Текст книги "«Кармен» в первый раз"

Автор книги: Юрий Димитрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Часть третья
ПОСЛЕ «КАРМЕН»

«Это преступление, вы слышите меня, преступление!»

Шарль Пиго. 1886 г.

«Под руку с верным Гиро, который так кстати оказался рядом в этот тяжелый момент, Бизе вышел из театра и до рассвета бродил по городу».

Так утверждает Шарль Пиго, автор первой биографии Бизе, при работе над которой он не раз встречался с Гиро. Вспоминающий эту ночь Людовик Галеви через 30 лет после премьеры «Кармен» говорит иначе.

Людовик Галеви. 1905 г.

«Бизе и я жили в одном доме… Мы возвратились пешком, молча. Мельяк нас сопровождал».

Согласимся с Пиго. Его рассказ ближе к событиям.

Париж. Публика времён Бизе

Одной из первых реакций на премьеру для Бизе оказалось странное письмо Массне.

Жюль Массне – Жоржу Бизе

2 часа ночи, 4 марта 1875 г.

«Как вы должны быть сейчас счастливы! Ведь это большой успех. Когда мне выпадет удача повидать вас, я расскажу, какую радость вы мне доставили, – и эта радость зачеркивает известное огорчение… я оказался совсем забытым вами и г. Дю Локлем в отношении билетов. Но у вас, должно быть, отбою не было от просьб ваших друзей! А тут еще и я докучаю. Еще раз браво от всего сердца!»

Это письмо Н. Савинов характеризует как «бестактность, если не откровенное издевательство». Не такой характер у мягкого, вкрадчивого, порою даже льстивого Массне, чтобы издеваться над своим другом. Да, письмо труднообъяснимо. Возможно, Массне вовсе не попал на премьеру «Кармен», но счел необходимым поздравить друга. Может быть, обстоятельства заставили его уйти со второго акта. Издевательство? Нет, слишком изуверская месть за непредоставленные билеты.

Утром после премьеры разгневанный поэт и критик Жан Дюпен высказал своему приятелю и сотруднику Анри Мельяку все, что он думает о «Кармен».

Жан Анри Дюпен. «Воспоминания».

«Я не стеснялся в выражениях. «Ваша «Кармен» катастрофа! Она доживет до двадцатого спектакля, не дольше. Музыка длится и длится, ни на миг не останавливаясь. Она даже не оставляет времени, чтобы поаплодировать. Это не музыка! И ваш сюжет – это не сюжет! Мужчина ищет женщину. Он находит ее. Это первый акт. Он любит ее, она любит его. Это второй акт. Она не любит его больше. Это третий акт. Он убивает ее. Это четвертый! Это что, сюжет? Вы называете это сюжетом? Это преступление, вы слышите меня, преступление!»

В газетах появились краткие репортерские отчеты о том, что произошло накануне в театре Опера-Комик (главные рецензии во влиятельных газетах выскажутся позже). В каких-то из них ощущалось сочувствие к опере Бизе. В остальных же – их было подавляющее большинство – речь шла о скандальном спектакле, аморальность которого возможна разве что на фривольных сценах водевильных театров.

Друг Бизе, актер Комедии Франсез Пьер Бертон, в день премьеры был занят в своем театре. Он побывал на втором спектакле «Кармен» 5 марта.

Пьер Бертон. «Воспоминания о театральной жизни».

