекрасная картинка,
Аппетитна и чиста.
Как желанны мне грудинка
И филейные места! –
Жадным взором пожирает
Шалунишку паучок:
– Пусть резвится и летает,
час свиданья недалек!
И поэт ревнует тож
Мне опять решать шарады
и разгадывать кроссворды,
расшифровывая взгляды,
подбирая коды.
Вариантов мириады,
сотни степеней свободы,
перехватывая взгляды,
видеть всюду антиподы.
(До чего же, блин, задело -
на двустишиях заело!)
На меня взглянула косо,
а теперь, как сквозь стекло.
Я тебе, что пень берёзы,
а другим ты – ого-го!
Прям, алеешь, будто роза.
Ну а я тебе – фуфло.
Так не может продолжаться,
я поэт, а не упырь.
Можешь сладко улыбаться,
если рядом этот хмырь.
Эдак скоро может статься,
с горя сгину в монастырь.
Мне противно рифмоваться.
Знать, в поклонах спину гнуть.
А за -аться, -аться,-аться
Ты меня не обессудь.
Любовь-морковь
Себя ты к худшему готовь,
Шагая под венец.
В медовый месяц прет любовь,
А после ей песец.
Любимой ты не прекословь —
Себе дороже станет.
Еще вчера была любовь,
А завтра в Лету канет.
Ее ты чаще славословь,
На ласку не скупись,
И будет буйствовать любовь.
Ты ей хоть … захлебнись.
Не нужно вам какав и кофь,
Порнушек и эротик.
Ведь под рукой лежит любовь —
Сильнее, чем наркотик.
Мой друг влюблён
Мой друг и жалок, и смешон,
Страдая этим бзиком крымским.
Он с детства пил один «Крюшон»,
Теперь же бегает за «Клинским» —
Любовью начисто сражен.
О ней все помыслы его,
Он предан ей душой и телом.
Справляясь с рифмою легко,
Стихи слагает между делом,
Цедя прохладное пивко.
Мой друг на редкость плодовит.
Стихами утоляя ревность,
Рождает то шедевр, то хит,
Храня все той же теме верность.
Он стал в портале знаменит,
Как популярный графоман,
Кумир восторженных поклонниц.
А каждый стих его – роман
Из поговорок и пословиц
Про вероломство и обман.
И, наконец, его стихи
Взломали девы неприступность.
Она промолвила: – Хи-хи!
Прости упрямую за глупость,
Я искуплю свои грехи.
А эти крымские мужи!
Они же вовсе не поэты,
А под поэтов муляжи.
Нужны мне крымские сонеты,
Как мусульманину Кижи.
Отныне ты и только ты
Читаем мной и почитаем.
Но чтобы не было беды,
Чтоб жизнь не показалась раем,
Забудь поклонниц и цветы.
Теперь он ревности лишен,
Забыл про пиво и чекушки,
А пьет, как в юности, «Крюшон»,
И пишет басни и частушки.
Ей-ей, я друга поминал.
А чтобы больно не пинали,
Скажу: – Не басню написал,
И здесь ни слова о морали.
И уж простите, коль попал.
Ода галошам
Были зимы когда-то.
А что теперь?
Лужи только снежок припорошит,
а на утро, глядишь,
снова оттепель.
Доброй памяти вспомнишь галоши.
Вот обувка была —
заглядение,
нет милее и сердцу дороже.
Подружились мы с ней —
мокротень и я,
и залогом сей дружбы – галоши.
И для взрослых они,
и для маленьких.
Отливают резиновым глянцем.
На штиблеты годятся
и валенки.
А промокнуть совсем мало шансов.
Погребла их в анналах история.
Если вспомнят, то лишь садоводы.
Там
в галошной и грядошной своре я,
Где они не выходят из моды.
Ни шнурочков на них и ни кнопочек,
нет ни дырочки для протечки.
Даже после полдюжины стопочек
Попадаю ногами прям с печки.
Много песен звучит человечества —
и отличных, и просто хороших.
Од и гимнов навалом, им нет числа,
но никто не сложил про галоши.