«Я пришел весьма мрачным, в плохом настроении, стараясь выяснить мотивы столь жестоко сложившейся ситуации. Первые такты прелюдии и поднявшийся занавес разогнали все облака. Захваченный могучим обаянием произведения, я моментально забыл о неуспехе спектакля, состоявшегося позавчера. Куда девалось то неприятие зрителей, тот ледяной холод, о котором мне рассказывали? Все было принято, оценено, отмечено. Аплодировали первому хору, бисировали удивительную «Хабанеру», приветствовали криками «браво!» сцену обольщения и забавный побег Кармен. О чем говорили мои друзья? Что вызвало сопротивление публики, тот ледяной холод, о котором мне так много рассказывали? Сегодня вечером не я один был околдован. Весь зал вибрировал в унисон. Толпа, с которой я сталкивался локтями в коридорах и фойе и чьи суждения, быть может, порой наивные, витали у меня над головой, казалась очарованной в той же степени, что и я. Как могло быть по-другому в позапрошлый вечер? Возможно, правда, что впечатление от других актов не оправдает успех первого. Нет, это было не так. Второй акт прошел, как и первый, безо всякого проявления того пуританского отвращения, которое так не к месту предсказывал Дю Локль. В третьем акте интродукция и сцена гадания произвели еще больший эффект. В четвертом зал был захвачен финальным дуэтом и смертью Кармен; и когда занавес опустился, композитору аплодировали так же, как и исполнителям. …Казалось, люди были удивлены тем, что им понравилось…и если бы они не знали о холоде, царившем на премьере, возможно, они восторгались бы еще больше. Я ушел довольный, но все меньше и меньше понимал, что же могло случиться на том первом представлении. Мои друзья, которым я не мог отказать ни в проницательности, ни в симпатии к Бизе, говорили мне о провале, а я только что присутствовал при успехе».

9 марта состоялся четвертый спектакль «Кармен». На нем был Сен-Санс.

Камиль Сен-Санс – Жоржу Бизе.

10 марта 1875 г.

«Наконец-то я увидел «Кармен». Нахожу ее чудесной, говорю Вам чистую правду».

Бизе ответил Сен-Сансу благодарным письмом. Ответил ли он Массне неизвестно.

После четвертого показа «Кармен» в Париже спектакль хотели снять. Администрация оптом раздавала билеты в тщетной попытке заполнить места.

Людовик Галеви после шестого представления «Кармен» попытался объяснить провал оперы на премьере.

Людовик Галеви. Дневник.

«За время репетиций я прошел через целую гамму самых разных впечатлений от этой вещи. Сперва музыка показалась какой-то немелодичной, слишком сложной. Мало-помалу… исполнители стали способны видеть те тонкие и оригинальные вещи, которыми была наполнена эта весьма диковинная и весьма оригинальная партитура. …Последние репетиции были просто превосходны.В зале были служащие театра, жившие вместе с этой музыкой три или четыре месяца, и у которых, следовательно, было время проникнуться ее красотой. Мы были полны уверенности в премьере. Но, увы, то же самое, что случилось с нами в самом начале, очевидно, случилось и с публикой.

Это как будто бы логичное объяснение не слишком согласуется с описанием Бертоном второго спектакля. Даже если допустить невольное преувеличение им степени энтузиазма публики (слышавшей музыку «Кармен» впервые), очевидно, что зал принял и спектакль, и музыку. К сожалению Бертон не указывает, как на второй премьере был заполнен зал Опера-Комик. Известно, что после пятого представления, когда в газеты попал предпремьерный ответ Дю Локля министру, предостерегающий от семейного посещения скабрезного спектакля, число зрителей в зале Опера-Комик несколько увеличилось. Однако известно также, что за все время проката театром «Кармен» зал ни разу не был полон.

На каждом спектакле после премьеры начинающий композитор Венсант д’Энди по просьбе Бизе должен был за кулисами давать на фисгармонии нужный тон перед акапельной песенкой Хозе во втором акте. Таким образом, В. д’Энди был на тридцати представлениях «Кармен», в том числе и на последнем. И его свидетельство имеет особую ценность.

Винсант д ’Энди.

«Я видел, как зал постепенно пустел».

Общий уровень исполнения «Кармен» на премьере, согласно М. Куртисс, был невысоким. Хористки театра продолжали возмущаться требованиями, которые к ним предъявляли. Они не привыкли играть поодиночке, только всем вместе в хоровом каре. Шокированные самой идеей такого дикого поведения они к тому же испытывали головокружение из-за сигарет, которые их заставляли курить. И не удивительно, что их ссора с Кармен и друг с другом выглядела довольно апатичной.

«Чума на эти адские создания!»

Критика на «Кармен»…

Парижская критика – это предприятие серьезное. Там и консерваторские профессора, и композиторы, и авторитетные обозреватели журналов, имедж которых объективеность, и бесстрашные «радикалы» – страстные пропагандисты творчества Берлиоза, Вагнера. Радикалов и у нас хватает, но на нашу нынешнюю критику все это мало похоже. Сейчас большинство наших критиков и не критики вовсе, а журналисты, а если уж совсем честно, то журналюги. В Петербурге, к слову, в последнее десятилетие орудует некий enfant terrible (это я по-французски изъясняюсь, в переводе – ужасный ребенок), И этот питерский «terrible» – о трех головах. Их трое. Это одна компания. После каждой статейки – толпа обиженных и оскорбленных. Журналистская жилка у каждого из них есть, словечки пляшут, письмо бойкое, Умеют больно ужалить. На пчел не походят, скорее на змей. Пчела после укуса оставляет жало в теле жертвы и погибает. А они нет, прекрасно себя чувствуют. При этом, если даже в их писаниях и попадаются верные мысли, меткие критические наблюдения, их цель не разобраться, выяснить, помочь… Их цель – осмеять, оскорбить, унизить. Таков их журналистский тон. И таково их ощущение своей полной безнаказанности. Автор ведь отвечать критику не может. И не должен. В ответ на критику автор имеет право сказать только два слова: «спасибо, учту».

Развернутые рецензии на «Кармен» вышли в один и тот же день – 8 марта. Их было четырнадцать. Некоторые нынешние музыканты склонны не верить в провал «Кармен» на премьере – неудачный спектакль, не более. У прочитавших эти рецензии всякие сомнения на этот счет отпадут. Слишком чувствительным читателям искренне советую пропустить эти страницы.

Э. Рейе.

«Journal des Débats».

«Нужно ли делать сейчас анализ партитуры «Кармен»? Я предпочитаю перечислить те сцены, которые особенно тепло были приняты публикой, и те, которые были приняты хуже».

Поль Сен-Виктор, граф – французский критик. Литературную карьеру начал с фельетонов в католической прессе. В 1870 был назначен главным инспектором по делам искусств.

Газета «Monitor».

«…Кармен – это волк в овчарне…Андалузия! Полная дикости, населённая цыганами и бродягами, где любовь это солнечный удар, а ревность – удар ножа. …Г-н Бизе принадлежит, очевидно, к той новой секте, учение которой заключается в том, чтобы затемнить музыкальные мысли. Оракулом этой школы является Вагнер: мотив уже не в моде, мелодия устарела; пение, подавляемое оркестром, должно быть только слабым его отзвуком».

Правительственный инспектор по делам искусств оперу, скажем мягко, не одобрил.

Анри Мари Лавуа – музыковед. Был музыкальным фельетонистом «Globe» и деятельным сотрудником музыкальных журналов. Автор фундаментальных работ о французской музыке. Журнал «Illustration».

«…Перегруженной партитуре не хватает порядка, плана, ясности…В опере слишком много учёности. Г-н Бизе, которому незачем учиться тому, чему обычно обучают, к сожалению, должен ещё многое узнать из того, чему не учат. …Он должен ещё от многого отучиться, чтобы стать подлинным драматическим композитором».

Леон Эскудье – парижский музыкальный издатель и театральный антрепренер. Пропагандист вердиевских опер во Франции.

«…Сюжет нам антипатичен, особенно две роли Кармен и Хозе – нерадивый солдат… Жесты актрисы бесстыдны, а голос её подчас приобретает роковое звучание и несёт в себе нечто столь тривиальное и ужасающее, что желаешь не видеть более никогда эту актрису и не слышать её пения».

Викторен Жонсьер, композитор и музыкальный критик. «Le Journal de Paris».