Ода холодильнику
Я вам поведаю сейчас,
ручаясь в достоверности,
про позабытый бренд "Донбасс",
еще советской древности.
Одними он забыт, другим неведом.
Еще бы – столько лет минуло.
А я доволен этим брендом
и горд, как самоваром Тула.
О холодильнике ведется разговор.
Ему за сорок, но морозит до сих пор.
Исправно службу он несет
без отдыха все сорок лет,
продукты превращая в лед.
Такого качества уж нет!
Имеет он, увы, порок врожденный:
в своем рабочем промежутке
он тарахтит, как оглашенный,
кончая тряской, дрожью жуткой.
Подвинчивал, подкладывал, слегка стучал,
но он по-прежнему мучительно кончал.
Морально устарел потом —
и имидж уж не тот – старо,
и недостаточен объем.
Короче, в зад ему перо.
И он поехал послужить на дачу.
До гайки, до болта разобран,
чтоб поместиться в мою "тачку",
как соколом общипан ворон.
Сосед-умелец дал напутственный совет:
– В утиль. С твоей разборкой в сборке смысла нет.
Я не умелец, не мастак.
Сложил, свинтил – излишков нет.
Включил. О, Господи! Все так:
гудит, трясется. Много лет.
Жить рядом с ним, как жить на автотрассе.
Привык уже, но он стал злее.
Здесь пусть грохочет на террасе ...
Вдруг в голову пришла идея:
А если этот темперамент приложить
к борьбе со злом, что мне давно
мешает жить?
А что мешает нам? – кроты.
Копают, роют, все в делах.
Ведут тоннельные ходы.
Газон в проплешинах-прыщах.
Ничем их одолеть не удается —
капканы, химия – все пусто.
Земля вздымается и рвется,
буграми покрываясь густо.
Дает совет мой многоопытный сосед:
– Воткни вертушки и кротов
в помине нет.
Но мне сомнителен совет.
Эффект вертушек невелик,
коль вон в засаде мой сосед
застыл, как памятник, стоит,
кротов с лопатой карауля,
затих и дышит еле-еле.
Великовозрастный сынуля
из шланга воду льет в "тоннели".
Вибрация. Нет, в этом все же что-то есть —
когда трясет, готов я на стену залезть.
А ну-ка, старый друг "Донбасс",
тряхни, тебе не привыкать.
Землей смени полы террас —
там ждет тебя кротовья рать.
Буравит землю тряскою и звуком
и днем и ночью у газона,
он долбит грызунам науку:
газон – сейсмическая зона.
"Донбасс" и дальше к совместительству готов.
Кого б найти? – во всем поселке нет кротов.
Изменились времена
Ведал истину народ:
Безразличье губит.
Коль мужик жену не бьет,
Значит, он не любит.
Раньше были мужики!
Измельчало племя.
Времена те далеки,
наступило время
сковородок, утюгов.
Стало все иначе:
Бабы лупят мужиков
От любви горячей.
Вновь сменились времена,
И любовь прозрела.
Осознала вдруг она,
Что битье – не дело.
Заключая нынче брак,
На почетном месте
Взят в свидетели госстрах —
Для дележки если.
На учете утюги,
Сковородки тоже,
Грохнуть вазу не моги —
Бить себе дороже.
Увлёкся я одной блондинкой
Увлекся я одной блондинкой.
Увы, не виден ей в упор.
Ее стихами и картинкой
добьюсь судьбе наперекор.
Подход давно уж отработан
и применен мной не впервой.
Вот, исходя соленым потом,
качаю бицепс день-деньской.
Я стал "красавчег ниподецки",
к ее ланитам так и рвусь
(сказал бы я здесь по простецки,
но модераторов боюсь).
Играю бицепсом и прессом,
хочу услышать ее "ДА".
Пред ней на цирлах мелким бесом.
Она же смотрит не туда.
Теперь я снадобья глотаю,
и уж в ребре резвится бес.
Голодным взглядом провожаю
чужих (везет же кой-кому!) невест.
Скачу за юбками галопом,
Я не смеюсь уже, а ржу.