«…Это создание, низкое…это дикое животное. Роль эта настолько отвратительна, что никогда не следовало переносить её на сцену».

Жан-Люсьен Жюльен – французский музыковед, музыкальный критик и публицист, Автор многочисленных работ о французской музыке, французской опере и монографий о крупнейших французских композиторах. Восторженный поклонник Берлиоза и Вагнера.

Журнал «Le Ménestrel»

«…Сюжет оперы ни в коей мере не подходит к жанру комической оперы и преподносит зрителю лишь скверных во всех отношениях людей с низменными душами. При всём желании сделать этот сюжет приятным и грациозным невозможно. Но следовало, по крайней мере, осмелится не стушевывать сюжет, не смягчать его, не делать из него самую обыденную игру с ничем не объяснимым убийством в конце. Г-жа Галли-Маръе осмелилась, и в этом причина её поразительного успеха… Актриса, певица, а при случае и танцовщица, она сумела придать этому своеобразному, страшному образу цыганки характер поразительной захватывающей правдивости… Инстинктивно или обдуманно, но, во всяком случае, она в этой роли создаёт живой образ!

Музыка Бизе очень хорошо согласуется с поэтическим текстом, благодаря преднамеренной посредственности, благодаря искренним порывам, тотчас же подавляемым, своей, оказавшейся бесполезной, принципиальной уступчивости. …Его разнообразные инструментальные комбинации, прекрасное сочетание различных тембров, вообще крайне интересная оркестровая обработка, повышающая качество некоторых вокальных отрывков, в которых мелодическая сторона отличается самой плоской банальностью, способной очаровать даже самые немузыкальные уши… как-нибудь не отпугнуть любителей квадратности мелодических фраз и грациозных куплетов. Если бы я стал разбирать эту пространную партитуру страница за страницей, мне бы пришлось произносить слова строгого осуждения композитору, от которого можно было бы ждать значительно большего, на которого ещё можно возложить некоторые надежды.

Что это за фигура – юная Микаэла, которая среди этой дикой и жуткой драмы выбегает и поёт приторные романсы?»

П. Бернар, музыкальный критик.

Газета «Le Moniteur universel».

«Кармен, героиня либретто Мельяка и Галеви, всего-навсего бесстыдная женщина, играющая отвратительную роль на сцене, которая внушала нам до сих пор больше морали и стыдливости. Скромные матери, почтенные отцы семейства! С верой в традицию вы привели ваших дочерей и ваших жен, чтобы доставить им приличное, достойное вечернее развлечение. Что испытали вы при виде этой проститутки, которая из объятий погонщика мулов (осмелюсмь перебить вас, г-н критик, погонщики мулов – это из «Арлезианки» – Ю.Д.) переходит к драгуну, от драгуна к тореадору, пока кинжал покинутого любовника не прекращает ее позорной жизни».

Ахилл де Лозьер, маркиз, влиятельный музыкальный критик и композитор. Одна из его опер была поставлена в «Театр-итальен». Перевел на итальянский язык около дюжины опер, в том числе «Фауста».

Газета «La Patria».

«Куртизанки всё более завоёвывают сцену. Вот класс, из которого наши авторы набирают героинь своих драм, комедий и даже комических опер. Как только сочинитель испачкается в социальной сточной канаве, он вынужден идти по стопам своих предшественниц – Марион Делорм, Манон Леско, Маргарита Готье… – вот вехи на этом недостойном пути. Одни из них восклицают, что любовь вернула ей чистоту, для другой молодость служит оправданием её неопытности, в третьей сумасшествие представляется нам как великая святость… И можно заключить, что эти весьма достойные псевдокуртизанки не оставляют за собой целого шлейфа грязи. Кармен – это женщина, которая отдаёт своё тело первому встречному солдату по своему капризу, из бравады, случайно, по слепоте. Затем, вынудив его утратить свою честь, она понуждает его бежать, став ее любовником, которого она бросит немедленно, как только появится другой. В то же время она делает свои делишки, отдавая себя таможенным офицерам, чтобы облегчить промысел контрабандистов… Дикая полуиспанка, полуандалузска, чувственная, насмешливая, бесстыдная, не верит ни в Бога, ни в чёрта… это настоящая проститутка грязных улиц и перекрёстков. Это учебник с описанием феномена патологии, подобно тому, как анатом описывал бы кости и внутренности, поражённые гангреной…»

Господа критики. Вы меня слышите? Все это Бизе прочел.

«…Очень талантливые и опытные либреттисты избрали любовную историю плохого солдата, плохого сына, кончающего тем, что становится убийцей, и девицы с табачной фабрики, которая начинает с поножовщины и кончает тем, что сама заколота кинжалом. Это мелодрама для бульварного театра. Но представление этих вульгарных характеров людей низшего класса на сцене Опера-Комик свидетельствует о процессе деградации общества и искусства. Чего же требовать от человека в такое время, когда всё решают деньги, и когда даже такие театры, как Опера-Комик и Комедии франсез, открывают свои двери произведениям, которые могут рассчитывать на успех только у уличной толпы и бульвардье?

…Композитор должен вернуться к той своей манере, в которой он писал для широкой публики или пусть пишет для своей маленькой группки в 24 человека, которая только и в состоянии понять его. Его музыка бывает понятна только тогда, когда она, как песня Тореадора, представляет собой плагиат из народных песенных источников. Он мог бы придать всей работе тепло солнечной Испании… (как он сделал это с Хабанерой, которую пела Галли-Марье), которого так ищут, и напрасно, во всей его партитуре».

Автор последней в этом ряду рецензии поталантливее других. Его критика обжигает музыку Бизе своим вниманием и до премьеры «Кармен», и после. Быть может, извивы именно его критической мысли дадут нам возможность постигнуть тайну его так и не пошатнувшегося в собственных глазах самоуважения.

Оскар Кометтан – литератор и композитор, кончивший Парижскую консерваторию. Оставил свыше 150-ти музыкальных произведений, главным образом романсов и фортепианных пьес. Выступал в парижской прессе в качестве музыкального критика и публициста. Газета «La Siècle».

«Друзья безграничной испанской весёлости должны быть очень довольны. Вот андалузки с их загорелыми грудями, тот сорт женщин, которые, полагаю, толпятся в кабачках Севильи и Гренады… Чума на эти адские создания! Эта кастильская распущенность! Это опьяненье под звук кастаньет, эта манера строить глазки, вызывающее верченье бёдрами, драки на ножах. Красотки, изготовительницы сигарет, танцы св. Витта скорее непристойные, чем чувственные… Как тут соблюсти мораль и нравственность всех этих живописных драгун и тореадоров, которые наблюдают за этой «мадмуазель». Разнузданный танец её бёдер можно остановить, только вылив, холодную воду ей на голову и натянув на неё смирительную рубашку.

Патологическое существование этих несчастных женщин, на которое вдруг безжалостно направлен луч, это, скорее, интерес для врача, чем для публики, приходящей в Опера-Комик со своими жёнами и дочерьми…

…Кармен – ужасная испанка с прыжками тигрокошки и корчами змеи. Из всей этой полуинфернальной компании, к которой относятся Галли-Марье, Дюкас (фраскита) и Шевалье (Мерседес), только Миказла являет собой характер славный и симпатичный».

Господа критики. И бойкие журналюги, и знающие, серьезные аналитики. Вы меня слышите? Все это Бизе прочел.

«Галли-Марье, эта достойная актриса могла бы скорректировать то, что есть шокирующего и антипатичного в характере этой бессердечной, бездушной, низкой цыганки. Она же, напротив, усугубляет черты Кармен, которые были бы простительны, если бы речь шла о представлении оперетты на сцене небольшого театра. В Опера-Комик, этом наидостойнейшем из когда-либо существовавших театров, м-ль Кармен могла бы попридержать свои страсти.