Всех кобылиц бы мне, да скопом —
Боюсь в руках не удержу.
Ведь, с ними рядышком пасутся
Гиппопотамы и слоны.
Когда в доверие вотрутся,
Смешны им станут скакуны.
Свою каурку донимаю.
Уж в мыле вся, но вот беда:
хотя почти не умолкаю,
блондинка смотрит не туда.
Решил я проследить за взглядом —
уперся он на Карадаг.
– Так может Вам пейзажик надо?
Но слышу нежненькое : – НАХ.
И тут меня вдруг осенило,
простой догадкою пленя :
глаза ее перекосило
от лицезрения меня.
Таланты все в одном флаконе
(не разгадает Парфюмер):
стихи, картины, мышцы, кони.
А экстерьер! А интерьер!
Стих написан в рамках конкурса, объявленного крымским поэтом и художником И.С. Тема конкурса: кто лучше "обложит" И.С.
Мои милые соседи
Опять гроза! Опять ненастье!
И звон посуды за стеной.
Все перебили. Только счастье
их дом обходит стороной.
При встречах милые улыбки,
рука в руке и лучезарный взгляд.
Как голубки с рождественской открытки,
как пара ласковых котят.
Потом я слышу воркованье —
проникновенный баритон.
Очередное расставанье,
и, как всегда, учтивый тон:
«При расставании грущу.
Я провожу Вас до порога,
а дальше с лестницы спущу —
не обижайтесь, ради Бога».
Какой сюрприз!
Ходьбу мне доктор прописал.
По тротуару
Туда квартал, сюда квартал
С клюкой на пару.
Гляжу на встречных, молодых
(все больше в очи),
И с языка сорваться стих
Уж очень хочет.
Про то, что нынче все не так,
Не жизнь – помойка.
Пошла вся наперекосяк.
Ого! Постой-ка.
Вот встречной посмотрел во след,
Подумал: – Клево!
На этом кончился сюжет.
Хотя, вон снова.
Моя идет. Какой сюрприз!
Походкой важной.
А у нее что верх, что низ,
Дай, Бог, так каждой!
Поговорили
Как-то я написал кое-что,
кой-кому показалось обидным.
Вякнул он, что совсем не смешно,
в белых тапках кой-где меня видел.
Возразил я, что так, мол, и так,
что не я, дескать, был там, а некто,
а несёт он реально не факт.
Но, отнюдь, не добился эффекта.
Говорю, что не то и не сё,
и что белые тапки не в моде.
Попугаисто долбит своё,
оболгавши меня при народе.
Толковище заходит в тупик,
доканала словесная драка,
а урод лишь зудит и тупит.
И пришлось его тапком однако.
Экстаз
Как сладок этот миг!
Его очарованье,
Померкшее сознанье,
Когда весь мир … Что мир?!
– все мирозданье,
Ты с милой делишь на двоих!
Прекрасен и страшен
Экстазом ураганным
И взрывом долгожданным,
Сияньем молний!
Лежа пред экраном,
Слились в едином вопле:
– ГО-О-ОЛ!!!
Моя жёнушка к весне ...
Моя женушка к весне
Завела собачку.
Это просто в пику мне —
Мне хотелось тачку.
Масть, окрас и даже рост,
Ушки вверх – рогаткой —
Ну, овчарка! Только хвост
Вывернут девяткой.
Мы за младших, знаю я,
Завсегда в ответе,
Но зачем же, как меня,
Пса назвали Петей?!
Он пометил все вокруг
Портвешком собачьим,
Облизал всех местных сук
И извел их плачем.
По ночам же, сукин сын,
Тянет одеяло
С моей женщины, вот блин!
Сучек ему мало.
Я к жене крадусь в постель:
В праве – не невеста.
А она мне: – Цыц, кобель,
Марш к себе на место.
Долго я терпел и ждал.
Стал характер тверже.
В день защитника слинял
К временной дублерше.
Март начался – тезка мой
Отдан на стоянку.
Я же с собственной женой
Вновь делю лежанку.
Вроде наступил покой,
Не воняет калом,
Но тревожит, что весной
Праздников навалом.