Вряд ли либретто, подобное этому, могло вдохновить композитора. Его первооснова – чувственность… Если бы Россини, когда ему было 25 лет, вынужден писать музыку на такое либретто, он справился бы с этой трудной задачей, став прачкой, очищающей его с помощью искренней мелодии… Изобретательные оркестровые детали, рискованные диссонансы, оркестровые тонкости не могут музыкально выразить утробное безумие м-ль Кармен и устремления её ревнивых ухажеров. Мелодия, независимая мелодия… только она способна оправдать брутально-реалистические характеры, выписанные господами Мельяком и Галеви.

Это вовсе не значит, что в партитуре Бизе нет так называемых тем; им, правда, к сожалению, не достаёт новизны и… достоинства. К тому же, ни в плане, ни в стиле оперы нет единства сценической и драматургической реализации. Г-н Бизе, который хочет исследовать то, о чём надо молчать, вынужден, к сожалению, искать там, где найти что-либо невозможно. Его музыке, истощённой школой поисков и диссонансов, следовало бы вернуться на путь музыкальной чистоты.

Мы ещё пойдём слушать оперу, если её ещё будут исполнять, и тогда вернёмся к партитуре «Кармен».

Как комментировать эти рецензии? Право открыть дискуссию предоставим Куртисс.

Мина Куртисс. «Бизе и его мир».

«В основе этого потока гнева в газетах была не столько честная попытка дать оценку предмету искусства, сколько негодование в адрес самой идеи изменения или новаторства, которые требовали новых глаз и ушей в театре».

В этих критических разборах оперы самым поразительным для всех нас является взгляд на музыку «Кармен» критиков-музыкантов. Для нас музыкальный язык Бизе не является столь уж революционным. В нашем восприятии революционерами языка во второй половине XIX века выступают скорее Берлиоз, Мусоргский, Дебюсси… Очевидно, для современников Бизе его музыкальный слог гораздо сильнее выделялся «лица необщим выражением», чем нам кажется. Впрочем, относительная недоступность для музыкантов языка именно «Кармен» связана, на мой взгляд, и с необычностью ее оперной формы. Эта нетрадиционность формы (музыки вместе с ее немузыкантскими частями – сюжет, либретто, театр) вызывает невольное сопротивление профессиональной психологии музыканта.

Жорж Бизе – Антуану Шудану

Лето 1866 г.

«…И впредь никогда не придавайте слишком большого значения суждению музыкантов, даже самых лучших. Они отождествляют себя с произведением; они смотрят на него с особой точки зрения. Они заранее предубеждены, сами того не сознавая, и это делает их слепыми».

Позволю себе привести здесь одну сентенцию из моей книжки «Нам не дано предугадать» о либретто оперы Д. Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда» [4]4
  Димитрин Ю. Нам не дано предугадать. Размышление о либретто оперы Д. Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда», о его первоначальном тексте и последующих версиях. СПб. 1997


[Закрыть]. Там я, в частности, пытаюсь анализировать отношение музыкальной общественности к оперному творчеству Шостаковича. И не только…

«…Присмотримся к слишком уж частой «незоркости» суждений «музыкальной общественности» в музыкально-сценических произведениях, не вполне укладывающихся в рамки традиционных взглядов. Словно бы профессиональная психология музыканта, заставляя его фокусировать своё внимание на музыке, в чём-то препятствует верному охвату целого. Ведь и первую постановку «Носа» по достоинству оценили (кроме, разве что, Соллертинского) – не музыканты (режиссёр В. Мейерхольд, писатель Ю. Тынянов, драматург А. Пиотровский, кинорежиссеры С. Юткевич, Л. Трауберг, Г. Козинцев). Музыканты (смотрите рецензии того времени) оценивали ее более чем сдержано. Примерно та же ситуация сложилась вокруг «Карменситы и солдата» Немировича-Данченко и мейерхольдовской «Пиковой дамы». В 1875 г. «музыкальная общественность» Парижа откликнулась на первую премьеру «Кармен» тринадцатью рецензиями (отрицательными, резко отрицательными и просто оскорбительными для Бизе). И лишь в одной – четырнадцатой – осознавалось уникальное значение этой оперы, созвучное нашему сегодняшнему взгляду на «Кармен». Это была рецензия поэта Теодора де Банвиля. А на чью сторону встала «музыкальная общественность Франции» (во главе с Ж. Ф. Рамо) в баталиях «войны буффонов», приведших, в конце концов, к реформе Кальцабиджи-Глюка? На сторону буффонной «Служанки-госпожи»? Нет. На её стороне были публика и энциклопедисты».

Теодор де Банвиль, французский поэт, драматург, критик, журналист и писатель.

Журнал «Nationale».

«…Всё это настолько ново, что публика восклицает: «О! Что это? Ведь я возмущён, очарован, растроган, в слезах: в общем-то, я обманут!» Комическая Опера – театр традиционный, театр добродетельных разбойников, томных барышень, любви на розовой воде, атакован, изнасилован, взят в осаду бандой разнузданных романтиков с г-ном Дю Локлем во главе; в ней вагнерист Жорж Бизе, неистово отказывающийся выражать чувства с помощью песенок; в ней также Мельяк и Галеви, которые стремятся построить нечто такое, что выше и лучше самых высоких мельниц; и, наконец, мадам Галли-Марье, которая взяла на себя миссию воплотить поэзию Гете и Мюссе, Миньон и фантазии… – в единственном месте в мире, более всего противоположном поэзии. Либо севильская таверна, пропитанная алое, олеандрами и сигаретным дымом, убитая, плавающая в собственной крови Кармен должны исчезнуть, обращенные в бегство музой, вдохновляющей г-на Сен-Жоржа, либо «Фра Дьаволо»должна избавиться от тумана увядших выдумок и пустых теней! Тем более что дерзкие попытки мятежников не оставили дверей, открытых для примирения. …Если мы не будем осторожны, они дойдут до того, что в конец развратят наш второй лирический театр, прежде такое сладкое и благонравное дитя, что мы еще услышим там прекрасные строчки, которые могли бы поразить позднего Скриба, как добрая лохань святой воды поражает дьявола. Г-н Жорж Бизе, один из тех амбициозных людей, для которых музыка должна быть – даже в театре – не развлечением, не способом провести приятный вечер, но божественным языком, выражающим страдание, безумие, возвышенные порывы бытия тех, кто здесь внизу… лишь скиталец и изгнанник. В обиталище милых, голубоглазых, розовых куколок, бывших радостью наших отцов, он хочет ввести настоящих мужчин и подлинных женщин, увлеченных и мучимых страстью…

Чтобы совершить этот переворот, г-н Бизе находит единственно возможный путь – отважно и дерзостно вышвырнуть за окно всю древнюю ветошь, все старые призраки Комической Оперы, чтобы дать место новому… Берегитесь, однако, г-н Бизе, г-да Мельяк и Галеви – леди Макбет была права. В противоположность арабским духам тут будет запах крови. Как сможет вернуться сюда когда-нибудь в будущем «Белая дама?»

Теодор де Банвиль

Жорж Бизе – Теодору де Банвилю

После 8 марта 1875 г.

«Не знаю, как отблагодарить Вас за очаровательную статью, которую Вы посвятили Кармен.Я очень горжусь тем, что смог вдохновить столь восхитительную фантазию».

Статья Т. де Банвиля – единственная, где говорится о роли оперы Бизе в театральной культуре Парижа, Франции, мира. Но это был одинокий голос на фоне мощного хора отрицателей, искренне оскорбленных тем, что восхищало де Банвиля. С чувством горечи отметим, что никто из немногочисленных друзей Бизе, оценивших музыкальную и сценическую мощь «Кармен», публично не выступил в ее поддержку. Ни одной попытки как-то нейтрализовать разрушительную энергию критики не последовало.