Близко-близко день подруг,
Следом праздник смеха.
Веселятся все вокруг.
В мае сплошь потеха.
Только слышу ночью вой —
Горько жёнка плачет.
Не иначе как весной
В дом козла притащит.
Кругосветка
Рву я брачные обузы
на призыв всеядной музы.
Убегая от гастрита,
в глубь безбрежного корыта
сигану с балкона пузом.
До Урала по-собачьи,
высоко корму отклячив
наподобие арбуза,
рою в стиле Лаперуза.
За Уралом невезуха —
плыть тайгой – сплошная мука:
гнус, медведи, мошкара.
Перейти на кроль пора.
Обдеру о корни брюхо.
Волны гнать – не привыкать,
так, чтоб тигру не догнать.
А то ведь какая штука —
так сырым сожрут, как Кука.
Вот и кромка океана.
Я тропою Магелана
по пластунски всю страну!
Курс – Америка, по дну.
Ждет меня Капакабана.
Не Колумб я, не надейся,
чтоб нарваться на индейцев.
Доползу, сгрызу банан
и скорей смотреть канкан.
Кругосветка позади,
Греет орден на груди.
Памятные строки
* * *
Кто уголок тот у пивной не знает —
"Ночь, улица, фонарь, аптека"?
Сказал алкаш, из лужи выползая:
"Не знает тот, кто Блока не читает.
А место всё же красит человека!"
* * *
Что за зима? – сплошная слякоть.
Судьба моя с существенным изъяном.
"Февраль. Достать чернил и плакать":
За что же назван я Касьяном?!
(Пастернак)
* * *
Рискнул он ипотеку взять,
толкнулся в банковские двери.
Теперь бомжует на панели.
"Умом Россию не понять",
и он, дурак, решил поверить.
(Тютчев)
* * *
Таланта нет до неприличия,
ни вкуса и ни слога нет,
но повторяет он привычно:
"Высокое косноязычье
Тебе даруется, поэт".
(Н. Гумилёв)
* * *
Когда прогресс творить неймётся,
за дело правое страдать,
в порыве праведных эмоций
начальство словом пригвождать,
"нам не дано предугадать,
как наше слово отзовётся"
(Ф. Тютчев)
* * *
Сушим мозг свой в инете, витии,
то, что видим мы, то и поём,
полыхаем глагольным огнём ...
"Дураков не убавим в России,
а на умных тоску наведём".
(Н.Некрасов)
* * *
В грязи Болотной чавкает столица,
и вонь болотная разносится окрест.
"И снова бой! Покой нам только снится ..."
России суждено нести раздрая крест.
(А. Блок)
Блаженство
Скажи мне, друг, чем вдохновение
отлично от простого вожделения?
И там, и там желания бурлят,
реализации хотят.
И вдохновение, и плотский зуд
чудесные мгновения несут.
Отсюда вывод вытекает:
в блаженстве тот, кто сочиняет.
Играть в экспромтах и стихах
одно лишь удовольствие.
Приходится держать себя в руках
и сохранять спокойствие.
Поэзия кулинарии
Для графомана нет мучительней процесса,
Чем поиск тем, чтоб зуд унять души.
Ведь истоптали всё поэты, поэтессы,
И в темах не найти глуши.
И вдруг толчок, меня как осенило!
Нехоженые тропы есть:
Вот в кулинарии божественная сила.
Одну любовь ей можно предпочесть.
Я в классиках копался тщетно,
Надеясь отыскать хоть что-нибудь про снедь.
Увы, несовместимость явная заметна:
Писать стихи и есть хотеть.
Я классиков закрыл, не солоно хлебавши,
И понял: подымать МНЕ эту целину.
Ведь я пишу поемши, но не спамши,
Неся за графоманство тяжкую вину.
И чтоб восполнить сей в поэзии пробел,
Я гастрономию воспел.
Монолог кота
Март позади. Что не угомониться
и ратных ран не зализать?
Нет, кисок морды (тьфу ты, лица)
ночами не дают мне спать.
Я в мае подкатил к сибирской кротко:
так мол и так, одних кровей.
Июль – ангорская красотка,
как зной не паханных полей!
Потом пошло: бобтейл, шартрез, сиамки.
За ними пикси-боб, кимрик ...
Короче, протянул бы лапки,
но я ведь к трудностям привык.
Вот так кляну, посыпав шерсть золою,
годичных циклов маяту.
Наступит март – опять завою,
как и положено коту.
Командированный
В клетушке меблированной,
Чуть пьян и трезв отчасти,
Сижу командированный,
Вчерашнего во власти.
Окно полуподвальное
Под юбки лезет оком,
Устойчивость моральная
Проходит пытку шоком.
Шуршат манящим шепотом
Колготы из-под мини,
Зовут каблучным цокотом
Не женщины – богини!
Устойчивость моральная
Сильней подвальной страсти,
Душа маниакальная
Вчерашнего во власти.
От жажды умирая у ручья
По Виньону
От жажды умираю у ручья …
Исток его – химкомбината лоно.
Не до питья. А чья вина? – Ничья.
А, может, чуточку Вийона.
Глаза слезит мне сероводород.
Я нос зажал и затаил дыханье.
Мосточка нет, подобен смерти брод.
И всё поэту в наказанье.
Едва сдержав негодованья стон,
В сердцах Вийону выпалил: – Иди ты!
Я проштудирую тебя, Вийон, …
Но лишь в костюме химзащиты.
Д ом с приведениями
Деревянный мой дом,
особняк двухэтажный,
самый крупный, богатый
в киржачской глуши.
Видно, предок мой был
человеком из важных,
но совсем без забот
о спасенье души.
Старый дом
резеденцией стал привидений.
Даже днём
можно слышать в нём скрип половиц.
По субботам звучит
заунывное пенье.
Эти звуки не спутаешь
с пением птиц.
Ну а ночью, во тьме
бесшабашные пляски.
Нечесть предпочитает
канкан и гопак.
Раньше сам я не верил
в подобные сказки,
а теперь по субботам
редут мой – чердак.
Я сижу взаперти,
обнимая берданку,
и курю,
чередуя махорку и "Кент".
Тоник с джином глотаю
за банкою банку.
Жду, когда же закончится
их уикенд.
А тусня не спешит,
знай себе веселится,
шебуршит,
в выходные попокойка с ранья.
Нужно дом загонять,
как ни больно проститься.
Всё равно человеку
не будет житья.
Что я только не делал?!
развешал иконы,
дустом дом весь обсыпал,
капканы в углах.
Но не писаны, значит,
земные законы
для живущих
в невидимых нами мирах.
Чёрных дыр не нашёл,
сколько я ни искал их.
Не пресёк потайной
с того света канал,
чтобы в дом не пускать
привидений незваных.
И терпенье, и силы
свои исчерпал.
Не понятен народ
параллельного мира.
Не имею к нему, видно,
нужный подход.
Может, новый хозяин
найдёт эти дыры,
залатает, а то
поимеет доход.
В пору ту, как назло,
приглянулась девица —
круглолица, блондиниста,
кровь с молоком.
Будто чёрт меня дёрнул
поспешно жениться
и ввести эту женщину
в проклятый дом.
Ей здесь всё оказалось
по слуху и вкусу.
Даже скрип половиц,
с тем же скрипом кровать,
даже стон завываний —
истошных и гнусных,
даже ... Смелости нет
про такое сказать.
День за днём,
за неделей неделя.
В выходные жена
прям сама не своя.
На ночь я затыкаю
все дыры и щели,
а она аж трясётся,
азарт не тая.
Хвать рукой, как всегда,
но пуста половина.
Слышу ниже
до боли знакомый мне стон.
Представляю себе
эту порнокартину.
Значит, время форсировать
мне Рубикон.
Уломал я жену
поиграть в паровозик
и увидел ...!
Боялся, хотя ожидал.
Да, увидел приличный и
голенький хвостик.
Я его покрутил и
чуть-чуть приподнял.
Не к добру,
если темечко чешется – к ссоре.
Только драки
и ссоры-то нам нафига?
А я чувствую собственной кожей,
что вскоре
рожу мне, как пить дать,
разукрасят рога.
Зная грех человечий:
не желаем стареть мы,
бес попутал и
влез незаметно в ребро.
Не на ангеле он поженил,
а на ведьме.
И хвостом покрутил,
улыбаясь хитро.
Я с соседкой предпринял
ответные меры,
ведь супруга
сама довела до греха.
У моей, по секрету скажу вам,
мегеры
под шиньоном пробились
сквозь кожу рога.
Утряслось, устаканилось
в нашем поместье.
Пляшут, песни поют
и живут, как хотят.
Вот и мы с благоверной
тусуемся вместе,
и за год наплодили
пяток чертенят.
Стал вести себя дом наш
и шумно, и смело.
Иногда до недели
бардак и гудёж.
Только наша деревня
совсем опустела.
Следом за стариками
ушла молодёжь.
Зимнее
Метель метёт, мороз морозит
и снегопад заснежил снегом
асфальт асфальтовых дорожек.
Авто не едет, а елозит,
и пешеход трусцовым бегом
опередить автобус может.
Осенняя кулинария
Кулинарный ведом труд,
Непогодью нет секретов.
Сочинит вам всяких блюд,
Непосильных для поэтов.
С неба сыплется крупой
Или хлопьями повалит.
Радость бабушке одной —
Той, что Снежною прозвали.
Хоть и падает с небес,
Но крупа совсем не манна.
Осень сделала замес —
На асфальте, как сметана.
Нам по нраву снегодождь,
Хлябь и каша под ногами.
Помесил … и чох и дрожь.
Отчего, не знаем сами.
Поздней осени стряпню —
этой каши съем немножко.
А здоровье сохраню
Я в резиновых сапожках.
А я всё графоманю
Да, встрял в поэзию-то зря я —
Сей труд не легок для лентяя.
Себя же в угол загоняя,
Пишу стихи, забыв про сон,
Подбором рифмы утомлен
Валил бы лес могучей дланью,
Стерег с ружьем тропу кабанью,
А я в безделье графоманю.
Понятно каждому ежу,
Бумагу зря перевожу.
Другой, чтоб значиться поэтом,
Украсил стих свой силуэтом,
Слезой, элегией, рассветом.
Я ж не филолог, не эстет —
Я графоман, а не поэт.
И рифмы пусть мои избиты,
И строчки все коряво сшиты,
Пошлю я критика: «Иди ты …
Пошел подальше от меня
В свои туманные края».
Одиночество.Пародия на стих.
Одиночество
Вечер.
Февраль.
Метели...
Холод,
печаль,
озноб
В белой
со мной
постели, —
Словно
я лёг
в сугроб.
(Г. Шамрай, литклуб «ОТКЛИК»)
П а р о д и я
Ночь, улица, фонарь, аптека.
Одиночество пика достигло.
Виновата во всем ипотека —
На нее не купить даже иглу.
Метелит морозом по коже,
Горит вдохновением лоб.
Стихами выстелив ложе,
В ознобе зароюсь в сугроб.
Восточный календарь
Метельный учинив разгул,
Заснежив веси, города,
Опять нас всех Восток надул,
Всучив за тигра нам кота.
Изрядно тигр поцарапал
Меня своей когтистой лапой.
Бросал то об стену, то на пол,
То лез мне в душу тихой сапой.
Ушёл! Какая благодать!
Уход его мне благо.
Кот сможет раны зализать,
Хоть он и не собака.
Когда то тут, то там болит,
С котом общаться очень кстати.
Залечит он радикулит
И прочие напасти.
А если он не кот, а кролик,
То проку от него лишь шкурка?
Какая разница, коль хроник,
И жизнь моя, как сивка-бурка.
Вот дожили!
Вот дожИли!
В Подмосковье сущие субтропики.
Аж в глазах замельтешили
ведьмочки и чёртики.
Перегрелся.
Мне сейчас бы окунуться в Карское,
но куда наш Север делся?
Пекло там Сахарское.
